Ожидание заката

Отец Димитрий бросил фонарь на пол, что-то хрустнуло, но свет не исчез. Кто сказал, что китайцы делают брак? Но эта мысль особого облегчения мне не принесла.

Он взмахнул освободившейся рукой и ударил Антона по лицу. Тот рухнул, как подкошенный. В рассеянном свете мелькнуло перекошенное лицо священника. Впрочем, священника ли?

Лже-Димитрий шагнул ко мне, медленно поводя из стороны в сторону своим этим шпателем. На его лице застыла то ли отрешенная улыбка, то ли он просто кривился, но в любом случае, в белесом свете это смотрелось страшно. Неожиданно подвижная, словно у лошади, верхняя губа шевелилась, открывая съеденные гнилые зубы.

Значит, будем считать, что улыбался – злодей все-таки!

Но в тот момент мне было не до шуток.

Сказать, что я испугался, значит, не сказать ничего. Я дико, дико обосрался от ужаса! И именно этот страх мне здорово помог!

Короче говоря, не помня себя, я высоко подпрыгнул в воздух и крутанул «вертушку» – удар ногой с разворота в воздухе. Любимая фишка Ван Дамма. И моя.

«Никогда не бейте ногой в голову» вдалбливал годами Палыч, «это добивающие удары, и если противник поплыл, лишь тогда можно рискнуть». Я это знал. Но я знал также и то, что любой удар, даже самый непрактичный, можно отработать до совершенства. Поэтому отрабатывал, когда меня никто не видел, и соответственно, не критиковал…

Непонятно, отец Димитрий придерживался тех же взглядов, что и Палыч, или же просто просидел всю свою сознательную жизнь в пещерах, но в любом случае, такого он не ожидал!

Как я уже говорил, несколько дней отдыха идут на пользу, и поэтому результат оказался налицо: я резко крутанулся в воздухе и впечатал пятку правой ноги в правый же висок отцу Димитрию. Послышался то ли всхлип, то ли чавканье – шум в ушах от прыжка помешал разобраться, но лже-Димитрия отбросило в сторону почти на метр.

Я, конечно, не Ван Дамм, но сработало неплохо! Нападающий лежал, словно куль с пропавшей мукой – серая ряса и лицо такого же цвета. Капюшон сбился, и я с отвращением узрел голый блестящий череп, покрытый синеватыми жилками. Шпатель, которым он, очевидно, реставрировал свои подземелья, и заодно хотел обновить и нас обоих, валялся на полу, теперь не опасный.

Очень аккуратно и красиво я приземлился на ноги. Судя по всему, я только что убил человека. Умышленно или нет, в состоянии аффекта или без оного – но убил! События наложились одно на другое, поэтому угрызений совести испытать я не успел.

Да уж, они тут в своих подземельях, на постоянном посту и аскезе, совсем с ума посходили!

О том, что это митрополит мог отдать команду нас подштукатурить, у меня и мысли не было.

Что теперь? Возвращаться назад и говорить Патриарху о том, что мы, в частности я, свернули шею его помощнику, не хотелось. Да и как возвращаться-то? Сквозь запертые двери? А может, никто и не заметит?

Я подошел к Антону. Он сидел на полу и тряс головой, очевидно пытаясь прийти в себя.

– Жив? – спросил я его.

Поперек лица мальчишки пролегала глубокая царапина, из которой сочилась кровь. Судя по всему, отец Димитрий своими монашескими лапами, отродясь не знавшими маникюра, чуть не порвал пацану лицо.

– Жив, – не слишком бодро ответил он. – А ты молодец! Я не думал, что… – он не договорил, вскакивая на ноги.

Я обернулся. И сразу испытал два чувства. Первое – глубокого, как говорят, облегчения. К счастью, я все же не убийца. Второе – глубокого разочарования. К огромному сожалению, я, черт подери, не убийца!

Эти два по сути, противоположные чувства соединял нарастающий липкий мостик страха. Короче, меня раздирало на части от противоречий, плюс к тому же я опять испугался. Не слишком ли много на сегодня?

* * *

При обсуждении ситуации мнения разделились. Миша предложил присмотреться к Старски, побольше узнать о нем, и цели его приезда.

Кирилл Александрович напротив, считал, что медлить нельзя: сегодня вечером тот покидает страну, и все, пиши пропало. Второго такого шанса не будет. Значит, нужно встретиться с ним и поговорить.

Миша возражал: даже если и встретиться, что они ему скажут? Мол, было убийство, и там нашли улики против вашей коллеги? В лучшем случае, Старски их пошлет куда подальше. В худшем – поднимется шум. А кто они такие? Ни документов, ни полномочий.

С другой стороны, в этой стране никогда и никого это не останавливало…

Кирилл Александрович доказывал, что по разговору со Старски можно минимум хотя бы увидеть его реакцию. Да и потом, что доказывает вину Хельги Груббер? Разве она участвовала в убийствах? Вряд ли. Может быть, все было официально, или по крайней мере, законно. Может, Старски поможет пролить свет на недавние события. Встреча в глуши не есть преступление, приехали на шашлыки и передумали. В конце концов, открывают тому, кто стучится!

Миша задумался.

Тем более, убеждал его Кирилл Александрович, может, Старски вообще ни причем! Может, он бегал к любовнице, может, пил где-то, а может, чем черт не шутит – и церкви осматривал! Может, он и Хельгу Груббер не знает – так, познакомились в самолете и все!

Миша сдался.

– Ладно, вы меня уговорили. Когда поедем? – он вопросительно посмотрел на Кирилла Александровича.

– Сначала надо узнать, где он, а уж потом ехать – озабоченно сказал старик. – Давайте так, Миша. Сидите и пейте, но в рамках. А, я как выясню, так сразу и едем. Идет?

– Идет… – Неохотно согласился Миша. Что-то в идее Кирилла Александровича ему не нравилось.

Спустя некоторое время Миша и Кирилл Александрович ехали в вишневой «Шкоде Фабии». За рулем сидел незнакомый Мише молодой парень в очках, очевидно, тот самый Костя.

Кирилл Александрович был одет в деловой костюм с галстуком. Миша – в джинсах и кожанке.

– У Вас, кстати, с собой часы? – спросил Кирилл Александрович.

Миша достал из кармана «Ролекс».

Кирилл Александрович защелкнул браслет на запястье. «Психологическая атака», подумалось Мише.

Около одиннадцати автомобиль подъехал к мрачному серому зданию.

– Что это за контора? – спросил Миша, выходя из машины и осматриваясь.

– Тут много контор, Мишенька, – Кирилл Александрович кряхтя, снял пиджак и свернув, повесил на руке. Рукава у рубашки были короткими, и часы сразу бросались в глаза. – Которая именно вас интересует?

– Та, куда мы с вами направляемся.

– Я думаю, что нам все же следует подождать здесь. Вон на той лавочке. – И старик решительно зашагал к лавке.

Миша нехотя двинулся за ним.

Спустя некоторое время из здания вышел молодой человек и кивнул в их сторону.

– Выходит, – толкнул локтем Мишу Кирилл Александрович.

Оба встали.

За молодым человеком вышел невысокий мужчина лет тридцати восьми на вид с лицом отличника-заучки. Редкие волосенки небрежно зачесаны назад, слегка примятый деловой костюм, новенькие туфли на ногах, на маленьком носике очки в дорогой оправе. В руке мужчина нес матерчатый кейс для документов.

Это и был Макс Старски.

Миша и Кирилл Александрович двигались ему наперерез, и таким образом встретили Старски на полдороге к пешеходному переходу.

– Герр Старски? – по-немецки обратился к Максу Кирилл Александрович. Миша довольно неплохо знал немецкий, и смог понять, о чем идет речь.

Старски удивленно посмотрел на старика, затем на Мишу.

– Да. – Спокойно ответил он. – А кто вы?

– Я и мой спутник представляем украинскую полицию. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете. – Вежливо сказал Кирилл Александрович.

– Не возражаю. – Старски показал рукой на стоявшие невдалеке столики под зонтами с надписью «Оболонь». – Мы могли бы присесть, если вам удобно.

– Благодарю – кивнул старик.

Он и Старски двинулись к столикам, Миша шел чуть сзади.

Когда все расселись, Старски поправил очки и повернулся к Кириллу Александровичу.

– Я вас слушаю.

– Дело в том, герр Старски, что месяц назад, во время вашего пребывания в Украине, произошло убийство.

Старски удивленно поднял брови. Не обращая внимания, Кирилл Александрович продолжал:

– И есть основания подозревать вашу коллегу фрау Груббер.

– Вы подозреваете Хельгу? – удивленно спросил Старски. – Но она никого не убивала! Точнее, я уверен, что она никого не могла убить! Хм! Но о каком убийстве идет речь?

«Хельгу!» – подумал Миша. «Значит, он ее хорошо знает!»

– Погибли два человека, – ответил Кирилл Александрович. – И на месте преступления видели фрау Груббер.

– Фройлен Груббер – поправил Старски. У него дернулось веко. Мише показалось, или он и впрямь начал нервничать? – И где же произошли эти убийства?

– Примерно в ста километрах от Киева – невозмутимо сказал Кирилл Александрович и демонстративно посмотрел на «Ролекс» – в ночь пятницы. На следующий день после вашего приезда.

Старски достал из кармана выглаженный платок и вытер вспотевший лоб. Затем снял очки и принялся тщательно протирать стекла, очевидно, пряча за этим жестом неуверенность.

Узнал часики? Или просто занервничал?

Кирилл Александрович выразительно посмотрел на Мишу. Миша едва заметно наклонил голову.

Старски закончил вытирать очки и надел их обратно. Потом повернулся к Кириллу Александровичу, которого, очевидно, принял за главного.

– Но откуда вы взяли, что фройлен Груббер была там?

– Я же говорил вам, что ее видели. И не ее одну. – Кирилл Александрович зловеще улыбнулся одними губами. – Мы с вами знаем, что целью поездки Хельги Груббер была встреча с… Впрочем, неважно. И мы с вами также знаем, что встреча состоялась. Правда, вопрос, насколько успешно – нам было не все понятно.

Удар попал в цель. Кирилл Александрович сидел сбоку и не мог видеть, как на мгновение лицо Старски покрылось мертвенной бледностью. Зато Миша это рассмотрел очень хорошо.

– Не все понятно? – пробормотал Старски. – Что же вам непонятно?..

– Это сейчас не важно – отрезал Кирилл Александрович. – Нас интересует в этом деле роль Хельги Груббер.

Миша предупреждающе глянул на старика, но было поздно. Старски, прищурившись, оглядел их обоих.

– А могу я посмотреть ваши документы?

Миша и Кирилл Александрович достали удостоверения СБУ.

– Я бы хотел встретиться с вашим руководителем в вашем присутствии. Подскажите, где находится ваша служба, и я поеду туда!

Кирилл Александрович замешкался с ответом, и этого было достаточно: немец все понял.

– Прошу прощения, – произнес с издевкой Старски, вставая из-за столика.

Миша и Кирилл Александрович угрюмо смотрели друг на друга.

– Это я виноват, Мишенька, – сокрушенно вздохнул Кирилл Александрович. – И дернул же меня черт спросить про эту роль! Похоже, что я только что спугнул большую рыбу.

– Зато вы хорошо говорите по-немецки, – мрачно сказал Миша, сверля взглядом удаляющуюся спину немца.

Назад оба возвращались пешком и молча. Кирилл Александрович неловко себя чувствуя, отпустил машину, надеясь обсудить события по дороге домой и хоть как-то оправдаться перед Мишей. А Миша был зол на Кирилла Александровича, хотя понимал, что если бы не старик, топтаться бы ему на одном месте до сих пор. С другой стороны, они оказались там же, откуда и начали. Без сомнения, Хельга и Старски замешаны в каких-то делишках, но в каких именно, теперь останется тайной.

VIII

Итак, я обернулся. Отец Димитрий, или кто он там еще, медленно вставал, держась заскорузлой ладонью за стену. В том месте, где должны были находиться висок и часть области над его снулым ухом, нелепым углом зияла огромная вмятина. На безволосом, отражающем свет черепе, она напоминала провал. На лице монаха застыла все та же ухмылка.

Он пошатываясь встал, чем-то напоминая поломанного целлулоидного пупса, которому ребенок раздавил голову, и с которым теперь, боясь этого причиненного им самим уродства, не хочет играть.

Руки сами поднялись в стойку, а мозг тем временем соображал, что можно предпринять. Дельных мыслей не было. Убивать монахов меня никто не учил, и первый блин, как водится, оказался традиционным комом.

Сейчас бы очень пригодился любой подручный предмет, сошли бы и пять лет тренировок в Шаолине, но увы, в пещерке ничего, кроме фонаря, валяющегося на полу, не было.

Можно, конечно, было бы пробежаться по коридорам, в поисках, так сказать, подходящего вооружения, или в норках пошарить, но почему-то идея эта меня не вдохновила.

С каждой секундой я все больше склонялся к мысли воспользоваться оружием слабых, то есть, попросту говоря, сбежать, и заодно прихватить товарища Дайрона.

Но он меня опередил…

Он рванулся вперед, и с размаху толкнул монаха руками. Послышался легкий треск и на мгновение отца Димитрия оплела паутина синих молний.

Его тело, получившее нехилый электрический разряд, исчезло в левом коридоре, куда еще минуту назад он так стремился попасть.

Антон повалился назад, очевидно тоже получив порцию. Что-то стукнуло, очевидно, шокер упал на пол.

Я не стал дожидаться продолжения, а подхватил мальчишку одной рукой, лампу другой и рванул в обратном направлении.

Антон весил удивительно мало. Если килограммов шестнадцать будет, и то хорошо! Ранее съеденные беляши практически не ощущались.

Я одним махом забросил его на плечо, и подсвечивая дорогу фонарем, медленно бежал вперед, постепенно набирая темп, на ходу обдумывая мысль, где же он взял шокер. В карманах, когда я его подобрал на трассе, ничего подобного не было.

Прихватить его он мог лишь в трех местах: у автомеханика Дениса, во дворах, когда мы лезли к митрополиту, или…

Я остановился и прислушался. Вроде бы тихо.

Вроде бы.

Расстояние до двери я преодолел минуты за полторы. Или меньше. Несясь мимо одиноких лампочек, словно скоростной лифт мимо этажей, и всего лишь пару раз тернув Антона о неровные стены.

Слава Богу, что этот Димка ее не запер! Встречаться с ним в тупике мне хотелось меньше всего!

И кто говорил, что служитель в приемной у Патриарха, там, наверху, не очень приятный тип?

Выскочив на развилку, я притормозил.

Существовало два пути. Путь назад, в катакомбы, я разумеется, исключил. Возвращаться к Патриарху? Но, во-первых, очень сложно будет объяснить ситуацию, при том условии, разумеется, что он не в курсе происходящих событий; а во-вторых, я не уверен, что смог бы войти! Ключ-то, судя по всему, остался в кармане у того…

Да и потом, сколько времени будет потеряно!

Значит, либо назад, мимо митрополитовской двери, направо по коридору, либо сейчас – в правый коридор.

Эх, была не была! Возвращаться знакомой дорогой мне не хотелось, значит, выберу незнакомую. И я свернул в правый коридор. И как оказалось, не ошибся.

Метров двести коридор был обычным, потом из темноты выплыла стоявшая вдоль стены длинная лавка. За ней другая, третья, со стопкой сложенных сверху каких-то одежд. Еще лавка, на ней человеческий череп и отдельно грудная клетка. Огромный горшок, или нет, скорее, кадка для какого-то растения. Новенькое эмалированное ведро.

Словом, не пещеры, а приемная городской поликлиники.

Хотя после того, что я только что пережил, плевать мне было на эти кости!

Ветхий шкаф, в нем, на верхней полке, среди разных драных шапок, мелькнула относительно новенькая кепка. Я сначала по инерции прошел мимо, потом сдал назад: развернуться с мальчишкой на плече было нереально.

Почти новая кепка-панама с надписью «РПЦ». Пойдет. Я аккуратно одел ее Антону на голову. Все же лучше, чем светить кровавыми ранами. Это не средние века, когда получать повреждения от церкви считалось нормой. Сейчас не поймут. И обморок пацана не оправдание.

Еще десяток шагов, и дверь. Я рванул ее на себя. Ничего. Я толкнул ее от себя. То же самое. Приехали. Неужели был еще один ключ? А где тогда замок? Я посветил получше. Замка не было. Был засов. Ага.

С трудом отодвинув засов – мешал Антон, а класть его на холодный пол или возвращаться к лавкам мне не хотелось, я нажал на дверь.

Неохотно, очень неохотно она подалась.

Я оказался в узенькой выемке, размером с ванную комнату хрущевки. По обеим сторонам ее лежали два, что ли, саркофага, и какой-то столик, накрытый темно-красной вышитой скатертью, который я сдвинул дверью с места.

Аккуратно протиснувшись, я притворил дверь, морщась от скрипа, и придвинул столик на место. Жалко, но фонарь придется оставить – народ не поймет. А он мне здорово помог! Вздохнув, я выключил его и аккуратно засунул под стол.

Перешагнув через канат, загораживающий доступ в каморку, я очутился в узеньком проходе, откуда выходил узкий же коридорчик.

Было темно и пусто. Вдоль прохода были расставлены стеклянные гробики, с прикрытыми вышитыми полотенцами покойниками. В одном мелькнула высохшая страшная кисть.

Брр.

Ускорив шаг, я направился к выходу, если судить по указателям.

Подходя к лестнице, я взял Антона на руки таким образом, что он как бы сидел на мне, обхватив туловище ногами, словно маленький ребенок. Голову его, скрытую козырьком, я примостил на своем плече.

Хрупкая конструкция, конечно, но вариантов нет.

И не спеша, словно умудренный опытом святой старец, стал подниматься узкой закругленной лестницей вверх.

Быстро проскочил мимо моющих пол монахов, и вышел на улицу из маленького домика, окруженного растительностью.

Очутившись на воздухе, я не стал, в отличие от героев фильмов, вздыхать и наслаждаться небом и солнцем. Надо побыстрее сваливать. Хватит с меня этих загробных жителей. Люди живут на земле, а нелюди – под ней.

Пронес Антона по аккуратной аллее и невдалеке, напротив открытой двери какого-то магазина, или правильнее сказать, церковной лавки – а их тут тьма, стояла старенькая «Таврия». И молодой пацан, прохаживающийся вокруг.

Я подошел к нему.

– Не подкинешь к выходу? За мзду.

– Я мзду не беру! – с готовностью улыбнулся он. – Мне за…

– Мне срочно лекарство для пацана нужно! – оборвал я его. – А оно в машине! Идти далеко.

Хозяин сочувственно посмотрел на пацана и открыл заднюю дверцу.

Я с трудом влез, стараясь не зацепить Антона о потолок. Это не «Истар».

Пацан быстренько завелся, развернулся и поехал, прекрасно ориентируясь на местности.

– А что с ним? – полюбопытствовал он, поглядывая в зеркало.

– Кислорода мало, – ответил я, – нельзя ему было в пещеры!

– Ну да, – согласился водитель, – это нельзя!.. А куда ехать-то? К выходу?

И тут я вспомнил, что в Лавре, вроде как выход он же вход, есть не один…

– Ну, это, где арка в башне…

– Понял. – Кивнул водитель.

Завибрировал телефон. Я глянул на экран. Звонил Димка Панченко.

– Секундочку! – сказал я и нажал ответ.

– Привет! – послышался голос Димки. – Ты где?

– Здоров!.. В Киеве, – ответил я, придерживая Антону голову и зажимая кровоточащую рану пальцем. – В Лавре.

– Чего ты там забыл? – недоуменно спросил Димка.

– Да к митрополиту по делам ездил, – брякнул я.

Пацан за рулем навострил уши.

– Ну и как там митрополит? – Димка хмыкнул.

– Да как! Если б я его видел, то сказал бы! – спрыгнул я со скользкой темы. Водитель усмехнулся и покачал головой.

– Да вот, малому чего-то поплохело! – продолжал я.

– Какому малому? – не понял Димка.

– Да моему малому! Говорили же, не водить его под землю, а я поперся! Теперь в больницу едем!

– Погоди, я не врублюсь, какой еще малой? Ты о чем? – Судя по голосу, Димка сильно удивлен. Ну еще бы!

– Нормально, разберемся! – продолжал нести я бред. – Давай я позже перезвоню… Димитрий!

И я нажал отбой.

«Таврия» подъехала ко входу.

Я вылез из машины и придерживая Антона, протянул пацану двадцатку.

– Не, у нас это не приветствуется, – сказал он, с сожалением поглядывая на деньги.

– На богоугодное дело, – заговорщицки сказал я.

– А-а-а, ну так-то…

Двадцатка исчезла.

– Спасибо! – поблагодарил я, и пошел к выходу.

– Что же ты, здоровый кабан, а я тебя таскать должен! – громко укорял я Антона, проходя мимо охранника. Но тот не обратил на нас внимания, мимо скользнув равнодушным взглядом и переключаясь на более важный объект.

Навстречу нам шла стайка туристов, явно мексиканского вида.

Прижимая к себе Антона, я прошел все четыреста метров, отделяющие нас от терпеливо ожидающего «Истара» и щелкнул кнопкой дистанционки. Машинка радостно бибикнула, я уложил Антона на заднее сиденье, и уселся за руль.

Слава Богу!

* * *

На перекрестке они пожали друг другу руки.

– Не сердитесь, Мишенька, – жалобно сказал старик. – Ну попутал черт старого, ну что ж теперь поделаешь… Мы что-нибудь придумаем.

Миша похлопал Кирилла Александровича по плечу.

– Я не сержусь. Вы и так сделали больше, чем смог бы кто-либо. Ничего страшного! Давайте подумаем, какие ниточки у нас еще остались. Подумаем и созвонимся. Согласны?

– Согласен, Мишенька, конечно согласен!

Они еще раз пожали руки и разошлись.

А через час Мише позвонили.

Звонил Кирилл Александрович. Миша нажал кнопку приема вызова.

– Да, Кирилл Александрович… Я слушаю! – повысил Миша голос.

Нет ответа. В трубке слышится посторонний шум, то ли ветра, то ли пробегающих автомобилей. Шум, скрип. И тишина.

– Кирилл Александрович! – заорал Миша, чувствуя, что случилось что-то страшное.

Тишина. Миша нажал отбой, и тут же набрал старика. Длинные гудки, в такт ударам сердца и каждый – длиннее жизни. Десять мертвых сигналов и телефон автоматически отключился.

Что делать? Миша поймал себя на том, что стоит, прислонившись лбом к двери в ванную. Аппаратуры или возможности отследить звонок у него не было. Правда, когда-то давно приходило сообщение, в котором оператор предлагал за дополнительную плату возможность отслеживания. Но Миша тогда, естественно, отказался. Звонить Виктору? Пока они расшевелятся, пока поднимутся, пройдет не меньше часа-двух. Время будет потеряно. Если уже не поздно! Миша выскочил из квартиры.

Быстрым шагом, то и дело срываясь на бег, он шел к месту, где они расстались с Кириллом Александровичем.

Мишин дом, дом Кирилла Александровича и перекресток, где они расстались, являлись как бы вершинами неправильного треугольника, где дороги, идущие от перекрестка к их домам, образовывали тупой угол; таким образом, расстояние от Мишиного дома до Кирилла Александровича было гипотенузой – то есть наибольшим.

Возможно, и правильнее было бы идти к старику домой, но отчасти из-за расстояния, отчасти из-за того, что Кирилл Александрович мог еще не успеть вернуться, вероятность встретить его по дороге от перекрестка повышалась.

Через полчаса, когда Миша добрался до перекрестка и пошел в сторону дома старика, мобильник зазвонил снова: Кирилл Александрович! Миша схватил трубку.

– Алло! – торопливо выкрикнул он.

– Алло! – ответил ему незнакомый мужской голос – Ээ…Михаил?

– Да! Что случилось? Где Кирилл Александрович? – Миша перешел на шаг.

– Кирилл Александрович? А-а-а…Это сержант Боженко. – Миша остановился. – Дело в том, что мы обнаружили тут… я так понимаю, Кирилла Александровича?

– Он жив?

– Он умер.

Миша закрыл глаза. Сержант что-то рассказывал ему, но Миша не слышал.

– Где он? Я уже иду, – перебил милиционера Голубых.

– Здесь. В парке…

Придерживая трубку возле уха, Миша помчался по улице.

Через семь минут Миша был в парке. Он сразу увидел небольшую кучку людей и машину «скорой» невдалеке.

Тяжело дыша, Миша остановился возле лавки, на которой, завалившись набок, лежал мертвый Кирилл Александрович. Очки боком держались на носу, галстук сбился. Сложенный пиджак лежал на коленях.

– Вы Боженко? – спросил Миша у рослого сержанта, стоявшего возле тела.

Сержант отрицательно помотал головой и кивнул на другого милиционера, метрах в пяти разговаривавшего по телефону. Тот бросил взгляд на Михаила, закончил разговор и подошел.

– Вы Боженко? – повторил Миша.

– А вы Михаил? – сержант расстегнул верхнюю пуговицу форменной куртки. – Вы его знаете?

– Знаю. Жарко Кирилл Александрович. Час или два назад я с ним разговаривал. Что произошло?

Боженко пожал плечами.

– Нам сообщила та… бабушка. – Он махнул рукой в сторону, где невдалеке, в тени раскидистого дерева на складном стульчике сидела немолодая женщина в платочке, продающая какие-то иконки, свечечки и прочую церковную атрибутику, с любопытством поглядывающая в их сторону.

– Мы недалеко тут, на соседней аллее стояли. Подошли, я посмотрел, сразу «скорую».

– Так он жив был? – Миша напряженно смотрел на сержанта.

Боженко кивнул.

– Ну да. Пульс был, и вообще… дышал еще, глаз дергался, я обратил внимание. А перед приездом «скорой» умер, буквально за минуту.

Миша не дослушав, подошел к врачу. Врач, молодой мужчина лет тридцати, что-то писал, поставив ногу на подножку микроавтобуса.