Полная версия
К западу от Эдема. Зима в Эдеме. Возвращение в Эдем
Гнев душил Амагаста, он едва не задохнулся от отвращения. Ненависть ослепила его, и, не думая о последствиях, он бросился вниз по склону, вскинув копье.
Через какой-то миг он оказался возле мургу и ударил копьем ближайшего. Ящер увернулся от удара – острый наконечник копья только разодрал кожу на ребрах. Чудовище открыло рот и попыталось убежать. Следующий удар Амагаста был точным…
Вырвав копье, Амагаст обернулся – второй мараг с плеском бросился в воду. Но вдруг раскинул лапы и повалился вперед: маленькое копье неожиданно настигло его.
– Меткий бросок, – похвалил Амагаст сына.
Убедившись, что ящер мертв, он извлек копье и отдал Керрику.
Теперь оставался только жирный и крупный мараг. Глаза его были закрыты, он словно не замечал происходящего вокруг.
Когда копье Амагаста проткнуло его бок, он закричал почти по-человечески. Тварь вся заросла жиром – охотник колол и колол… Наконец мараг замер на песке. Покончив с ним, Амагаст оперся на копье и с брезгливостью поглядел на убитых: ненависть еще владела им.
– Твари! Их надо убивать! Мургу – не мы. Гляди: пятна на шкуре, шерсти нет, холода боятся, ядовиты, в пищу даже не годятся. Когда попадаются, надо убивать! – рычал он, и Керрик лишь кивал в знак согласия, ощущая такое же глубокое и бездумное отвращение.
– Иди приведи остальных! – приказал Амагаст. – Быстро! Смотри, на том краю бухты другие. Надо убить всех…
Вдруг убитый мараг шевельнул хвостом, и Амагаст снова занес копье.
Нет! Хвост не двигался, что-то шевелилось у его основания, там была какая-то щель, открывавшаяся, словно сумка. Острием копья Амагаст ткнул туда, и его замутило от одного вида бледных созданий, посыпавшихся на песок.
Сморщенные и слепые, похожие на взрослых… Значит, детеныши. Задыхаясь от гнева, он топтал их ногами.
– Всех, всех передавлю! – бормотал он, а Керрик уже мелькал между деревьями.
2
Ende hante’hei, ate’ Eemboke’ka iirubushei kaksheise’, he’awahei; he’vai’ihei, kaksheinte’, enpeleiuu asahen enge.
От отцовской любви уйти в объятия моря – вот первая боль жизни, а первая радость – подруги, что ждут там тебя.
Энтиисенат резал волны громадными плоскими плавниками. Он приподнял голову – вода заструилась по темной шкуре; голова на длинной шее поднималась все выше, энтиисенат огляделся по сторонам – и, заметив за собой огромный силуэт, торопливо ушел под воду. «Стайка кальмаров», – радостно зацокал второй энтиисенат. Массивные хвосты заколыхались, и ящеры рванулись за добычей; могучие гиганты, для которых не было преград, разинули широкие пасти.
Выбрасывая струи воды, кальмары бросились в разные стороны. Некоторые из них спаслись в чернильных облаках, но большинство нашло смерть в ненасытных плоских пастях, проглоченные в один миг. Насытившись, гиганты повернули назад.
Неподалеку океан бороздило еще более огромное существо. Вода перехлестывала через его спину, пенилась вокруг громадного спинного плавника. Приблизившись к нему, энтиисенаты нырнули и пристроились рядом, стараясь держаться возле чудовищного, усеянного зубами клюва. Урукето, должно быть, увидел их, глаз его, медленно поворачиваясь, следил за обоими, черный зрачок обрамляло костяное кольцо. Неторопливый мозг чудовища соображал медленно, клюв приоткрылся, потом распахнулся пошире.
Один за другим энтиисенаты подплыли к разверзшейся пасти и, по очереди просунув головы в колоссальную полость, извергли только что проглоченных кальмаров. Опустошив желудки, они отвалились в сторону, загребая сильными плавниками. Челюсти позади сомкнулись так же неторопливо, как открылись. Урукето не спеша продолжал путь.
Большая часть массивной туши находилась под водой, только спинной плавник взрезал поверхность вод. Вздымаясь над волнами, плоская верхушка его, морщинистая и высохшая, была покрыта белыми пятнами экскрементов морских птиц и шрамами от ран, оставленных острыми клювами. Одна из птиц как раз опускалась на верхушку плавника, расправив огромные белые крылья и выставив вперед перепончатые лапы. Вскрикнув, птица вдруг метнулась назад: сверху на плавнике открылась узкая щель. Она увеличивалась, расходилась во всю длину – громадный ход внутрь живой плоти, – из него пахнуло спертым воздухом.
Отверстие все ширилось, пока наконец иилане’ не смогла просунуть в него плечи. Второй офицер, она несла вахту. Поднявшись на невысокий костный карниз, огибавший плавник изнутри, она с наслаждением вдохнула свежий морской воздух, покрутила головой во все стороны. Удовлетворенная, она спустилась вниз, где иилане’, выполнявшая сегодня обязанности кормчего, внимательно смотрела в прозрачный круглый диск прямо перед собой. Первая иилане’ поглядела на светившуюся в полумраке иглу компаса и заметила, что они отклонились от курса. Кормчая потянулась в сторону, защипнула узел нервного окончания в плавнике и стиснула его. Дрожь сотрясла все «судно»: полуразумное существо повиновалось. Вахтенная кивнула и отправилась вниз, в длинную пещеру. Расширяясь, зрачки ее быстро приспосабливались к темноте.
Помещение в живом теле урукето, проходившее от головы до хвоста, освещали только фосфоресцировавшие пятна на стенах. Сзади, почти в полной тьме, лежали со связанными ногами иилане’-узницы; коробки с припасами, емкости с водой отделяли их от пассажиров и экипажа, располагавшихся впереди.
Вахтенная подошла к капитану и отрапортовала. Эрефнаис оторвалась от светившейся карты, которую держала в руках, и одобрительно кивнула. Удовлетворенная, она свернула карту и направилась вверх, к плавнику. Эрефнаис слегка прихрамывала: давала знать о себе детская травма спины, там до сих пор проступали морщинистые шрамы. Только великие способности позволили ей достичь высокого положения капитана при таком физическом недостатке. Наверху она тоже принялась оглядываться, глубоко вдыхая свежий морской воздух.
За спиной пропадали из виду берега Манинле. Впереди, на горизонте, едва виднелась цепь невысоких островов, тянувшаяся с юга на север. Склонившись вниз, она заговорила самым формальным тоном. Приказы она отдавала тверже и решительнее. Сейчас этого не требовалось. Она говорила вежливо и безлично, как иилане’ низшего ранга следует обращаться к вышестоящей. А ведь она командовала судном… Значит, та, к которой она обращалась, занимала воистину высокое положение.
– Есть на что поглядеть, Вейнте’.
С этими словами она шагнула в сторону, уступая дорогу. Вейнте’ стала осторожно подниматься по ребристой внутренности плавника, за ней следовали еще двое иилане’. Вейнте’ приникла к краю отверстия. Открывая и закрывая ноздри, она вдыхала острый, соленый морской воздух. Эрефнаис с восхищением глядела на нее, в этот миг Вейнте’ была воистину прекрасна. Даже если не знать, что она поставлена во главе нового города, по любому движению сразу можно было догадаться о ее истинном положении. Не замечая восхищенных взоров, Вейнте’ гордо стояла, запрокинув голову и выставив вперед нижнюю челюсть; под жгучими лучами солнца зрачки ее сузились в вертикальные щелки. Сильными руками она крепко держалась за плавник урукето, для равновесия широко расставив ноги, ее причудливый ярко-оранжевый гребень изредка подергивался. Она рождена, чтобы повелевать, – это чувствовалось в каждом движении ее тела.
– Скажи мне, что там впереди, – отрывисто произнесла Вейнте’.
– Цепь островков, высочайшая. Имя их соответствует сути. Алакас-Аксехент – золотые камни, идущие друг за другом. Песок и вода на них теплые в любое время года. Острова цепочкой протянулись к материку. Там, на берегу, и растет новый город.
– Алпеасак. Прекрасные пляжи… – прошептала Вейнте’, едва шевельнув губами. – Моя судьба. – Она повернулась лицом к капитану. – Когда мы прибываем?
– Сегодня к вечеру, высочайшая. Но еще до заката. Теплое океанское течение быстро несет нас вперед. Кальмаров вокруг в изобилии, и энтиисенат, и урукето сыты. Иногда даже слишком сыты, но это трудности капитана в дальнем походе. За ними приходится следить, иначе они не станут торопиться и мы прибудем…
– Тихо. Я хочу побыть со своими эфенселе.
– Удовольствие для меня, – пятясь, проговорила Эрефнаис и исчезла внизу.
Вейнте’ обернулась к молчавшим спутницам и ласково взглянула на них:
– Ну вот мы и прибыли. Трудная дорога в новый мир, в Гендаси, заканчивается, впереди новые трудности – теперь придется создавать новый город.
– Мы поможем, приказывай, – отвечала Этдиирг, сильная и крепкая как скала, всегда готовая помочь. – Приказывай, пойдем на смерть.
В других устах такие речи могли бы показаться притворством, но только не в устах Этдиирг. Искренность проступала в каждом движении ее крепкого тела.
– Этого я не стану приказывать, – сказала Вейнте’, – но попрошу тебя быть рядом со мной, первой помощницей во всем.
– Сочту за честь.
Вейнте’ обернулась к Икеменд, тоже готовой исполнить любое приказание.
– Ты будешь на самом ответственном месте. Наше будущее у тебя между большими пальцами. Тебе – заботиться о ханане и самцах.
Икеменд вздохнула, выражая разом согласие, удовольствие и преданность. Вейнте’ ощутила теплоту их дружбы и поддержки, но тут же нахмурилась.
– Благодарю обеих, – сказала она, – оставьте меня. Пришлите сюда Энге. Одну.
Урукето качнула большая волна. Вейнте’ крепко вцепилась в грубую шкуру. Накативший от хвоста зеленый вал разбился о черную башню плавника. Соленая пена брызнула Вейнте’ в лицо. Прозрачные мигательные мембраны, опустившиеся на глаза, медленно поднялись. Она не замечала капель воды, мысли ее были далеко; они опережали огромное существо, которое несло их по морю из самого Инегбана.
Впереди ее ждал Алпеасак, золотой пляж ее будущего… Высоко взлетала она в мечтах своих, едва покинув теплое море детства, и обошла многих из своего эфенбуру и эфенбуру многими годами ее старше. Хочешь подняться – лезь в гору. И наживай врагов. Но, как никто, Вейнте’ знала, что надо уметь обзаводиться и союзниками. У нее было свойство помнить обо всех из своего эфенбуру, какое бы положение они ни занимали, и встречаться с ними при первой возможности. Тех, кто был равен ей или выше, она умела расположить к себе, младшие же в эфенбуру ею восхищались. В городе они были ее ушами и глазами, служили ей тайной силой. Без их помощи она не сумела бы добиться права на это путешествие, решиться на величайший риск. Ее ждал взлет – или падение. Пост начальницы Алпеасака, нового города, – важный пост. Назначение это позволило ей опередить многих. Но она могла потерпеть и неудачу, ведь в новом городе, самом далеком от Энтобана, ее поджидали серьезные проблемы. Если новый город не вырастет вовремя, она падет так низко, что никогда не поднимется. Как Диисте, которую она сменит на посту эйстаа нового города. Если она потерпит неудачу, ее тоже сместят. Такое было возможно, но рискнуть следовало. В случае успеха, на который все надеялись, она пойдет в гору и ничто не остановит ее.
Снизу поднялась и встала рядом знакомая иилане’, с которой были связаны и добрые, и горькие воспоминания. Вейнте’ ценила дружбу всех из своего эфенбуру, она знала ей цену. Будущее Энге было туманным. Вейнте’ хотела, чтобы ее эфенселе понимала, что ждет ее на берегу. Сейчас был последний шанс переговорить с глазу на глаз перед высадкой на берег. Внизу для этого слишком много настороженных ушей и внимательных глаз, там нельзя откровенничать, но все нужно сказать именно сейчас, и пусть эта глупость закончится навсегда.
– Мы уже возле берега. Впереди Гендаси. Капитан сказала мне, что мы прибудем в Алпеасак еще до вечера.
Энге молчала и лишь в знак согласия шевельнула пальцем. Жест не был оскорблением, но и не выражал никаких эмоций. Разговор начался неудачно, но Вейнте’ не могла позволить себе разгневаться и отвлечься от главного. Она повернулась к своей эфенселе.
– От отцовской любви уйти в объятия моря – вот первая боль жизни… – начала Вейнте’.
– А первая радость – подруги, которые ждут там тебя, – закончила Энге знакомую фразу. – Я казню себя, Вейнте’, я знаю, как ты страдаешь от моего эгоизма.
– Мне не надо ни извинений, ни твоего унижения, даже объяснений твоего из ряда вон выходящего поведения. Мне просто непонятно, почему и ты, и твои последовательницы не преданы позорной смерти. Но не буду говорить об этом – я думаю не о себе. Меня беспокоишь ты, и только ты. Не эти заблудшие существа внизу. Если у них хватило ума пожертвовать свободой ради вредной философии, значит хватит смекалки и на добрую работу. Город найдет для них применение. Он может использовать и тебя, и не в качестве заключенной.
– Я не просила развязывать меня.
– Тебе не надо было этого делать. Я приказала. Для меня позор, когда одна из моего эфенбуру связана, как преступница.
– Я никогда не желала опозорить ни тебя, ни наше эфенбуру. – В голосе Энге не было раскаяния. – И поступала в соответствии с собственными убеждениями. Их глубина полностью переменила всю мою жизнь… они могут изменить и твою, эфенселе. Но все-таки приятно слышать, тебе стыдно. Это пробуждение – начало веры.
– Постой. Я стыжусь лишь за наше эфенбуру, которое ты опозорила. А сама я ощущаю лишь гнев – и не более. Сейчас мы вдвоем, нас никто не слышит. Со мной будет покончено, если ты проболтаешься, но я знаю – ты не станешь причинять мне вред. Слушай же. Перед высадкой на берег тебя вновь свяжут, как и твоих подруг, но ненадолго. Едва уйдет судно, я освобожу тебя, ты будешь помогать мне. Алпеасак – моя судьба, я нуждаюсь в твоей помощи. Дай мне ее. Ты знаешь, какие ужасные события происходят ныне, что с севера дуют все более холодные ветры. Два города уже погибли, и нет сомнений, что Инегбан ждет та же участь. Усилиями прежних глав нашего города основан новый, еще более великий, город на этом дальнем берегу. Инегбан умрет, но Алпеасак будет жить. Я долго билась за право быть эйстаа нового города, я направлю его рост, буду готовить его к тому дню, когда в него переселится весь наш народ. Но мне нужна помощь. Мне нужны друзья, готовые усердно трудиться вместе со мной и вместе возвыситься. Я прошу тебя помочь мне, Энге. Будь со мной в этих нелегких трудах. Ты моя эфенселе. Мы вместе оказались в море, вместе росли, вместе вышли из него и стали подругами в одном эфенбуру. Нашу связь невозможно нарушить. Помоги мне, будь рядом со мной, возвысься, будь моей правой рукой. Ты не можешь отказать мне. Согласна?
Голова Энге склонилась. Сложив молитвенно руки, она подняла глаза:
– Я не могу. Я связана с подругами, Дочерьми Жизни, связью более сильной, чем со своим эфенбуру. Они следуют за мной.
– Ты привела их в ссылку, в дикие края, на верную смерть!
– Надеюсь, что нет. Я только учила их пониманию мира. Я пересказала им истины, открытые Угуненапсой, которые даровали ей вечную жизнь. Не только ей – мне, всем нам. Просто ты и другие иилане’ слепы и ничего не видите. Одно только может вернуть зрение – память о смерти позволит узнать жизнь.
Вейнте’ была вне себя и на миг потеряла дар речи, по-детски протянув к Энге руки. Она видела – пылающие ладони Энге были обращены к ней в самом оскорбительном из жестов. Еще более разгневало ее то, что Энге не растрогала проявленная забота, не огорчил гнев.
– Не надо, Вейнте’. Если мы вновь окажемся вместе, обнаружится нечто более важное, чем наши желания, чем преданность эфенбуру…
– И преданность городу?
– Да… Это важнее всего на свете.
– У меня нет даже слов. Ты предала все, чем мы живем, и я презираю тебя. Все иилане’ от яйца времен живут как положено иилане’, и в этот порядок, словно паразит в живую плоть, вгрызается твоя презренная Фарнексеи, проповедующая возмутительную чушь. К ней относились с терпением, но она настаивала на своем, получила предупреждение, но не образумилась… пока не осталось единственного выхода – изгнать ее из города. Но она не умерла, первая из вас, живых покойниц. И если бы не спасительница Олпесааг, она до сих пор жила бы и проповедовала.
– Угуненапсой звали ее потому, что устами ее говорила великая правда. Олпесааг-разрушительница уничтожила ее тело, но не откровение.
– Имя дается, она была Фарнексеи – «ищущая». Она забыла про осторожность и за это умерла. Такой конец ждет и вашу детскую веру, место которой среди кораллов и водорослей. – Вейнте’ глубоко вздохнула, пытаясь сдержать себя. – Разве ты не понимаешь, что я тебе предлагаю? Последний шанс. Жизнь вместо смерти. Будешь со мной – и поднимешься. Если эта низменная вера важна для тебя, верь в глубине сердца, но молчи, не говори о ней ни мне, ни другим иилане’, спрячь под плащ, где ее никто не увидит. Сделай это.
– Не могу. Правду нельзя спрятать.
С яростным ревом Вейнте’ схватила Энге за шею, больно ткнув большими пальцами в гребень, и ударила лицом в неподатливую поверхность плавника урукето.
– Вот тебе правда! – закричала она, разворачивая Энге лицом к себе, чтобы до той дошло каждое слово. – Правда в том, что я сую в птичье дерьмо твою круглую, как луна, рожу. И еще правда в том, что тебя ожидает новый город, окруженный дикими джунглями, тяжелая работа, грязь, отсутствие всех привычных удобств. Такова будет твоя судьба, и, уверяю, смерть ждет тебя, если ты не откажешься от своего высокомерия, не прекратишь этого жалкого визга.
Услыхав тихие шаги капитана, которая была ошеломлена увиденной сценой и теперь пыталась незаметно уйти, Вейнте’ крикнула, толкнув Энге на карниз:
– А ну сюда! Что значит это шпионство?!
– Я не хотела… высочайшая, у меня не было дурных намерений, я уйду, – забормотала Эрефнаис, не прибегая к тонкостям и пышным фразам: так велико было ее смущение.
– Что привело тебя сюда?
– Пляжи… Я просто хотела показать вам пляжи, белые родильные пляжи. Вон там, к ним мы и направляемся.
Вейнте’ обрадовалась, что отыскалась причина закончить эту отвратительную сцену. Отвратительную – ведь она позволила себе вспышку гнева. Подобное она допускала нечасто, потому что прекрасно понимала, какое оружие отдает в чужие руки. Теперь вот капитан разнесет новость, и ничего хорошего не получится. А во всем виновата Энге, строптивая, неблагодарная, глупая Энге. Теперь ее ждет судьба, которую она заслужила. Не отводя глаз от зеленого берега, Вейнте’ прислонилась к стенке, гнев ее утихал, дыхание замедлялось. Энге поднялась на ноги: она тоже хотела взглянуть на пляж.
– Мы подойдем поближе, – произнесла Эрефнаис, – поближе к берегу.
«Наше будущее, – думала Вейнте’, – первый восторг, первые яйца, первые рождения, первое подрастающее в море эфенбуру».
Гнев ее улегся, она едва не улыбнулась, представив себе жирных ленивых самцов на пляжах. Молодняк, блаженствующий в сумках у них под хвостами. Первое рождение – памятное событие в новом городе.
Экипаж сумел заставить урукето подойти близко к берегу, почти в самые буруны, вдоль которого тянулись пляжи, прекрасные пляжи…
Энге и капитан остолбенели. Громко, с мукой в голосе, закричала Вейнте’.
На ровном песке валялись изуродованные трупы.
3
Крик резко оборвался. Когда Вейнте’ заговорила снова, из ее слов исчезла вся многозначительность, вся утонченность и отточенность речи. Только обнаженные кости смысла, только безжалостная и жесткая необходимость.
– Капитан, немедленно отправить на берег десять сильнейших членов экипажа. Выдать всем хесотсаны. Пусть урукето остается на месте. – Она выглянула наружу, опершись на плавник, и показала на Энге. – Ты пойдешь со мной.
Зацепившись когтями ног за шкуру урукето и помогая себе руками, Вейнте’ выбралась на спину животного и нырнула в прозрачное море. Энге чуть отставала.
Они вынырнули из волн прибоя возле трупа самца. Мухи густо усеяли многочисленные раны с запекшейся кровью. Зрелище это заставило Энге пошатнуться, словно ее качнул невидимый ветер, она сплетала пальцы, не замечая того, – детский знак боли.
А Вейнте’? Она стояла спокойно, с непроницаемым лицом, только глаза метались по сторонам.
– Я хочу отыскать тех, кто это сделал, – произнесла она невозмутимым тоном, ступив вперед и склонившись над телом. – Эти существа убивали, но не ели. У них длинные когти, клыки или рога – погляди на эти раны! Видишь? Убиты ведь не только самцы, но и няньки. Где же стража?
Она повернулась, из моря навстречу ей спешили командир и вооруженные члены экипажа.
– Растянитесь в шеренгу, оружие наготове, прочешите весь пляж! Найдите охрану, которая должна была находиться здесь, и вместе отправляйтесь по следам. Вперед! – Вейнте’ проследила за ними и обернулась, когда Энге позвала ее.
– Вейнте’, я даже представить не могу, какое животное нанесло эти раны: повсюду одиночные проколы или разрезы, словно у этого зверя один рог или клык.
– У ненитеска на конце морды один грубый рог и у хурукаста тоже один рог.
– Это гигантские, неповоротливые, глупые твари, они не способны на подобное. Ты сама говорила мне, что здешние джунгли опасны. Здесь могут оказаться другие звери, стремительные и коварные.
– Но где же охрана? Опасности им известны, почему они не справились со своим делом?
– Она была здесь, – проговорила Эрефнаис, медленно возвращаясь по песку, – все мертвы. Убиты.
– Это невозможно! А их оружие?
– Не использовано и полностью заряжено. Это существо… существа… они смертельно опасны.
Одна из членов экипажа издали окликнула их, но на таком расстоянии голос ее был едва слышен, а знаки непонятны. В большом возбуждении она бежала к ним.
– Я нашла след… идите сюда… там кровь! – (Вейнте’ наконец разобрала слова. Нескрываемый ужас был в этом голосе.) – Я шла по следу, высочайшая, – заговорила иилане’, указывая на деревья. – По-моему, существ было по крайней мере пять – столько было следов, и все кончаются у воды. Они исчезли. Но есть кое-что еще, это следует видеть.
– Что?
– Место убийства… Там много костей и крови, и еще… Увидишь сама.
Не дойдя до места, они услышали сердитое жужжание мух. Там действительно были следы страшного убийства, но было и нечто куда более важное. Проводница молча показала на землю.
Там лежала кучка углей и пепла, из которой еще вился серый дымок.
– Огонь? – громко произнесла Вейнте’, озадаченная увиденным, как и остальные. Ей уже приходилось видеть огонь, но он ей не понравился. – Назад, дура! – крикнула она, когда капитан сунулась к тлеющим углям. – Тут огонь. Он очень горячий и жжется.
– Я не знала, – стала извиняться Эрефнаис. – Я только слыхала о нем, но никогда не видела.
– А вот кое-что еще, – продолжила говорившая, – на берегу оказалась грязь. Она засохла под лучами солнца. И на ней следы. Очень четкие. Я взяла один, вот он.
Вейнте’ подошла и склонилась над потрескавшимся куском глины с углублениями в твердой поверхности.
– Невелики, очень невелики, они ниже нас. Такие мягкие ступни, нет и следа когтей. Цо! Считайте. – Она выпрямилась и обернулась к сопровождавшим, вытянув вперед руку с растопыренными пальцами. – Пять пальцев, а не четыре, как у нас. Кто знает зверей с пятью пальцами?
Молчание было ей ответом.
– Здесь столько тайн. Мне не нравится это. Сколько вокруг стражниц?
– Три, – ответила Эрефнаис, – по одной у каждой оконечности пляжа, третья в середине.
Она умолкла. Из подлеска, треща ветками, на берег выскочила еще одна из экипажа.
– У берега лодка, – доложила она, – небольшая.
Вейнте’ вышла из-за деревьев и заметила покачивавшуюся на волнах небольшую лодку, груженную какими-то емкостями. Одна из иилане’ придерживала на волнах живое суденышко, чтобы не удрало, еще две таращились на трупы на пляже. Заметив Вейнте’, они переглянулись. На шее одной из них блеснуло ожерелье из крученой проволоки. Вейнте’ пристально оглядела ее.
– Если ты эсекасак, та, что защищает родильные пляжи, почему ты не спасла своих подопечных?
Ноздри эсекасак расширились от ярости.
– Кто ты, чтобы так разговаривать со мной?
– Я – Вейнте’. Теперь я эйстаа этого города. Живо отвечай на мой вопрос, низкая, я теряю терпение.
Эсекасак почтительно прикоснулась к губам и отступила на шаг.
– Извини меня, высочайшая, я не знала. Потрясение, эти смерти…
– Ты в ответе за них. Где ты была?
– В городе, я ходила за пищей и новой сменой.
– Сколько времени ты отсутствовала?
– Всего три дня, высочайшая, как всегда.
– Как всегда? – Вейнте’ душила ярость. – Я не понимаю твоих слов. Почему ты морем отправилась в город? Где же терновая стена, где линии обороны?
– Они еще не подросли, высочайшая, и ненадежны. Реку уже очистили и углубили, но еще не совсем освободили от опасных зверей. Решили безопасности ради родильные пляжи временно оставить на берегу океана.
– Безопасности ради? – Более Вейнте’ не могла сдержать гнева. Показывая на трупы, она завопила: – Вот они – все убиты! Ты виновата! Лучше бы ты погибла вместе с ними. За это величайшее из преступлений я требую самого строгого наказания. Ты изгоняешься из города, из числа говорящих, будь среди безъязыких! Долго ты не проживешь, но, пока жива, будешь помнить, что твоя собственная ошибка, твоя безответственность, уклонение от обязанностей навлекли на тебя наказание!