Интересные времена

Гонец открыл глаза. Осторожно потрогал голову – она по-прежнему держится на плечах или отвалится при первом же удобном случае? О мечах лорда Хона ходили страшные истории.

– Ты можешь подняться, – произнес лорд Хон.

Он тщательно вытер лезвие и положил меч на место. Затем протянул руку и извлек из одеяний девушки, занимавшейся чайной церемонией, маленькую бутылочку.

Вытащив пробку, лорд Хон пролил на пол несколько капель. Упав на половицы, капли зловеще зашипели.

– Это уже начинает утомлять, – скучающе промолвил он. – Неужели им самим еще не надоело?.. – Он перевел взгляд на слугу. – Скорее всего, Лающего Пса украл лорд Тан или лорд Максвини, чтобы позлить меня. Волшебнику удалось скрыться?

– Похоже на то, о господин.

– Отлично. Не давайте ему расслабляться. И распорядись, чтобы прислали другую служанку. С головой.

Честно говоря, Коэн-Варвар был очень даже неплохим человеком. Если у него не было причин убивать вас – к примеру, вы могли обладать каким-нибудь особо ценным сокровищем или, допустим, стоять между ним и его целью, – так вот, если подобные причины отсутствовали, то вам ничто не угрожало. Ринсвинд прежде пересекался с ним пару раз – как правило, убегая от очередной опасности.

Коэн не приставал с расспросами, поскольку относился к жизни очень просто: люди приходят, люди уходят. Увидев вас после пятилетнего перерыва, он мог сказать что-нибудь вроде: «А, это ты» – и все. Никаких вопросов типа: «Как у тебя дела?» и так далее. Вы живы, стоите на ногах, а все остальное его не волнует.

Стоило спуститься с гор, как сразу же потеплело. К огромному облегчению Ринсвинда, лошадь есть не пришлось – с ветки дерева спрыгнула какая-то леопардоподобная тварь и предприняла попытку выпотрошить Коэна.

У твари оказался довольно пряный привкус.

Ринсвинду доводилось есть лошадей. С течением лет он приучил себя есть что угодно – если только оно не соскакивает, яростно извиваясь, с вилки. Но сейчас его нервы и так были слишком расшатаны, чтобы он мог хладнокровно закусить каким-нибудь Ветерком.

– Как они тебя поймали? – спросил он, когда они вновь пустились в путь.

– Я был занят.

– Коэн-Варвар? Был слишком занят, чтобы драться?

– Не мог огорчить девушку отказом. Такой уж я. Отправился в деревню разузнать новости, ну, слово за слово, одно, другое, а потом эти солдаты набежали – откуда только взялись? А в наручниках драться, знаешь ли, трудновато. Главным у них такая сволочь, ни в жизнь не забуду эту рожу. Ну, нас согнали, человек шесть, мы вытолкали этого Лающего Пса на поле, потом нас приковали к дереву, один из этих типов поджег шнур… А потом появился ты и сделал так, что эта штуковина испарилась.

– Я этого не делал. Во всяком случае, все не совсем так, как ты себе представляешь.

Коэн наклонился к Ринсвинду.

– Кстати, я, кажется, понял, что это была за штуковина, которую на нас наводили, – сказал Коэн и, весьма довольный собой, откинулся в седле.

– Да?

– Это что-то вроде фейерверка. Здесь все буквально помешаны на фейерверках.

– В смысле это когда сворачиваешь листок синей трутовой бумаги и засовываешь себе в нос?[15]

– Тут фейерверки используются, чтобы отгонять злых духов. Этих злых духов у них пруд пруди. Неудивительно, народ пачками мрет…

– М-мрет?

Ринсвинду всегда казалось, что Агатовая империя – мирное место. Цивилизованное. Они много чего изобретают. Фактически, вспомнил он, однажды ему даже довелось способствовать внедрению кое-каких имперских изобретений в Анк-Морпорке. Но то были простые, невинные предметы вроде часов, приводимых в действие бесами, ящичков, рисующих картинки, и запасных глаз из стекла, которые можно носить поверх ваших собственных и которые помогают лучше видеть (даже если как следствие люди, увидевшие вас в этих стеклышках, долго оглядываются и показывают на диковинное зрелище пальцами).

Такое место просто обязано быть скучным.

– Ну да, пачками, – кивнул Коэн. – К примеру, население слегка запаздывает с выплатой налогов. Выбираешь неугодный город, вырезаешь всех, дома поджигаешь, стены сравниваешь с землей, а пепел пускаешь по ветру. Убиваешь двух зайцев сразу: во-первых, избавляешься от неугодных, а во-вторых, все остальные твои подданные внезапно становятся как шелковые, ведут себя вежливо и больше с проплатами не тянут. Я так понимаю, правительству это очень с руки. А если потом кто-нибудь что-нибудь вякнет, тебе надо лишь спросить: «Помнишь Нунгнунг?», ну, или любой другой город, а они в ответ: «Какой Нунгнунг?», а ты: «Вот и я о том же».

– Уму непостижимо! Да если бы что-нибудь подобное попробовали сотворить у нас…

– Древние традиции, ничего не попишешь. Тут все считают, что именно так и должны вестись дела в стране. Они делают то, что им велят. Здесь с людьми обращаются как с рабами. – Коэн осклабился. – Не то чтобы я против рабов как таковых. У меня самого было несколько. А пару раз мне довелось быть рабом. Но где рабы, там и… что?

Ринсвинд задумался.

– Плетки? – наконец осенило его.

– Точно. С первого раза догадался. Вот раб, вот плеть, это честно. Ну а здесь… тут совсем плеток нет. Тут кое-что другое, похуже.

– И что же? – на лице Ринсвинда отразилась легкая паника.

– Скоро сам все узнаешь.

Ринсвинд непроизвольно оглянулся на бывших узников. Те шли следом, соблюдая почтительную дистанцию, и смотрели на него и Коэна с раболепным восхищением. Некоторое время назад Ринсвинд швырнул им кусок леопарда. Они сначала таращились на угощение как на яд, но потом ничего, съели, как самую настоящую еду.

– Они все еще идут за нами, – заметил Ринсвинд.

– Неудивительно, ты же дал им мяса, – крякнул Коэн, зажигая послеобеденную самокрутку. – А зря. Надо было бросить им усы и, допустим, когти. Они бы такой обед из этого состряпали, ты не поверишь. Знаешь, какое у них основное блюдо там, на побережье?

– Нет.

– Суп из свиного уха. И что ты на это скажешь? О чем это, по-твоему, говорит?

Ринсвинд пожал плечами.

– Что они очень бережливые?

– Что всю остальную свинью жрет какая-то влиятельная сволочь.

Коэн повернулся в седле. Бывшие узники в панике попятились.

– Эй, послушайте, – произнес он. – Я же сказал вам. Вы свободны. Понятно?

– Да, хозяин, – откликнулся один из группы, видимо, самый смелый.

– Никакой я вам не хозяин. Вы свободны. Можете идти куда пожелаете, только не за мной, иначе я вас прибью. А теперь убирайтесь прочь!

– Куда, хозяин?

– Куда угодно! Главное, с глаз моих долой!

Бывшие пленники обменялись одинаковыми встревоженными взорами, после чего все как один повернулись и затрусили прочь.

– Наверное, направились прямиком в свою деревню, – Коэн закатил глаза. – Говорю тебе, это хуже плеток.

Он махнул костлявой рукой, указывая на простирающийся вокруг ландшафт.

– Странная, проклятая страна, – произнес он. – Ты слышал, что империю окружает стена?

– Чтобы… э-э… не могли войти… эти, гм, варвары?..

– О да, очень мудрый способ защиты, – саркастически усмехнулся Коэн. – Вроде как приезжаем мы туда, смотрим: ба! – да тут двадцатифутовая стена, поедем-ка мы лучше обратно подобру-поздорову, ну и что, что три тысячи миль, все равно лучше убраться, чем взять и наделать лестниц из сосны, которая тут на каждом углу растет. Нет! Стенку они построили для того, чтобы никто не мог выйти! А законы? Да у них на все есть закон. Тут даже в туалет не ходят без бумажки.

– Ну, по правде сказать, я и сам пользуюсь…

– Я не об этом. На их бумажках написано, что, согласно такому-то верховному указу, им разрешается пойти куда надо и по строго определенным делам. Без бумажки нельзя уехать из деревни. Жениться тоже нельзя. Нельзя даже по… в общем, сам знаешь что. Все, приехали.

– Вот-вот, – поддержал его Ринсвинд.

Коэн вперился в него подозрительным взглядом.

– Что «вот-вот»? Тебе-то откуда знать, что мы приехали?

Ринсвинд предпринял попытку пошевелить мозгами. День выдался долгим. Из-за разницы во времени он длился на несколько часов дольше, чем большинство пережитых им дней, и содержал в себе два обеда, ни один из которых не содержал в себе ничего достойного этого гордого имени.

– Э-э… Ну, я подумал, ты говоришь в целом, вроде как делаешь обобщенное философское заключение, – наконец осмелился сказать Ринсвинд. – Все, приехали… Э-э… Типа как «империя окончательно загнила».

– Нет. Я имел в виду, что это мы приехали.

Оглядевшись, Ринсвинд увидел лишь заросли колючего кустарника, несколько валунов и отвесную скалу.

– Но я ничего не вижу… – осторожно заметил он.

– Ага. В этом весь смысл. Добро пожаловать ко мне домой.

В Агатовой империи основой дипломатии было «Искусство Войны».

Совершенно очевидно, что война имеет полное право на существование. Она – краеугольный камень процесса управления. Именно войны приносят империям достойных вождей. Бюрократы и всякие там чиновники получают свои должности, сдавая многочисленные экзамены, проходя собеседования. Тогда как для настоящего вождя такой экзамен – война. И надо сказать, этот экзамен не пересдашь.

Однако на войне должны быть строгие правила. Иначе это будут не войны, а самые обычные варварские драки.

Поэтому сотни лет назад и было создано «Искусство Войны», а также сформулированы его основные постулаты. К примеру, персона императора была объявлена священной и неприкосновенной, а бой, затеянный внутри Запретного Города, приравнивался к преступлению. Были, разумеется, и другие, более общие, принципы цивилизованного ведения войны. Существовали правила о диспозиции, о тактике, о дисциплинарных взысканиях, о правильной организации снабжения армии. В «Искусстве» излагалась оптимальная линия поведения на любой случай. Таким образом, война в Агатовой империи стала гораздо более разумной и состояла главным образом из кратких приступов активности, которых сменяли длинные периоды разыскивания в оглавлении нужного параграфа.

Автора «Искусства Войны» никто не помнил. Некоторые говорили, что трактат создал Один Цу Сун, другие утверждали, что Три Су Цун. Хотя, возможно, на самом деле автором был некий невоспетый гений, который написал – или, точнее, нарисовал – первый основополагающий принцип, гласящий: «Познай врага своего – и самого себя познай заодно».

Лорд Хон считал, что кого-кого, а себя он знает очень хорошо. С распознаванием врагов особых проблем тоже не возникало. Более того, он заботился о своих врагах, постоянно справлялся об их здоровье, беспокоился о благополучии.

Взять, к примеру, лордов Суна, Фана, Тана и Максвини. Он их холил и лелеял. Лелеял их адекватность. Все четверо обладали мозгами, адекватными для воинов, – то есть помнили наизусть все Пять Правил и Девять Принципов Искусства Войны. А еще они писали крайне адекватные поэмы и были достаточно умны и коварны, чтобы противостоять переворотам, затевавшимся в их собственных рядах. Время от времени они подсылали к нему убийц, достаточно квалифицированных, чтобы развлекать лорда Хона, поддерживать в нем интерес и помогать ему не выходить из формы.

А их адекватное вероломство! Этим он даже где-то восхищался. Ну разве могут быть какие-то сомнения в том, что следующим императором станет лорд Хон?! Хотя, когда дойдет до дела, они все равно станут бороться за престол. По крайней мере, официально. Вообще-то говоря, каждый из вельмож уже давно в частной беседе с лордом Хоном торжественно выразил ему свою полную и безоговорочную поддержку, проявив тем самым адекватную разумность, ибо соперники лорда Хона недолго заживались на свете. О, разумеется, борьба все равно будет – но исключительно ради зрителей.

Познай врага своего. Лорд Хон решил найти стоящего врага. Поэтому приказал, чтобы ему доставляли из Анк-Морпорка самые свежие новости. Организовать это было нетрудно. У лорда Хона везде были шпионы. Сам Анк-Морпорк понятия не имел о том, что его кто-то там записал себе во враги, но враг и должен оставаться в неведении.

Сначала лорд Хон поразился до глубины души, потом искренне заинтересовался и в конце концов растаял в восхищении от увиденного…

«Вот где я должен был родиться, – думал он, переводя взгляд с одного члена Светлейшего Совета на другого. – Ради игры в шахматы с кем-нибудь вроде лорда Витинари. О да, такой человек, как лорд Витинари, будет часа три смотреть на доску, прежде чем сделать первый ход…»

Лорд Хон повернулся к евнуху-протоколисту Светлейшего Совета.

– Ну что, можем мы наконец продолжить? – осведомился он.

Протоколист нервно лизнул кисточку.

– Я почти закончил, о господин, – откликнулся он.

Лорд Хон вздохнул.

Будь проклята эта каллиграфия! Нет, перемены решительно необходимы! Письменность, в которой семь тысяч букв! Целый день уходит на то, чтобы записать тринадцатисложный стих о белом пони, скачущем среди диких гиацинтов! Да, это было прекрасно, это было красиво, и никто не сочинял стихи лучше, чем лорд Хон. Но в Анк-Морпорке алфавит состоял из двадцати шести невыразительных, уродливых, грубых букв, подходящих лишь для крестьян и ремесленников… а они создают стихи и пьесы, оставляющие в душе раскаленный добела след. Не говоря уже о том, что на этом языке и протоколы пишутся куда быстрее.

– До какого места ты дописал? – осведомился он.

Евнух вежливо кашлянул.

– «Подобно нежному касанию лепестка абрико…» – начал читать он.

– Да, да, да, – лорд Хон нетерпеливо помахал рукой. – Может быть, на этот раз обойдемся без поэтического обрамления?

– Гм. «Протокол последнего собрания должным образом подписан».

– Это все?

– Почти, мой господин, осталось только дорисовать цветочки возле…

– Я хочу, чтобы протокол собрания Совета был закончен сегодня вечером. Убирайся.

Евнух встревоженно пошарил взглядом по столу, сгреб свитки и кисточки и заковылял прочь.

– Прекрасно, – произнес лорд Хон и кивнул вельможам.

Для лорда Тана он приберег специальный, особенно дружелюбный кивок. Лорд Хон очень осторожно раздавал подобные знаки внимания, однако, похоже, лорд Тан и в самом деле был человеком чести. Чести довольно неразборчивой и весьма побитой, однако определенно наличествующей, а с такими явлениями следует считаться и ни в коем случае не сбрасывать их со счетов.

– Ну что ж, господа, продолжим без свидетелей, – произнес он. – Надо обсудить вопрос мятежников. Шпионы донесли до меня тревожные слухи.

Лорд Максвини кивнул.

– Я приказал, чтобы в Сум-Диме казнили тридцать мятежников, – сказал он. – В качестве примера для остальных.

«И в качестве доказательства твоей безмозглости», – подумал лорд Хон. Согласно имеющейся у него информации, а никто не располагал информацией более достоверной, чем он, в Сум-Диме не было ни одного человека из Красной Армии. Но теперь, несомненно, будут. Все идет как по маслу.

Прочие присутствующие также произнесли краткие, но исполненные самолюбования речи, восхваляющие их скромные усилия по превращению еле заметного смятения в умах в кровавую революцию – хотя ни один из собравшихся этого, конечно, не понимал.

Под внешним налетом бравады они нервничали. Лорды напоминали овчарок, которые краем глаза увидели мир за пределами овечьего загона.

Лорд Хон всячески поддерживал их тревогу. Он намеревался использовать ее, и очень скоро. Он улыбался и улыбался.

Наконец он произнес:

– Однако, мои лорды, несмотря на принимаемые вами и заслуживающие всяческого восхищения меры, ситуация остается серьезной. Поступила информация, что из Анк-Морпорка на подмогу мятежникам прибыл самый главный из анк-морпоркских волшебников и что существует заговор по ниспровержению прекрасной, существующей ныне организации поднебесной империи и убийству императора, да живет он еще десять тысяч лет. Я делаю естественное предположение, что за всем этим стоят заморские бесы.

– Ничего об этом не знаю! – резко сказал лорд Тан.

– Мой дорогой лорд Тан, а я и не говорил, что ты должен об этом знать, – ответил лорд Хон.

– Я хотел сказать… – начал лорд Тан.

– Твоя преданность императору не подлежит сомнению, – продолжал лорд Хон с мягкостью ножа, рассекающего теплое масло. – Правда заключается в том, что почти наверняка этим людям помогает кто-то высокопоставленный, однако нет абсолютно никаких причин подозревать, что это ты.

– Надеюсь, что нет!

– Воистину это так.

Лорд Фан и Максвини слегка отодвинулись от лорда Тана.

– Ума не приложу, как же это случилось? – начал лорд Фан. – Конечно, нельзя отрицать, иногда находятся безумцы, которые уходят туда, за Великую Стену. Однако допускать, чтобы они возвращались…

– Увы, предыдущему великому визирю не чужды были порой некоторые причуды, – откликнулся лорд Хон. – Он считал, что будет интересно узнать, какие сведения принесут такие «возвращенцы».

– Сведения? – воскликнул лорд Фан. – Этот город… Анк… Мор… Пок – сущая мерзость! Чистой воды анархия! Там, судя по всему, вообще нет традиций дворянства, и тамошнее общество представляет собой просто-напросто термитник! Было бы лучше для нас, мои лорды, если бы этот город был вообще стерт с лица Диска!

– Очень мудрый и проницательный комментарий, лорд Фан, – кивнул лорд Хон. Тем временем какая-то его часть каталась по полу от смеха. – Я прослежу, чтобы к покоям императора приставили дополнительную стражу. Мы не пустим беду на порог.

Он внимательно разглядывал лордов, которые внимательно разглядывали его. «Они считают, что я хочу править империей, – думал он. – Так что все они – за исключением лорда Тана, соратника мятежников, каковым он неминуемо окажется, – пытаются сейчас вычислить, как обратить это в свою пользу…»

Распустив собрание, лорд Хон вернулся в свои покои.

Считалось безусловным фактом, что призраки и демоны, обитающие за пределами Великой Стены, не имеют никакого понятия о культуре и тем более слыхом не слыхивали о книгах. Поэтому обладание всякими официально не существующими объектами каралось смертной казнью. С конфискацией.

Лорд Хон собрал изрядную библиотеку. Он даже раздобыл карты.

И не просто карты. В комнате с зеркалом до потолка он держал ящичек, всегда запертый…

Не сейчас. Позже…

Анк-Морпорк. Само название искушало и манило.

Все, что надо, это один год. Ужасающее пугало мятежа позволит ему выковать такую военную мощь, о который не мечтал даже самый безумный император. А потом будет совершенно естественным построить флот и отправить его вершить расправу над заморскими демонами. Спасибо тебе, лорд Фан. Твой призыв будет подхвачен и поддержан.

И какая разница, кто император?! Пускай империя будет дополнительным призом, который он получит позже – так, походя. А сейчас ему нужен Анк-Морпорк с его деловитыми гномами и достижениями, прежде всего техническими. Взять, к примеру, тех же Лающих Псов. Добрая половина из них взорвались. А все потому, что их отлили по неточным чертежам. Задумка была правильной, но реализация – поистине смертоносной. Не только для врага, но и для всех тех, кто стоял поблизости от Лающего Пса.

Зато, когда лорд Хон взглянул на эту проблему под анк-морпоркским углом зрения, глаза его словно бы открылись. Какое разумное устройство общества, а ведь и действительно, лучше поручить работу благородного пушкодела какому-нибудь крестьянину, хорошо разбирающемуся в металлах и взрывчатых веществах, нежели чиновнику, который получил самую высокую оценку на экзамене, где требовалось написать стих о железе. В Анк-Морпорке люди делают вещи.

Вот он идет как хозяин по Брод-авеню, вот пробует пироги прославленного Себя-Режу-Без-Ножа Достабля. А вот играет в шахматы с лордом Витинари. Кстати, надо будет не забыть оставить ему хотя бы одну руку, иначе последняя мечта так и не осуществится.

Лорда Хона трясло от возбуждения. Да, да… сейчас. Пальцы потянулись к секретному ключику на цепочке, который висел у него на шее.

Это была почти и не тропинка вовсе. Ее бы даже кролики не заметили, протрусив спокойно мимо. Сплошная отвесная скала – и вдруг в ней возникает узенькая, незаметная щелочка.

Ну а дальше вам оставалось только двигаться вперед. Расселина открывалась в длинную лощину с несколькими естественными пещерами, ошметками травы и ручейком.

И с шайкой Коэна. Разве что он называл ее Ордой. Орда сидела на солнышке и жаловалась, что нынче уже не так тепло, как раньше.

– Эй, парни, я вернулся, – произнес Коэн.

– А ты уходил, что ли?

– Чиво? Чивоонгрит?

– ВЕРНУЛСЯ, говорит.

– Обулся? Во что?

Гордо улыбаясь, Коэн посмотре на Ринсвинда.

– Вот, привел с собой, – сообщил он. – Как я уже говорил, в наше время трудно работать в одиночку.

– Э-э… – протянул Ринсвинд, понаблюдав некоторое время за пасторальной сценой. – А есть среди них кто-нибудь, кому меньше восьмидесяти?

– Конечно. Эй, Малыш Вилли, покажись-ка, – позвал Коэн.

Из небольшой кучки стариков поднялся скрюченный человечек с явными признаками обезвоживания и лишь слегка менее морщинистый, чем остальные. Особенно бросались в глаза его ноги. Он носил ботинки с чрезвычайно толстыми подошвами.

– Это чтоб ноги доставали до земли, – объяснил он.

– А в обычных ботинках они… э-э… не достают?

– Не-ка. Ортопедическая проблема. Это как… Знаешь, есть много людей, у которых одна нога короче другой? Так вот, у меня такая, понимаешь, забавная штука…

– Не говори! – воскликнул Ринсвинд. – Иногда на меня находят поразительные озарения… А у тебя обе ноги короче?

– Ну надо ж, насквозь видит. Даром что волшебник, – восхитился Малыш Вилли.

Следующего старца Ринсвинд наградил сияющей улыбкой сумасшедшего. Почти с полной уверенностью можно было утверждать, что улыбается он человеческому существу. Ведь сморщенные обезьянки обычно не передвигаются в креслах с колесиками и не носят шлемов с рожками. Существо скорчило Ринсвинду гримасу.

– А это…

– Чиво? Чиво?

– Хэмиш Стукнутый, – представил Коэн.

– Чиво? Этактоита?

– Готов поклясться, это кресло повергает врагов в ужас, – произнес Ринсвинд. – Особенно его спицы.

– Мы чуть кишки себе не надорвали, перетаскивая его через Великую Стену, – признал Коэн. – Но видел бы ты, с какой скоростью оно катается!

– Чиво?

– А это Маздам Дикий.

– И тебя в то же место, волшебник.

Поглядев на экспонат номер три, Ринсвинд просиял.

– Шикарные костыли… Просто дух захватывает! А эти надписи на них, «ЛЮБОВЬ» и «НЕНАВИСТЬ», – очень романтично.

Коэн улыбнулся горделивой улыбкой собственника.

– Маздам считался одной из самых опасных задниц в мире.

– В самом деле? Правда?

– Ты не поверишь, что может натворить простая травяная свечка.

– Обращайся, поимеем, – пообещал Маздам.

Ринсвинд сморгнул.

– Слушай, Коэн, а можно один вопрос?

Он оттащил древнего варвара в сторонку.

– Я не хочу, чтобы это выглядело так, будто я пришел мутить воду, – начал он, – но ты разве не замечаешь, все эти люди малость, как бы это сказать, просроченные? Несколько, не хочу слишком сильно это подчеркивать, староватые.

– Чиво? Чивоонгрит?

– Говорит, УШИ У НАС ВАТОЙ ЗАЛОЖЕНЫ!

– Чиво?

– О чем это ты? В них сконцентрировано почти пятьсот лет героического варварского опыта! – удивился Коэн.

– Пятьсот лет бойцового опыта – это, конечно, хорошо, – согласился Ринсвинд. – Очень хорошо. Но было бы неплохо, если бы он распределялся не на двух-трех человек, а чуточку побольше. Ну каких боевых действий можно от них ждать? Что они будут падать на противника?

– Ты не прав. – Коэн указал на человечка бренного вида, который не отрываясь смотрел на большой чурбан из тика. – Взгляни-ка на старика Калеба-Потрошителя. Видишь? Голыми руками прикончил больше четырехсот человек. Сейчас ему восемьдесят пять. Только пыль смахнуть – и цены ему не будет!

– Какого черта он делает?

– Понимаешь ли, они ведь знают, что скоро им предстоит рукопашная. Рукопашная – это большое дело, славное дело, ведь людям здесь запрещено носить оружие, так что у большинства оружия не будет. Поэтому Калеб освежает в памяти некоторые приемы. Видишь тиковый чурбан? Поразительно, что Калеб способен сотворить с такой штукой. Он сначала издает леденящий душу вопль, а потом…

– Коэн, они все глубокие старики.

– Они сливки варварского сообщества!

Ринсвинд устало вздохнул.

– Коэн, они уже сыр. Зачем ты их тащил сюда?

– Они помогут мне кое-что украсть.

– Что? Какую-нибудь драгоценность?

– Так, кое-что, – буркнул Коэн. – Из Гункунга.

– В самом деле? А в Гункунге, наверное, большое население?

– Около полумиллиона.

– И уж конечно, полно стражников?

– Я слышал, тысяч около сорока. А если считать все их армии, то на три четверти миллиона потянет.