Порог между мирами

Филип К. Дик

Порог между мирами

Philip K. Dick

THE CRACK IN SPACE

Copyright © 1966, Ace Books

Copyright renewed © 1994, Laura Coelho, Christopher Dick and Isa Hackett

All rights reserved

Фотография автора © Isa Dick Hackett

© К. Плешков, перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Глава 1

В кабинет Херба Лэкмора вошла молодая пара – черноволосые, смуглые; судя по всему, мексиканцы или пуэрториканцы. Оба явно нервничали.

– Сэр, мы хотим, чтобы нас усыпили, – тихо сказал парень. – Хотим стать гибами.

Лэкмор встал из-за стола и подошел к стойке. Цветных он не любил – ему казалось, что с каждым месяцем в оклендский филиал Департамента общественного благосостояния их приходит все больше. Однако все же обратился к ним нарочито вежливым тоном, рассчитанным на то, чтобы вызвать доверие у клиентов.

– Вы хорошо все обдумали, ребята? Это серьезный шаг – вы можете выпасть из жизни лет на сто. С профессионалами советовались?

Парень сглотнул слюну и, глядя на жену, пробормотал:

– Нет, сэр. Мы сами все решили. Ни она, ни я не можем трудоустроиться, и нас наверняка скоро вышвырнут из общежития. Машины у нас нет, а без нее никуда, даже работу непонятно как искать.

Парню было лет восемнадцать, и Лэкмор отметил, что штаны и куртка на нем армейские. Девушка – невысокая, с длинными волосами, глаза черные, блестящие, а личико почти детское, кукольное – не отводила взгляда от мужа.

– Я жду ребенка! – неожиданно выпалила она.

– Черт бы вас побрал! – не сдержался Лэкмор. – Убирайтесь отсюда немедленно!

Виновато понурив головы, парень и его жена двинулись к двери, намереваясь выйти на оживленную в это раннее утро улицу центра Окленда.

– Обратитесь к консультанту по абортам! – раздраженно крикнул им вслед Лэкмор.

У него не было никакого желания им помогать, но кому-то ведь все равно придется, учитывая переплет, в который они угодили: судя по всему, живут эти ребятки на государственную военную пенсию, а беременность девушки означает автоматическое лишение денежных поступлений.

– А как нам найти консультанта по абортам, сэр? – спросил парень, смущенно теребя рукав помятой куртки.

Опять это невежество темнокожих, против которого бессильны даже постоянные образовательные акции, организуемые правительством. Ничего удивительного в том, что женщины цветных чересчур часто беременеют.

– Открой телефонную книгу, – посоветовал Лэкмор, – на слове «аборт» или «терапия». Потом поищи подраздел «консультации». Понятно?

– Да, сэр, спасибо, – кивнул парень.

– Читать хоть умеешь?

– Да, я ходил в школу до тринадцати лет, – с гордостью ответил парень, и черные глаза заблестели.

Лэкмор вернулся к чтению гомеогазеты – больше он не собирался зря терять время. Ясно, этой парочке очень хочется, чтобы их усыпили. Они лежали бы, законсервированные, в государственном хранилище год за годом, до тех пор пока… Вот только изменится ли когда-нибудь ситуация на рынке труда? Лэкмор очень в этом сомневался, он прожил достаточно долго, чтобы трезво оценивать реальное положение дел, – ему было уже девяносто пять, он принадлежал к сообществу «джерри», представителей старого поколения. Он усыпил уже тысячи людей, большинство из которых были так же молоды, как эта пара, и… тоже темнокожие.

Дверь захлопнулась. Парень с девушкой исчезли столь же тихо, как и появились.

Вздохнув, Лэкмор снова взялся за статью о бракоразводном процессе Лэртона Д. Сэндса-младшего. На данный момент это было самым сенсационным событием. Как обычно, он начал жадно глотать текст слово за словом.

День начался для Дариуса Петеля с видеофонных звонков – раздраженные клиенты спрашивали, почему их джиффи-скатлеры еще не отремонтированы. Как всегда, Петель успокаивал собеседников, надеясь, что Эриксон уже явился на работу в ремонтную мастерскую фирмы «Джиффи-скатлеры Петеля, продажа и сервис».

Закончив разговоры по телефону, Петель занялся чтением последнего номера «Делового вестника». Он всегда старался быть в курсе экономических новостей и полагал, что эта привычка, наряду с солидным возрастом и немалым состоянием, дает ему право смотреть на подчиненных несколько свысока.

– Что нового? – спросил продавец Стюарт Хэдли, появившись в дверях с магнитной шваброй в руках.

Петель в ответ прочитал заголовок:

ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ НАЦИОНАЛЬНОГО БИЗНЕС-СООБЩЕСТВА ПРИ ЧЕРНОМ ПРЕЗИДЕНТЕ

Дальше следовало трехмерное изображение Джеймса Брискина. Петель нажал кнопку, и изображение ожило. Кандидат Брискин улыбнулся. Прикрытые усами губы негра дрогнули, и над его головой появился пузырь, заполненный словами, которые он произносил:

«Моей первой задачей станет поиск разумного решения проблемы миллионов усыпленных».

– И выброс всех гибов до единого на рынок труда, – со злостью пробормотал Петель, отпуская кнопку. – Если он действительно этого добьется, нация обречена.

Но это было неизбежно. Рано или поздно должно было наступить время черного президента. Ведь после событий 1993 года цветных стало больше, чем белых.

Петель мрачно перелистал несколько страниц гомеогазеты, желая ознакомиться с последними подробностями скандальной истории Лэртона Сэндса, которые вполне могли бы поправить его настроение, подпорченное известиями из мира политики. Речь шла о сенсационном бракоразводном процессе знаменитого трансплантолога с его не менее знаменитой женой Майрой, консультантом по абортам. Начали всплывать всевозможные пикантные подробности, причем обе стороны обвиняли друг друга. Судя по тому, что писали гомеогазеты, у доктора Сэндса появилась любовница, в связи с чем Майра покинула дом, и правильно сделала. Петель подумал, что теперь все это выглядит совсем иначе, чем во времена его молодости, то есть в последние годы двадцатого века. На дворе как-никак 2080 год, и уровень морали, как общественной, так и личной, существенно упал.

«Зачем доктору Сэндсу потребовалась любовница, – думал Петель, – если каждый день над его головой пролетает спутник «Золотые врата наслаждений»? Говорят, там можно выбрать любую из пяти тысяч девушек…»

Сам Петель никогда не бывал на спутнике Фисбы Ольт. Как большинство людей его возраста, он не одобрял подобные развлечения, считая это слишком радикальным решением проблемы перенаселения. В семьдесят втором представители старшего поколения добились повторного рассмотрения этого вопроса, завалив Конгресс письмами и телеграммами. Но представленный проект закона поддержки не получил… Вероятно, считал Петель, так случилось потому, что большинство конгрессменов сами были не прочь прокатиться на реактивном такси на спутник.

– Если мы, белые, будем держаться вместе… – начал Хэдли.

– Послушай, – прервал его Петель, – те времена уже прошли. Если Брискин знает, что делать с гибами, пусть получает власть. Я лично спать по ночам не могу, думая о всех этих людях, а ведь многие из них еще почти дети, и вот они годами лежат в государственных хранилищах. Только представь себе, сколько талантов пропадает впустую. Это чистой воды… бюрократия! Лишь непомерно раздутое социалистическое правительство могло додуматься до подобного решения. – Он сурово посмотрел на продавца. – Если бы я не обеспечил тебя работой, даже ты мог бы…

– Но я же белый, – тихо проговорил Хэдли.

Продолжая читать гомеогазету, Петель узнал, что в 2079 году спутник Фисбы Ольт заработал миллиард американских долларов. «Неплохо, – подумал он. – Солидный бизнес». Взгляд его упал на изображение Фисбы – платиновой блондинки с небольшим высоким бюстом. Выглядела она потрясающе, как с эстетической, так и с эротической точки зрения. На картинке Фисба подавала гостям текилу с лаймом, что являлось дополнительным стимулом, поскольку текила, получаемая из мескалинового кактуса, давно была запрещена на самой Земле.

Петель нажал кнопку под изображением, и в глазах Фисбы тут же вспыхнули искорки. Она повернула голову, и ее тугой бюст медленно качнулся. В пузыре над головой красавицы возникли слова:

«Проблемы в личной жизни, мистер американский бизнесмен? Сделай то, что рекомендуют многие врачи, – посети мои «Золотые врата»!»

Как оказалось, это была обычная реклама – ноль информации.

– Прошу прощения.

В магазин вошел посетитель. Хэдли двинулся ему навстречу.

«О господи! Неужели скатлер Сэндса еще не починили?» – подумал Петель, узнав клиента, и поднялся с кресла, зная, что только он и никто другой сумеет успокоить доктора Лэртона Сэндса, который из-за семейных проблем стал в последнее время чересчур требователен и вспыльчив.

– Слушаю вас, доктор, – сказал Петель, подходя к клиенту. – Чем могу помочь?

Можно подумать, он сам этого не знал. У доктора Сэндса хватало заморочек: ему нужно было как-то избавиться от Майры, сохранив при этом любовницу, Кэлли Вэйл, – и джиффи-скатлер был ему крайне необходим. От этого клиента нельзя было просто так отделаться.

Задумчиво теребя пышные усы, кандидат в президенты Джим Брискин неуверенно сказал:

– Похоже, мы зашли в тупик, Сол. Мне следовало бы тебя уволить. Ты пытаешься представить доводы цветных, хотя прекрасно знаешь, что я двадцать лет играл по правилам белых. Честно говоря, мне кажется, что нам повезет больше, если будем искать поддержки у белых, а не у темнокожих. К ним я давно привык и знаю, как с ними обращаться.

– Ошибаешься, Джим, – ответил Солсбери Хайм, руководитель предвыборной кампании Брискина. – Послушай меня внимательно. Те, к кому ты будешь обращаться, – это какой-нибудь до смерти напуганный цветной и его жена. Единственная перспектива для них – стать гибами в одном из государственных хранилищ. Они хотят, чтобы их «законсервировали». В тебе эти люди видят…

– Но я чувствую себя виноватым.

– Почему? – спросил Сол Хайм.

– Потому что я фальшивка. Я не могу закрыть хранилища Департамента общественного благосостояния, и ты прекрасно это знаешь. Я дал слово и с тех пор из кожи вон лезу, пытаясь что-нибудь в этом направлении придумать. Но пока все бесполезно. – Он посмотрел на часы; до выступления оставалось пятнадцать минут. – Ты читал речь, которую написал для меня Фил Дэнвил?

Он полез в туго набитый карман пиджака.

– Дэнвил? – поморщился Хайм. – Я думал, ты от него избавился. Покажи. – Схватив сложенные страницы, он начал их просматривать. – Дэнвил – кретин. Смотри!

Он помахал страницей перед носом Брискина.

– По его словам, ты намерен запретить сообщение между Штатами и спутником Фисбы. Это же безумие! Если «Золотые врата» будут закрыты, рождаемость подскочит до прежнего уровня. И что тогда? Как Дэнвил собирается решать эту проблему?

– «Золотые врата» аморальны, – помолчав, ответил Брискин.

– Ясное дело, – фыркнул Хайм. – А звери должны носить штаны.

– Нужно придумать что-нибудь более пристойное, чем этот спутник.

Хайм снова углубился в чтение текста речи.

– Он хочет, чтобы ты поддержал допотопную, полностью себя дискредитировавшую технологию орошения планет Бруно Мини. – Он бросил бумаги Джиму Брискину на колени. – Что же ты, в конце концов, собираешься делать? Если выскажешься за возвращение уже испробованного двадцать лет назад и вскоре отвергнутого плана колонизации других планет и предложишь закрыть «Золотые врата», то, несомненно, добьешься популярности. Вопрос лишь в том, у кого. Скажи мне, пожалуйста, к кому ты будешь обращаться со своей программой?

Он ждал ответа. Брискин молчал.

– Знаешь, что я думаю? – вновь заговорил Хайм. – Для тебя это просто благовидный предлог сдаться, послать все к черту. Таким образом ты хочешь избежать ответственности. Ты уже пытался сделать это на съезде, выступив с безумной пораженческой речью. Твои странности приводят всех в замешательство. К счастью, кандидатура Джима Брискина уже выдвинута, и съезд не может ее отозвать.

– В той речи я выразил свои искренние убеждения, – сказал Брискин.

– Что? Ты и впрямь считаешь, что общество обречено из-за перенаселения? В самый раз для первого в истории цветного президента! – Хайм встал и подошел к окну, глядя на центр Филадельфии, на садящиеся реактивные вертолеты, на потоки автомобилей и толпы пешеходов, появляющихся из дверей небоскребов и исчезающих в них. – Мне кажется, – негромко сказал он, – ты чувствуешь, что общество обречено, поскольку выдвинуло кандидатом негра и, возможно, выберет его своим президентом. Таким образом ты сам себя принижаешь.

– Нет, – ответил Брискин, вытянутое лицо которого оставалось невозмутимым.

– Я скажу, о чем будет твоя сегодняшняя речь, – проговорил Хайм, продолжая стоять спиной к Брискину. – Сперва ты еще раз опишешь свои отношения с Фрэнком Вудбайном, поскольку люди обожают исследователей космоса. Вудбайн – настоящий герой, не то что ты или этот, как там его, – твой соперник. Представитель КДП.

– Уильям Шварц.

Хайм выразительно кивнул.

– Именно. А потом, когда ты наговоришь всякой чуши про Вудбайна и мы покажем несколько фотографий с вами двоими на разных планетах, последует анекдот про доктора Сэндса.

– Нет, – возразил Брискин.

– Почему? Он что, священная корова? Его и тронуть нельзя?

Джим Брискин ответил, тщательно подбирая слова:

– Сэндс – прекрасный врач, и средства массовой информации не должны его высмеивать, как это происходит сейчас.

– Наверняка он спас твоего брата, найдя для него в последний момент новенькую печень. Или спас твою мать, когда уже…

– Сэндс спас сотни, тысячи людей. В том числе множество цветных, независимо от того, могли они заплатить или нет. – Помолчав, Брискин добавил: – Я знаком и с его женой Майрой, которая мне не слишком понравилась. Имел с ней дело много лет назад; одна девушка забеременела от меня, и нам требовалась помощь консультанта по абортам.

– Великолепно! – неожиданно воскликнул Хайм. – Мы можем это использовать. Девушка забеременела от тебя. Мы скажем об этом, когда тебе будут задавать вопросы борцы за бесплодие. Сразу видно, что ты предусмотрительный человек, Джим. – Хайм хлопнул рукой по лбу. – Всегда думаешь наперед.

– Осталось пять минут, – заметил Брискин.

Собрав страницы с написанной Филом Дэнвилом речью, он запихнул их в карман пиджака. Брискин до сих пор даже в жару носил темный костюм, который вместе с огненно-рыжим париком был его визитной карточкой еще в те времена, когда он изображал клоуна в телевизионных новостях.

– Если произнесешь эту речь, твоя политическая карьера закончена, – заявил Хайм. – А если…

Он не договорил. Дверь открылась, и на пороге появилась жена Хайма, Патриция.

– Прошу прощения, если помешала, – сказала она, – но ваши крики превосходно слышны снаружи.

Хайм бросил взгляд на огромный зал за спиной жены, заполненный девочками-подростками – поклонницами Брискина, юными добровольцами, прибывшими со всех концов страны, чтобы поддержать кандидата от Либерально-республиканской партии.

– Извини, – пробормотал Хайм.

Пэт вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Думаю, Джим прав.

Невысокая, с изящными формами – когда-то она была танцовщицей, – Пэт села в кресло и закурила.

– Если Джим будет выглядеть наивным, это пойдет ему только на пользу. – Она выпустила из бледных губ клуб серого дыма. – За ним до сих пор тянется репутация циника, в то время как он должен стать вторым Уэнделлом Уилки.

– Уилки проиграл, – заметил Хайм.

– И Джим может проиграть, – сказала Пэт, тряхнув головой, чтобы откинуть длинные волосы с глаз. – А в следующий раз выиграет. Суть в том, чтобы он представил себя ранимой и простодушной личностью, которая готова взвалить на свои плечи все страдания этого мира лишь потому, что такой уж он человек. Он ничего не может с этим поделать – и вынужден страдать. Понимаешь?

– Любительщина, – недовольно поморщившись, подытожил Хайм.

Шли секунды, камеры бездействовали, но стояли наготове. Наконец подошло время выступления. Джим Брискин сел за столик, из-за которого всегда обращался к публике. Перед ним на расстоянии вытянутой руки лежал лист с речью Фила Дэнвила. Погруженный в задумчивость, он ждал, когда телеоператоры подготовятся к записи.

Речь должна была передаваться на спутниковую ретрансляционную станцию Либерально-республиканской партии, а оттуда многократно транслироваться по всей стране. Вряд ли консервативным демократам удастся заглушить передачу – слишком силен был сигнал спутника ЛРП. Речь должна была достичь цели, несмотря на Закон Томпкина, позволявший глушить политические передачи. Одновременно будет глушиться и выступление Шварца – планировалось, что обе речи прозвучат в одно и то же время.

Напротив Брискина сидела Патриция Хайм. В операторской Джим заметил Сола, вместе с инженерами занятого проверкой качества записи.

Вдали от всех, в углу, сидел Фил Дэнвил. Никто с ним не разговаривал; в студию заходили разные люди, полностью игнорируя присутствие автора речи.

Техник кивнул Джиму, давая знак, что пора начинать.

– В наше время, – сказал в камеру Джим, – стало весьма популярным высмеивать старые планы колонизации планет. Как люди могли быть столь неразумны, пытаясь жить в совершенно нечеловеческих условиях… в мире, никогда не предназначавшемся для гомо сапиенс? В течение десятков лет они старались приспособить чуждую среду обитания к своим потребностям и… естественно, потерпели фиаско. – Он говорил медленно, взвешивая каждое слово, поскольку знал, что внимание слушателей сосредоточено на нем, и решил это использовать. – Так что теперь мы ищем готовую для нас планету, вторую Венеру, то есть планету, какой Венера никогда не была. Такую, какой мы надеялись ее увидеть, – покрытую буйной растительностью, влажную и зеленую. Словом, рай, который только нас и ждет.

Патриция Хайм задумчиво курила сигару «Эль Продукто Альто», ни на мгновение не спуская глаз с выступающего.

– Что ж, – продолжал Джим Брискин, – мы никогда ничего подобного не найдем. А даже если и найдем, то будет уже поздно – планета окажется слишком маленькой и слишком далекой. Вторую Венеру нам придется создавать самим. Можно смеяться до упаду над Бруно Мини, но факт остается фактом: он прав.

Сол Хайм с тоской наблюдал из операторской за Брискином. Надо же, все-таки Джим это сделал. Поддержал давно заброшенный проект Бруно Мини по преобразованию среды на других планетах. Безумие вернулось.

Камера отключилась.

Повернув голову, Джим Брискин перехватил взгляд Сола Хайма. Передача была прервана по распоряжению Сола.

– Не собираешься дать мне договорить? – спросил Джим.

– Нет, черт побери! – загремел в громкоговорителях голос Сола.

– Ты должен, он же кандидат, – бросила Пэт, вставая. – Если он сам хочет с собой покончить…

– Если ты снова его отключишь, – хрипло проговорил Дэнвил, тоже вставая, – я обо всем расскажу публично. Расскажу, что ты им пользуешься как марионеткой!

Он решительно направился к выходу. В серьезности его намерений можно было не сомневаться.

– Лучше включи, Сол. Они правы: ты должен позволить мне говорить, – вмешался Брискин. Он не чувствовал злости, лишь раздражение. Ему хотелось только одного – закончить свою речь. – Ну же, Сол, – тихо сказал он. – Я жду.

В операторской члены партии начали совещаться с Солом Хаймом.

– Он сдастся, – сказала Пэт Джиму Брискину. – Я знаю Сола.

Лицо ее не выражало никаких эмоций. Ситуация Патриции не нравилась, но она старалась этого не показывать.

– Ты права, – кивнул Джим.

– Но ты просмотришь запись, Джим? – спросила она. – Ради Сола. Чтобы быть уверенным, что ты сказал именно то, что хотел.

– Само собой, – ответил Джим. Он все равно собирался это сделать.

Из громкоговорителя раздался голос Сола Хайма:

– Черт бы тебя побрал, черномазый!

Джим Брискин, скрестив руки на груди, улыбался.

Красный огонек главной камеры вспыхнул снова.

Глава 2

После выступления пресс-секретарь Дороти Гилл поймала своего шефа в коридоре.

– Мистер Брискин, вы меня вчера просили выяснить, жив ли еще Бруно Мини. Так вот, он жив. – Мисс Гилл заглянула в блокнот. – Бруно Мини занимается закупками сухофруктов в Сакраменто. Похоже, он забросил свою деятельность по орошению планет, но не исключено, что ваша речь побудит его вернуться на прежнее поприще.

– Не уверен, – сказал Брискин. – Ему может не понравиться, что какой-то цветной подхватил и распространяет его идеи. Спасибо, Дороти.

К Брискину подошел Сол Хайм, качая головой.

– Джим, у тебя нет ни капли политического чутья.

– Возможно, – пожал плечами Брискин.

Настроение у него было ниже среднего, но, так или иначе, речь была записана, и ее сейчас передавали на спутник ЛРП. Сам Брискин ознакомился с записью довольно поверхностно.

– Я слышал, что говорила Дотти, – сказал Сол. – Теперь станет известно, кто такой на самом деле Мини, и это добавит нам проблем. Кстати, как ты насчет того, чтобы выпить?

– Согласен, – ответил Джим.

– Можно мне с вами? – спросила Патриция, подходя к мужу.

– Само собой, – кивнул Сол, обнимая жену. – Отменная выпивка с чудесными освежающими пузырьками. Как раз то, что любят женщины.

Выйдя на улицу, они увидели двух пикетчиков с транспарантами, на которых было написано:

ОСТАВИМ БЕЛЫЙ ДОМ БЕЛЫМ!СОХРАНИМ ЧИСТОТУ АМЕРИКИ!

С минуту пикетчики, оба белые, таращились на кандидата в президенты и его свиту, а те, в свою очередь, наблюдали за пикетчиками. Никто не произнес ни слова. Репортеры щелкали камерами, запечатлевая немую сцену. Потом Сол и Патриция, а за ними и Джим Брискин двинулись дальше. Пикетчики остались позади.

– Подонки, – подытожила Пэт, когда они уселись за столиком коктейль-бара напротив телестудии.

– Такое уж у них призвание, – сказал Джим Брискин. – Видимо, бог их создал именно с этой целью.

Подобные демонстрации его не слишком волновали. В той или иной форме они являлись неотъемлемой частью его жизни с тех пор, как он себя помнил.

– Шварц ведь согласился не касаться во время выборов вопросов религии и расы, – не уступала Пэт.

– Билл Шварц – да, – ответил Джим Брискин. – Но Верн Энджел – нет. И это он возглавляет Движение за чистоту, а не Консервативно-демократическую партию США.

– Мне прекрасно известно, что КДП платит немалые деньги, чтобы поддерживать чистовиков на плаву, – пробормотал Сол. – Иначе они бы и дня не протянули.

– Не согласен, – возразил Брискин. – На мой взгляд, в любой момент может возникнуть враждебно настроенная организация, вроде чистовиков, и всегда найдутся люди, которые ее поддержат.

Лозунг чистовиков был вполне конкретным – они не хотели черного президента. И это было их право – одни поддерживали их требования, другие нет. Вполне естественная ситуация. «Зачем притворяться, будто расовой проблемы не существует? – спрашивал себя Брискин. – Существует, конечно. Я негр. Верн Энджел прав». Оставался вопрос, насколько большой процент электората разделяет взгляды чистовиков. Сами по себе они нисколько его не задевали, да и просто не были на это способны – слишком многое ему довелось испытать, играя в течение стольких лет роль клоуна в теленовостях. «Играя роль американского негра», – с горечью подумал он.

К их столику подошел мальчик, белый, с ручкой и блокнотом в руках.

– Мистер Брискин, можно попросить у вас автограф?

Джим поставил подпись, и мальчишка помчался назад к родителям, стоявшим в дверях бара. Молодые, хорошо одетые, явно из высших слоев общества – они помахали кандидату.

– Мы с вами! – крикнул мужчина.

– Спасибо, – ответил Джим, безуспешно пытаясь выглядеть столь же беспечно, как и они.

– У тебя неплохое настроение, – улыбнулась Пэт.

Он молча кивнул.

– Подумай обо всех этих людях с белой кожей, которые намереваются отдать свой голос за цветного, – сказал Сол. – Это в самом деле воодушевляет. И доказывает, что не все белые так безнадежны.

– Разве я когда-нибудь говорил нечто подобное? – спросил Джим.

– Нет, но в глубине души ты так считаешь. И не доверяешь никому из нас.

– Что за бред? – не на шутку разозлился Джим.

– Ну и что ты со мной сделаешь? – парировал Сол. – Зарежешь своей электрографической магнитной бритвой?

– Перестань, Сол! – вмешалась Пэт. – Почему ты так разговариваешь с Джимом? – Она нервно огляделась по сторонам. – А если кто-то подслушивает?

– Я просто пытаюсь вывести его из депрессии, – ответил Сол. – Не могу спокойно смотреть, как он падает духом. Демонстранты-чистовики его явно задели, но он не отдает себе в этом отчета. – Он бросил взгляд на Джима. – Я много раз слышал, как ты говоришь: «Меня невозможно обидеть». Ясное дело, что можно, черт побери. Вот, например, сейчас ты обижен. Ты хочешь, чтобы все тебя любили, неважно, белые или цветные. Не понимаю, как ты попал в политику. Тебе следовало оставаться клоуном, развлекающим старых и молодых. Особенно очень молодых.