Оzеро

И то, что нужно и должно было сказать уже тогда, но откладывалось на завтра, и на следующее завтра, на потом, на «успеется» – на это времени и нет. Совсем нет. Поздно. Ваш поезд ушёл…

Всё время учёбы никаких заметных событий в группе воспитателей не происходило. Утром все, кто хотел в этот день позаниматься, приходили в институт, отсиживали лекцию, кто до обеда, а кто и до конца занятий – и расходились до следующего утра.

Субботин занятия не пропускал. Не потому, что такие уж интересные знания им выдавали, вовсе нет. Он приходил с завидным постоянством, чтобы вновь и вновь увидеть ту женщину, встречи с которой он и боялся, и к которой его уже тянуло непреодолимо. Он старался находить место рядом с Любой, что не всегда получалось, и если не получалось, то день для него был почти потерян. Да и Любовь Николаевна, нет-нет, да и пропускала занятия; и тогда ему ничего не оставалось, кроме как заняться учёбой. Но если они оба были в институте и сидели рядом, Георгий был красноречив, уверен и весел: шутил, умничал и как мог, пытался показать ей, что он интересен во всём. Однако, дальше разговоров, и завязавшихся приятельских отношений между ним, Любой и Инной, дело не двигалось.

Однажды Субботин попытался перейти к более решительным действиям. Как-то, выйдя из лекционной аудитории на обеденный перерыв, Георгий снова дождался Любу.

– Любаша, в буфет сходим? – по-приятельски предложил он. – Там, говорят, пирожки вкусные продают. Кофе предлагать не буду, – пошутил он.

– Сейчас, Егор, я с Натальей переговорю, – кивком показала она на высокую, стройную, но абсолютно неприметную женщину, лет сорока.

Он тактично отошёл в сторону, чтобы не слушать их разговора. Через несколько минут Люба подошла к нему.

– Всё, идём? – спросил он, и попытался, как бы, между прочим, взять её под- руку.

Она чуть вздрогнула и отвела локоть в сторону. Субботин заметил это мимолётное движение и тут же отстранился, пошёл рядом. Егор уже знал, что Люба не замужем, даже чувствовал, что она общается с ним с удовольствием, что не осталось незамеченным и их коллегами. Но, если она не позволила ему взять её под-руку, этому он сразу же нашёл несколько причин. Либо у неё есть мужчина, который ей близок и дорог, либо Егор просто не в её вкусе. Приятельские отношения допустимы, а на большее, и впрямь, не стоило рассчитывать.

Субботин постарался не подать виду, что это его задело. За три недели занятий он уже хорошо осознавал, хотя и боялся себе признаться в этом – Люба становится для него не просто объектом мечтаний давнего холостяка.

– Ты останешься отмечать окончание курсов? – спросила она, когда они из буфета поднимались по лестнице на второй этаж.

– Не знаю, честно говоря, – ответил он задумчиво. – Не думал об этом. Слушай, Любаша – что так быстро всё заканчивается-то? Только познакомились, а через два дня всё – расстаёмся.

– И не говори. Я так не хотела ехать на эти курсы, случайно, можно сказать, попала сюда…

– Да? – прервал её Егор. – Интересно, а я, ведь, тоже упирался до последнего. Перед началом курсов только решил: будь что будет, может, удастся, думаю, познакомиться с интересными людьми.

Люба открыто улыбнулась, обнажив идеально ровный ряд зубов, спросила:

– Познакомился?

– Ещё бы! С тобой, например.

– Ну, со мной… Вот с Инной Изумительной, это – да, – почему-то сказала она. – Кстати, что ты её без внимания оставляешь? По-моему, она на тебя глаз давно положила, ещё в первый день.

Егор усмехнулся, уловив неизвестные ему нотки в её голосе: то ли ревности, то ли насмешки – но промолчал. Люба, заметив, что ему неприятен этот разговор, снова спросила:

– Так будешь гулять с группой?

– Ты имеешь в виду – окончание курсов? А ты останешься?

– Я – да, что же я, не студентка, что ли?

Они, тем временем, вошли в лекционный зал, где их староста выяснял, кто останется завтра на «выпускной», и где он будет проходить.

– Любовь Николаевна, Георгий! – громко произнёс он, увидев вошедших. – С вас по триста рублей! Вы же участвуете?

– Естественно! – уверенно сказала Люба и расстегнула сумочку, доставая деньги.

Георгий остановился, достал из папки фотоаппарат, и стал, как ни в чём не бывало, фотографировать группу. Он снимал Любу, а душа его уже щемила, начинала поскуливать.

– Георгий, а ты что? – снова спросил его староста.

– Я – пас, – ответил он. – Смотреть, как вы будете веселиться, мне не очень интересно, а участвовать… Я за рулём.

– Да оставьте вы машину дома! – воскликнула Шумахер, улыбаясь, как всегда, во весь рот. – Я и то решила – пусть муж покатается, а я гулять буду.

Субботин слушал, а сам внимательно наблюдал за реакцией Любы. Она будто и не заметила, что он отказался: улыбалась и призывала других поучаствовать. Наконец, посмотрела на него и сказала, перейдя на вы:

– Георгий Петрович, так не честно. Давайте подключайтесь, мужчин у нас и так мало.

Егор вдруг снова почувствовал ощущение приближающейся потери: послезавтра они получат свои свидетельства и разъедутся по своим городам, сёлам и школам. И всё, эти люди, и Люба, в особенности, останутся в прошлом, в нереализованных мечтах…

– Хорошо, ладно, – со вздохом облегчения согласился он. – Разве я могу вам отказать, Любовь Николаевна? – нарочито официально произнёс он. – А где будем отмечать?

– Да здесь и отметим, в аудитории, – сказал Эдуард. – Хряпнем, да по домам. Я закажу пиццу, коньяк куплю.

– Да уж, выпускной такой, – возразил Субботин. – Нет, ребята, так не пойдёт. Предлагаю другой вариант.

Все посмотрели на него, и Егор увидел, какими глазами смотрит на него Люба. Он боялся ошибиться, но ему увиделась в её глазах благодарность и какая-то далеко запрятанная надежда. Они смотрели друг на друга несколько секунд. Ему показалось, что он видит её впервые, будто только сейчас он знакомится с ней, и они оба радуются этому знакомству.

– У моей приятельницы есть в городе небольшая комнатка в центре города. Она сдаёт её в аренду, но сейчас комната свободна. Так что я могу поговорить с ней и взять ключи.

– Это совсем меняет дело! – воскликнул Эдуард. – Народ, как вы, принимаете предложение?

– Конечно!

– Само собой, а то здесь совсем не интересно, – сказала Инна, сидевшая до сих пор в отдалении и наблюдавшая за происходящим со стороны.

Но Егор увидел только, как Люба улыбнулась и опустила глаза.

Назавтра народ был настроен и готов к празднику. Учиться уже не хотелось совершенно, а потому попросили Ларису Ивановну, читавшую у них последнюю лекцию, отпустить группу для «совместного похода в театр».

– Я сейчас поеду, заберу ключи от комнаты, а вы садитесь на трамвай и поезжайте в центр. Я вас встречу, – говорил Егор. – Не заблудитесь, надеюсь?

– А где будем затариваться? Есть там поблизости магазин, или рынок?

– Всё есть, не переживайте. В общем, я поехал, будете подъезжать, позвоните. Понял, Эдик? Главное, народ не растеряй, – улыбнулся Егор, намекая совсем не на народ.

– Не волнуйся, Жора, все будут, как штык!

Егор в этот день был в состоянии радости, мальчишечьего восторга, что удастся хотя бы вечер побыть не только со ставшими за этот месяц приятелями, но, конечно же, с Любой. Заехав к приятельнице и взяв ключ, Субботин остановился в центре, напротив небольшого рынка, стал дожидаться группу. «Остановился, по-моему, не совсем там, где можно», – только подумал он, как в окно машины постучали.

– Добрый день. Капитан Ерёмин, – услышал он и увидел сотрудника ДПС.

Субботин вышел из машины, сказал:

– Добрый день. Слушаю вас внимательно.

– Нарушаем, товарищ водитель, – вполне дружелюбно сказал капитан. – Под знаком стоим.

«Блин, а такое хорошее настроение было!» – подумал Егор.

– А вы не рады? – пошутил Субботин, но тут же спохватился: – Товарищ капитан, так тут вон сколько машин стоят, – указал он на целый ряд автомобилей, припаркованных вдоль дороги.

– Вот это и радует, так что со всех и собираем, – улыбнулся капитан, выказывая вполне доброжелательное отношение.

– И какова цена вопроса?

– Триста рублей. Вон машина стоит, за микроавтобусом, пройдите туда, вам выпишут протокол.

Субботин ничего не сказал, пошёл к указанной машине. В ней, рядом со старшим лейтенантом, уже сидел проштрафившийся. Егор остановился, подождал. К нему подошёл ещё один парень с документами в руках.

– Георгий Петрович? – спросил старлей, заполняя протокол.

– Да, – ответил спокойно Субботин. – Остановился на минутку ребят подождать, выпускной в институте у нас сегодня – и на тебе.

Старший лейтенант, продолжая писать, спросил:

– Двести рублей устроит?

Егор удивился вопросу: «Меня-то что спрашивать, устроит, или нет», – подумал он – вслух ответил:

– Да, конечно, спасибо.

Выйдя с протоколом из машины, он посмотрел на трамвайную остановку – группы ещё не было. Егор отогнал машину подальше, снова вернулся к перекрёстку. Зазвонил телефон:

– Георгий, вы нас встречаете? Мы подъезжаем, – услышал он низкий голос Любы.

– Конечно, Люба, я здесь! – обрадовано произнёс он и тут же наступил ногой в лужу. – Ой, чёрт тебя подери!

– Кого, меня? – послышалось в трубке. – Егор, за что это?

– Да нет, Любаша, ну что ты? Это я в лужу наступил, – засмеялся Егор.

– Понятно, на тебя это похоже, – в ответ сказала она. – Всё, мы, кажется, приехали! Встречай нас!

«Точно, мы, кажется – приехали», – ухмыльнулся он и ответил:

– Я у столовки стою, через дорогу перейдёте и встретимся!

Подошёл трамвай и Егор увидел, как его группа вышла, направилась к пешеходному переходу.

– Привет! – воскликнул Эдуард. – Куда теперь, далеко?

– Так, ребята, – засиял Егор, в который раз отметив, как всё-таки хороша и привлекательна его мечта – Люба. – Серёга, ты же офицер, у нас учился? – спросил он воспитателя кадетов, мужчину, лет около сорока, с едва наметившейся лысиной.

– Конечно, я здесь всё знаю. Расскажи в двух словах, куда идти.

Егор обрисовал ему схему и, взяв Эдуарда и двух женщин, поехал с ними в магазин.

Комната, куда пришла группа, находилась на пятом этаже общежития. Маленькая, метров двенадцать, комнатёнка, поделенная, тем не менее, на кухню и спальню, была плохо приспособлена для компании в двенадцать человек, но другого выбора уже не было. В кухне стоял старенький двухкамерный холодильник, тумба, в углу раковина и зеркало над ней. В спальне с одним незанавешенным окном стоял небольшой плательный шкаф, видавший виды раскладной диван и ещё более изношенное кресло-кровать. Больше ничего не было.

– Так, ребята, живём, свет есть! – сказал Егор, щёлкнув выключателем.

– И как мы тут поместимся?

– Да-а-а, не фонтан, – огорчилась Шумахер.

– Но это лучше, чем в институте сидеть, согласитесь, – уверенно произнёс Эдуард и предложил: – Давайте, мужики, уроним шкаф на бок, будет у нас фуршетный стол.

Так и сделали. И вскоре на холодильнике образовалась гора одежды, а на боку двухдверного шкафа, накрытом старыми газетами, были выставлены закуски: салаты, куры, огурчики-помидорчики, бананы и яблоки, а также водка и бальзам.

Егор, на правах хозяина, ждал, пока все рассядутся на диван, кресло, тумбы, и, в конце концов, ему досталось место у двери. Рядом, на диване, оказалась Инна, а Люба села с противоположной стороны импровизированного стола, рядом с Эдуардом.

«Ну что ж, – с иронией подумал Егор, – выбор, кажется, сделан. Я ей не надо, так тому и быть. Как получится, так и получится, что теперь».

– Егор, так ты ещё и на гитаре играешь? – спросила его Инна, видя, что Субботин принёс с собой гитару.

– А то, – ответил он. – Сегодня вы услышите прощальный авторский концерт, – с внезапно возникшим раздражением сказал он.

– Ну что, коллеги, давайте поднимем за окончание курсов, – сказал Эдуард, взяв пластиковый стакан. – За то, что у нас собралась такая замечательная группа!

– Да, самая творческая, как Лариса Ивановна говорила! – поддержала его Инна.

– Вот-вот, и за то, чтобы через пять лет мы снова встретились этим же составом. Ура!

– Ура! – громко крикнули за столом.

Вставать не стали, выпили сидя. Руки потянулись к закускам, народ задвигался, стараясь как можно быстрее обжиться в новых условиях и в такой экзотической комнате. Мужчин в компании оказалось всего трое, хотя в группе их было около десяти человек. Дамы, может быть, и переживали по этому поводу, но виду не показывали. Да и совсем скоро все стали понимать, насколько они крепко сдружились, и какая была замечательная пора – эти курсы повышения квалификации.

– Девчонки, друзья, мне кажется, что пришло время нам познакомиться! – неожиданно предложил Субботин.

– Что, уже? – игриво произнесла Люба, до этого не одаряя его особым вниманием. И вдруг она вставила в рот пальцы и свистнула так громко, что девчонки завизжали.

– Вот это да-а-а! – опешил Субботин. – Любовь Николаевна, да вы…, нет, у меня слов нет. Я в восхищении!

– А то! – сказала Люба. – Давайте теперь вы, кто что может!

– Действительно, народ, – поддержал Субботин. – Вы сами посудите – на занятиях мы узнали, кто есть кто: кто воспитатель, кто вожатый, а кто и замдиректора, – бросил он взгляд на Любовь Николаевну. – А вот кто мы по жизни? Чем увлекаемся, на что способны, так сказать?

– Ну, это мы на многое способны, – захохотала Инна.

– Да уж, как расскажем, да ещё муж узнает, тогда держись, – вслед ей засмеялась Светлана по прозвищу Шумахер. Девчонки захохотали, обстановка стала ещё более непринуждённой.

– Ну, вот ты, Инна, расскажи нам о себе? – попросил Егор соседку.

Инна, пунцовая от выпитого, духоты и своего фирменного красного пиджака, встала прямо на диван и сказала:

– Я учитель музыки, была когда-то. Кроме школы у меня есть ещё одна работа.

– Так-так, это уже интересно, – воскликнул Эдуард.

– Да, я – тамада, – продолжала Инна, – веду разные мероприятия, свадьбы, корпоративы.

– И петь умеешь? – спросил её Сергей.

Инна развела руки в стороны и громко запела :

– Напилася я пьяна, не дойду я до дома…

За столом вразнобой подхватили песню, и хор выдал такой звук, что Субботин, прижав палец к губам, попросил петь чуть тише. Однако, в дверь постучали. Субботин вышел в коридор, перед ним стояла полная, грудастая женщина.

– Вы здесь хозяин? – спросила она.

– Нет, это комната не моя, – ответил Георгий, невольно заглядываясь на её выдающийся бюст.

– А кто хозяин? Вы не знаете, как его найти? У него задолженность за комнату, а мы не можем с ним связаться.

– Давайте, я завтра поговорю с хозяйкой, и он вам позвонит. Вы, видимо, комендант?

– Да, пожалуйста, пусть позвонит, а то отключим электроэнергию, – сказала она и, развернув своё тело, пошла к лестнице.

Субботин облегчённо вздохнул и вошёл в комнату. Гулянка была в разгаре: было открыто окно, шум за столом превратился в монотонный гул. Но Субботин обратил внимание на другое: Люба сидела, прислонившись спиной к Эдуарду, а он, приобняв её, пытался поцеловать. Она пыталась оттолкнуть его, но он был настойчив. Кровь Егора было вспенилась, он огромным усилием воли сдержался, понимая, что тут все люди чужие, свободные и никаких разборок быть не должно. Тем не менее, Субботин, пытаясь отвлечь старосту, весело произнёс:

– Эдик, ребята! А хотите, я вам спою?

– Давай, Жора, врежь нам цыганочку с выходом! – громко произнёс староста, оставив тщетную попытку сорвать поцелуй.

Георгий глянул на него и, усмехнувшись, сказал:

– Цыганочку, говоришь? Я бы врезал… цыганочку. Да не то место для цыганочки. Я вам спою несколько своих песен.

Он достал из чехла гитару, чуть подстроил, сел и провёл пальцами по струнам:

Развевает ветер сонные деревья,

По асфальту стелет жёлтую листву.

Осень, не старайся, я тебе не верю,

Буду дожидаться новую весну…

Компания чуть притихла, стали слушать песню. Если б Егор смотрел в сторону Любы, то он бы заметил, что она, едва он спел один куплет, села прямо и стала внимательно слушать и смотреть на него. А он продолжал:

Осень, не старайся бередить мне душу,

Я тебя забуду, как её забыл.

Лей дождём холодным, и огонь потушишь,

И пойму, быть может: не люблю, – любил…

Когда он кончил петь, несколько секунд все молчали. Потом, будто спохватившись, Инна воскликнула:

– Ты что нам такие грустные песни поёшь? Давай что-нибудь повеселее!

– Повеселее? – скривился Егор. Его всегда коробило, когда его песни воспринимались как развлекательные. Но тут Инна была права, и он запел про то, как он попал в отшельники, а народ кругом веселился и гулял.

За окном совсем стемнело. Закуски на столе заметно поубавилось. Молодые девчонки с Сергеем уже и в магазин ещё раз сбегали, и принесённая водка снова подходила к концу, но домой никто не уходил. Всем вечер нравился всё больше и больше. Были и песни, и смешные, на грани фола, стишки. Инна успела вздремнуть на диване: сказалось вчерашнее застолье у снохи. Светлана-Шумахер тоже не выдержала такой атаки на организм, отключилась, сидя за столом. Притом спала она с абсолютно прямой спиной и закрытыми глазами.

Егор перебрался, наконец, к Любе, сидел с ней рядом, гладил её колени, пел ей песни. Но предыдущая бессонная ночь на работе, выпитое и пережитое сегодня, давали о себе знать: он уже плохо соображал, что происходит вокруг.

Люба смотрела на него большими глазами и ловила себя на мысли, что хочет его прикосновений, хочет слышать его голос, что ей почему-то становится страшно и грустно оттого, что это их последний вечер.

Наконец люди стали понемногу расходиться, а она всё ещё не решила, что же ей делать – остаться ли с ним – ведь он обещал проводить её – или уйти. Весь вечер около него крутилась Инна, и Люба видела, как он целовался с Инной, причём, на виду у всех. «Нет, раз уж он весь вечер почти не обращал на меня внимания, пусть остаётся с ней», – решила она и пошла собираться домой.

Она вышла с оставшимися гостями в кухню, стала одеваться. Георгий, заметив это, выскочил следом, спросил:

– Любаш, ты уходишь? Не уходи, пожалуйста!

– Нет-нет, мне надо домой, а вы оставайтесь, – тоном, не терпящим возражений, произнесла она, надевая пальто.

Егор хотел что-то ещё сказать, остановить её, но его поразила её решительность и её строгий и уверенный взгляд. Все вышли, дверь закрылась. В комнате остался Егор и Инна, спавшая на диване.

Выйдя на улицу, Люба, не говоря лишних слов, попрощалась с коллегами и направилась к ближайшей остановке. Время было не много, часов девять, но маршрутки уже ходили очень редко. Постояв несколько минут, она поняла, что ей надо выплеснуть внезапно возникший гнев, надо пройтись. Рядом стоял молодой милиционер, и Люба подошла к нему.

– Добрый вечер, – мягко сказала она. – Не подскажете, как мне до цирка доехать? Маршрутки вообще ещё ходят?

Парень посмотрел на неё, и, то ли поняв, что она слегка пьяна, то ли оценив её привлекательность, а вернее, что и то, и то, предложил:

– Давайте, я вас провожу. Мне всё равно в ту сторону, а автобуса сейчас не дождёмся, это точно.

– А давайте, – согласилась Люба.

Они пошли вдоль улицы по тротуару, покрытому ещё льдом и снегом. Он шёл рядом с ней, как вдруг она поскользнулась и, ойкнув, схватилась ему за плечо.

– Ой, извините, пожалуйста, – сказала она, – так скользко.

– А вы возьмите меня подруку, упадём, так вместе, – предложил милиционер.

Люба воспользовалась его предложением и опёрлась об него.

– Вы что, плохо знаете город? – спросил он. – Не здешняя?

– Нет, конечно, – ответила Люба. – Отмечали окончание курсов – училась я тут, – пояснила она, – а домой проводить оказалось некому.

Парень снова посмотрел на неё, удивлённо сказал:

– Да не может быть. Такую женщину и некому проводить?

– Да вот, и такое бывает, – ответила Люба, пытаясь представить, что сейчас происходит в той комнате.

Они перешли через улицу, свернули на другую, полутёмную и узкую. Проходя у кафе, милиционер вдруг предложил:

– Знаете что, а давайте посидим в кафе? Мне торопиться некуда, я со службы. Вам, как я понимаю, тоже не особо куда надо. Вы в общежитии живёте же? Там, у цирка, я знаю, есть общежитие.

– Да, вы правы: и живу я в общежитии, и торопиться мне некуда, – ответила она, а сама подумала: «Господи, какие у него глаза… Дура я, дура… Ну зачем я ушла, оставила их вдвоём?..» – Нет, извините меня, – сказала Люба, – но мне лучше домой. Я так уже насиделась сегодня, мне бы до койки добраться.

Парень огорчённо вздохнул, сказал:

– Жаль…, мог бы хороший вечер получиться. Тогда, может, завтра встретимся?

– Завтра? Увы, завтра меня в этом городе не ищите, – улыбнулась Люба, увидев впереди освещённый бирюзовыми фонарями купол цирка.

Егор, тем временем, оставшись в комнате наедине с Инной, вначале несколько опешил. Не такого финала он ожидал и не на это рассчитывал. Он не мог понять, почему же Люба, смотревшая на него во все глаза, так внезапно ушла. Может потому, что Инна спала на диване, или что он не предпринял решительных действий? Но размышлять над тем, что и почему произошло, уже не было сил. Он налил полстопки водки, с трудом выпил. Затем встал, прошёл в кухню и выключил свет.

– Инна, проснись, – чуть слышно прошептал он. – Давай диван раздвинем?

Инна повернулась к нему лицом, но глаза не открыла. Егор обнял её и, почувствовал под рукой её ощутимую грудь. Он поцеловал Инну в губы, она молча ответила ему. Усталость куда-то стала пропадать, руки у него предательски задрожали, и он стал лихорадочно расстегивать пуговицы её красного пиджака. Одна пуговица вдруг щёлкнула и отскочила в сторону, но он не обратил на это никакого внимания. Натужно заскрипел под ними старый, разбитый диван, будто предлагая им увеличить ложе, но им было уже не до этого.

Торопливо вздёрнув её блузку, Егор одним движением расстегнул бюстгальтер и обнажил её грудь… Он почувствовал губами приятную прохладу её тела и прошептал:

– Люба, Любаша, родная моя…

– Что?! – вдруг услышал он. – Какая ещё Любаша? – Инна резко дёрнулась, и оттолкнула Егора. – Ну-ка, дай я встану!

Егор понял, что случилось, попытался успокоить Инну:

– Инна, да утихомирься ты… ну, проговорился…, с кем не бывает.

– Так, всё, я звоню брату, – сказала Инна, садясь на диван и поправляя одежду. Она достала телефон, стала звонить. Егор встал, включил свет, снова лёг, вытянулся на диване и стал равнодушно наблюдать за происходящим.

– Алло, Саша? Забери меня отсюда. Откуда? Где мы, адрес скажи, – попросила она Егора. Он спокойно назвал. – Пролетарская улица… Такси? Скажи номер. – Она снова набрала номер и вызвала такси.

– Инна, ну что ты психуешь? – сказал Егор, смертельно уставшим голосом.

– Я не психую, – сердито ответила она. – Понравилась, так её надо было и оставлять.

– Надо было…, – не удержался Егор.

Инна вскочила с дивана, вышла в кухню и стала одеваться.

– Ты проводишь меня?

– Нет уж, – ответил Егор, – я тебя не выгонял. А собралась, так иди.

– Алло, такси? Подъехали? Всё, я выхожу, – сказала Инна, и, не прощаясь, вышла за дверь.

Он кое-как поднялся, вышел в кухню, погасил свет и, опустошённый и обессиленный, подошёл к окну, уткнулся в него лбом. Напротив, в окнах гостиницы горел свет, ходили люди. Внизу, на дороге, стояла его белая «семёрка» и ещё несколько машин. Была ночь, но фонари освещали и улицу, и людей, и оставшийся от уходящей зимы снег.

«Вот и сказочке конец, – подумал Егор, глядя в окно. – И остался Руслан без Людмилы, а Иван без Марьи… Чуда не произошло…». Он повернулся к столу, в полумраке нашёл пустой стаканчик и снова налил водки…

Глава 5

Проснулся Егор, когда уже рассвело. Из полуоткрытого окна тянуло прохладой и городской гарью. Ветра не было, потому над городом висел смог: ни гостиницы, ни его машины не было видно из-за дыма. Зябко передёрнувшись, он поднялся с дивана, закрыл окно и снова сел.

Комната напоминала мусорную свалку: на столе остатки закусок, перевёрнутая посуда, свисающие во все стороны обрывки замасленных газет. Бутылки распределились по всей комнате и всем углам. Пол, покрытый линолеумом, также не остался без внимания: куриные кости, надкусанные яблоки, шкурки от бананов, измятые пластмассовые стаканчики, тарелки и прочие предметы, красноречиво говорящие – здесь были нетрезвые люди!

Он прислушался к себе, пытаясь оценить своё состояние. Оценил на тройку с минусом. Поднеся руку с часами к глазам – головой не хотелось вертеть, – он увидел, что время было семь часов. До занятий оставалось ещё два часа. Егор слабо потянулся, встал и пошёл в кухню.

«Подбриться бы, оно, конечно, не помешало, – подумал он, глядя на опухшее и ощетинившееся лицо. – Как я упустил? Ни бритвы, ни щётки. Домой ехать… Не успею. А, ладно, не всегда же быть прилизанным. Тем более, что последняя встреча, больше не увидимся…». Вспомнив, что произошло ночью и что сегодня день расставания, Егор ощутил вдруг какое-то безразличие. Что-либо изменить уже было нельзя, поздно, а потому – хватит и горевать. Время ушло.