Шаги по воде

«Только воин1 способен выстоять на пути знания. Ибо искусство воина состоит в нахождении и сохранении гармонии и равновесия между всем ужасом человеческого бытия и сказочным чудом того, что мы зовем «быть человеком»

Дон Хуан – Карлосу Кастанеде

«Да в силах ли понять я, каково это: быть ограниченно всемогущим? Когда умеешь все, но никак, никак, никак не можешь создать аверс без реверса и правое без левого… Когда все, что ты имеешь, и можешь, и создаешь доброго, – отягощено злом?.. Вселенная слишком велика даже для него, а время все проходит, оно только проходит – и для него, и сквозь него, и мимо него…»

Братья Стругацкие

17 (предисловие)

Когда «шарахнуло» второй раз, я был уже на минус девятом уровне. Само собой, лифтами пользоваться было уже невозможно, и я продолжил восхождение по лестнице. Но уже на седьмом этаже понял, что вырваться не удастся: лестничный марш был разворочен, вовсю дымило, и обломки элеватора уже лизали языки пламени.

В тот момент я решил, что это конец… Глупо. В собственном институте… Никогда бы не подумал.

Конечно, можно было отсидеться на самом нижнем, минус двадцатом уровне. Но реактор… Странно, что он еще… Поэтому необходимо было добраться до КЩ – «Контрольного Щита». Заглушив реактор, можно было надеяться на спасение. Причем ядерный взрыв – это не самое страшное, как ни парадоксально. Дело в том, что при ядерном взрыве произойдет детонация второго реактора, под самым Куполом. Так он вполне безобиден и даже полезен, но вот при воздействии радиации, потока гамма квантов и нейтронов… Именно об этом предупреждал приснопамятный профессор Дулевич, пока еще был жив. И именно поэтому необходимо было добраться до КЩ. В противном случае – дело времени, не более.

Минус четвертый и пятый – уровни, где установлен реактор. КЩ на минус первом. Пометавшись по коридору седьмого этажа, где равнодушно белели двери лабораторий физиологов, я снова сунулся на лестницу и окончательно убедился – этот путь к спасению исключался полностью. Оставались шахты лифтов.

Раздвинув створки с помощью хоть на это сгодившегося пожарного топора, я заглянул в шахту грузового лифта. Аварийную лесенку, бегущую по одной из стен я увидел сразу, но, посмотрев вверх, ужаснулся: ад разверзся прямо над моей головой. Значит, первый взрыв произошел возле складов, и надежда оставалась только на три пассажирских лифта.

…Я даже не стал открывать створки дверей: они были раскалены, и сквозь них можно было слышать, как гудит пламя.

Все. Конец…

Вот тогда я и подумал об Установке. А что? Минус десятый уровень, тишь да гладь, будто и не полыхает нигде. Если еще не рванул реактор, значит, можно попытаться. И проверить, наконец, мою версию.

Да, исследования самого неизведанного человеческого органа, белого, а точнее, серого его пятна. Всего-то килограмм с небольшим, а нате вам – загадка. Тыкаем в него пальцами, в надежде понять, как же он работает.

Итак, «круг Пайпеца», как его когда-то называли или лимбическая система – лабиринт структур переднего мозга: таламус, гипоталамус, поясная извилина коры и гиппокамп. Невероятно сложно и так же невероятно интересно. Нейросоматическая программа и, конечно же, «центр удовольствия». Религиозный экстаз, переживаемый верующими, шаманский транс и так далее. Быть может, та самая «кнопка», нажав на которую, можно увидеть господа бога? И поговорить с ним – о погоде на завтра, дате собственной смерти, Истине. Очередная иллюзия или истинная реальность?

Я пять лет бился над этой загадкой. Помимо прочего, при воздействии на лимбическую систему с помощью Установки с целью искусственного усиления ее активности, совершенно случайно был выявлен следующий эффект: улучшение показателей так называемого энергетического поля всего организма («прочищение чакр», если можно так выразиться). Дошло до того, что «чистить чакры» повадились все сотрудники пятого сектора, «мозговики». Шутки шутками, но я всерьез задумался о том, как же это мы все жили с прежними своими показателями – не то что совершенно скудными, а попросту ущербными. А ведь ущербны ВСЕ, кроме детей до шестилетнего возраста, да и то…

Так я вплотную подошел к своей версии. Вот только испытать это не представлялось мне возможным. Никакому естествоиспытателю-добровольцу, буде таковой нашелся бы, объяснить то, что ему надлежало исследовать, было невозможно: словами истолковать свою версию я еще как-то сумел бы, но КАК именно надлежало работать мозгами в камере Установки я рассказать бы не смог… Увы, данный эксперимент представлялся мне возможным лишь в собственном исполнении. Но до сих пор я не набрался мужества пойти на этот отчаянный шаг. Ведь кто знает, что меня ожидало? Причем как в случае успеха, так и в противном случае…

Поэтому об этой моей версии никто в институте, как говориться, ни сном, ни духом… Может, оно и к лучшему. Похоже, день, когда я мог позволить себе такой эксперимент, настал. Даже не позволить, нет. Ведь по сути, это был мой единственный шанс спастись. Или…

…Вот черт, ну неужели нельзя добраться до КЩ?

Я отыскал в лаборатории Фридлянда телефон и снова попытался вызвонить хоть кого-нибудь. И, как и в первый раз, никто не ответил. Создавалось впечатление, будто наверху все вымерли. Бред… А охрана? А штат основного корпуса, в конце концов? Ведь он находится на изрядном отдалении от входа в наше «святое подземелье». Теперь – в топку ада. И в этой топке сижу я. Как на зло – единственный. А вдруг попросту началась война, и нас бомбили? Или очередной террористический акт, чтоб им провалиться…

Я в последний раз выглянул на лестницу и решительно стал спускаться вниз, на минус десятый.

Здесь было тихо и уютно. Вентиляция давно не работала, но электричество было, а это для Установки самое главное.

Я выключил все освещение, запустил программу и залез в камеру. Теперь предстояло самое трудное: отключиться от всего. Даже в обычное время это было непросто и удавалось не всегда, а тем более сейчас, когда еще немного и рванет в третий, быть может, последний раз…

Хоть это и было необязательно, я сел в «лотос» и сосредоточился на дыхании. Диафрагма вверх – вниз. Вверх – вниз. Нет мыслей. Нет зрительных образов. Сознание чисто. Только жгучее намерение прорваться, пройти сквозь эту размытую стену, дверь, или чем она там являлась в моем сознании. В сознании всех тех, кто подходил к ее порогу, и тем более тех, кто его преодолел. Нет мыслей…

Нет…

нет…

не…

…Он плыл по тонкому ослепительно белому лучу света. И луч этот самым обыкновенным образом проходил сквозь него. Он вообще был словно бы нанизан на этот луч, как бусина на нитку. И скользил по этой ослепительной нити, и была эта нить нескончаемо длинной. Так он плыл по лучу-нити, и об этом движении нельзя было сказать, что оно долгое: не было у этого скольжения такого качества, оно просто было и все. И это ощущение отсутствия времени кончилось тогда, когда он почувствовал вдруг, что луч-нить стал холодным. Сначала ему было просто зябко скользить по нему, потом он стал жечь его изнутри. И он даже не мог бы сказать, ледяным он был, или огненно-раскалённым…

…Он очнулся от жгучего холода. Вернее, не то чтобы очнулся, но вернулся к ощущениям своего тела. Он пребывал в полуобморочном состоянии, то выныривая на поверхность некой новой реальности, то снова уходя на дно небытия. Он помнил, что рядом кто-то был: его тормошили, что-то говорили. Вначале все это имело поток тактильных ощущений пополам со странным знанием того, что им интересуются и одновременно боятся. Потом эта боязнь исчезла. Вероятно, к нему привыкли. Мучительное ощущение холода тоже прошло – он согрелся, но тут стали доступны другие, доселе притупленные чувства. Ему было плохо. Притом, что он понимал, что с ним творится нечто непонятное и надо как-то возвращаться к действительности, вернуться туда он не мог, будто обычные механизмы пробуждения повреждены и не слушаются его. И тут он вдруг вспомнил о пожаре в институте. Обрывки видений стали тесниться в его загнанном сознании, еще более вгоняя его в хаотичные метания. Ему чудилось, что он предпринял еще одну попытку прорваться сквозь огонь наверх, к контрольному щиту, спасительному контрольному щиту. Он слышал новые взрывы и все ждал того, самого последнего, что ввергнет весь поселок и многие километры вокруг в ад кромешный, но его будто бы все не было, и он с удвоенной энергией поднимался по задымленным лестничным маршам вверх и удивлялся, что огня все не видно, хотя ему и было нестерпимо жарко и душно. Он будто бы слышал сверху чьи-то шаги и кричал им о необходимости добраться как можно скорее до КЩ, и сам бежал все дальше, и не обнаруживал ни людей, ни очаг пожара. Паника в его душе росла, он сбился со счета всех этих подземных уровней, с ужасом понимая, что пробежал никак не меньше ста этажей, но все никак не может добраться до цели. Он продолжал слышать чьи-то шаги, и даже голоса, и все кричал им, срывая горло, о КЩ, но…

Кошмар продолжался.

17 (Семнадцать)

1 (Один)

Элоин, дочь слепого друида Бройхана, навсегда осевшего после изгнания в Холодных Лесах, нашла Идущего Вспять в сугробе абсолютно голого и решила, что это труп. А когда различила, что он дышит, потащила в избу к отцу.

Старый Бройхан ничуть не удивился ноше своей дочери, будто ждал появления странного человека в деревне. Мало того, что пришелец оказался без одежды на страшном морозе, он и сам выглядел не по-здешнему. Даже без помощи дочери Бройхан знал, что чужеземец был роста большого, кожей бел, как у тех, кто не совершал Исхода из Семиречья, но волосом черен, хоть и остриженный.

Вдвоем они долго боролись за его жизнь, часто выслушивая бред на незнакомом языке.

– Чьего племени этот человек? – спрашивала отца Элоин. Бройхан качал седой головой и говорил странные слова:

– Такого племени еще нет на земле.

Они отпаивали его молоком и отварами мудрого Бройхана. А он метался в бреду целый месяц, то горя́ как огонь, то обливаясь ледяным потом. А после открыл глаза и увидел красавицу Элоин.

– Как тебя зовут? – спросил Идущий Вспять спекшимися губами незнакомым ей русским языком, но она ответила:

– Элоин, дочь Бройхана Изгнанного.

– Элоин… Какое красивое имя, – сказал он и тут же вскинулся: – КЩ! Реактор заглушили? – и так и не дождавшись ответа, уснул впервые за долгое время настоящим сном, приносящим облегчение.

– Отец, – позвала Элоин Бройхана, – нашему Кащею лучше.

Так он получил первое из своих новых имен.

Это были потомки Ариев – тех из них, что совершили великий Исход, бережно пронеся с собой предания Вед.

Бройхан Изгнанный с дочерью осел на этой чужой ему земле после того, как унес ноги от прогневанных им кельтов. И прижился в холодных краях, заняв место чаровника и шамана. Все, что у него осталось от прежней жизни, была дочь, ступившая на эту землю еще подростком, и встретившая чарующее девичество уже на новом месте, среди приютившего их народа. И очнувшийся Идущий Вспять, впервые открыв глаза после неистовой борьбы на краю, увидел самое прекрасное лицо на многие мили вокруг.

Встать сразу ему не удалось – он был очень слаб. Проведя, как мог, собственное обследование, он пришел к выводу, что выжил чудом. Даже и теперь, несмотря на усилия Бройхана и его дочери, было непонятно, как душа держалась в теле – был он чрезвычайно худ и не мог первое время даже самостоятельно сесть. Однако еще одно обстоятельство было им также уяснено: а именно то, что ему очень повезло не просто оказаться найденным во время стужи в снегу, но и быть вверенным такому человеку, как Бройхан Изгнанный. Старый друид, как и полагалось исстари, был не только целителем, но и мудрецом.

Несколько недель Идущий Вспять мог наблюдать со своего места в углу избы не так много. Кроме скромной, но отнюдь не убогой обстановки жилища Бройхана, его самого и его прекрасной дочери, он часто видел лица селян, приходивших посмотреть на неведомого чужака. И лица эти были от испуганных и удивленных, до угрюмых и смешливых. Он привык к этим экскурсиям и начал выделять среди посетителей многих и кивал им как старым знакомым. Прислушиваясь к ведущимся разговорам, он незаметно выучил сразу два языка – тот, на котором разговаривали между собой отец и дочь, и тот, при помощи которого общались они же с остальными селянами. Не только между этими двумя языками отмечал он общее: язык здешних людей, вернее, многие отдельно взятые слова были знакомы Идущему Вспять и это был санскрит, когда-то давно изучаемый им мимоходом с чисто практической целью в бытность постижения джняна-йоги. Легенда о происхождении Вед придвинулась к нему вплотную, обретая плоть, и он ощущал ее живое дыхание на своем лице.

Бройхан Изгнанный и Элоин пользовали его уверенно и деловито, и помимо чисто оздоровительных практик, старый друид подолгу беседовал со своим подопечным, совсем, впрочем, не интересуясь тем, как именно Идущий Вспять оказался в их местах. Идущему Вспять казалось, что это не просто неинтересно старику: тот попросту знал, откуда явился пришелец. Однажды, когда старик в очередной раз массировал своими чуткими руками его ноги и спину, Идущий Вспять спросил:

– Скажи, Бройхан, почему ты не спрашиваешь, откуда я пришел в ваши края?

Старик помолчал, продолжая гулять пальцами по телу Идущего Вспять, а потом сказал:

– Спрашивать значит не знать. Мне нет надобности справляться у тебя об этом. Да и не откуда ты пришел, а из когда.

Идущий Вспять промолчал, внутренне соглашаясь со стариком.

Когда Идущий Вспять окреп настолько, что уже мог самостоятельно вставать, он немедленно, улучив момент, когда остался в доме один, принял позу лотоса, но как глубоко не медитировал, не мог изменить того, что с ним случилось. Через неделю бесплодных попыток он обратился к друиду, веря в то, что тот его поймет.

– Бройхан! – сказал Идущий Вспять, когда Элоин не было дома. – Я очень хотел бы вернуться туда, откуда пришел.

Бройхан Изгнанный с сожалением покачал головой:

– Боюсь, что об этом тебе еще очень рано говорить.

– Потому, что я еще не совсем здоров? – с надеждой в голосе попробовал уточнить Идущий Вспять. Бройхан опять покачал головой:

– Дело не в этом. Скоро ты будешь совсем здоров, но даже тогда тебе вряд ли удастся проделать то, что привело тебя к нам.

– Но почему, Бройхан?! – в отчаянии сжав кулаки, спросил Идущий Вспять и тут заметил, что слепой друид повернул к нему голову, как если бы хотел на него посмотреть, и действительно смотрит на него, но все же не так, как обычно глядят друг на друга люди: обращенные внутрь глаза Бройхана просвечивали его насквозь. Старик прикрыл веки, а когда вновь открыл, его глаза были прежними – направленными в никуда.

– Твоего свечения недостаточно, даже чтобы оказаться в соседней деревне, – сказал старик. – И я думаю, что тебе что-то помогло очутиться у нас.

– Так и есть, отец… – горько кивнул Идущий Вспять.

Великим утешением от невозможности вернуться домой была любовь Идущего Вспять к Элоин. И то, что она ответила ему взаимностью…

Друид Бройхан Изгнанный вел со своим нежданным учеником не то что беседы, но некие диалоги-лекции, из которых Идущий Вспять узнавал многое, одновременно открывая для себя, что обречен не знать еще больше. Редкому ученому – антропологу ли, историку или лингвисту, либо еще кому-нибудь – выпадала подобная великая удача, какая выпала Идущему Вспять: слышать живой человеческий голос, повествующий о множестве вещей, канувших в Лету, и оставивших потомкам лишь черепки от знаний сродни зыбким неверным теням на полуразрушенных стенах, прошедших сквозь века.

Тайна снов и обманчивость человеческого восприятия, скрытая сила ветра и воды, возможность видеть не только с помощью глаз и понимать, исключая деятельность мозга – такова была наука старого друида Бройхана Изгнанного. И наука эта, удивительным образом вытесняя академический груз знаний Идущего Вспять, перетекала в него и он чувствовал, что она оседает не только в мозгу, необъяснимым образом проникая в его кости и саму плоть.

– Тело знает, – часто говорил Бройхан и Идущий Вспять чувствовал, что это было именно так.

Через четыре года Идущий Вспять уже помогал Бройхану и вместе с призыванием дождя либо суши ходил в соседние селения пользовать больных. И возвращался уже не просто домой, к учителю, но и к молодой жене – прекрасной Элоин, обещавшей принести первенца уже после зимы.

В тот раз он повернул к дому раньше намеченного срока – сердце подсказало недоброе. И уже издали ветер донес до него черную весть – тяжелый и стойкий запах гари.

…Страшные люди в звериных шкурах, носящих на головах рога, разорили деревню дотла. Этот их поход вышел неудачным, и, придя в деревню, где давно не было ни мора, ни иных напастей, они решили принести своим многочисленным богам достойные их жертвы – человеческие. Старый Бройхан не смог провидеть недоброе будущее, поскольку за несколько дней до набега проклятых северных кочевников слег, сильно простудившись…

Жутко кричал у черного от свежей крови капища Кащей, прося прощения у ушедшей от него навек возлюбленной, принесенной в жертву беспощадными вандалами. Кричал и клялся отомстить.

Очнувшийся от жара Бройхан Изгнанный тщетно пытался отговорить обезумевшего зятя от черной мести.

– Уходи из этих мест, Кащей, – говорил Бройхан Идущему Вспять. – Не засоряй свой разум мщением. Ты можешь уйти далеко. Твое свечение еще слабо, но близко отсюда, у большой реки есть скалы, и среди них одна – огромный кристалл белого цвета. Каждый год, в летний солнцеворот можно пройти землю насквозь подобно молнии и выйти с обратной ее стороны, в богатых и вечно теплых землях. Уходи туда, Кащей, начни другую жизнь. Не твори рек крови, не прибавляй черных дел…

Идущий Вспять молча слушал как мольбы, так и подробные наставления угасающего от горя и старости Бройхана Изгнанного, но так ничего и не обещал ему до самой его смерти. Уцелевшие сельчане, с которыми он так долго жил вместе, тоже просили его, но о другом: не покидать их. Однако Идущий Вспять сделал по-своему. Не вступая ни с кем в разговоры, с черными, ввалившимися глазами на худом лице, он готовился к далекому походу.

И однажды поутру, предав огню тело учителя, на черном коне, в развевающемся плаще, но безо всякого оружия, он умчался сквозь леса, так ничего и не сказав на прощанье бывшим односельчанам.

1 (Один)

2 (Два)

На берегу могучей реки, которую через несколько веков назовут Дунаем, в укрепленной по всем правилам воинского искусства крепости, пережидали зиму сотни бесстрашных воинов, набегов которых боялись самые храбрые воители того времени.

Однажды вечером, когда мороз окреп настолько, что деревья в лесу стали трещать, в ворота крепости постучал черный всадник на черном коне. Обычно в крепость не пускали чужаков, но вид всадника был настолько необычен, а глаза его горели таким неистовым огнем, что его пропустили к верховному воителю крепости.

Идущего Вспять провели в дальние покои, где жарко горел огонь в очаге и пахло не только пищей, но и драгоценными восточными благовониями. Повинуясь знаку, поданному главой крепости, проводники вышли, оставив просителя один на один с хозяином. Так мог позволить себе поступить либо глупец, либо настоящий воин. Идущий Вспять опустился на одно колено и, склонив голову, сказал:

– Я много знаю о твоей доблести и доблести твоих воинов, но мне неизвестно одно: твое имя.

Предводитель воинов неприступной крепости откинул с головы капюшон и ответил:

– Меня зовут Велена, и если ты не сможешь убедить меня, что твое присутствие в крепости для меня полезно, твой конь уйдет отсюда налегке.

Идущий Вспять поднялся с колен и в его взгляде Велена не заметила ни глупой самоуверенности, ни страха.

– Я не боюсь смерти, предводительница женщин-воительниц. Сперва я потерял свой дом и соотечественников, потом возлюбленную, так и не принесшую мне ребенка, и уже после покинул меня мой учитель. Я пришел просить тебя и твоих воинов пойти вместе со мной к логову проклятых для меня племен, которые совершают опустошительные набеги на земли моего народа.

Велена удивленно подняла густые красивые брови:

– Не ослышалась ли я? Ты, кого я вижу впервые, пришел предложить мне стать наемницей? Мне, амазонке?

– Именно потому, что ты амазонка я и пришел к тебе.

– Почему мои воины – лучшие на этой земле – должны служить тебе? Разве у тебя есть матка, и ты умеешь дарить жизнь так, как это умеет каждый воин этой крепости? Разве у тебя есть сосцы, могущие вскормить дитя? Или ты думаешь, что ты ровня мне и моим воинам только тем, что можешь держать в руках оружие и умеешь убивать? Но имеешь ли ты на это право – отнимать жизнь? Если ты не можешь дарить жизнь, то и отнимать ее ты не вправе.

– Ты права, Велена. В одном только ты ошиблась: так же, как я не могу даровать жизнь, я не умею держать в руках оружие и убивать.

– Так ты даже не воин? – по-настоящему удивилась Велена. – Кто же ты тогда?

– Я ученик друида: лекарь и заклинатель стихий. Все то время, что я жил на земле, я старался помогать людям. Но сейчас прошу об обратном…

– Нанимая воинов, им принято платить, – сказала Велена. – Чем собираешься заплатить ты? Уж не зачатием ли девочек? – она презрительно усмехнулась: – Даже на это порой не способны твои соплеменники-мужчины.

Идущий Вспять пропустил злую насмешку мимо ушей и голос его ничуть не дрогнул:

– Мой учитель, друид по имени Бройхан Изгнанный рассказал мне о тайных вратах, способных перенести человека в благословенные земли, сродни тем, куда принято уходить воинам, погибшим в праведном бою. Там всегда тепло и земля богата дарами. Это все, что я могу предложить тебе и твоим воинам в качестве платы.

– Но почему ты решил, что мы согласимся покинуть наш дом и уйти в те благодатные земли, о которых ты говоришь? Или ты возомнил, что знаешь о сокровенных мечтах женщин? – сказала амазонка, и ее глаза грозно сверкнули. Идущий Вспять негромко, но отчетливо ответил:

– Живя так, как живете, вы обрекли себя быть чужими на этой земле. Вас уважают, но это почитание зиждется на страхе и ненависти, которую питают к вам все окрестные народы. – Он усмехнулся: – Мужчинам не нравится, когда их ни во что не ставит женщина. Тем более, если она умней, сильней и выносливее.

– Ты мужчина, и значит, думаешь также, – почти угрожающе сказала Велена. Идущий Вспять покачал головой:

– Это не так. Мужчины заблуждаются по-своему, вы – по-своему. Нужно жить иначе.

– Может быть, ты знаешь – как?

– Нет. Но я любил умную женщину. И не променял бы ее ни на одну другую. А что касается тебя и твоих воинов, то недолго уже то время, когда соседи поднимут против вас оружие. И гордая крепость будет окружена.

Велена мрачно слушала, а Идущий Вспять продолжал говорить медленно, будто читая неведомый, одному ему известный текст:

– И дни защитниц крепости будут сочтены. И предводитель воинов-мужчин предъявит ультиматум, принуждая их сдаться. Но гордые амазонки отвергнут его и покинут крепость для последнего боя. Но никто из них не выйдет из того боя живой.

Велена не отрываясь смотрела в глаза странного человека, а тот добавил ровным голосом:

– Вместо хоть и славной, но все-таки смерти я предлагаю легендарный поход и исчезновение из этих мрачных холодных мест в одночасье.

Бесстрашная воительница Велена не сразу ответила незнакомцу в черном плаще и с горящими глазами. Когда огонь в очаге стал задыхаться, она подбросила поленьев и сказала совсем другим голосом:

– Назови свое имя.

Идущий Вспять поклонился и ответил:

– Мой учитель и его односельчане называли меня Кащей.

Амазонка взглянула на Идущего Вспять с интересом.

– Тебе рассказал о нас твой наставник? – спросила она.

– Нет. Никто не говорил мне о тебе и твоих воительницах.

– Как же ты узнал о нас? И откуда ты можешь знать, какая судьба достанется нам? – Велена больше не допускала пренебрежения в своем голосе.

– Я умею слушать Тишину, – ответил Идущий Вспять.

Велена указала ему место у огня, села неподалеку и сказала:

– Расскажи мне о своей беде, Кащей.

Люди на берегу смолили вытащенные на отмель лодки, когда со стороны поселка раздался тревожный звук рога.

– К оружию! – понеслось отовсюду, и люди кинулись к мечам и топорам, оставленным неподалеку от костров с ненужными теперь котлами с кипящей смолой. Разобрав оружие, воины бросились в сторону деревни, когда навстречу им выбежал из лесу человек с обезумевшим взглядом.

– Что случилось? – окликнули его. Человек замер, с трудом узнавая окруживших его собратьев.