Во тьму

Вместо предисловия. Проклятие Готтарда.

1096 год. Окрестности Антиохии.

Первый крестовый поход.

Рыцарь воткнул окровавленный двуручный меч в сухую истрескавшуюся землю и просто стоял, глядя на приближающихся к нему врагов. Сельджуков было всего трое и они легко вооружены лишь короткими изогнутыми саблями и круглыми щитами, в отличие от закованного в броню христианского тяжеловооруженного воина. Впрочем, от самого вооружения оставался только его гигантский меч. Верный Магнус лежал метрах двадцати от воина, глядя в алеющее небо застывшими печальными глазами, на которых уже начинали роиться жирные черные слепни. В теле павшего коня была с добрую дюжину стрел, когда он рухнул на пыльную землю, судорожно суча копытами.

Готтард не успел оказать ему милость в лице быстрой смерти. Когда стычка только началась, то десятки разъярённых сельджуков набросились на упавшего с коня рыцаря, но германский воин оказался не прост: во время падения он не выронил своего полутораметрового копья, которое и спасло его от участи быть изрубленным на куски. Первого же подбежавшего к нему воина он проткнул копьем и одной могучей рукой поднял над головой, насаживая погибающего сарацина на него все глубже.

Истошные вопли умирающего смешались с топотом сотен копыт подоспевших на помощь атакованному авангарду германских всадников. В считанные мгновения пыльная каменистая равнина превратилась в поле битвы. В пылу боя Готтард сначала сломал копье, пытаясь сбить с лошади подоспевшего вражеского всадника. Он уже не помнил, в какой момент и где он остался без своего тяжелого щита, которым он глушил наседающих на него врагов. Кажется, короткий кинжал так и остался горле богатого мусульманского бея, в то время как его верный слуга, пытаясь отомстить за хозяина, вцепился зубами в кисть германского рыцаря. Тяжелый кулак в стальной перчатке раздробил голову обезумевшего слуги, но кинжал так и пропал в кровавой круговерти сражения.

Враги все прибывали и прибывали, в то время как у Готтарда остался только его огромный двуручный меч, которым он рубил врагов, стоя посреди окровавленных тел. В какой-то миг ярость оставила рыцаря и удар за ударом он наносил уже механически, каждый раз упрямо поднимая свой огромный меч, чтобы обрушить его на врагов вновь.

Алый диск солнца уже почти скрылся на горизонте, когда германец остался единственным выжившим в этой бойне. Где-то справа за холмом гудели трубы все еще наступающих войск герцога Нормандского и доносились звуки битвы, но на левом фланге бой уже почти закончился.

Бешеная рубка завершилась почти полным уничтожением противоборствующих сторон. И вот сейчас, тяжело опираясь на рукоять меча, рыцарь стоял, глядя на приближающихся к нему врагов. Глянув назад, он увидел, что где-то вдалеке двигаются в его сторону новые соединения христан-пехотинцев. Не успеют. Эту схватку ему придется выдержать одному. Рыцарь дотронулся окровавленной кольчужной перчаткой до красного креста, вышитого на грязно-белой робе.

–Господь милосердный, дай мне сил, ибо я слаб.

Тяжелый меч снова возвышался высоко над его головой.

–Господь милосердный, дай мне бесстрашия, ибо вокруг тьма.

Щит первого сельджука раскрошился пополам вместе с держащей его рукой.

–Господь милосердный, дай мне своей любви, ибо я одинок.

Второй мусульманский воин упал, сбитый с ног ударом ноги. Готтард плашмя ударил ему по голове своим мечом, оглушив, и сделал еще один шаг вперед. Третий воин все отступал, истерично размахивая своей саблей, когда германец делал лишь шаг в его сторону. Жалкая изогнутая сабля с лязгом отлетела в сторону после первого же столкновения с мечом крестоносца. Сарацин взвизгнул и бросился в бегство, но через каких-то метров пять свалился на землю, сраженным брошенным копьем.

Крестоносец устало опустился на землю, не в силах больше стоять. Дотронувшись до кольчуги, он увидел кровь. Его? Кто знает.

Резкая боль в плече заставила его вскрикнуть. Обернувшись, он увидел держащего кинжал сарацина, которого он оглушил. Дико заревев, германец бросился на ранившего его врага. Кинжал, которым пытался отбиться сарацин он всадил ему в живот. Резко провернув клинок, распарывая внутренности врага, Готтард поднял вторую руку и одним резким ударом раскрошил челюсть мусульманина.

Крестоносец еще стоял несколько минут, тупо глядя на распластавшееся тело, затем подхватил свой двуручный меч и пошел прочь. Раненный рыцарь устало волочил свое верное оружие, иногда останавливаясь и отхаркивая кровь, затем снова пробираясь через горы трупов людей и лошадей вперемешку. Биться тут было больше не с кем.

Уже почти стемнело, когда показались силуэты воинов Первого крестового похода. Завидев факелы, крестоносец опустился на одно колено, опираясь на свой меч. Не в силах больше двигаться от усталости и многочисленных ран, он просто закрыл глаза. Готтард не знал сколько времени прошло, когда цокот копыт совсем рядом заставил его открыть глаза.

Неизвестный рыцарь в черных доспехах с алым крестом на щите остановил своего жеребца совсем рядом и повернул голову в сторону на Готтарда. Сняв закрытый шлем с головы, он задумчиво спросил:

–Германец, как ты выжил? Разведчики сообщили, что сарацины вырезали весь наш левый фланг.

–Сарацинов на левом фланге тоже не осталось. Мы перерезали всю их легкую конницу и пехоту там.

–Герцог Нормандский приказал отойти. Сегодня нам уже не взять Антиохию, – рыцарь на коне больше не смотрел на германского крестоносца. Повернув голову, он глядел куда-то вдаль, где несколько часов назад произошла страшная рубка христиан и мусульман.

Десятки облаченных во все черное пехотинцев с красными крестами на щитах тем временем проходили мимо колонна за колонной.

–Куда вы идете? – едва прошелестел Готтард, глядя невидящим взглядом перед собой, но как ни странно, черный рыцарь его услышал.

–Хах, – лицо всадника вдруг обезобразила кривая ухмылка, – нас ждет своя война. Войску не хватает вооружения. Хорошего вооружения. Сарацины отошли в город, самое время сейчас раздобыть хороших мечей и щитов. Где-то на левом фланге шел французский герцог Фламандский со своим отрядом. Если сарацины отправили его к Господу нашему, то это значит, что его старые кости все ещё стоят денег. Не таких как при жизни, но все же.

–Война, – пробормотал Готтард.

–Да, война, – кивнул рыцарь в черных доспехах. Посмотрев на окровавленного крестоносца, он пояснил: – мы метзгары. Мясники. Собираем оружие с мертвых, ищем дохлых знатных рыцарей, добиваем раненных, – он кивнул куда-то за спину крестоносца, – прости, германец, но герцог Нормандский приказал умертвить всех раненных. Как своих, так и сарацинских. Нам не нужна обуза, запасов продовольствия и воды и так почти не осталось, так пусть они послужат тем, кто еще может вернуться домой. Милосердный герцог решил избавить раненных воинов христовых от их страданий. Поистине, великий человек. Он всю ночь будет молиться за таких как ты, когда ангелы заберут тебя в Царствие Небесное.

Окровавленный рыцарь попытался подняться, опираясь на свой гигантский меч, но чьи то крепкие руки схватили его сзади. Он хотел вырваться, но сил после двенадцатичасового непрерывного сражения у могучего воина уже не оставалось.

Почувствовав холод лезвия перед горлом, германец выкрикнул:

–Скажи мне свое имя!

–Тилл. Тилл Метзгард, – безразлично бросил черный всадник.

–Мясник, – рыцарь плюнул кровью в пыльную чужую землю и что-то тихо пробормотал.

Стоявший за его спиной черный пехотинец полоснул ножом по горлу крестоносца. Кровь фонтаном забила из артерии и лошадь Метзгарда, всхрапнув, на миг отпрянула назад, но всадник удержал своей стальной рукой узду.

Бросив взгляд на перерезавшего горло крестоносцу воина, черный рыцарь спросил:

–Что он сказал?

–Я не расслышал. Какое-то проклятье, – ответил тот, с трудом поднимая меч убитого им германца. – Как и всегда. Перед смертью обычного другого не услышишь. Но он не молился, это точно.

Рыцарь в черных доспехах ничего не ответил. Он лишь поправил узду своей лошади и поехал дальше. Где-то вдали темное небо озарила молния и раздались грохочущие раскаты грома.

Пехотинцы шагали во тьме по пыльной каменистой земле в сторону места битвы, в то время как капли дождя тихо падали сверху, чтобы через считанные мгновения превратился в страшный ливень, накрывший плотным саваном живых и мертвых.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВТОРОЙ Я

Глава 1.

Москва. Наши дни.

Григорий Алексеевич.

В понимании нормального человека пятница – это грядущие выходные. Всегда. Пятница? Значит, осталось дотерпеть еще несколько часов и… и тебя ждет свобода. Ни больше, ни меньше, вот-вот стрелка переберется за заветную отметку (17:00, 18:00 у кого как) и ты свободен как в песне Валерия Кипелова: словно птица в небесах.

И это Григорий Алексеевич видел каждый день. Поверьте, Григорий Алексеевич знал, насколько люди ценят этот день. Каждый божий день он наблюдал за процессом прихода и ухода на работу. Еще бы, кто еще чаще наблюдает за ним, чем охранник на входе в бизнес-центр?

Вот и сейчас, стоя у входа возле турникетов, он только кивал, глядя, как молодые парни и девушки покидают бизнес-центр, прикладывая пропуска.

Вот, 17:00 и началась волна «Досвиданья». Он как обычно стоит возле турникетов, в то время как толпа движется на выход и он слышит извечное: досвиданья, досвиданья, досвиданья…

Молодой охранник Олежка, вечно сидящий в будке в компании своего смартфона, иногда только недовольно ворчит на эту тему: ну что вы все со мной здороваетесь и прощаетесь? Вас тыща человек в здании, вы вообще знаете об этом? Ну, вот каждый раз, а? Че вам неймется то?

Григорий Алексеевич кивает, слушая его, но в глубине души ему всегда нравился этот процесс. Сам не зная почему, он любил выходить к турникетам на первую и вторую «волны»: так он называл про себя интервалы с 17:00 до 17:15 и с 18:00 до 18:15-18:20. Именно в эти интервалы он смотрел на толпы счастливых людей, покидающих свои рабочие места. Разумеется, «самой счастливой» была пятница, но улыбки на лицах он видел и в другие дни. Не такие яркие, но все же. У Григория Алексеевича рабочая смена 2/2, поэтому пятницы в его работе нет. Есть либо смена, либо выходной.

Знаете, я вряд ли начал бы рассказ про Григория Алексеевича, если бы его выходной ограничивался пивом возле телевизора и походом в «Икею» в компании жены и детей. Дело в том, что Григорий Алексеевич несколько нестандартно проводил свои выходные. Вот и спустя несколько часов, когда его с Олежкой пришли сменить Паша с Егором, Григорий Алексеевич подумал, что его ждет очередной нестандартный выходной.

Эти два дня он не проведет с банкой пива и футболом. Эти выходные еще один этап. Этап подготовки.

Всю дорогу до метро Олежка не отлипал от телефона. Уже подходя к станции, Григорий Алексеевич дотронулся до плеча парня:

–Олег, в столб въедешь.

–Ой, – тот уклонился и поправил сумку на плече: – спасибо, мы подошли что ли уже?

–Да, ты все из телефона не вылазишь, – покачал головой Григорий Алексеевич.

–Да, я новое приложение скачал, – тот показал экран. – С телками знакомлюсь. Тут вот надо вроде как сердечко ставить, если она тебе понравилась, а крестик, если нет.

–И?

–Ну, вроде как если и ты и она сердечки поставили, то типа можно переписываться там, общаться.

–Аааа… – протянул Григорий Алексеевич. – А зачем?

–Что, зачем?

–Зачем в телефоне то? Вон, сколько их, к любой подходи, – пожал плечами мужчина.

–Алексеич, ты просто старый, – хмыкнул Олег. – Нафига мне так знакомиться, если приложуха есть?

–Не знаю.

–Забей, – Олег достал проездной и приложил к турникету, – я, может, свою личную жизнь обустраиваю. Вот у тебя дочкам сколько лет?

–Маше 12, Ольге 15, – ответил Григорий Алексеевич.

–Вооот, может и мать моих детей сейчас в этом айфончике, – ткнул парень в экран. – Главное, сердечко поставить, понял?

Григорий Алексеевич не понимал Олежку. Почти никогда. В свои сорок восемь лет он никак не мог понять этого парня. Не потому что считал себя старым по сравнению с ним. Просто не понимал. Он хорошо относился к нему, но каждый раз в диалоге с ним ему казалось, что Олег какой-то другой. Неправильный с его точки зрения. Вроде нормальный молодой парень, но не такой и все вот. Впрочем, Григорий Алексеевич давным давно для себя решил, что не будет осуждать или порицать других. У него своя жизнь.

Ехать ему по прямой от «Речного вокзала» до «Алма-Атинской» ровно 57 минут (но с задержками обычно выходил час + пять минут). В это время Григорий Алексеевич занимался самообразованием.

Когда Олег выходил через пару станций на «Войковской», он доставал из своей сумки на плече ноутбук. Старый раздолбанный «Asus» все время гудел и пыхтел, вот-вот грозя отбыть в мир иной, но все же выполнял свою функцию: он подключался к бесплатной сети WI-FI и давал охраннику возможность повышать свою квалификацию.

Нет, это не были курсы английского Петрова или очередные бесплатные семинары как заработать на Forex. Григорий Алексеевич пользовался интернетом для совершенно иных целей.

Вот сейчас метрополитен снова прорекламировал ему какие-то презервативы и появилась новостная строка, в которой рассказывалось, как мэр Москвы Сергей Собянин опять открыл что-то там. «Какой неугомонный, каждый день что-то открывает» – хмыкнул про себя охранник. Григорий Алексеевич был далек от политики, но полагал, что это часть пиар-хода по укреплению рейтинга мэра. Куда уж проще: заходишь такой в метро, хочешь подключиться к интернету, но перед этим изволь прочитать, как твой мэр делает город лучше. Идея простая и хорошая. Правда, перед этим надо еще несколько секунд смотреть рекламу презервативов. Это пиарщики, наверное, не учли.

Заплатив свою цену по получению бесплатного интернета: просмотр рекламы, Григорий Алексеевич стал вбивать в поисковую строку «YouTube» строчку: «Фрэнк Мир против»

Сегодня у него по плану Фрэнк и это часть его подготовки. У него есть в среднем час до «Алма-Атинской» на ознакомление, потому что дома интернета у него никогда и не было. Впрочем, как и семьи. У него не было ни Машеньки, которой недавно исполнилось 12, ни отличницы 15-летней Ольги. У него не было ни семьи, ни близких.

Григорий Алексеевич не знал, правильно ли он делает, рассказывая про свою вымышленную семью Олегу и другим коллегам по работе. Он действительно с улыбкой доставал скачанное из интернета и распечатанное возле метро фото и продавщице из ларька с фаст-фудом. Продавщица Светка улыбалась и говорила, что у дочерей его глаза.

Григорий Алексеевич рассказывал Олегу, как смотрел матч «Барсы» и как жена его пилила за какую-то мелочь целый день. Рассказывал, как много денег уходит сейчас на семью и сколько нужно, чтобы просто одеть ребенка в школу.

Григорий Алексеевич врал. Он никогда особенно не старался, чтобы казаться похожим на остальных. Он хотел выглядеть в глазах других таким: здоровенный мужик с уже седой бородой в форме охранника с извечной сумкой на плече. Неудачник, который к 47 годам не достиг ничего, кроме как возможности дать возможности пройти по своему пропуску мальчишке-курьеру, принесшего пиццу на третий этаж в турфирму. Он хотел быть похожим на такого человека: нудная жена, умницы дочери, но пустая бесперспективная работа.

Он старался полностью соответствовать. Чтобы все верили. На самом деле Григорий Алексеевич не особенно любил пиво, никогда не смотрел футбол и, если быть до конца честным, не особенно мечтал о семье. Он хотел, чтобы придуманная для остальных жизнь была его единственной странностью, потому что других своих странностей он иногда боялся. Он хотел, чтобы этот придуманный в его воображении мир показывал ему, каким бы он мог стать. Какой могла бы быть его жизнь, но этого уже никогда не произойдет. Это была лишь одна странность этого взрослого, и, в общем-то неглупого мужчины.

По-настоящему странным и жутким было другое: этот 47-летний здоровый мужчина, скромно стоящий с казавшимся с крохотным в его могучих руках ноутбуком лелеял мечту.

Его мечта была простой и жуткой одновременно: он хотел умереть. Не торопитесь делать выводы, ведь он хотел умереть не просто так. Он хотел умереть на ринге.

***

Утро выходного дня начиналось у Григория Алексеевича с разминки. Под разминкой подразумевалась 3-х километровая пробежка по парку наперевес со здоровенной кувалдой. Прохладным октябрьским утром здоровенный мужчина с бородой и кувалдой в старом спортивном костюме бегал по лесу уже несколько лет подряд.

К слову, жители уже пару раз вызывали полицию, чтобы остановить бегуна: настолько жуткое впечатление тот производил.

Каждый раз прибывшие патрульные проверяли документы, неодобрительно качали головой и отпускали странного спортсмена. В последний раз молодой лейтенантик только сказал:

–Гражданин Дубровин, ну вы бы хоть, не знаю, сумку что ли под свою кувалду носите.

–Сделаю, – кивнул Григорий Алексеевич, закинув кувалду на плечо: – ну не могу я без кувалды бежать. Мне еще по шине бить ей. Завтра же в полиэтилен заверну.

–Надеюсь, – вздохнул лейтенант и протянул документы: – бегите, гражданин Дубровин. Бегите.

–Спасибо, побегу, – Григорий Алексеевич забрал паспорт и снова побежал.

Молодой лейтенант посмотрел вслед удаляющейся фигуре и только еще раз покачал головой. В глубине души Григорий Алексеевич понимал, что он странный, но уже давно смирился с этой мыслью. Люди пытаются что-то в себе изменить, что-то поменять. Стать лучше, но гражданин Дубровин уже для себя решил, кто он и чем хочет заниматься до конца жизни. К слову, эта самая жизнь ему нравилась: в глазах коллег он был среднестатистическим «обычным» человеком. Одним из многих, но ему куда больше нравилась его вторая, настоящая сущность. Бегущий по парку мужчина с седой бородой и лишним весом уже несколько лет был известен в узких кругах подпольных и легальных боев без правил как мощный, грубый, не очень техничный, но колоссально сильный физически боец по прозвищу «Дуб». Для Григория Алексеевича Дубровина не было понятия «пятница». Его жизнь разделилась на этапы. Рабочие дни в должности охранника огромного бизнес – центра для него были не больше, чем восстановлением после выходных. А выходные в свою очередь делились на два вида: подготовка или турнир. Эти выходные – очередная подготовка. Вот уже который год он упрямо встает в шесть утра, берет свою кувалду и бежит в парк.

В глубине парка он где-то год назад поставил турник и притащил огроменную шину от «Камаза». После пробежки он еще с полчаса будет работать на турнике и минут пятнадцать колотить тяжеленной кувалдой по камере. Григорий Алексеевич понимает, что должен быть готов. Спустя несколько дней его ждет Казанский турнир «А-1». Кто знает, может быть, он умрет именно там, а может это произойдет еще через две недели на командном чемпионате по боксу в Краснодаре. В местной команде «Crazy Fighters» травмировался супертяж и их хотели снять с турнира, если бы «Дуб» не согласился приехать и выйти на замену. Пока еще Григорий Алексеевич не знает, на каком из турниров он умрет, но точно уверен, что так и будет.

А пока он снова берет кувалду в руки и бьет. Глядя на свою жизнь, он понимает, что, пожалуй, бить у него получается лучше всего.

Глава 2.

Москва. Наши дни.

Кирилл.

К слову, параллельно с Григорием Алексеевичем еще один человек вбивал в «YouTube» те же самые строки: «Фрэнк Мир против».

Сделав глоток из бутылки, Кирилл поправил экран своего ноутбука и начал смотреть.

Фрэнк легко попрыгал на носочках и победно поднял руки, когда Баффер представил его публике. Стадион приветствовал бывшего чемпиона мира и любимца зрителей, который ожидал в своем углу, когда представят его оппонента.

Напротив стояла здоровенная машина смерти под названием Брок Леснар. Огромный бык ухмылялся, слушая, как ринг-аннонсер представляет его заслуги в рестлинге. Да, Леснар решил забыть про WWE и теперь перешел драться туда, где нет подпиленных стульев и столов. Большой Брок пришел туда, где может и нельзя бить своего противника битой, но можно бить коленом в подбородок. Разница была лишь в том, что битой били не всерьез, а вот колено в челюсть летит самое настоящее и ломать тоже будет не понарошку.

Кирилл сделал еще глоток из бутылки и быстро перемотал видео на начало боя.

–Давай, Фэнк. Повтори.

Леснар сбивает менее крупного Фрэнка Мира словно поезд спустя пять секунд с начала боя, тот уже лежит на полу, в то время как пудовые кулаки бывшего рестлера бьют по его защите.

Кирилл видел этот бой десятки раз, но каждый раз нервничает, словно не знает, что будет дальше.

–Держись!

Рефери снимает очко с Леснара за удар по затылку и поднимает бойцов. Короткая передышка не дала Миру преимущества и он снова на полу от пропущенного прямого удара. Леснар снова прыгает сверху на него и начинает добивать изо всех сил. Рестлер заигрывается и пару раз чуть было не попадает на болевой, но ему удается вывернуться и разбить коротким боковым ударом бровь своего соперника.

Очередная бутылка летит в мусорку. Кирилл потянулся за новой. Вот оно. Сейчас.

Спустя время этот болевой назовут «Сабмишном года». Сейчас Кирилл не успеет сделать и глоток, как огроменный Леснар будет судорожно стучать рукой, отказываясь от продолжения поединка, в то время как Фрэнк Мир будет ломать его ногу. С небольшим опозданием рефери остановит бой.

Фрэнк поднимается на ноги. Он победил.

Кирилл пьяно икнул и сказал, подняв бутылку:

–Молодец, парень. Я в тебя верил.

Кирилл знает, что есть и второй бой, в котором Леснар возьмет реванш и забьет Фрэнка во втором раунде в кровь. Но он его не смотрит. Не хочет смотреть. Ему нравится тот бой, где менее габаритный Фрэнк Мир сможет одержать победу. Ему хочется верить, что и он когда-нибудь сможет сделать нечто подобное.

Еще одна бутылка летит в мусорку. Достав зажигалку, Кирилл прикурил сигарету. Дверь на кухню приоткрылась и зашла сонная Лерка. Подойдя к холодильнику, она достала молоко и сделала глоток прямо из пакета. Повернувшись к мужу, она спросила:

–Может, хватит?

–О, ты решила со мной заговорить? – пьяно рассмеялся Кирилл, – не прошло и недели.

–Кирилл, хватит бухать и в компе сидеть, – сказала она. – Ну, вот зачем ты куришь опять на кухне? Завтра опять все провоняет, а сын твой нюхать это будет, да?

–Я… я не бухаю, – икнул Кирилл. – Я… просвещаюсь.

Он затушил сигарету в пепельнице и сказал:

–Мне просто плохо.

–Думаешь, мне легче от того, что ты каждые выходные бухой? – зашипела Лера.

–Ой, ладно, я сейчас расплачусь, – Кирилл поднялся на ноги, – ну, хватит, иди ко мне…

–Убери руки, урод, – жена отпихнула его в сторону и собралась уйти.

–Куда пошла, слышь? – Кирилл резко схватил ее за запястье.

–Отпусти, мне больно! – закричала она.

–Думаешь, мне не больно, сука, что я тут с тобой? – Кирилл показал пальцем на экран ноутбука. – Там, на экране должен быть я, понимаешь? Я должен быть чемпионом! Запомнила!? Я должен быть чемпионом! Я!

–Только ты алкаш, а не чемпион, – усмехнулась Лера. – Ах, извини, безработный алкаш, забыла добавить.

–Спасибо, дорогая, – Кирилл вдруг отпустил ее руку и словно сжался от сказанных слов, – ты всегда знала, как поставить меня на место. Наверное, поэтому я и женился на тебе.

Он шатающейся походкой вышел из кухни, доплелся до прихожей и натянул свою потрепанную куртку. Лера вышла в коридор вслед за ним. Скрестив руки, она спросила:

–Ну и куда ты? Ночь на дворе.

–Одиннадцать, нормально, – буркнул муж и вышел из квартиры.

Выйдя во двор, он поморщился от пронизывающего холодом до костей ветра, засунул руки в карманы куртки и пошел к ларьку, где еще продают пиво без чеков после 23:00. Подойдя к окошечку, он протянул мятую купюру и сказал:

–Львовского вон дайте.

Забрав сдачу и «литрушку», Кирилл хотел было направиться домой, но вдруг остановился. Сделал еще пару шагов. Снова встал.

Ты мог стать чемпионом, Кирилл. А теперь стоишь тут, возле ларька с пивом. Ты мог стать чемпионом. Он свернул крышку и сделал пару глотков. Опять это чувство. Он бросил взгляд на переход и невольно сделал шаг в его сторону. «Оно» снова завладело им и он уже знал на самом деле, что будет делать. Лерка наверняка сама стоит сейчас с сигаретой на балконе и не переставая материт его. Она думает, что он забухал где-нибудь на втором этаже или в переходе с алкашами, но она не могла догадываться о настоящих планах мужа.

Тем временем Кирилл с хищной улыбкой выкинул початую бутылку в мусорку и направился в сторону платформы. Электрички еще ходят, это хорошо. Через час-два оставались бы только «собаки». Если, конечно, он не найдет никого подходящего сразу на платформе.