Пишем роман. Основы писательского мастерства. Очерки и размышления

Пушкин боролся с многословием и «вялыми метафорами», он пенял писателям: «Вместо того, чтоб написать «рано поутру…, они зачем-то пишут: едва первые лучи пламенного светила озарили багровым светом край лазурных небес…».

И. Крылов:

«Какой-то, в древности, вельможа

С богато убранного ложа

Отправился в страну, где царствует Плутон.

Сказать простее, – умер он».

Сравним с эпиграммой Р. Бернса:

«Склонясь у гробового входа

– О, смерть! – Воскликнула природа,

Когда придётся мне опять

Такого олуха создать!?»

И вновь обратимся к прозе. Вспомним заявление Базарова из «Отцов и детей» Тургенева: «Романтик сказал бы, что наши дороги начали расходиться. Я же говорю: мы друг другу приелись».

Тургенев так и писал: его стиль прост и прозрачен, без лишних украшательств, без избыточных метафор, его проза легка и свободна, в отличие от того же Толстого – тяжеловесного, многословного, перегруженного деталями и подробностями.

Но и Толстой зря не разбрасывался словами. Несмотря на монументальность и сложность его словесных рядов, невозможно сказать: а вот здесь можно выкинуть абзац, а тут сократить. Толстой монолитен. Возьмите отрывок из любого его произведения и сравните, например, с Достоевским – угловатым, царапающим даже – вот где плетение словес, вот где многообразие и глубина – читать тяжело и оторваться невозможно, завораживает.

Авторский стиль или слог – уникальная манера автора выражать свои мысли. Совокупность грамматических и лексико-фразеологических примет и экспрессивно-смысловых способов выражения, объединения, подбора языковых единиц, выражений и конструкций.

Знаете, почему неподготовленного читателя так раздражают классики? Да потому что язык наш – не застывшая навечно форма, он развивается и меняется. Одни слова устаревают, потому что человек перестаёт пользоваться теми или иными предметами, вещами, инструментами. Изменяется одежда, быт, средства передвижения; появляется новая техника, совершенствуются технологии. Не все современные подростки знают, что такое погост, утварь, авоська, конка, тачанка, мало кто разбирается в лошадиной сбруе и т. д. С течением времени меняется и стилистическая окраска (коннотация) слов и выражений. Она зависит от изменений в общественной жизни стран и народов. Экономических, политических, социальных процессов и событий. Как, например, прилагательное «голубой», или выражение «кушать пожирнее, с хлебушком», или из недавних: «крайний» вместо «последнего». Прилагательное превратилось в существительное и обозначает представителя нетрадиционной ориентации. Кушать пожирнее с хлебушком – из доброго пожелания в навязчивую форму, устаревшую, несущую негативную информацию.

Разумеется, писатель обязан учитывать все эти нюансы, следить за изменениями, чувствовать их, слышать музыку языка.

Приходится слышать: «я пишу так, как считаю нужным! Читатель должен меня понимать. Если он меня не понимает, это его проблемы. Я пишу для избранных! Простецы – не моя аудитория …» и т. д. Хочу напомнить простую истину: языковые нормы – это правила употребления языка, принятые литературой, гражданами, государством. Узус и кодификация – обычай, традиция и изложение (кодекс правил). Кодификация текста изложена еще Ломоносовым, когда он разрабатывал три штиля русского литературного языка. Если мы договорились общаться на одном языке, чтоб понимать друг друга, мы должны придерживаться принятых правил. Пренебрегая языковыми правилами, вы рискуете остаться непонятыми никем, или, возможно, вокруг вас соберётся узкий кружок единомышленников, где каждый будет выпячивать себя и говорить на своём языке, и именно это будет объединять «избранных». Скажите честно, вы сейчас поняли, о чем я написала?)

Не относитесь к себе слишком серьёзно. Не стоит впадать и в другую крайность. «Чрезмерная нормализация вредна, – утверждал академик Щерба, – она делает язык окаменелым».

Напоминаю, отсутствие стиля для писателя – беда. Бедность словаря и фразеологии, штампы, слова-паразиты, однообразное построение предложений (однообразные типы предложений) – не имеют к художественной литературе никакого отношения. Нелепо и смешно читается несоответствие стилистической окраски и темы, например, употребление поэтических форм в полицейском протоколе или газетной заметке о сборе урожая или погоде. Художественный литературный язык и язык документа различны по своей сути. И если в постмодернистской литературе уже происходит смешение стилей, то язык документа должен оставаться неизменным.

Текст от латинского textum – ткань. Епифаний Премудрый – творец русского литературного барокко писал, что он искусен в плетении словес, то есть он создаёт из слов текст – ткань.

Слова соединяются в предложения и в текстовые единицы – таким образом мы изучаем текст как совокупность этих единиц – грамотности, логики и смысла.

Цитаты, аллюзии и реминисценции вместе с цитатными названиями и эпиграфами составляют арсенал приёмов так называемых «межтекстовых связей». Данте Алигьери написал свою «Божественную комедию», переполненную аллюзиями и реминисценциями на события своего времени, но мы их не все понимаем, потому что Алигьери на самом деле писал «комедию», даже сатиру на общественные отношения своего времени с отсылкой к конкретным историческим лицам.

Фонетика, морфология, словообразование, синтаксис

Большинство современных начинающих писателей слабо владеют приёмами писательского ремесла. Проблема – мало читаем и мало пишем. Делаем ошибки в простейших предложениях, не умеем согласовывать, не знаем падежей, пишем однообразно – повторяем конструкцию предложения (фразы). Не понимаем смысла и значения метафор. Желание «писать красиво» зачастую превращает текст в набор ничего не значащих диких выражений, составленных из литературных штампов и канцеляризмов. Пример: «Розовея, как кораллы, ее губки страстно перемещались по поверхности его мужественного профиля, и он исходил светом всепоглощающей любви».

Зададимся вопросом: кто главный в этой сцене? Поскольку «светом всепоглощающей любви исходил» он, ему и отдадим первенство. Например: «Она быстро и страстно целовала его лицо, обжигая горячими губами, и ему казалось, что он светится от ее страсти».

Или: «Её губы были цвета розового коралла, он увидел ее лицо близко-близко, вдруг она припала к нему и начала быстро целовать, касаясь лба, глаз, щёк, рта – ее жар передался ему, он задрожал, наполняясь этим жаром – того и гляди засветится».

Опытный литератор может позволить себе играть с читателем в стилистические игры. Но не начинающий автор.

Набоков всю жизнь играл со стилем, развивал, экспериментировал, создавая вычурное словесное кружево – читать тяжело, приходится вчитываться, ловить ускользающие смыслы. Отрывок и романа «Ада»:

«Ещё до того, как ушаркала с письмом старая эскимоска, Демон Вин покинул красного бархата кресло и устремился за выигрышем – успех предприятия предрешался тем, что Марина, лакомая до поцелуев девственница, была влюблена в него с самого их последнего танца на Святках. Сверх того, и жаркий свет луны, в котором она сию минуту купалась, и пронзительное ощущение своей красоты, и пылкие порывы воображаемой девы, и почтительные рукоплескания почти полного зала сделали ее особенно беззащитной перед щекотанием Демоновых усов. К тому же у нее оставалась еще куча времени, чтобы переодеться для новой сцены, начинавшейся с длинноватого интермеццо в исполненьи балетной труппы, нанятой Скоттиком, доставившим этих русских в двух спальных вагонах из самого Белоконска, что в Западной Эстотии. Дело происходило в великолепном саду, несколько веселых юных садовников, невесть почему наряженных грузинскими горцами, тишком поедали малину, а несколько столь же невиданных горничных в шальварах (кто-то дал маху – или в аэрограмме агента попортилось слово «самовар») кропотливо сбирали с садовых ветвей алтейные лепешки и земляные орешки. По неприметному знаку определенно дионисийской природы все они ударялись в буйную пляску, названную в разудалой афишке kurva, или ribbon boule («круговая», стало быть, или «танец с лентами»), и от истошных их воплей Вин (ощущавший покалыванье в облегченных чреслах и розово-красную банкноту князя N. в кармане) едва не выпал из кресла».

Стиль Сергея Довлатова – короткие предложения. Каждое – рассказ с завязкой, развитием, кульминацией и финалом. Меткие замечания, точные детали:

«Так и уехал с одним чемоданом. Чемодан был фанерный, обтянутый тканью, с никелированными креплениями по углам. Замок бездействовал. Пришлось обвязать мой чемодан бельевой веревкой.

Когда-то я ездил с ним в пионерский лагерь. На крышке было чернилами выведено: «Младшая группа. Серёжа Довлатов». Рядом кто-то дружелюбно нацарапал: «говночист». Ткань в нескольких местах прорвалась.

Изнутри крышка была заклеена фотографиями. Рокки Марчиано, Армстронг, Иосиф Бродский, Лоллобриджида в прозрачной одежде. Таможенник пытался оторвать Лоллобриджиду ногтями. В результате только поцарапал.

А Бродского не тронул. Всего лишь спросил – кто это? Я ответил, что дальний родственник…

Шестнадцатого мая я оказался в Италии. Жил в римской гостинице «Дина». Чемодан задвинул под кровать.

Вскоре получил какие-то гонорары из русских журналов. Приобрел голубые сандалии, фланелевые джинсы и четыре льняные рубашки. Чемодан я так и не раскрыл.

Через три месяца перебрался в Соединенные Штаты. В Нью-Йорк. Сначала жил в отеле «Рио». Затем у друзей во Флашинге. Наконец снял квартиру в приличном районе. Чемодан поставил в дальний угол стенного шкафа. Так и не развязал бельевую веревку».

Сравните стили Довлатова и Набокова – они противоположны по своей сути. В них различно все: подбор слов, их звучание, способ построения предложений и фраз, их смысловая наполненность, передача настроения – все. Как будто разговаривают ироничный флегматик с тонким и экзальтированным меланхоликом.

Продолжим. Александр Сергеевич Пушкин хорош не только как поэт. Его проза великолепна! Он так же точен и прост в прозе, как и в стихах. Его композиции безупречны, конфликты выверены, события последовательны. Он пишет только о том, в чем уверен, а уверен потому, что не сомневается ни в себе, ни в своих героях. Легкое перо – пишет как дышит.

А. С. Пушкин. «Повести Белкина. «Выстрел»»

«Это было на рассвете. Я стоял на назначенном месте с моими тремя секундантами. С неизъяснимым нетерпением ожидал я моего противника. Весеннее солнце взошло, и жар уже наспевал. Я увидел его издали. Он шел пешком, с мундиром на сабле, сопровождаемый одним секундантом. Мы пошли к нему навстречу. Он приближался, держа фуражку, наполненную черешнями. Секунданты отмерили нам двенадцать шагов. Мне должно было стрелять первому: но волнение злобы во мне было столь сильно, что я не понадеялся на верность руки, и чтобы дать себе время остыть, уступал ему первый выстрел; противник мой не соглашался. Положили бросить жребий: первый нумер достался ему, вечному любимцу счастия. Он прицелился и прострелил мне фуражку. Очередь была за мною. Жизнь его наконец была в моих руках».

А теперь обратим внимание на современников:

Лауреат премии «Большая книга» Сальников Алексей Львович. Роман «Опосредованно» изрядно разочаровал. Текст стилистически бедный – газетный. Длинноты, канцеляризмы, многословие, сухое перечисление, отсутствие художественных деталей.

«Усталая и пришибленная, Лена села в электричку, затем на автопилоте перебралась в трамвай на вокзальной площади. Женщина – водитель трамвая – объявляла остановки веселым голосом. Летняя жизнь внутри трамвая и снаружи него казалась Лене похожей на карнавал из песни Леонтьева: женщины были завиты и накрашены, некоторые мужчины как будто пьяны, на девочках были разноцветные лосины, на голове каждого третьего мальчика была синяя или камуфляжная бейсболка с надписью «USA». Весь проспект Ленина – от огромного Дома быта до поворота на Островского – был заставлен различными комками с видеокассетами, едой, трикотажем, игрушками. Было невыносимо светло, шумно, пыльно и очень жарко».

Еще один лауреат – Григорий Служитель «Дни Савелия». Роман написан значительно лучше предыдущего. Обратите внимание, авторский стиль характеризуют образность и краткость, точность и метафоричность. Автор мастерски владеет художественной деталью. Рекомендую.

«Итак, мамочка разрешилась мной, братиком и еще двумя сестричками в июне. Роды происходили легко и быстро: почувствовав, что «началось», она забралась под накрытый брезентом «запорожец» и приготовилась ждать. «Запорожец» стоял на одном месте долгие годы, и асфальт под колесами просел, а брезентовый колпак кое-где прохудился. У «запорожца» не хватало ни руля, ни сидений, ни фар, ни пепельницы, ни педалей, ни стеклоподъемных ручек, ни иных внутренних органов. Так он и стоял, обглоданный и обобранный, как труп дикого животного в лесу. Где-то был теперь его хозяин? Вот о чем думала моя мамочка, ожидая начала родов. Накрапывал грибной дождик, но прежде чем он перестал, мы уже родились».

В качестве тренинга: Понаблюдайте за стилями любимых авторов, порассуждайте. Попробуйте сравнить с тем, как пишете вы.

Грамотное построение сложносочинённых и сложноподчинённых предложений

Сложные и сложносочинённые – это предложения из нескольких независимых друг от друга частей, соединённых по смыслу (бессоюзно) или с помощью сочинительных и подчинительных союзов: и, а, но, как и т. д.

Пример. «Который день лил дождь, грозовые облака сплотились, пролились ливнем, остатки же накрыли город плотной пеленой и сеяли мелкую морось – казалось, солнце растворилось в этой мороси, как кусок тростникового сахара».

В сложном или сложносочинённом предложении все части равны между собой, они независимы. Поэтому сложносочинённое предложение можно легко разбить на несколько полноценных, но более коротких предложений.

Для чего же писатели создают сложные и длинные конструкции? Например, одним сложным предложением писатель хочет выразить цельную мысль, показать какую-то деталь, добавить тексту плавности (избавить от дробности).

Сравните: «Который день лил дождь. Грозовые облака сплотились, пролились ливнем. Остатки же накрыли город плотной пеленой и сеяли мелкую морось. Казалось, солнце растворилось в этой мороси куском тростникового сахара».

Смысл не потерян, но исчезли цельность, динамика и плавность. Мысль рассыпалась на фрагменты.

Теперь давайте разберём сложноподчинённое предложение – то есть такое, где есть главная часть и несколько придаточных, зависимых от главной. Конструкции и схемы подчинений могут быть разными – однородными, последовательными, параллельными, смешанными. Главное – правильно задавать вопросы от главного к придаточным и строить связи.

«Вася собрался было приготовить ужин – романтический, чтоб свечи горели, вино мерцало в бокалах, блюда пахли изысканно и страстно, но вот беда: продуктов не оказалось ни в холодильнике, ни на полках, ни в кухонном шкафу – коронавирус, все он треклятый!»

Главная часть: «Вася собрался приготовить ужин» – задаём вопрос «какой»? И далее следуют придаточные части, выступающие в данном контексте развёрнутым определением, состоящим из трёх однородных частей: ужин романтический, чтоб свечи горели, вино мерцало в бокалах, блюда пахли изысканно и страстно.

Далее задаём вопрос от сказуемого «собрался было», но что случилось? И далее следует развёрнутое дополнение – «вот беда: продуктов не оказалось» и т. д.

И последняя четвертая часть непосредственно связана с третьей: «продуктов не оказалось» почему? Развёрнутое обстоятельство: «коронавирус…» и т. д.

Домашнее задание: прочитайте отрывок, выберите сложносочинённые, сложные и сложноподчинённые предложения, разберите их по типам связей. Подумайте, почему автор использовал именно такие конструкции.

Отрывок: Альбер Камю «Чума»

«– Надеюсь, Риэ, вы уже знаете, что это? – спросил доктор Кастель. .

– Хочу дождаться результата анализов.

– А я так знаю. И никакие анализы мне не требуются. Я много лет проработал в Китае, да, кроме того, лет двадцать назад наблюдал несколько случаев в Париже. Только тогда не посмели назвать болезнь своим именем. Общественное мнение – это же святая святых: никакой паники, главное – без паники. К тому же один врач мне сказал: «Но это немыслимо, всем известно, что на Западе она полностью исчезла». Знать-то все знали, кроме тех, кто от нее погиб. Да и вы, Риэ, тоже знаете это не хуже меня.

Из окна кабинета был виден каменистый отрог прибрежных скал, смыкавшихся вдалеке над бухтой. И хотя небо было голубое, сквозь лазурь пробивался какой-то тусклый блеск, меркнущий по мере того, как близился вечер.

– Да, Кастель, – проговорил он, – а все-таки не верится. Но по всей видимости, это чума.

Кастель поднялся и направился к двери.

– Вы сами знаете, что нам ответят, – сказал старик доктор.

«Уже давным-давно она исчезла в странах умеренного климата».

– А что, в сущности, значит «исчезла»? – ответил Риэ, пожимая плечами.

– Да, представьте, исчезла. И не забудьте: в самом Париже меньше двадцати лет назад…

– Ладно, будем надеяться, что у нас обойдется так же благополучно, как и там. Но просто не верится.

В мире всегда была чума, всегда была война. И однако ж, и чума и война, как правило, заставали людей врасплох. И доктора Риэ, как и наших сограждан, чума застала врасплох, и поэтому давайте постараемся понять его колебания, и постараемся также понять, почему он молчал, переходя от беспокойства к надежде. Когда разражается война, люди обычно говорят: «Ну, это не может продлиться долго, слишком это глупо». И действительно, война – это и впрямь слишком глупо, что, впрочем, не мешает ей длиться долго. Вообще-то глупость – вещь чрезвычайно стойкая, это нетрудно заметить, если не думать все время только о себе. В этом отношении наши сограждане вели себя, как и все люди, – они думали о себе, то есть были в этом смысле гуманистами: они не верили в бич Божий. Стихийное бедствие не по мерке человеку, потому-то и считается, что бедствие – это нечто ирреальное, что оно-де дурной сон, который скоро пройдёт. Но не сон кончается, а от одного дурного сна к другому кончаются люди, и в первую очередь гуманисты, потому что они пренебрегают мерами предосторожности. В этом отношении наши сограждане были повинны не больше других людей, просто они забыли о скромности и полагали, что для них ещё все возможно, тем самым предполагая, что стихийные бедствия невозможны. Они по-прежнему делали дела, готовились к путешествиям и имели свои собственные мнения. Как же могли они поверить в чуму, которая разом отменяет будущее, все поездки и споры? Они считали себя свободными, но никто никогда не будет свободен, пока существуют бедствия».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.