Полная версия
Как Кощей смерти искал
БОГАТЫРЬ ЕЛИЗАР И КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ
Кощей Бессмертный уныло бродил по залам своего зловещего замка. Арочные своды устремлялись в бесконечную высоту. С колонн на хозяина замка смотрели каменные горгульи, грифоны, василиски и прочие персонажи бестиария. Повсюду царили сумрак и запустение. На душе у него было паршиво, как, впрочем, и все последние десять тысяч лет. Сидевший на голове одного из монстров, ворон Гюнтер молча наблюдал за своим хозяином. Ему тоже было десять тысяч лет, и характером он был под стать своему хозяину.
– Интересно, какое у него настроение сегодня: очень плохое или чудовищно плохое? – подумал ворон. Если чудовищно плохое, рот следовало держать на замке.
Луна, проникавшая сквозь витражные окна десятиметровой высоты, рисовала причудливые картины из света и тени, отражая жуткие сюжеты, воспроизведенные на стекле. Сложив руки за спиной и ссутулившись, Кощей ходил взад-вперед по центральному залу.
– Что бы такого учинить, чего я еще не делал? – рассуждал он вслух. – Позвать барышень с Пляс Пигаль? Звал два миллиона пятьсот двадцать три тысячи раз. Натравить рыцарей на богатырей и затеять игру на выбывание? Тысячу раз натравливал. Послать Гюнтера сбросить контейнер со спорами чумы на какой-нибудь город? Скучно. Наслать засуху или саранчу на процветающую страну? Надоело. Учинить Тьму египетскую? Все это уже было. Тоска. Жизнь как процесс, доведенный до автоматизма. И ведь руки на себя не наложишь – что накладывай, что не накладывай, результат один. Что стреляйся, что травись – очнешься, и все по-старому… И все это проклятое Правило иглы! Не знаю, что бы сделал с тем, кто его придумал! Ну почему я сам не могу сломать иглу, которая в яйце? По-че-му?! – Кощей невидящим взглядом уставился в витражное окно. – Проклятье!
– Слушай, Гюнтер! – крикнул он ворону, – Ты можешь сломать иглу?
– Вы меня уже спрашивали, Ваша Злобная Инфернальность. Не могу. Лапами сил не хватит, а клюв – не кусачки МЧС-овские. Не развивает он достаточного кинетического усилия. Да и потом, иголка сделана с использованием нанотехнологий из редкоземельных металлов и заговорена на тысяче колдовских языков, половину которых я не знаю и носителей которых давно уж нет в живых. Как-никак, изделие древнее.
– Кого бы попросить ее сломать? – в задумчивости пробормотал Кощей.
– Попросить?! – изумился Гюнтер, – Да у вас, Ваша Отвратительная Мерзостность, эта функция отключена! Вы, даже если захотите, не сможете!
– Да, забыл. Значит, надо кого-то заставить… Есть идеи?
– Я вообще-то не очень понимаю, зачем вам это.
– Жить надоело!
– Ну да, скучновато у нас, конечно. Надо придумать что-то новое, зажигательное!
– Да надоело мне зажигать. Меня от запаха дыма спаленных городов уже тошнит.
– Да нет, я в переносном смысле. Что-то такое, от чего улучшается настроение, поднимается жизненный тонус, крылья, так сказать, начинают расти. Что-то в этом роде.
– Крылья мне не нужны! Высоты боюсь.
– А когда хотели с собой покончить и с башни бросились, не страшно было?
– Страшно, но попробовать надо было! А знаешь, как больно, когда о булыжную кладку ударяешься? Не надо мне никаких крыльев!
– А я без крыльев жизни не мыслю. Ощущение полета, Ваша Несравненная Гнусность, непередаваемо!
– Это понятно. Ты же – птица, а я – ходячее воплощение темных сил… И как бы ты от меня без них спасался, когда я хочу зло на тебе сорвать? Ты лучше придумай что-нибудь конструктивное.
Гюнтер почесал лапой голову.
– Так сразу ничего на ум не приходит… Может вам, Ваша Чудовищная Кошмарность, музыкальный инструмент какой освоить?
– Да я на всех инструментах играть умею. На скрипке – лучше, чем Паганини и даже Шерлок Холмс. На рояле – не хуже Рихтера. Хотелось бы на электрогитаре, но ее еще не изобрели… Представляешь, как бы я смотрелся на сцене со Скорпионз лет, эдак, через восемьсот?! К тому же, у них сценический грим, а у меня – все натуральное, жуткое. Диски бы выпустил, Грэмми бы получил, автографы раздавал бы. Но нет в мире совершенства… Однако ближе к делу. Кто может, теоретически, сломать иголку?
– В теории это может сделать благородный рыцарь или могучий богатырь. Сломать иголку может только положительный персонаж. Помните, Ваше Темнейшество, вы Дракулу зазвали, чтобы ее сломать? Он все пальцы исколол, а результат нулевой. А для вампиров кровь – материя деликатная, так сказать, аква вита. Сколько он после этого в гости не приезжал? Лет триста?
– М-да, некрасиво получилось. А как бы нам замотивировать рыцаря или богатыря? Если они в своем уме, то ни за какие деньги сюда не приедут. А от сумасшедших толку мало… – Кощей задумчиво почесал лысый затылок. – Хотя… Есть идея! Надо украсть невесту рыцаря или богатыря, тогда уж им деваться будет некуда. Спасти невесту от злодея – долг чести каждого порядочного героя! Что скажешь, Гюнтер?
«Догадался на мою голову», – подумал ворон. Но вслух сказал:
– Идея безупречная. Осталось только найти кого-то, кто собирается жениться!
– Сейчас посмотрим! – воодушевился Кощей и направился к волшебному зеркалу в готической раме, которое висело напротив гигантского камина. Пролистывая воздух перед собой, он начал искать нужную информацию. Зеркало мерцало, показывая одну картинку за другой. Ничего подходящего не всплывало. Рыцари отправлялись на подвиги в честь прекрасных дам в дальние края как минимум на год, а то и на два. Ждать так долго Кощей не собирался. Листая страницы, он наконец наткнулся на Русь.
– Смотри, Гюнтер, вот то, что надо!
«Только этого не хватало, опять придется спасать», – подумал Гюнтер и слетел вниз на плечо Кощея.
За стеклом зеркала виднелся бревенчатый забор, к которому было прибито лубяное объявление. Оно гласило: «Венчается раб Божий богатырь Елизар с рабой Божьей Марьей-Искусницей. Предварительная дата торжества – через месяц».
– Сроки, конечно, сжатые, но коли жениться захочет, управится. – задумчиво произнес Кощей. – Распорядись, чтобы накрыли стол, а я пока подумаю над планом мероприятия.
«Думай, думай, – решил про себя Гюнтер – На то и существует ближний круг, чтобы планы проваливать… Надо срочно слетать в Киевскую Русь, довести до сведения клиента, во что его втягивают. Если человек порядочный, не будет старика жизни лишать. Хотя нет, лететь некогда».
– Зеркало! – сев на край бесконечного обеденного стола, прокаркал Гюнтер. – Два меню немедленно! Его Подлейшая Двуличность возжелали трапезничать.
На противоположных концах стола тотчас появились два объемистых меню в черных шагреневых переплетах с золотым тиснением. Оно представляло собой вензель, состоявший из букв «К» и «Б», и изображение черепа с двумя перекрещенными внизу костями.
– Так, – задумчиво пробормотал ворон, открыв лапой меню, – что тут у нас сегодня?
На первой странице под заголовком «Холодные закуски» значилось: «Пиранья под соусом из серной кислоты с верблюжьей колючкой».
– Гадость! – расстроился ворон, – что там дальше?
На следующей странице в качестве основного блюда предлагалась тушеная кобра под соусом из собственного яда.
– Еще лучше, – скривился Гюнтер, – ну а что на десерт?
На десерт в меню стоял пирог с волчьей ягодой под муссом из яда анчара.
– Все как всегда, – настроение у ворона окончательно испортилось, – ну за что мне все это?
Он взлетел со стола и отправился на поиски Кощея, бродившего по бесчисленным залам замка. В гробовой тишине взмахи крыльев Гюнтера разлетались бесчисленным эхом, усиливая атмосферу мрачного запустения. Хозяина он нашел в рабочем кабинете. Кощей сидел за огромным письменным столом с ножками в виде драконьих лап и что-то писал пером в пергаментном свитке. Затем взял линейку и начал чертить. Бессмертный настолько увлекся делом, что не заметил появления Гюнтера.
– …Она выйдет на улицу, чтобы выяснить, о чем речь, я накину на нее мешок и – ходу.
Ворон вежливо кашлянул. Эхо от этого звука прогремело как взрыв снаряда. Кощей от неожиданности вздрогнул и опрокинул чернильницу в виде черепа. По черному дереву стола разлилась кроваво-красная лужа чернил.
– Гюнтер, чтоб тебя!
– Извините, Ваша Невыносимая Жуткость. У меня скверные новости. Меню, как всегда, омерзительное.
– Что там?
– Пиранья, кобра, пирог с волчьей ягодой под ядом анчара. Короче, рыбный день.
– Да что б им пусто было! Пойдем, я с ними сам поговорю!
Кощей стремительно направился к двери, на ходу бормоча:
– Рыбный день! В году пятьдесят две недели, пятьдесят два рыбных дня. Умножаем на тысячу, получается пятьдесят две тысячи. Умножаем еще на десять – пятьсот двадцать тысяч рыбных дней. Да что они, охренели совсем?!
Бессмертный ворвался в обеденный зал, перелистал меню и с грохотом швырнул его на пол.
– Так, я требую нормальной общеевропейской еды!
– Не положено, – раздался голос из пустоты, – Сегодня – рыбный день, – сказано это было хоть и лениво, но с явным вызовом.
– Я сказал – нормальной еды или весь Кухонный цех испепелю!
– Вы злодей? Злодей. Вот и ешьте ваше, злодейское.
– Послушай, – начал раздраженно Кощей, – В этом меню нет логики. Пиранья – хоть и маленький, но все же мой соратник по борьбе с Добром. Кобра – тоже. А кто уничтожает своих соратников?
– Революционеры, Ваша Бесконечная Злопамятность – не задумываясь, ответил Гюнтер.
– Я не тебя спрашиваю! Это все равно, как если бы Илья Муромец съел своего любимого хомяка. Или Иван запек Жар-Птицу на медленном огне. Бред? Бред! Так почему я должен есть силы Зла?
– Не мы это придумали. Мы готовим согласно инструкции. Как записано, так и делаем, – ответил из ниоткуда голос Кухонного цеха.
– Гюнтер, я сейчас выдам тебе одно злобное заклятье, слетай на кухню и используй его по назначению.
– Ваша Коррупционная Беспринципность, мы искали Кухонный цех тысячи раз, но так и не нашли. Пустая трата времени.
– М-да, – согласился Кощей, – Слушай, Кухня, а вот скажи: тебе рыбку не жалко? Она себе тихо плавала, а вы ее – под нож.
– К нам в Царство Холода и Мрака все продукты поступают свежеморожеными, так что под нож она пошла, когда оттаяла.
– Кухня, а если я выдам деньги на нормальные продукты и заплачу чаевые за сервис, можно пересмотреть меню?
– Все зависит от суммы, – неопределенно ответил Кухонный цех.
– Не обижу, – раздраженно проговорил Бессмертный и швырнул на стол пару золотых. Монеты тотчас бесследно исчезли, но на столе ничего не появилось.
– Маловато будет, – хамовато произнес голос Кухни.
Кощей бросил на стол еще один золотой. Тот начал было крутиться на ребрышке и так, крутясь, растворился в воздухе.
– Ладно, – лениво снизошла Кухня, – сейчас все сделаем, но чаевые – отдельно. Клиент, заказываем.
– Так, – задумчиво начал Кощей, – на закуску – фуа-гра с брусничным мармеладом и рукколой, затем супчик буйабес с чесночными гренками из багета, на второе – стейк…
– Какая прожарка? – перебил его Кухонный цех.
– Медиум реар, – ответил Кощей.
– Гарнир?
– Пюре с чипсами из лука и рокфором. А на сладкое хочу банальное тирамису, кофе арабика в джезве и рюмку коллекционного французского коньяка.
Повернувшись в сторону ворона, Бессмертный спросил:
– Гюнтер, а ты что будешь?
– За ворона платить отдельно. – потребовал Кухонный цех.
– Ну что за вымогательство?! – возмутился Гюнтер.
Кощей, кряхтя и морщась, швырнул на стол еще одну монету, которая последовала в никуда за остальными.
– Ворон, заказываем, – отреагировала кухня.
– Мне стейк и бокал Шато Нефдю Пап Домен Матье призового урожая! – потребовал Гюнтер.
– Какая прожарка стейка?
– Никакая, – ответил ворон, – я ем сырое мясо.
– Заказ принят, – сообщил, зевая, Кухонный цех.
– Да сколько же это будет продолжаться? – возмущенно произнес Бессмертный.
– Что? – спросил ворон.
– Да я про Кухонный цех! Только и успевай города грабить, да данью обкладывать, чтобы с кухней расплачиваться!
– Ну, положим, Ваша Безграничная Злопакостность, наше финансовое положение более чем стабильное. Проценты по бондам и облигациям…
– Заткнись, Гюнтер! Про тайну вкладов забыл, что ли?
– Уже заткнулся, Ваша Злобность!
Едва Кощей успел сесть на свой стул с высокой резной готической спинкой, как на столе появилась до хруста накрахмаленная скатерть, затем отполированные до блеска серебряные приборы. Следом возникли тарелки для хлеба. Вокруг шеи Кощея невидимый кто-то намотал салфетку немыслимой белизны, сродни снегу на леднике. Такая же салфетка, только маленькая, обмоталась вокруг шеи Гюнтера. Затем перед Кощеем появилась тарелка с фуа-гра, а перед вороном – со стейком, а также вино в пузатом серебряном бокале, покрытом затейливой гравировкой. Бессмертный с вожделением потер руки и начал неспешно отрезать маленькими кусочками гусиную печень и отправлять ее в рот.
– Блаженство, – прошептал он, – первое приятное событие за день. Надо бы, пожалуй, заказать бокальчик вина.
– За отдельную плату, – немедленно отреагировала Кухня.
Кощей бросил на стол еще одну маленькую монетку.
– Какое вино заказываем?
– Такое же, как у Гюнтера. Он в винах толк знает.
Тотчас же на столе материализовался бокал с вином. Как и у ворона, он был из отполированного серебра, гравировка на нем изображала различные подвиги Бессмертного в борьбе с Добром.
– Да, были схватки боевые, – задумчиво произнес Кощей, вращая бокал в своих костлявых длинных пальцах.
Ужин проходил как всегда в молчании. В какой-то момент Бессмертный отвлекся от еды и распорядился:
– Музыку.
– Какую изволите? – откликнулся другой, более любезный голос.
– Что-нибудь из Генделя, «Музыку на воде» или что-то в этом роде.
Тотчас раздались пленительные звуки, придавшие трапезе некую торжественность.
– Так-то лучше, – проговорил, жуя, Кощей.
Закончив ужинать, Кощей отправился в свою опочивальню, надел пижаму из черного шелка, черный же теплый ночной колпак и залез под одеяло, тоже черного цвета. Затем он дернул за шнур, свисавший у изголовья кровати, и вокруг нее, начисто блокируя лунный свет, сомкнулись черные занавеси.
А в это время Гюнтер, стараясь как можно меньше шуметь крыльями, по большей части планируя, полетел в зал, где висело волшебное Зеркало.
– Слушай, Зеркало, – проговорил ворон, – соедини меня с Киевской Русью, локализация – Дремучий Лес, избушка Бабы-Яги.
– А что я за это буду иметь? – спросило Зеркало. Голос его напоминал голоса, которыми делают объявления в аэропортах.
– Я достану тебе отличный полироль для стекла с антистатиком.
– Идет. – Зеркало засветилось всеми цветами радуги в предвкушении удовольствия. Через секунду в нем появилось изображение бревенчатого интерьера, а еще секундой позже большую часть картинки заполнило лицо немолодой женщины в широкоугольном изображении. Вопреки распространенным сказочным заблуждениям, черты ее лица были правильными. Никаких бородавок не наблюдалось, и нос был отнюдь не крючковатым, а, напротив, отличался тонкостью и абсолютной правильностью формы. Щеки у Яги были впалыми и, если что и отличало ее от других пожилых женщин, то только слегка зеленоватый цвет лица. Из глубины зеркала Гюнтера буравили глаза с серовато-алмазным оттенком. Одета колдунья была по-домашнему – в неброское серое платье и иссиня-белый кухонный передник. Было очевидно, что ворон отвлек ее от стряпни.
– Гутенабент, фрау Яга, – поздоровался Гюнтер.
– Здорово, Гюнтер. Я вообще-то не фрау, а фройляйн.
– Гутенабент, фройляйн Яга.
– Гюнтер, ты давай без экивоков. У нас здесь не абент, а темная нахт на дворе, спать хочется. Че те надо? Только не тяни.
– Вы же, фройляйн, немецкого вроде не знаете?
– Силы зла, Гюнтер, понимают друг друга без перевода, поскольку говорят на общем языке. Так че те надо?
– Видите ли, фройляйн, у моего хозяина опять суицидальные настроения…
– Ну а мне-то что?
– Он задумал некую акцию, которая может иметь негативные последствия для многих, включая вас.
– И что же это за акция?
– Он хочет, чтобы его убил богатырь Елизар. И для этого собирается украсть у него невесту, Марью-Искусницу.
– Ну, допустим, Марья мне не слишком симпатична. Если Кощей ее утащит, будет как-то поспокойней. Да и Елизар – парень опасный. Молодой и порывистый. И если бы Кощей его извел, я бы ему черную свечку поставила.
– Не собирается он его изводить. И похищение Искусницы – способ замотивировать богатыря приехать в наше Царство Холода и Мрака.
– Ну приедет он, а мне какая разница?
– Большая. Где он будет информацию добывать? Уж, наверное, фройляйн Яга, мимо вас не проедет. Сами подумайте, порча имущества, изъятие колдовской атрибутики. Опять же у вас мухоморы, поганки, травки всякие. Под статью о наркотрафике можно попасть. Возможны и тяжкие телесные повреждения, вплоть до летального исхода… И потом, убьет он Кощея, вам и за помощью, если что, обратиться будет не к кому.
– Да, об этом я как-то не подумала. И что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Надо как-то помешать моему господину украсть Марью-Искусницу.
– И как я могу помешать?
– А вы не могли бы, например, дать ей сонное яблочко, чтобы исключить ее из уравнения на годик-другой?
– Беда у нас в этом году с яблоками, неурожай. Самой до зарезу надо, а взять негде. Представляешь, выросло у меня в этом году всего четыре яблока. Как-то решила я слетать в Муром на распродажу, колготок купить, вологодского кружевного белья, ну короче, неважно… Возвращаюсь и что вижу: лежат перед избушкой четыре гастарбайтера. Сожрали яблоки и дрыхнут. Один вообще медным тазом накрылся.
– Это как? – недоуменно спросил Гюнтер.
– Да так! Хотел спереть мой медный таз для зелья, сдать в приемный пункт цветных металлов. Сожрал яблоко, упал, а таз ему на морду. Вот и осталась без яблок.
– Дела, – вздохнул Гюнтер, – и что, до сих пор лежат?
– Да нет. Я позвала Санитара Леса. Он пасть свою воротил, отнекивался, мол, заразу можно подцепить. Ну я ему антидрых дала, антибиотиков всяких. Короче, сделал он уборку, правда потом его стошнило. Одни беды от этих гастеров.
– И не говорите, фройляйн. К нам тоже лезут, только успевай забор чинить. Возвращаясь к Марье-Искуснице… А может, превратить ее в лягушку?
– Эта позиция уже занята.
– Ну подумайте, фройляйн, это же в наших коллективных интересах!
– Ладно. Как надумаю чего, дам знать.
– Только просьба – не через Зеркало. А то хозяин увидит, беды не оберешься…
– Вот что я тебе скажу, Гюнтер… Совсем он у тебя спятил, старый дурак. Мало мне своих забот, еще Кощея спасай от самого себя. Тьфу! – Баба-Яга смачно плюнула прямо в экран. Зеркало аж посинело от негодования.
– Ладно, Гюнтер, бывай. Спокойной тебе ночи и жену непьющую, в смысле, ворону.
– Как это непьющую? – удивился ворон, – Она же умрет от дегидратации.
– От какой еще дегидратации? Не морочь мне голову. Пока.
/////////////////////////////
А в это время на Земле Русской стояло теплое летнее утро. Зеленели леса и луга. Наливались румянцем яблоки и золотились груши, расцветала развесистая клюква. В небе пел жаворонок, искусно выводя романс Алябьева. Короче, царила полная идиллия. Богатырь Елизар под руководством наставника занимался гимнастикой, а именно, отжимался на одной левой. Делал он это на траве во дворе своего терема. На его спине стоял маленький худенький старичок в белом кимоно с черным поясом.
– Пятнадцать тысяч девятьсот двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь… Сколько еще отжиматься, дядя Гриша?
– Двадцать тысяч, как и на правой! Не отвлекайся, а то со счету собьешься.
– А можно я про себя буду считать?
– Можно. И помни, тебе еще побегать надо, затем – урок фехтования, потом начнешь отрабатывать новую ката, а вечером – занятия каллиграфией и стихосложением.
– Не мое это. Мне еще двадцать тысяч раз отжаться легче, чем стихи слагать.
– Каждый уважающий себя воин должен в совершенстве владеть слогом, равно как и мечом. Так записано в кодексе Бусидо.
– Знаю, дядя Гриша.
– Ты не просто его читай, а извлекай мудрость. Без постижения мудрости воин – не воин.
– Да я понимаю…
– Кодекс – это свод воинских ценностей и добродетелей. Он также учит, как вести себя в сложной и непредсказуемой ситуации.
– Да, это ценно.
– А сейчас, Елизар, тебе надо сконцентрироваться на скорости.
– А по-моему, сила важнее.
– Скорость, Елизар, – скорость и точность. Как ты думаешь, зачем я стою у тебя на спине в стойке некоаши-дачи?
– В некоаши-дачи? Чтобы дополнительная нагрузка у меня была.
– А вот и нет. Я стою в этой стойке с закрытыми глазами, чтобы улучшить мелкую моторику коры головного мозга и работу вестибулярного аппарата.
– Чего-чего?
– Потом объясню. Вот ты задумывался, почему не можешь меня победить ни в фехтовании, ни в кумите? Так задумывался? А я ведь и меньше, и слабее тебя.
– Ну, у тебя опыта больше. Ты же уже сто двадцать лет занимаешься, а я только пять.
– Отчасти ты прав. Но дело в том, что я быстрее и точнее тебя. И могу использовать твою же силу против тебя.
– Это как?
– Ну вот почему ты в кумите не можешь одолеть Марью?
– Она же Искусница. Это у нее в крови.
– А вот и нет. Просто она освоила искусство уклонения и умеет направлять чужую энергию в нужное русло.
– Не люблю я все эти захваты, броски.
– Ты еще не постиг философскую суть. Все не так просто, как кажется. Когда ты достигнешь следующей ступени мастерства, я буду учить тебя вести бой с завязанными глазами.
– Зачем?
– Не ищи легких путей, Елизар. Созерцание себя изнутри позволяет добиться совершенства извне.
– Все. Я закончил отжиматься, учитель.
– Ну тогда сбегай в город. Купи рису, осетрины и хрену позлее. Короче, сам знаешь.
– А почему вы рыбу любите есть сырой? Мне вот она как-то не очень.
– В сырой рыбе масса полезных аминокислот и фосфора. Так что, хочешь не хочешь, а придется.
– …А потом еще борща маминого, и свиного рагу с репой, и расстегаев с осетриной, и пирога с вишневым вареньем, и…
– Ты, Елизар, горазд поесть. Лучше бы с таким же рвением постигал воинские искусства.
– Ладно. Побежал я. Может, еще чего купить надо?
– Купи водочки, – сказал старичок, сходя со спины богатыря.
– Водочки? Это можно. Ну, побежал…
– Беги. Да за дыханием следи!
Елизар открыл ворота и припустил в город, а дядя Гриша сел на поляне в позе лотоса и стал медитировать.
///////////////////////////////////////////
В это время Марья-Искусница сидела в своем тереме и мастерила для богатыря Елизара походную Скатерть-самобранку. Дело не ладилось, и она была порядком раздражена.
– Ты почему подаешь блюда в разнобой? – спросила Марья у Скатерти, – Сначала десерт, потом борщ, потом горячую закуску, за ней – второе, и только потом закуску холодную. Нонсенс какой-то! Надо алгоритм поменять.
Красавица вооружилась паяльником и, глядя в лупу, начала что-то переделывать в Скатерти. Тут же что-то зашипело-зашкворчало, и из полотна с электрическим треском вылетел сноп синих искр.
– Чтоб тебе пусто было! – ругнулась Марья, – Я тебя из лучшего льна ткала, версту проволоки на тебя извела! А ты ерунду всякую устраиваешь! Вот распущу тебя по нитке, будешь знать.
Скатерть от страха съежилась и задрожала.
– Вот соберется Елизар в поход, с чем ему ехать? С бракованной тряпкой на ратные подвиги отправляться? Чтобы супостата сокрушить, надо хорошо питаться! Я в тебя тридцать две тысячи рецептов закачала, включая весь набор японской кухни и сто любимых рецептов Елизара. А ты толком накрыть не можешь. Ну-ка, расправься! Как я тебя чинить буду?
Скатерть послушно расправилась так, что на ней не осталось ни единой складочки, и замерла. Марья снова взялась за паяльник. Через несколько минут кропотливой работы она удовлетворенно хмыкнула и сказала:
– Ладно, давай снова попробуем. Скатерть, накрывай на одну персону!
На этот раз дело пошло на лад. На столе появилась осетрина холодного копчения, холодец, пирожки да расстегаи, ветчина, овощной салат, нарезка трех видов сыра. На Скатерти оставалось еще достаточно места, когда Марья скомандовала:
– Стоп. Теперь горячие закуски!
Их ассортимент оказался не менее широким, однако Искусница снова остановила Скатерть. И вслед за обоими видами закусок сначала появился борщ, затем тушеная свинина с гречневой кашей и грибами, а затем сладкие пирожки, блины с вареньем и, наконец, самовар с чаем.
– Ну вот, теперь совсем другое дело! Можешь же, когда хочешь. Ладно, завтра тебя Елизарушке подарю, а то вдруг ему в поход.
Закончив возиться со Скатертью, Мария принялась конструировать коврик-самолет.