Полная версия
Жизнь на грани
Уже находясь на грани между сном и бодрствованием, Женька услышала, а скорее почувствовала активное шевеление подушки от телефонного звонка. Уже негодуя на звонившего, нарушившего такое приятное пограничное состояние, она вдруг увидела отцовский номер, высвеченный на маленьком светящемся экране мобильного телефона. Сон слетел мгновенно вместе с упавшим на пол одеялом. С тёплым ощущением радости она нажала заветную кнопку, услышав, наконец, такой родной и почему-то уже изрядно забытый голос: «Привет, Жучок! Я соскучился очень, как ты там? Как мама?» От короткого разговора душа начала петь громкий гимн радости и счастья, и даже солнце стало светить как-то приветливее, чем вчера. Мама снова ничего не оставила на столе на завтрак, как делала это раньше. Это немного разозлило Женьку, которая всячески прокручивала в голове разговор с отцом, спрашивавшим об этой холодной женщине, которая успела мгновенно поменять привычки, в которых больше не стало ни единого упоминания об отце. Но сегодня не хотелось долго злиться, поэтому, засунув в рот бутерброд с маслом и запив его стаканом минеральной воды, Женька радостно побежала на балкон, чтобы посмотреть в лицо миру, который так жестоко шутил с ней, снова подарив ей отца, ещё недавно так жестоко отобранного. На старой скамеечке в парке немного в отдалении от Женьки сидел отец, слегка согнувшись и немного набок наклонив голову, – от этого хотелось громко петь. Вот наконец-то справедливость восторжествовала (по крайней мере, Женьке тогда так казалось). Отцовское лицо как-то осунулось и приобрело какой-то землистый оттенок, и сам он как-то постарел, что ли. Одежда была помята, чего не было раньше, когда мама вывешивала отцовские рубашки, тщательно выстиранные и выглаженные, на вешалку, при этом с любовью приговаривая: «Валерочка, иди завтракать». Вот как так бывает, что из-за громких криков этой чёрствой женщины, так жестоко разрушившей мирную Женькину жизнь, теперь именно ей, Женьке, приходится страдать. Сейчас Женьке очень захотелось сжать так крепко-крепко глаза, и чтобы именно мать ощутила, какую боль причинила она отцу и Женьке, и чтобы вообще лучше её не стало в мире – просто раз, и нет человека. Женька слегка улыбнулась при такой шальной мысли: как так может быть, чтобы раз – и нет человека. «Хотя, – с сожалением подумала Женька, – будь сейчас Наташка рядом, она бы обязательно поняла бы…» Отец в большей степени молчал, так ни разу и не взглянув в глаза Женьке, всё говоря тихо, словно бы выдавал секретные государственные тайны. Расспрашивал о доме, о матери задавал вопросы и как-то странно напрягался в ожидании ответов. Женьке же совсем не хотелось говорить о той, кто с равнодушием и холодностью разрушила всё мирное Женькино существование, и она напрямик спросила отца, глядя ему прямо в глаза: «Пап, а почему ты не вернёшься домой? Мама уже не кричит, её всё время нет дома, а мне так грустно без тебя…» Словно бы ударившись лбом о стену, отец прикрыл лицо рукой и, с усердием растирая виски, как-то странно растягивал слова, словно бы сначала тщательно очищая их от липкой патоки, прочно склеившей их вместе. Отец начал что-то лепетать о том, что «обстоятельства так сложились», «ты не должна винить маму, ей сейчас и так нелегко… не стоит её строго судить», «надо время, чтобы всё устаканилось, а пока не стоит и говорить маме об их встрече» и что-то в этом роде… По словам отца и судя по его внешнему виду, когда он весь словно бы сжался в комок, Женьке вообще показалось, что это не её отец, который утрами напевал песенки, собираясь на работу, который говорил о скором счастливом будущем, когда Женька закончит школу и сможет самостоятельно выбрать собственный жизненный путь. А теперь ни песен утром, ни жизненного пути, ни завтраков, ни Наташки, чьи родители уехали так быстро, что им, собственно, и попрощаться-то времени не было. Весь мир вдруг в одночасье пропал, оставив вместо себя лишь жалкую копию, которая и отдалённо не напоминала оригинал. В том мире всё было так идеально – сегодня Женька это очень хорошо понимала, а тогда почему-то не ценила и всё время говорила Наташке о надоедливых родителях. Теперь мир вообще вдруг стал пресным и бесцветным, как мерзкая морская капуста, которую обожала Наташкина мать и всё время пыталась ею всех накормить. Единственное, что осталось от того цветного мира, так это надоевшая школа, в которой хотя бы можно было весело пообщаться с одноклассниками, а теперь и она вышвырнула Женьку за свои ворота, прикрываясь слабой отговоркой о летних каникулах. В итоге – встреча с отцом хоть и была странно-отчуждённой, но всё же приятной, но даже она закончилась. Теперь в жизни осталась только прежняя серость и уныние, и солнце светило ярко и пыталось выдавить из прохожих ещё хоть каплю влаги. Женька медленно переставляла ноги, которые прочно сковали чёрные грубые джинсы. Хотелось спрятать голову в песок и сидеть так, ни о чём не думая, хотя, наверное, даже горячий песок не сможет вытравить эти липкие приставучие и никак не желающие уходить мысли об окончании всего этого бреда, называемого многими жизнью. Думать уже не хотелось, а скорее, не то чтоб не хотелось, просто было уже даже как-то больно думать обо всём, что случилось за последние дни. Жизнь рассыпалась на мелкие детали, как мозаика из тысячи деталей, и теперь Женьке предстояло решить, собирать её узором, чтобы вышла картинка, или просто охапкой засыпать опять в коробку. В любом случае нужно было для начала выяснить, кто посмел высыпать на пол эти цветные кусочки картона. От неприятной встречи с любимым отцом осталось какое-то грязноватое чувство, от которого нестерпимо захотелось помыться. Вроде бы отец был так же спокоен, и Женька ждала этой долгой встречи, но ощущение какой-то неискренности, вязкости и лёгкого налёта пыли не уходило. Женька решила прогуляться до ближайшей речки, чтобы хоть немного освежиться и проветриться, так как перспектива снова погрязнуть в пустоте и тишине душной квартиры вовсе не радовала. Остановившись на мосту и слегка облокотившись на перила, Женька приковалась взором к гладкой зеленовато-чёрной поверхности водной глади, блистающей, как зеркало. Вода казалась такой прохладной, что по телу пробежали мурашки, как от холода. Речка давно уже стала декоративным украшением города, которое могут себе позволить жёны не очень состоятельных людей. Так, сверкая блеском бриллиантов и вызывая всеобщую зависть, только единицам принадлежит доступ к правде о том, что блеск, завораживающий взгляды толпы, на самом деле является не чем иным, как преломлением света от поверхности обыкновенного стекла, тщательно подведённого под разряд бриллиантов. Так и речка в городе, манящая своей прохладой и кажущейся чистотой, была обычной стекляшкой, которую мог позволить себе такой захудалый городишко, как тот, в котором Женька провела уже изрядную часть собственной жизни. Поверхность воды, играющая солнечными бликами и создающая возле себя ореол свежести и чистоты, являлась на самом деле старым сосудом, переполненным всяческими нечистотами и кишащим таким многообразием микроэлементов и химических соединений, что сам Менделеев мог только развести руками. Хотя, если не особо вглядываться в мутновато-зелёную поверхность водицы и не особо близко принимать к сердцу историю о химической составляющей, то можно было бы спокойно отдаться во власть ощущению свободы, которое давала освежающая, широко раскинувшаяся шёлковая поверхность губительной влаги. Женька на минуту задумалась о чистоте воды, а потом вдруг крепко зажмурила глаза и представила то ощущение неизмеримой свободы и совсем неземного притяжения, когда бы Женька переступила через заградительную преграду и, отдавшись охватившему чувству, поместила бы собственный корпус, и так изрядно уже уставший от насмешек этого мира, совершенно перпендикулярно недавнему своему положению и совершенно параллельно гладкой прохладной поверхности воды. Вот так, легко и непринуждённо совершив небольшое перемещение вперёд, всего за пару секунд (или сколько там продлится этот полёт) Женька сумеет решить как минимум две проблемы: лишит себя необходимости решать вопрос с мозаикой Жизни и переложит сжирающее чувство вины на плечи родителей. Конечно, не совсем бы хотелось доверить пусть и не идеальное, зато такое родное тело этим пугающим микроорганизмам и микроэлементам, но, по сути, важно ли это будет освежившемуся в последний раз телу, красиво лежащему на зелёной травке, куда его бережно вынесут спасатели? Вот лежит Женька в розовом лёгком платьице, слегка обнажившем колени, в небольших и таких завораживающих капельках воды на щеках, влажные волосы небрежно распластались на песочке, глазки прикрыты, руки в красивой позе застыли, словно бы во время исполнения красивого восточного танца. Толпа желающих помочь собралась вокруг, и слышны вздохи:
– А ведь такая молодая…
– Ещё жить да жить…
– И что же могло толкнуть такое прелестное создание на такой необдуманный поступок…
…Где-то на окраине Женькиных мечтаний появился мешающий звук, портящий всю картину. И вот уже нет ни розового платьица, ни жалобных стонов, а только выкрики и возня. Кто же так грубо и совсем бессовестно сумел разрушить все Женькины мечтания?! Открыв глаза, Женька оглянулась, пытаясь выявить виновника, но удалось это сделать не сразу, а лишь внимательно присмотревшись. У моста, внизу, на берегу речки, в тесном кружке, словно бы стая мух, собравшаяся взглянуть на что-то интересное, группа мужчин в форменных костюмах склонилась над чем-то совсем непривлекательным.
Не отрываясь от места происшествия, Женька вдруг начала понимать, что чья-то схватка завершилась, пожалуй, не в его пользу. Какое-то синюшное, странно изогнутое существо совсем отдалённо напоминало фигуру человека. Руки были вытянуты вперёд и замерли в какой-то неестественной позе, вытянувши кисти рук, как делают это балерины. Искорёженное, совсем негнущееся тело, которое вывернуло собственные конечности таким образом, что вопрос о гибкости доселе живого существа вызывал изумление. Ноги были слегка согнуты в коленях, словно бы это существо исполняло танец водных фигуристок. Совсем не вязалась с такой странной позой синяя ткань пожульканного вида, с которой стекала вода, в которой по форме угадывались синие брючата, прозванные в народе «треники». Походу это был мужчина, правда, с такого неблизкого расстояния было сложно разглядеть тело, которое обступили спасатели, или, правильнее сказать, «вытаскиватели тела». Видимо, за то время, которое тело провело в воде, полчища микроорганизмов и жалкое подобие рыб сумели хорошо потрудиться над несчастным. Его синяя кожа на руках, которую несложно было разглядеть на фоне бело-живых людей, наводила ужас. Она была не просто синей или слегка синеющей, она была неравномерно сине-чёрно-трупной. Женьке уже отчётливо мерещилась картина, как рыбы-мутанты со стеклянными глазами в окружении злобных микроорганизмов, похожих на мелких червячков, впиваются холодными губами, прикрывающими множество острых зубов, в уже безжизненное тело синего цвета, которое успело напитаться водой, как губка. Во рту у Женьки вдруг появился водянистый болотный привкус. Стало как-то противно и навсегда расхотелось есть рыбу. Скорее, из-за большого расстояния, разделявшего Женьку от существа, давно потерявшего последние искорки жизни, Женьку вдруг охватило ощущение нереальности. Так, увидев труп по телевизору, никому и в голову не приходит мысль о том, что за секундной картинкой искорёженного тела стоит целая череда человеческих слёз и боли. Никогда в голову не приходит мысль, что у того островка несвежего мяса, в жилах которого уже давно перестала бежать живая кровь, где-то есть человек, чьё материнское сердце рвётся от боли. И это материнское сердце, навсегда связанное со своим дитём невидимой связью, никогда не сможет пережить до конца потерю своей кровинки, которую многие из нас и за человека-то не считали. Женьке стало совсем не по себе, когда вместо красиво-театральной позы и жалобных причитаний над головой несчастного кто-то из спасателей закурил, накрыл какой-то цветной тряпкой страдальца, потерявшего общее с человеческим обликом, и так же непринуждённо опустился на корточки неподалёку и стал писать бумагу о страшной находке. Никакого траура или причитания, никакой красоты или уколов совести – просто синее, изъеденное холодными рыбьими губами тело, над которым совершали свою работу люди в одинаковых костюмах, уже уставшие от подобных находок и пытавшиеся развлечься глупой шуткой. Из сторонних зрителей была лишь одна Женька, остальные мимо проходящие люди даже глаз не поднимали, спеша по своим делам, так и не увидев это пугающее зрелище. Потом кто-нибудь из них, сидя вечером перед телевизором и уплетая на ужин рыбу, с интересом взглянет на картинку искорёженного существа, так и не отпечатав её в памяти, и тут же зальёт в себя стакан тёплого пива. Последний раз взглянув на поверхность воды, Женька с отвращением отметила безжизненно зеленеющую жижу, в которой под тонким слоем холодного зеркального блеска с жадностью облизываются безжизненные рыбьи губы, ещё совсем недавно пожиравшие плоть. Стало как-то жутко при одной только мысли, что ещё несколько секунд назад наивный Женькин мозг, рисующий всё цветными тёплыми красками, чуть не отправил её в ледяную мокрую могилу. Какая красота и покой на дне морском, когда человеческое совершенство вдруг превращают в такое жалкое кривое безжизненно-синюшное существо?! Хотелось бежать прочь от такого несправедливого отношения Жизни к человеческому существованию… Дома Женька наотрез отказалась от мысли умыться, чтобы почувствовать свежесть и облегчение от тёплой воды, – уж слишком много пришлось ей насмотреться на результат такой свежести. Глубоко вздохнув, Женька вдруг почувствовала собственную беспомощность в управлении своей судьбой. Устав от постоянных ударов суровой действительности, Женька в то же время прекрасно понимала невозможность красивой и лёгкой смерти как возможности ухода от суровой действительности. Хотя, с другой стороны, какая уже разница будет для мёртвого тела, как оно будет лежать и сколько его будут обгладывать бездушные рыбы, но само понимание того, что над собственным телом так равнодушно и безжалостно будут издеваться, как-то не радовало. Хотелось, чтобы уход от проблем стал в большей степени и уколом совести для родителей, которые и создали все условия для невыносимой жизни.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.