Евгений Онегин

Глава вторая

O rus!

Hor[64]

О Русь!

IДеревня, где скучал Евгений,Была прелестный уголок;Там друг невинных наслажденийБлагословить бы небо мог.Господский дом уединенный,Горой от ветров огражденный,Стоял над речкою. ВдалиПред ним пестрели и цвелиЛуга и нивы золотые,Мелькали сёла; здесь и тамСтада бродили по лугам,И сени расширял густыеОгромный, запущённый сад,Приют задумчивых Дриад.IIПочтенный зáмок был построен,Как замки строиться должны:Отменно прочен и спокоенВо вкусе умной старины.Везде высокие покои,В гостиной штофные обои,Царей портреты на стенах,И печи в пестрых изразцах.Всё это ныне обветшало,Не знаю, право, почему;Да, впрочем, другу моемуВ том нужды было очень мало,Затем что он равно зевалСредь модных и старинных зал.IIIОн в том покое поселился,Где деревенский старожилЛет сорок с ключницей бранился,В окно смотрел и мух давил.Всё было просто: пол дубовый,Два шкафа, стол, диван пуховый,Нигде ни пятнышка чернил.Онегин шкафы отворил:В одном нашел тетрадь расхода,В другом наливок целый строй,Кувшины с яблочной водойИ календарь осьмого года:Старик, имея много дел,В иные книги не глядел.IVОдин среди своих владений,Чтоб только время проводить,Сперва задумал наш ЕвгенийПорядок новый учредить.В своей глуши мудрец пустынный,Ярем он барщины стариннойОброком легким заменил;И раб судьбу благословил.Зато в углу своем надулся,Увидя в этом страшный вред,Его расчетливый сосед.Другой лукаво улыбнулся,И в голос все решили так,Что он опаснейший чудак.VСначала все к нему езжали;Но так как с заднего крыльцаОбыкновенно подавалиЕму донского жеребца,Лишь только вдоль большой дорогиЗаслышит их домашни дроги, —Поступком оскорбясь таким,Все дружбу прекратили с ним.«Сосед наш неуч, сумасбродит,Он фармазон; он пьет одноСтаканом красное вино;Он дамам к ручке не подходит;Всё да да нет; не скажет да-сИль нет-с». Таков был общий глас.VIВ свою деревню в ту же поруПомещик новый прискакалИ столь же строгому разборуВ соседстве повод подавал.По имени Владимир Ленский,С душою прямо геттингенской,Красавец, в полном цвете лет,Поклонник Канта и поэт.Он из Германии туманнойПривез учености плоды:Вольнолюбивые мечты,Дух пылкий и довольно странный,Всегда восторженную речьИ кудри черные до плеч.VIIОт хладного разврата светаЕще увянуть не успев,Его душа была согретаПриветом друга, лаской дев.Он сердцем милый был невежда,Его лелеяла надежда,И мира новый блеск и шумЕще пленяли юный ум.Он забавлял мечтою сладкойСомненья сердца своего;Цель жизни нашей для негоБыла заманчивой загадкой,Над ней он голову ломалИ чудеса подозревал.VIIIОн верил, что душа роднаяСоединиться с ним должна,Что, безотрадно изнывая,Его вседневно ждет она;Он верил, что друзья готовыЗа честь его приять оковы,И что не дрогнет их рукаРазбить сосуд клеветника;Что есть избранные судьбами,Людей священные друзья;Что их бессмертная семьяНеотразимыми лучамиКогда-нибудь нас озаритИ мир блаженством одарит.IXНегодованье, сожаленье,Ко благу чистая любовьИ славы сладкое мученьеВ нем рано волновали кровь.Он с лирой странствовал на свете;Под небом Шиллера и ГетеИх поэтическим огнемДуша воспламенилась в нем.И муз возвышенных искусства,Счастливец, он не постыдил;Он в песнях гордо сохранилВсегда возвышенные чувства,Порывы девственной мечтыИ прелесть важной простоты.XОн пел любовь, любви послушный,И песнь его была ясна,Как мысли девы простодушной,Как сон младенца, как лунаВ пустынях неба безмятежных,Богиня тайн и вздохов нежных.Он пел разлуку и печаль,И нечто, и туманну даль,И романтические розы;Он пел те дальные страны,Где долго в лоно тишиныЛились его живые слезы;Он пел поблеклый жизни цветБез малого в осьмнадцать лет.XIВ пустыне, где один ЕвгенийМог оценить его дары,Господ соседственных селенийЕму не нравились пиры;Бежал он их беседы шумной.Их разговор благоразумныйО сенокосе, о вине,О псарне, о своей родне,Конечно, не блистал ни чувством,Ни поэтическим огнем,Ни остротою, ни умом,Ни общежития искусством;Но разговор их милых женГораздо меньше был умен.XIIБогат, хорош собою, ЛенскийВезде был принят как жених;Таков обычай деревенский;Все дочек прочили своихЗа полурусского соседа;Взойдет ли он, тотчас беседаЗаводит слово сторонойО скуке жизни холостой;Зовут соседа к самовару,А Дуня разливает чай,Ей шепчут: «Дуня, примечай!»Потом приносят и гитару:И запищит она (бог мой!):Приди в чертог ко мне златой!..[65]XIIIНо Ленский, не имев, конечно,Охоты узы брака несть,С Онегиным желал сердечноЗнакомство покороче свесть.Они сошлись. Волна и камень,Стихи и проза, лед и пламеньНе столь различны меж собой.Сперва взаимной разнотойОни друг другу были скучны;Потом понравились; потомСъезжались каждый день верхомИ скоро стали неразлучны.Так люди (первый каюсь я)От делать нечего друзья.XIVНо дружбы нет и той меж нами.Все предрассудки истребя,Мы почитаем всех нулями,А единицами – себя.Мы все глядим в Наполеоны;Двуногих тварей миллионыДля нас орудие одно;Нам чувство дико и смешно.Сноснее многих был Евгений;Хоть он людей, конечно, зналИ вообще их презирал, —Но (правил нет без исключений)Иных он очень отличалИ вчуже чувство уважал.XVОн слушал Ленского с улыбкой.Поэта пылкий разговор,И ум, еще в сужденьях зыбкий,И вечно вдохновенный взор, —Онегину всё было ново;Он охладительное словоВ устах старался удержатьИ думал: глупо мне мешатьЕго минутному блаженству;И без меня пора придет;Пускай покамест он живетДа верит мира совершенству;Простим горячке юных летИ юный жар и юный бред.XVIМеж ими всё рождало спорыИ к размышлению влекло:Племен минувших договоры,Плоды наук, добро и зло,И предрассудки вековые,И гроба тайны роковые,Судьба и жизнь в свою чреду,Всё подвергалось их суду.Поэт в жару своих сужденийЧитал, забывшись, между темОтрывки северных поэм,И снисходительный Евгений,Хоть их не много понимал,Прилежно юноше внимал.XVIIНо чаще занимали страстиУмы пустынников моих.Ушед от их мятежной власти,Онегин говорил об нихС невольным вздохом сожаленья.Блажен, кто ведал их волненьяИ наконец от них отстал;Блаженней тот, кто их не знал,Кто охлаждал любовь – разлукой,Вражду – злословием; поройЗевал с друзьями и с женой,Ревнивой не тревожась мукой,И дедов верный капиталКоварной двойке не вверял.XVIIIКогда прибегнем мы под знамяБлагоразумной тишины,Когда страстей угаснет пламяИ нам становятся смешныИх своевольство иль порывыИ запоздалые отзывы, —Смиренные не без труда,Мы любим слушать иногдаСтрастей чужих язык мятежный,И нам он сердце шевелит.Так точно старый инвалидОхотно клонит слух прилежныйРассказам юных усачей,Забытый в хижине своей.XIXЗато и пламенная младостьНе может ничего скрывать.Вражду, любовь, печаль и радостьОна готова разболтать.В любви считаясь инвалидом,Онегин слушал с важным видом,Как, сердца исповедь любя,Поэт высказывал себя;Свою доверчивую совестьОн простодушно обнажал.Евгений без труда узналЕго любви младую повесть,Обильный чувствами рассказ,Давно не новыми для нас.XXАх, он любил, как в наши летаУже не любят; как однаБезумная душа поэтаЕще любить осуждена:Всегда, везде одно мечтанье,Одно привычное желанье,Одна привычная печаль.Ни охлаждающая даль,Ни долгие лета разлуки,Ни музам данные часы,Ни чужеземные красы,Ни шум веселий, ни наукиДуши не изменили в нем,Согретой девственным огнем.XXIЧуть отрок, Ольгою плененный,Сердечных мук еще не знав,Он был свидетель умиленныйЕе младенческих забав;В тени хранительной дубравыОн разделял ее забавы,И детям прочили венцыДрузья-соседи, их отцы.В глуши, под сению смиренной,Невинной прелести полна,В глазах родителей, онаЦвела, как ландыш потаенный,Не знаемый в траве глухойНи мотыльками, ни пчелой.XXIIОна поэту подарилаМладых восторгов первый сон,И мысль об ней одушевилаЕго цевницы первый стон.Простите, игры золотые!Он рощи полюбил густые,Уединенье, тишину,И ночь, и звезды, и луну,Луну, небесную лампаду,Которой посвящали мыПрогулки средь вечерней тьмы,И слезы, тайных мук отраду…Но нынче видим только в нейЗамену тусклых фонарей.XXIIIВсегда скромна, всегда послушна,Всегда как утро весела,Как жизнь поэта простодушна,Как поцелуй любви мила,Глаза как небо голубые;Улыбка, локоны льняные,Движенья, голос, легкий стан,Всё в Ольге…но любой романВозьмите и найдете верноЕе портрет: он очень мил,Я прежде сам его любил,Но надоел он мне безмерно.Позвольте мне, читатель мой,Заняться старшею сестрой.XXIVЕе сестра звалась Татьяна…66]Впервые именем такимСтраницы нежные романаМы своевольно освятим.И что ж? оно приятно, звучно;Но с ним, я знаю, неразлучноВоспоминанье стариныИль девичьей! Мы все должныПризнаться: вкусу очень малоУ нас и в наших именах(Не говорим уж о стихах);Нам просвещенье не пристало,И нам досталось от негоЖеманство, – больше ничего.XXVИтак, она звалась Татьяной.Ни красотой сестры своей,Ни свежестью ее румянойНе привлекла б она очей.Дика, печальна, молчалива,Как лань лесная боязлива,Она в семье своей роднойКазалась девочкой чужой.Она ласкаться не умелаК отцу, ни к матери своей;Дитя сама, в толпе детейИграть и прыгать не хотелаИ часто целый день однаСидела молча у окна.XXVIЗадумчивость, ее подругаОт самых колыбельных дней,Теченье сельского досугаМечтами украшала ей.Ее изнеженные пальцыНе знали игл; склонясь на пяльцы,Узором шелковым онаНе оживляла полотна.Охоты властвовать примета,С послушной куклою дитяПриготовляется шутяК приличию, закону света,И важно повторяет ейУроки маменьки своей.XXVIIНо куклы даже в эти годыТатьяна в руки не брала;Про вести города, про модыБеседы с нею не вела.И были детские проказыЕй чужды: страшные рассказыЗимою в темноте ночейПленяли больше сердце ей.Когда же няня собиралаДля Ольги на широкий лугВсех маленьких ее подруг,Она в горелки не играла,Ей скучен был и звонкий смех,И шум их ветреных утех.XXVIIIОна любила на балконеПредупреждать зари восход,Когда на бледном небосклонеЗвезд исчезает хоровод,И тихо край земли светлеет,И, вестник утра, ветер веет,И всходит постепенно день.Зимой, когда ночная теньПолмиром доле обладает,И доле в праздной тишине,При отуманенной луне,Восток ленивый почивает,В привычный час пробужденаВставала при свечах она.XXIXЕй рано нравились романы;Они ей заменяли всё;Она влюблялася в обманыИ Ричардсона и Руссо.Отец ее был добрый малый,В прошедшем веке запоздалый;Но в книгах не видал вреда;Он, не читая никогда,Их почитал пустой игрушкойИ не заботился о том,Какой у дочки тайный томДремал до утра под подушкой.Жена ж его была самаОт Ричардсона без ума.XXXОна любила РичардсонаНе потому, чтобы прочла,Не потому, чтоб ГрандисонаОна Ловласу предпочла[67];Но в старину княжна Алина,Ее московская кузина,Твердила часто ей об них.В то время был еще женихЕе супруг, но поневоле;Она вздыхала о другом,Который сердцем и умомЕй нравился гораздо боле:Сей Грандисон был славный франт,Игрок и гвардии сержант.XXXIКак он, она была одетаВсегда по моде и к лицу;Но, не спросясь ее совета,Девицу повезли к венцу.И, чтоб ее рассеять горе,Разумный муж уехал вскореВ свою деревню, где она,Бог знает кем окружена,Рвалась и плакала сначала,С супругом чуть не развелась;Потом хозяйством занялась,Привыкла и довольна стала.Привычка свыше нам дана:Замена счастию она[68].XXXIIПривычка усладила горе,Не отразимое ничем;Открытие большое вскореЕе утешило совсем:Она меж делом и досугомОткрыла тайну, как супругомСамодержавно управлять,И всё тогда пошло на стать.Она езжала по работам,Солила на зиму грибы,Вела расходы, брила лбы,Ходила в баню по субботам,Служанок била осердясь —Всё это мужа не спросясь.XXXIIIБывало, писывала кровьюОна в альбомы нежных дев,Звала Полиною ПрасковьюИ говорила нараспев,Корсет носила очень узкий,И русский Н как N французскийПроизносить умела в нос;Но скоро всё перевелось:Корсет, альбом, княжну Алину,Стишков чувствительных тетрадьОна забыла; стала зватьАкулькой прежнюю СелинуИ обновила наконецНа вате шлафор и чепец.XXXIVНо муж любил ее сердечно,В ее затеи не входил,Во всем ей веровал беспечно,А сам в халате ел и пил;Покойно жизнь его катилась;Под вечер иногда сходиласьСоседей добрая семья,Нецеремонные друзья,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Роман «Евгений Онегин» (далее – ЕО) цитируется с указанием номера главы (арабская цифра) и строфы (римская). Все цитаты из романа и других текстов Пушкина даются без постраничных ссылок по изд.: Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1937–1949 ([Т. 17:] Справочный том. 1959).

2

Здесь и далее все точные даты являются датами по старому стилю, т. е. по юлианскому календарю, принятому в России до 1917 г.

3

По этому плану роман делился на три части (по три главы в каждой), а главы имели названия: 1. Хандра; 2. Поэт; 3. Барышня; 4. Деревня; 5. Имянины; 6. Поединок; 7. Москва; 8. Странствие; 9. Большой свет.

4

В письме от 4 ноября 1823 г.: «Что касается до моих занятий, я теперь пишу не роман, а роман в стихах – дьявольская разница. В роде Дон-Жуана – о печати и думать нечего; пишу спустя рукава» («Дон Жуан» – сатирическая поэма Байрона; см. комментарий в наст. изд.).

5

Вяземский П.А. Мицкевич о Пушкине ‹1873› // Вяземский П.А. Полн. собр. соч.: [В 12 т.]. Т.7. СПб., 1882. С. 319.

6

Анненков П.В. Материалы для биографии А.С. Пушкина. СПб., 1855. С. 228–230 (Сочинения Пушкина / Издание П.В. Анненкова. Т.1).

7

В «онегинской строфе» 14 стихов (как в сонете), схема рифмовки AbAbCCddEffEgg.

8

Н.В. Гоголь, «В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность» (статья XXXI из его последней книги «Выбранные места из переписки с друзьями», 1847).

9

На этот счет есть ставшее классическим высказывание В.Г. Белинского: «“Онегин” – есть самое задушевное произведение Пушкина, самое любимое дитя его фантазии, и можно указать слишком на немногие творения, в которых личность поэта отразилась бы с такой полнотой, светло и ясно, как отразилась в “Онегине” личность Пушкина. Здесь вся жизнь, вся душа, вся любовь его; здесь его чувства, понятия, идеалы. Оценить такое произведение значит – оценить самого поэта во всем объеме его творческой деятельности». («Сочинения Александра Пушкина. Статья восьмая», 1844.)

10

Время действия первой главы – 1819 г. Пушкин пишет ее в 1823 г., когда ему исполнилось 24 года. Столько же лет Онегину в первой главе (род. в 1795). В последней (восьмой), написанной в 1830 г., Онегину почти 30 лет (действие заканчивается в 1825 г.). Пушкину в 1830-м уже 31 год. Он пишет о человеке старше себя, но принимается за это, сравнявшись с ним в возрасте. О внутренней хронологии романа см. ниже и в комментариях в наст. изд.

11

Об этих и других упоминаемых в ЕО вымышленных и реальных людях см. в наст. изд. указатель «Литературные герои, писатели и исторические лица в романе “Евгений Онегин”».

12

Некоторые из пропущенных строф, скорее всего, никогда не были написаны. Те, что сохранились, приводятся в комментарии в наст. изд.

13

Плетнев П.А. «Евгений Онегин», роман в стихах, сочинение Александра Пушкина. Глава седьмая // Пушкин в прижизненной критике: [В 4 т.]. [Т.2:] 1828–1830. СПб., 2001. С.231.

14

Начало рецензии Пушкина на роман М.Н. Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году», опубликованный в 1829 г. Это был первый русский исторический роман в роде тех, что писал Вальтер Скотт, необычайно тогда популярный. К романам этого же типа относится позднее написанная «Капитанская дочка» Пушкина (опубликована в 1836 г.).

15

«В своей поэме он умел коснуться так многого, намекнуть о столь многом, что принадлежит исключительно к миру русской природы, к миру русского общества! “Онегина” можно назвать энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением» (В.Г. Белинский, «Сочинения Александра Пушкина. Статья девятая», 1845).

16

Слово из письма Пушкина к А.А. Дельвигу от 16 ноября 1823: «Пишу теперь новую поэму, в которой забалтываюсь до-нéльзя» (подразумевается ЕО).

17

Каждому из трех главных героев романа Пушкин дал что-то от самого себя, в том числе Татьяне (об этом см. ниже).

18

Подлинник письма на французском языке.

19

Это предисловие см. в комментарии к наст. изд. Еше за полгода до начала работы над ЕО Пушкин написал о своем Пленнике то, что вполне подошло бы к Онегину: «Характер Пленника неудачен; доказывает это, что я не гожусь в герои романтического стихотворения. Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19-го века» (письмо к В.П. Горчакову, октябрь-ноябрь 1822).

20

Пушкин знал, что на самом деле место ссылки Овидия находилось далеко от Кишинева (см. комментарий).

21

См. речь Достоевского на открытии памятника Пушкину в Москве в 1880 г. (опубликована в его «Дневнике писателя» за тот же год под заглавием «Пушкин»).

22

В восстании на Сенатской площади участвовали два ближайших лицейских друга Пушкина – Пущин и Кюхельбекер. Последний пытался бежать за границу и добрался до Варшавы, но был там пойман.

23

В «Графе Нулине» Пушкин использовал одну из пропущенных строф ЕО (см. комментарий: 1, XIII–XIV).

24

Обычно считают, что Ленский погиб в 18 лет, исходя из замечания автора, что он «…ел поблеклый жизни цвет / Без малого в осьмнадцать лет» (2, X), т. е. родился в 1803 г. (и был сверстником Н.М. Языкова). По другой версии (на наш взгляд, более вероятной), Пушкин считал его своим ровесником, родившимся в 1799 г. См. комментарий в наст.

изд.

25

В статье «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824).

26

Об этом недвусмысленно свидетельствовал Плетнев (адресат посвящения ЕО) в письме к Я.К. Гроту от 16 февраля 1848 г., рассказывая об одном своем выступлении в гостях у знакомых: «Я прочел там 2-ю главу Онегина. Это подало мне повод рассказать, как мастерски в Ленском обрисовал Пушкин лицейского приятеля своего Кюхельбекера. ‹…… рассказал о последнем несколько характеристических анекдотов… (Переписка Я.К. Грота с П.А. Плетневым. Т.3. СПб., 1896. С.384).

27

«Кюхельбекер пишет мне четырехстопными стихами, что он был в Германии, в Париже, на Кавказе и что он падал с лошади. Всё это кстати о Кавказском пленнике».

28

См. комментарий в наст. изд. (1, XLV; 6, XXI).

29

В этом же послании есть мотив, прямо касающийся судьбы Ленского в романе. Почитая себя несчастным, Кюхельбекер пишет, что на поединках роковым образом погибают не несчастные, а счастливые: «Вотще на поединках бурных / Я вызывал слепой свинец: / Он мимо горестных сердец / Разит сердца одних счастливых!»

30

Анненков, биограф Пушкина, увидел в этом ценную для характеристики личности самого поэта черту: «Со второй главы начинается портрет Ленского. Несмотря на легкий оттенок насмешливости, с каким автор иногда говорит о молодом восторженном поэте, видно, что Пушкин любил своего Ленского, и притом любовью человека, уважающего высокое нравственное достоинство в другом. Иногда кажется, будто Пушкин ставит Ленского неизмеримо выше настоящего героя романа и все странности первого, как и все его заблуждения, считает почтеннее так называемых истин Онегина. ‹…› Черта, в нравственном отношении замечательная, и которой биография пренебречь не может» (Анненков П.В. Указ соч. С. 323).

31

В черновике этой строфы была и такая характеристика Ленского: «Крикун, мятежник и поэт». В следующей строфе (2, VII) иногда усматривают намек на его причастность к какому-то тайному обществу.

32

Кюхельбекер подружился с Грибоедовым на Кавказе. В Тифлисе, когда тот писал «Горе от ума», они проживали на одной квартире.

33

См. обращенную к Кюхельбекеру строфу в стихотворении Пушкина «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор…, 1825).

34

Любопытно, что числа 30 и 2 уже были в рассказе об именинах Татьяны, где среди гостей появляются «…котинины, чета седая, / С детьми всех возрастов, считая / От тридцати до двух годов» (5, XXVI). Фамилия и плодовитость этой четы – из комедии Д.И. Фонвизина «Недоросль».

35

Пропущенная строфа с третьим вариантом судьбы Ленского Пушкиным была уничтожена, но все-таки сохранилась. В ней автор сулил ему судьбу героя, тирана или политического заговорщика: Ленский мог прожить (а верней, окончить жизнь), как Кутузов и Нельсон, как Наполеон или как Рылеев (см. комментарий в наст. изд.).

36

Вторая глава ЕО, изданная в октябре 1826 г., и поэма «Цыганы» были последними книгами Пушкина, напечатанными с обычным цензурным разрешением. На следующих указывалось, что они печатаются «с дозволения Правительства».

37

Пушкин этот роман не закончил и даже не дал ему названия. Впервые он был опубликован после его смерти в 1837 г., заглавие дал В.А. Жуковский.

38

Давно замечено, что эта строфа перекликается с монологом Иоанны (Жанны д’Арк) в начале драмы Ф. Шиллера «Орлеанская дева» (см. комментарий).

39

Кюхельбекер В.К. Путешествие. Дневник. Статьи / Изд. подг. ‹М.Г.Альтшуллер›, Н.В.Королева, В.Д. Рак. Л., 1979. С. 99–100 (серия «Литературные памятники»).

40

Там же. С.121.

41

Киреевский И.В. Нечто о характере поэзии Пушкина ‹1828› // Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 52–53.

42

Слова из каламбурного высказывания Пушкина в письме Вяземскому от 7 ноября 1825 г. (см. выше в разделе «Пушкин в Михайловском»).

43

Сохранившиеся только в рукописи строфы путешествия Онегина см. в комментарии в наст. изд.

44

В этот период, а именно 7 ноября 1824 г., в Петербурге случилось ужасное наводнение, описанное Пушкиным в «Медном всаднике» (1833). В последней главе ЕО это никак не отражено. Онегин погружен в собственную «бурю ощущений» (8, XLVIII). Затронувшее всех петербургских жителей трагическое событие никак не отразилась на его жизни и настроении (так же как в годы его юности Отечественная война 1812 года). Не лишним будет напомнить, что это наводнение не коснулось и Пушкина, находившегося тогда на юге.

45

«Мрачный сплин и язвительный скептицизм Чайльд-Гарольда заменился в лице Онегина хандрою от праздности, тоскою человека, который внутри себя гораздо проще, лучше и добрее своих идеалов, который наделен критическою способностию здорового русского смысла, т. е. прирожденною, а не приобретенною критической способностию, который – критик, потому что даровит, а не потому, что озлоблен, хотя сам и хочет искать причин своего критического настройства в озлоблении, и которому та же критическая способность может – того и гляди – указать дорогу выйти из ложного и напряженного положения на ровную дорогу» (Григорьев А.А. Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина ‹1859› // Григорьев А.А. Апология почвенничества. М., 2008. С.201).

46

Здесь «Повести Белкина» перечислены в порядке их написания; в печатном сборнике (1831) Пушкин расположил их в другой последовательности.

47

В таком ключе, то есть, в общем-то, довольно превратно и уныло, финал ЕО истолковал В.Г. Белинский: «Что сталось с Онегиным потом? Воскресила ли его страсть для нового, более сообразного с человеческим достоинством страдания? Или убила она все силы души его, и безотрадная тоска его обратилась в мертвую, холодную апатию? – Не знаем, да и на что нам знать это, когда мы знаем, что силы этой богатой натуры остались без приложения, жизнь без смысла, а роман без конца? Довольно и этого знать, чтобы не захотеть больше ничего знать… («Сочинения Александра Пушкина. Статья восьмая», 1844).

48

Анна Ахматова, посвятившая «Каменному гостю» особую статью (1958), в другой работе заметила, что Дон Гуан похож на Онегина 8-й главы и оба они похожи на Пушкина накануне его женитьбы. «Чем кончился «Онегин»? – Тем, что Пушкин женился. Женатый Пушкин еще мог написать письмо Онегина, но продолжать роман не мог» (Ахматова А. Болдинская осень (8-я глава «Онегина») // Ахматова А. О Пушкине: Статьи и заметки. Л., 1977. С. 188).