Тёмное пророчество

Художества на стене напомнили мне о пещере Рейчел Элизабет Дэр в Лагере полукровок. Ей, моему Дельфийскому оракулу, нравилось расписывать стены пещеры сценами из своих видений… правда, только до того момента, как ее покинул дар прорицания. (Я тут ни при чем. Это все Пифон, полоз-переросток.)

Большинство картинок в этой комнате мог бы нарисовать ребенок лет семи-восьми. Но на дальней стене, в самом углу, это юное дарование решило сурово покарать нарисованный мир – теперь на него надвигалась накаляканная буря. Хмурые человечки грозили ламам треугольными ножами. Темные загогулины перечеркнули трехцветную радугу. На зеленой полянке был нацарапан черный круг, похожий на пруд… или на вход в пещеру.

Лео попятился:

– Не знаю, чувак. По-моему, нам не стоит сюда заходить.

Мне стало интересно, почему Станция показала нам эту комнату. Кто живет здесь? Точнее… кто жил здесь? Несмотря на веселые розовые занавески и аккуратно заправленную кровать, заваленную мягкими игрушками, комната казалась нежилой, как музей.

– Пошли дальше, – согласился я.

Наконец мы дошли до конца пандуса и оказались в зале, похожем на собор. Над нашими головами изгибался цилиндрический свод, украшенный деревянной резьбой, в центре сиял витраж: зеленые и золотые стекла складывались в геометрический узор. На дальней стене было окно-розетка, которое я видел снаружи. Его тень на раскрашенном цементном полу была похожа на гигантскую мишень для игры в дартс. Наверху, вдоль левой и правой стены, тянулись галереи с коваными перилами и изящными викторианскими светильниками. За перилами располагались двери в другие помещения. Полдюжины лестниц тянулись к потолку с изысканной лепниной, а под ним проходил широкий выступ, на котором была навалена солома и устроено что-то вроде насеста для огромных куриц. В зале пахло какой-то живностью… но не как в курятнике, а скорее как в собачьей конуре.

В одном из углов главного зала сверкала профессионально оборудованная кухня, настолько большая, что на ней можно было провести сразу несколько кулинарных поединков со звездами. Повсюду стояли диванчики и удобные кресла. Центральное место занимал массивный обеденный стол, сработанный вручную из красного дерева, за которым могли разместиться двадцать человек. Под окном-розеткой кто-то устроил кучу разных мастерских. Тут вперемежку стояли циркулярные, сверлильные и токарные станки, печи для обжига керамики, кузнечные горны, 3D-принтеры, швейные машины, котлы и еще какое-то промышленное оборудование – названий всех приспособлений я не знаю. (Не судите меня строго. Я все-таки не Гефест.)

У сварочной станции стояла мускулистая женщина в железной маске, кожаном фартуке и перчатках. Стоило ее горелке коснуться металлического листа – и вокруг фонтаном рассыпались искры.

Уж не знаю, как она нас заметила. Может, Станция бросила ей под ноги кирпич, чтобы привлечь ее внимание. Как бы там ни было, женщина посмотрела в нашу сторону, выключила горелку и подняла маску.

– Чтоб меня! – хохотнула она. – Неужто Аполлон?!

Она сбросила защитное снаряжение и зашагала к нам. Как и Эмми, ей было за шестьдесят, но если Эмми отличало телосложение бывшей гимнастки, то эта женщина была сложена как боец. Выцветшая рубашка поло розового цвета плотно облегала ее широкие плечи и темные мускулистые руки. Из карманов джинсового комбинезона торчали гаечные ключи и отвертки. Седые волосы, подстриженные «ежиком», контрастировали с ее темно-коричневой кожей и блестели как иней.

Она протянула руку и сказала:

– Вы, наверное, не помните меня, владыка Аполлон. Я Джо. Или Джози. Или Джозефина. Как вам будет угодно.

Называя каждый новый вариант своего имени, она сжимала мне руку все сильнее. Я бы не рискнул соревноваться с ней в армрестлинге (зато готов поспорить, что с такими толстыми пальцами она не смогла бы так же виртуозно, как я, играть на гитаре, так что выкуси!). Ее лицо с квадратным подбородком могло бы показаться устрашающим, если бы не веселые сверкающие глаза. Губы у нее подрагивали, будто она вот-вот рассмеется.

– Да, – пропищал я. – То есть нет. Боюсь, я не помню. Позвольте представить: это Лео.

– Лео! – она радостно вцепилась в его руку. – А я Джо.

Вокруг было столько людей, чьи имена заканчивались на «о» – Джо, Лео, Калипсо, – словно все решили передразнивать английский вариант моего имени: Apollo. Слава богам, что мы были не в Огайо, а дракона нашего звали не Фесто.

– Я буду звать тебя Джозефиной, – решил я. – Красивое имя.

– Идет, – пожала плечами Джозефина. – А где ваша подруга Калипсо?

– Постой, – удивился Лео, – откуда ты знаешь про Калипсо?

Джозефина приложила палец к левому виску:

– Станция держит меня в курсе событий.

– О-о! – округлил глаза Лео. – Круто!

Но я бы так не сказал. Обычно, если кто-то сообщал мне, что с ним разговаривает здание, я старался побыстрее сбежать. Но, как это ни прискорбно, я понимал, что Джозефина говорит правду. Более того, я подозревал, что ее помощь и гостеприимство нам необходимы.

– Калипсо в медпункте, – объяснил я. – Она руку сломала. И ногу.

– Ясно, – глаза Джозефины потускнели. – Точно, вы же встретились с нашими соседями.

– Ты хотела сказать – с блеммиями. – Я представил, как они по-соседски заходят сюда одолжить торцевой ключ, предложить герлскаутское печенье или убить кого-нибудь. – С ними, наверное, много проблем?

– До недавнего времени проблем не было, – вздохнула Джозефина. – Блеммии по своей природе довольно безобидны, особенно если быть с ними повежливей. Организовать нападение – задачка не для их воображения. Но с прошлого года…

– Дай угадаю, – перебил я. – В Индианаполисе новый император?

На лице Джозефины промелькнуло раздражение, и я понял, что будет, если ее разозлить (подсказка: будет больно).

– Лучше не будем говорить об императоре без Эмми и вашей подруги, – сказала она. – Эмми может меня успокоить, а если ее не будет рядом… я выйду из себя.

Я кивнул. Выводить Джозефину из себя и впрямь не лучшая идея.

– Но здесь-то нам ничего не грозит?

Лео поднял ладонь кверху, проверяя, не пойдет ли дождь из кирпичей.

– Я тоже хотел об этом спросить. Мы ведь… вроде как привели к вашему порогу разъяренную толпу.

– Не волнуйтесь, – отмахнулась Джозефина. – Приспешники императора который месяц нас ищут. Только вот без нашего приглашения отыскать Станцию очень непросто.

– Правда? – Лео топнул ногой по полу. – А кто ее построил, вы? Здесь так круто!

– Если бы я! – усмехнулась Джозефина. – Ее создал полубог, куда более талантливый архитектор, чем я. Она была построена в 1880-е годы, на заре существования трансконтинентальной железной дороги. Станция служила убежищем для полубогов, сатиров, Охотниц – для всех, кому могло потребоваться укрытие в стране. А теперь нам с Эмми выпало счастье стать ее хранительницами.

– И никто не удосужился рассказать мне об этом месте, – проворчал я.

– Ну… мы стараемся не привлекать к себе внимания. Приказ госпожи Артемиды. Информируем только тех, кому положено знать.

Я был богом, а значит, мне точно было положено знать обо всем, но Артемида имела страсть к тайнам. Она вечно перестраховывалась на случай конца света, хранила что-нибудь в секрете от других богов, будь то припрятанные запасы, бункеры или маленькие государства.

– Я так понимаю, что теперь здесь уже не вокзал. Каким смертные видят это место?

Джозефина улыбнулась:

– Станция, будь добра, сделай пол прозрачным.

Раскрашенный цементный пол под нашими ногами исчез. Я отпрыгнул, будто наступил на горячую сковородку, но оказалось, что на самом деле пол никуда не делся. Он просто стал невидимым. Все, что было вокруг нас – ковры, мебель, мастерские с инструментами, – парило на высоте двух ярусов над настоящим полом главного зала, в котором сейчас были расставлены банкетные столы для какого-то торжества.

– Мы занимаем только верхнюю часть зала, – пояснила Джозефина. – Внизу раньше был главный вестибюль вокзала. Теперь смертные арендуют это место и проводят здесь свадьбы, праздники и всякие другие мероприятия. Если они посмотрят наверх…

– Активный камуфляж, – догадался Лео. – Они видят потолок, но не видят вас. Класс!

Явно польщенная, Джозефина кивнула:

– По большей части здесь тихо, хотя в выходные народ шумит. Если я еще хоть раз услышу, как музыканты на свадьбе играют «Мысли вслух»[4], я сброшу на них наковальню.

Она указала рукой на пол, и он снова стал непрозрачным цементом.

– А теперь, если не возражаете, я должна закончить часть нового проекта. Нужно сварить металлические пластины, пока они не остыли. А потом…

– Ты ведь дочь Гефеста? – спросил Лео.

– Нет, Гекаты.

Лео изумленно моргнул:

– Быть не может! Но ведь у тебя такая клевая мастерская…

– Моя специальность – магическая инженерия, – сказала Джозефина. – Мой отец – смертный – был механиком.

– Класс! – обрадовался Лео. – У меня мама работала механиком! Слушай, а можно я поработаю за твоим металлорежущим станком? Мой дракон остался у Капитолия и…

– Кхм! – вмешался я. Мне, конечно, хотелось вернуть Фестуса, но вряд ли чемодану, который практически невозможно уничтожить или даже просто открыть, сейчас грозит какая-то опасность. Кроме того, если бы они продолжали болтать, то вскоре подружились бы на почве любви к фланцевым болтам, а я бы умер со скуки. – Джозефина, ты говорила, что, когда закончишь…

– Точно, – кивнула она. – Дайте мне пару минут. А потом я провожу вас в гостевые комнаты и, может быть, найду для Лео что-нибудь… э-э… из одежды. Увы, рук у нас сейчас не хватает.

Почему, интересно, «увы» – подумал я. Но затем вспомнил о детской комнате без хозяйки. Интуиция подсказывала мне, что лучше мне промолчать на этот счет.

– Спасибо за помощь, – поблагодарил я Джозефину. – Я одного не понимаю. Ты говоришь, что Артемиде известно об этом месте. А вы с Эмми Охотницы – или бывшие Охотницы?

Мышцы на шее Джозефины, под воротником ее поло, напряглись.

– Бывшие.

Я нахмурился. Последовательницы моей сестры всегда казались мне чем-то вроде девичьей мафии. Если попадешь туда, назад дороги нет, разве что в симпатичном серебряном гробике.

– Но…

– Долгая история, – перебила меня Джозефина. – Пусть лучше Гемифея расскажет.

– Гемифея?!

Это имя поразило меня не меньше, чем удар кирпичом. От изумления лицо у меня вытянулось, и я подумал, что оно вот-вот сползет на грудь, как у блеммии. Я вдруг понял, почему Эмми показалась мне такой знакомой. Неудивительно, что я чувствовал себя неловко.

– Эмми! Полное имя Гемифея! Та самая Гемифея?!

Джозефина посмотрела по сторонам:

– Ты что, правда не знал? – Она указала пальцем себе за спину. – Ну что ж… пойду займусь сваркой. Возьмите на кухне что-нибудь выпить и перекусить. Не стесняйтесь. – И она торопливо пошла к станкам.

– Обалдеть! – пробормотал Лео. – Она крута!

– Гм…

– Гемифея когда-то была твоей девушкой или что? Когда ты услышал ее имя, у тебя было такое лицо, как будто кто-то пнул тебя между ног.

– Лео Вальдес, за четыре тысячи лет никто даже помыслить не мог о том, чтобы пнуть меня между ног. Если ты имел в виду, что я немного удивился, то могу объяснить: я знал Гемифею в те времена, когда она была царевной в Древней Греции. Между нами никогда ничего не было. Но именно я даровал ей бессмертие.

Лео покосился на мастерскую, где Джозефина снова взялась за сварку:

– Я думал, все Охотницы становятся бессмертными, когда приносят присягу Артемиде.

– Ты не понял, – сказал я. – Я даровал ей бессмертие до того, как она стала Охотницей. Если хочешь знать, я сделал ее богиней.

5

Хочешь историю?

Или просто я в корчах

Свалюсь на диван

Лео, конечно, должен был сесть у моих ног и с восхищением выслушать мою историю.

Вместо этого он рассеянно махнул рукой в сторону мастерской:

– Ладно, как скажешь. Пойду гляну на кузнечный горн.

Он бросил меня одного.

Ох, эти современные полубоги! Все время сидят в социальных сетях, и как результат – никудышная концентрация внимания. Если вам не найти время на то, чтобы послушать, как вещает бог, – что ж, мне вас очень жаль.

К сожалению, история требовала, чтобы я о ней вспомнил. Голоса, лица и чувства из прошлого – то, что случилось три тысячи лет назад, – с такой силой ворвались в мой разум, что я едва устоял на ногах.

В течение тех недель, что длился наш путь, подобные видения посещали меня очень уж часто. Возможно, несовершенные человеческие нейроны просто пытались справиться со всем, что хранила моя божественная память. А возможно, это Зевс наказывал меня, насылая яркие воспоминания о самых выдающихся моих провалах. Как бы то ни было, собрав последние силы, я добрался до ближайшего дивана и рухнул на него без чувств.

В какой-то момент я смутно увидел Лео и Джозефину у сварочной станции; они обсуждали новый проект Джозефины: она – в защитном костюме, он – в трусах-боксерах. Моих мучений они, похоже, не замечали.

А затем на меня нахлынули воспоминания.

Я парил над древним Средиземноморьем. До горизонта расстилалась голубая сверкающая водная гладь. Прямо подо мной из воды вздымались утесы Наксоса, словно гигантский кит раскрыл пасть и обнажил свой ус. Примерно в трехстах ярдах от берега раскинулся город. Оттуда со всех ног бежали две юные девушки, которых вооруженная толпа гнала к самому краю утеса. Их белоснежные одежды развевались, ветер трепал их длинные темные волосы. Камни впивались в босые ноги, но девушки, похоже, этого даже не замечали. Загорелые, грациозные, они явно привыкли бегать на свежем воздухе – но сейчас они бежали прямо к обрыву.

Во главе преследователей, громко крича и размахивая ручкой от глиняного кувшина, бежал грузный человек в красном. На лбу у него блестела золотая корона, а в седой бороде виднелись засохшие подтеки вина.

Я вспомнил его имя: Стафил, царь Наксоса. Полубог, сын Диониса, он унаследовал все худшие черты отца, но вот умения расслабляться от своего весельчака-папаши не перенял. И теперь в пьяном угаре он вопил, что дочери разбили амфору с его лучшим вином и, ясное дело, за это они должны поплатиться жизнью.

– Я убью вас обеих! – орал он. – Разорву на куски!

Нет, ну поймите… одно дело, если бы девочки разгрохали скрипку Страдивари или сломали позолоченную губную гармошку – тогда я бы понял его ярость. Но кувшин вина?!

Девушки бежали, призывая на помощь богов.

Обычно такие вещи меня особо не трогали. Люди все время молили богов о помощи. И почти никогда не предлагали ничего интересного взамен. Я бы, наверное, пролетел над ними, подумав лишь: «Надо же, как жалко! Ой! Наверное, им было больно» – и вернулся к своим делам.

Но в тот день я не просто так пролетал над Наксосом. Я спешил к умопомрачительной красотке Рео – старшей дочери царя, – в которую тогда был влюблен.

Но среди беглянок ее не было, в девушках я узнал младших сестер Рео – Парфенос и Гемифею. И тем не менее Рео вряд ли обрадовалась бы, если бы я, торопясь к ней на свидание, обрек ее сестер на верную смерть. «Привет, крошка! Я тут видел, как твоих сестер сбросили с обрыва и они разбились насмерть. Сходим куда-нибудь? В кино, например?»

Но помочь девочкам против воли их отца и на глазах целой толпы свидетелей – это уже тянуло на божественное вмешательство. Пришлось бы заполнять кучу бумажек, причем мойры потребовали бы каждую в трех экземплярах.

Пока я размышлял, Парфенос и Гемифея добежали до обрыва. Они явно понимали, что бежать им некуда, но продолжали нестись так же быстро.

– Помоги нам, Аполлон! – крикнула Гемифея. – Вверяем тебе нашу судьбу!

А затем, взявшись за руки, сестры спрыгнули с обрыва.

Вот это проявление веры – у меня просто дух захватило!

После того как они доверили мне свою жизнь, разве мог я позволить им расшибиться в лепешку? Что, Гермес? Конечно, он вполне мог позволить им умереть. Он бы решил, что это будет просто умора. Гермес горазд на такие извращенные шутки. Но Аполлон? Нет. Столько смелости и пафоса! Ну как я мог не откликнуться? Не успели Парфенос и Гемифея коснуться воды, как я простер над ними руку и ударил их могучим разрядом, вживив в них частицу своей божественной силы. О, как вы, должно быть, завидуете этим девушкам! Растворившись на мгновение в золотой вспышке, ощущая внутри себя теплое покалывание новообретенной силы, они взмыли вверх в облаке мерцающих искр, достойных феи Динь-Динь.

Сделать кого-то богом не так уж и просто. Согласно общему правилу, силу можно перераспределять, а значит, теоретически любой бог может создать нового бога, но менее могущественного, чем он сам. Однако для этого требуется пожертвовать частью своей божественности – того, что делает тебя самим собой, поэтому не многие смертные удостаиваются такого дара. Обычно мы создаем только младших богов и богинь. Именно так я и поступил с Парфенос и Гемифеей: стандартный пакет, включающий бессмертие и еще кое-какие примочки. (Правда, я добавил еще и расширенную гарантию, ведь я щедрая душа.)

Сияя от счастья, Парфенос и Гемифея подлетели ко мне.

– Спасибо, владыка Аполлон! – сказала Парфенос. – Тебя послала госпожа Артемида?

Улыбка моя потускнела:

– Артемида?

– Наверняка она! – воскликнула Гемифея. – Падая, я взмолилась: «Помоги нам, Артемида!»

– Нет, – возразил я. – Ты крикнула: «Помоги нам, Аполлон!»

Девушки переглянулись.

– Э-э… нет, владыка, – проговорила Гемифея.

Я был уверен, что слышал свое имя. Оглядываясь назад, я засомневался, слышал ли я это на самом деле или просто предположил, что девушка звала меня. И вот ты превратил двух девушек в бессмертных богинь, а они говорят, что молились вовсе не тебе… Неловкая ситуация!

– Но это и не важно! – прощебетала Гемифея. – Мы у тебя в неоплатном долгу, и теперь мы можем следовать за стремлением своего сердца!

Я рассчитывал, что она скажет «Вечно служить Аполлону и приносить ему теплые полотенца с ароматом лимона перед каждой трапезой!».

Но Парфенос произнесла:

– Да, мы станем Охотницами Артемиды! Благодарю тебя, Аполлон!

Воспользовавшись своей новой божественной силой, они тут же испарились, а я остался один-одинешенек перед толпой разъяренных орущих наксосиан, грозящих морю кулаками.

И знаете, что хуже всего? Не прошло и недели, как их сестра Рео бросила меня!

Столетия спустя я пару раз видел Гемифею и Парфенос в свите Артемиды. Мы старались избегать друг друга. Превратив их в богинь, я поступил великодушно, но писать об этом песни мне совсем не хотелось.

Видение изменилось, образы плавно перемешались, словно блики света, проникавшего на Станцию через окно-розетку.

Я оказался в просторной квартире, отделанной золотом и белым мрамором. За стеклянными стенами и террасой раскинулся Манхэттен: глубокие ущелья между скалами небоскребов, залитые полуденным солнцем.

Место было мне знакомо. Каждое мое видение, каким бы оно ни было, заканчивалось этой кошмарной сценой.

На золоченой кушетке возлежал император Нерон во всем своем жутком великолепии. На нем был лиловый костюм, нежно-голубая рубашка и остроносые ботинки из крокодильей кожи. На брюхо себе он поставил блюдо клубники и отправлял ягоды в рот одну за другой, оттопырив мизинец, чтобы лучше было видно украшающее его кольцо с бриллиантом в сто карат.

– Мэг, – он печально покачал головой. – Дорогая Мэг! Что же ты не радуешься? Это твой шанс искупить свою вину, моя дорогая. Ты ведь меня не разочаруешь?

Голос его был мягким и нежным, будто густой снег, который заваливает все кругом, обрывает линии электропередачи, обрушает крыши, обрекая на гибель целые семьи.

Стоящая перед императором Мэг Маккаффри своим видом напоминала увядшее растение. Волосы, подстриженные в стиле «паж», безжизненно висели у ее лица, плечи под зеленым платьем поникли, коленки, обтянутые желтыми легинсами, подогнулись, она равнодушно пинала мраморный пол ногой в красном высоком кеде. Мэг опустила лицо, но я заметил, что ее очки «кошачий глаз» были по-прежнему разбиты, как и в нашу последнюю встречу, а стразы в их уголках заклеены скотчем.

Съежившаяся под тяжелым взглядом Нерона, она казалась совсем маленькой и беззащитной. Мне хотелось кинуться к ней. Хотелось швырнуть блюдо с клубникой в рожу с безвольным подбородком и бороденкой, в рожу, которую Нерон именовал своим лицом. Увы, я мог лишь наблюдать, понимая, что передо мной разыгрываются события прошлого. За последние недели эта сцена не раз являлась мне в видениях.

Мэг не произнесла ни слова, но Нерон кивнул, будто услышал ответ.

– Отправляйся на запад, – велел он ей. – Схвати Аполлона прежде, чем ему удастся найти следующий оракул. Если не сможешь привести его ко мне живым – убей.

Он согнул отягощенный бриллиантом мизинец, и один из императорских стражей, стоящих у него за спиной, вышел вперед.

Как все германцы, он был огромен. Из-под кожаной брони выпирали мускулистые руки, длинные русые волосы были взлохмачены, а суровое лицо, и без того устрашающее, казалось еще ужаснее в сочетании с татуировкой змеи, которая обвивалась вокруг шеи германца и заползала ему на правую щеку.

– Это Вортигерн, – сказал Нерон. – Он обеспечит тебе… безопасность.

Его тон намекал на то, что у слова «безопасность» есть множество значений, и ни одно из них не обещало ничего хорошего.

– Тебя будет сопровождать еще один член Императорского Дома – на тот случай, если возникнут… м-м… трудности.

Нерон снова согнул мизинец. Из тени под лестницей выступил паренек, который, судя по виду, был как раз из тех, кто обожает шастать по теням. Глаза мальчишки были завешаны темными волосами. Он был в широких черных штанах и черной майке (хотя накачанными мышцами похвастаться не мог). На шее у парня болталось столько золотых украшений, что он бы легко смог сойти за молодежную поп-звезду. На ремне болтались три кинжала в ножнах, два справа и один слева. Хищный блеск в глазах говорил о том, что оружие он носит не рисовки ради. Вообще он был очень похож на Нико ди Анджело, сына Аида, только старше и злее (можно было подумать, что его взрастило семейство шакалов).

– А, Марк, отлично, – проговорил Нерон. – Покажи Мэг, куда вы отправитесь.

Марк натянуто улыбнулся, протянул ладонь, и над кончиками его пальцев засветился образ – панорама города, в котором я узнал Индианаполис.

Нерон отправил в рот очередную ягоду. Он жевал ее медленно, смакуя, струйка сока потекла по его слабому подбородку.

Я решил, что если когда-нибудь вернусь в Лагерь полукровок, уговорю Хирона выращивать вместо клубники чернику.

– Мэг, моя дорогая, – произнес Нерон, – я желаю тебе успеха. Уж не подведи меня. Если ты снова разозлишь Зверя… – он бессильно пожал плечами, в его голосе звучали искренность и забота, – не знаю, сумею ли я тебя тогда защитить. Найди Аполлона. Подчини его своей воле. Я знаю, ты справишься. И дорогая моя, прошу тебя, будь осторожна при дворе нашего друга, Нового Геркулеса. Он не столь обходителен, как я. Пусть тебя не обманывает его стремление уничтожить Дом Сетей. Это все пустое. Поскорее выполни задание и возвращайся ко мне, – Нерон развел руки в стороны. – И мы снова станем счастливой семьей.

Марк открыл рот, вероятно желая отпустить шпильку, но вместо его голоса в видение ворвался голос Лео Вальдеса:

– Аполлон!

Я схватил ртом воздух. Оказалось, я лежу, распластавшись, на диване на Станции. Надо мной с озабоченным видом склонились хозяйки – Джозефина и Эмми – вместе с Лео и Калипсо.

– Мне… мне приснился сон, – слабой рукой я указал на Эмми. – В нем была ты. И… нет, остальных не было, но…

– Сон? – Лео, на котором теперь был заляпанный комбинезон, покачал головой. – Чувак, у тебя глаза были открыты. Ты лежал тут и весь такой дергался. Раньше у тебя были видения – но чтоб такое!

Я заметил, что у меня дрожат руки, и схватился правой за левую, но от этого стало только хуже.

– Там было кое-что новое, или просто я раньше не помнил этих подробностей. Про Мэг. И императоров. И…

Джозефина погладила меня по голове словно какого-то кокер-спаниеля.

– Ты хорошо себя чувствуешь, солнышко? Вид у тебя совсем не лучезарный.

В былые времена я бы поджарил любого, кто назвал меня «солнышком». После того как бог-титан Гелиос передал мне управление солнечной колесницей, Арес еще несколько веков дразнил меня «солнышком». Это была одна из немногих шуток, которые он понимал (я сейчас о приличных шутках).

– Я в норме, – огрызнулся я. – Ч-что происходит? Калипсо, ты что, уже поправилась?

– Вообще-то ты пролежал в отключке несколько часов, – она подняла руку, которая еще недавно была сломана, а теперь выглядела вполне здоровой, и пошевелила пальцами. – Но да. По части целительства Эмми может бросить вызов самому Аполлону.