Всем стоять на Занзибаре

– Именно это я и имел в виду.

– Вы показывали высокопоставленному посетителю, что можете быть еще большей сволочью, чем члены совета директоров «Джи-Ти».

Возникла пауза. Наконец Элиу уронил руки на колени.

– Что ж, я ответил на ваш вопрос, но, судя по вашему молчанию, пользы вам от этого никакой. Теперь ответьте на мой. Что с вами случилось, когда вас отозвали из-за конфликта в бункере Салманасара?

Норман мучительно сглотнул, его адамово яблоко дернулось.

– Ничего важного, – пробормотал он.

– Я вам не верю. Вернувшись, вы были на автопилоте. За все время ланча в вас не промелькнуло ни тени индивидуальности, во всем, что вы делали или говорили, просматривался только набор условных рефлексов, отработанных настолько хорошо, что обманули бы любого, кроме, пожалуй, психолога… или дипломата. По одному тому, как человек входит в комнату, я научился видеть разницу между честным переговорщиком и делегатом, которого проинструктировали повторять как попугай официальную позицию правительства. Вы, возможно, в состоянии обмануть белых, на которых работаете, но я поседел, изучая человеческие уловки, поэтому я-то знаю.

Подавшись вперед, он взял левую руку Нормана в ладони и кончиками пальцев осторожно надавил между сухожилиями. Норман был слишком ошарашен, чтобы как-то среагировать, потом выдернул руку, словно что-то его ужалило.

– Как вы догадались?

– Не догадался. Когда я был послом на Гаити, один старик из переулков Порт-о-Пренса – думаю, вы назвали бы его знахарем – научил меня понимать язык тела. На мгновение мне подумалось, что вы серьезно повредили эту руку, но никаких следов травмы я не обнаружил. Так чья это была рука?

– Моего прапрапрапрадеда.

– В дни рабовладения?

– Да.

– Отрублена?

– Отпилена. За то, что ударил своего хозяина и столкнул его в ручей.

Элиу кивнул.

– Вы, наверное, были совсем маленьким, когда впервые про это узнали.

– Лет шести, думаю.

– Нехорошо рассказывать подобное детям такого возраста.

– Как вы можете так говорить? Именно про это им и надо рассказывать. В шесть лет я был уже достаточно взрослым, чтобы узнать, что парнишка, который в нашем квартале нравился мне больше всех, которого я считал своим лучшим другом, без раздумья присоединится к другим ребятам, которые мне не нравились и которые называли меня грязным ублюдком-ниггером.

– Вы заметили, что теперь не так часто слышишь именно это оскорбление? Наверное, нет. Я замечаю сдвиги в словоупотреблении, потому что по многу лет провожу вне страны, а по возвращении вижу, сколько воды утекло. Сегодня вместо «ублюдок» говорят «паршивец» или «кровосос», имея в виду, надо думать, «больного гемофилией».

– Что? – Норман растерянно тряхнул головой.

– Если смысл моих слов неясен, я скоро к нему вернусь. Как на вас сказалась история о вашем предке?

– В детстве у меня часто болела рука. – Норман показал взглядом на левую кисть. – Говорили, это ревматизм. Но это был не ревматизм. Боли были психосоматические. Мне снились кошмары, в которых одни люди меня держали, а другие отпиливали мне руку. Я просыпался с криком, а мать орала мне из-за стены, чтобы я заткнулся и дал ей поспать.

– Вы не рассказывали ей о кошмарах?

Уставившись себе под ноги, Норман покачал головой.

– Наверное, я боялся, что она станет ругать дедушку и запретит ему со мной про это разговаривать.

– А зачем вам было про это разговаривать? Не важно… вам не обязательно все объяснять. Что такого случилось сегодня, что вытащило на свет ту психологическую травму в шестилетнем возрасте?

– Какая-то Божья дщерь попыталась порубить Салманасара топором. Оттяпала кисть одному нашему технику.

– Понимаю. Ее смогут пришить?

– О да. Но врач сказал, что часть моторных функций, возможно, не восстановится.

– И вы оказались совершенно не готовы к случившемуся?

– Клянусь бородой Пророка, не готов! Откуда мне было знать, что там не очередная гребаная демонстрация с выкрикиванием лозунгов и размахиванием флагами?!

– Почему полиция компании не уладила все до вашего прихода?

– Сплошь бестолочи. Сказали, что не решились стрелять с балкона из страха попасть в Салманасара, а к тому времени, когда они спустились в зал, я с девицей уже справился.

– Итак, вы с ней разобрались. Каким образом?

Норман зажмурился, закрыл лицо руками. Когда он заговорил, его голос был едва слышен сквозь пальцы.

– Я однажды видел утечку жидкого гелия из находившегося под давлением шланга. Это навело меня на мысль. Я вытащил один из шлангов… и полил ей руку. Начисто заморозил. Скристаллизировал. Под весом топора она обломилась.

– Надо полагать, ее теперь назад не пришьешь?

– Борода Пророка, нет! Если ее разморозить, она, наверное, тут же загниет – как замороженное яблоко!

– Вас ожидают серьезные последствия? К примеру, вы предстанете перед судом за то, что изувечили посетительницу?

– Разумеется нет, – вырвалось у него почти презрительно. – «Джи-Ти» заботится о своих, а учитывая, что девка пыталась сделать с Салманасаром… В этой стране мы всегда больше печемся о праве собственности, чем о правах человека. Кому, как не вам, это знать?

– Ну, если дело не в последствиях, значит, в самом поступке. И какого вы теперь о себе мнения?

Норман уронил руки.

– Вы прошляпили свое призвание, да? – горько сказал он. – Вам надо было бы стать психоаналитиком.

– Мои неврозы нельзя проецировать на других невротиков. Я кое о чем вас спросил, и, если я не слишком ошибаюсь, именно об этом вы и пришли поговорить. Так почему бы нам с этим не закончить?

Дрожащей рукой Норман поднес к губам почти забытый косяк. Теперь он запалил его, затянулся и задержал первую тягу. Полминуты спустя он сказал:

– Что я чувствую? Какого я о себе мнения? Такое чувство, будто меня поимели. Мне стыдно. Я наконец сравнял счет. Я добыл трофей – я добыл руку Белого Человека. И как же я пришел к тому, что смог ее отрубить? Следуя правилам жизни, установленным Белым Человеком. А они ни к черту не годятся. Потому что какой прок от этой руки моему древнему предку? Он же мертв!

Он снова пыхнул и на сей раз задерживал дым целую минуту.

– Да, пожалуй, мертв, – после недолгого размышления согласился Элиу. – Вернемся к сегодняшнему дню. Как, по-вашему, его следует оплакивать сегодня?

Норман помотал головой.

– Вот и хорошо. – Элиу вернулся к прежней позе: локти на подлокотниках, кончики пальцев сведены. – Пару минут назад я упомянул кое о чем, что показалось вам ни к чему не привязанным – о том факте, что сегодня люди не называют друг друга «ублюдок», что значит «незаконнорожденный». Это показательно. Родился ты в браке или вне оного, уже не имеет значения, так же было и для нас в дни рабства, когда наши прабабки и прадеды не женились – они просто размножались. Слово, которое употребляют сейчас в качестве оскорбления, по всей вероятности, означает «больной гемофилией». Это отражает озабоченность нашего общества: рожать детей, имея подобный пагубный ген, сегодня считается отвратительным и асоциальным поступком. Вы понимаете, к чему я?

– Мир меняется, – сказал Норман.

– Вот именно. Вам уже не шесть лет. Хозяин не может сделать со своими подчиненными то, что давным-давно сделал Белый Человек с вашим трижды прадедом. Но стал ли мир из-за этих банальностей раем?

– Раем?

– Ну конечно же нет. Разве в настоящем недостаточно проблем, чтобы терзать себя из-за проблем прошлых?

– Да, но… – Норман беспомощно развел руками. – Вы даже не представляете, в какой тупик меня заманили! Я годами трудился, создавая самого себя теперешнего. Годами, десятилетиями! Что мне теперь делать?

– Это вам решать.

– Надо же, какой легкий ответ – «Это вам решать»! Вы сами только сказали, что годами живете вне страны. Вы не знаете, что представляет собой Белый Человек, не знаете, как он все время на нас наседает, раздражает, провоцирует. Вы просто не жили моей жизнью.

– Думаю, это разумное возражение.

– Например… – Невидящими глазами Норман уставился на стену над головой Элиу. – Вы слышали про женщину по имени Гвиневра Стил?

– Полагаю, она создала механический стиль, который сегодня в моде у женщин и который делает их похожими скорее на роботов с конвейера, чем на живых существ, рожденных от матери.

– Верно. Она планирует вечеринку. Это будет квинтэссенция всего, о чем я говорил, эдакий склизкий микрокосм в стенах одной квартиры. Стоило бы потащить вас с собой, тогда бы вы…

Он остановился посреди фразы, внезапно ужаснувшись тому, что и кому говорит.

– Мистер Мастерс, прошу меня простить! Я не имею права говорить с вами в таком тоне! – Он вскочил на ноги, чтобы скрыть смущение. – Мне следовало бы самым искренним образом поблагодарить вас за терпение, а я вместо этого вас оскорбляю и…

– Сядьте, – сказал Элиу.

– Что?

– Я сказал, сядьте. Я еще не закончил, и вы тоже. Вы считаете, что вы передо мной в долгу?

– Конечно. Если бы я не смог сегодня с кем-нибудь поговорить, то, наверное, сошел бы с ума.

– Как точно вы выражаете мои чувства, – с тяжеловесной иронией сказал Элиу. – Могу я сказать, что в данный момент вы не слишком озабочены сохранностью секретов корпорации «Джи-Ти»?

– Я чертовски хорошо знаю, что они не в сохранности.

– Прошу прощения? – Элиу моргнул.

– Личная проблема… А, чего таить? Терка, которая последнее время у меня жила, сегодня вечером оказалась экономической шпионкой. Мой сосед по квартире обнаружил подслушивающее устройство в полиоргане, которой она привезла с собой. – Норман лающе рассмеялся. – Все, что хотите узнать, только спросите… Я всегда могу потом сказать, что это она украла тайну.

– Я бы предпочел, чтобы вы сказали мне открыто, если вообще готовы сказать.

– Да, мне не следовало этого говорить. Спрашивайте.

– С какой целью, по мнению людей из «Джи-Ти», я обратился к вашей корпорации?

– Не знаю. Мне не сообщили.

– Но вы догадались.

– Не совсем. Пару часов назад мы обсуждали это с моим соседом. Но ни к какому определенному выводу не пришли.

– Что, если бы я, предположим, сказал, что намереваюсь продать ближайшего друга в рабство Белому Человеку и верю, что это для его же блага? Что тогда?

Рот Нормана открылся, губы сложились в правильное «О». Он щелкнул пальцами.

– Президента Обоми? – сказал он.

– Вы очень умный человек, мистер Хаус. Ну… и ваш приговор?..

– Но что у них такое есть, что могло бы понадобиться «Джи-Ти»?

– Не «Джи-Ти» как таковой, скорее Государству.

– Которое не желает получить еще один кризис наподобие Изолы?

– Вы начинаете меня изумлять, и я не шучу.

Норману стало не по себе.

– Откровенно говоря, это был один из вариантов, которые мы с моим соседом прокручивали. Хотя не услышь я об этом от вас, то не поверил бы.

– Почему? Годовой доход «Джи-Ти» почти в пятьдесят раз превышает валовой национальный продукт Бенинии, корпорация могла бы купить и продать не одну слаборазвитую страну.

– Да, но, даже принимая во внимание возможности корпорации, коих я не могу оспаривать, факт остается фактом. Что такого есть в Бенинии, что могло бы понадобиться «Джи-Ти»?

– Двадцатилетний проект восстановления страны, который создаст экономически развитый промышленный плацдарм в Западной Африке, опирающийся на лучший порт Гвинейского залива, способный на их условиях и на их собственной территории конкурировать с Дагомалией и РЕНГ. Государство получило данные компьютерного анализа, которые показывают, что вмешательство третьей силы станет единственным фактором, способным предотвратить войну из-за Бенинии, когда мой добрый друг Зэд умрет, а это случится скорее, чем мне хотелось бы думать. Он загоняет себя в могилу.

– И страна будет принадлежать «Джи-Ти»?

– Страна будет… скажем так, заложена «Джи-Ти».

– Тогда не делайте этого.

– Но если альтернатива – война?..

– Изнутри, с позиции младшего вице-президента корпорации, скажу, что по сравнению с тем, как способна тебя унизить и лишить самоуважения «Джи-Ти», война – это еще не самое худшее. Послушайте! – Норман с серьезным видом подался вперед. – Знаете, во что они меня втянули? Я подписываюсь на выпуски «Бюро генеалогических изысканий», этого придурочного учреждения, которое утверждает, будто на основании генотипа способно отыскать ваших предков. А знаете ли вы, что я не стал платить им, чтобы они отыскали мои африканские корни? Я не смогу сказать, с каких двух тысяч миль вывезли моих черных предков!

– А предположим, это ваш – или мой – кузен отдаст приказ, и на Бенинию двинутся армии! Что ждет страну? Побежденный, отступая, выжжет за собой землю, и не останется ничего, кроме щебня и трупов!

Норман вдруг разом остыл и кивнул, пожав плечами.

– Наверное, вы правы. В конце концов, все мы люди.

– Позвольте я расскажу, в чем план. «Джи-Ти» даст кредит на финансирование проекта, а Государство через подставных лиц – в основном это будут африканские банки – выкупит пятьдесят один процент займа. «Джи-Ти» будет гарантировать пять процентов годовых на двадцать лет проекта и публиковать оценки роста акций из расчета восемь процентов. Это, кстати, прочно основано на компьютерных расчетах Государства. Когда эти данные будут заложены в Салманасара, он скорее всего их подтвердит. Тогда корпорация наберет преподавательский состав в основном из среды тех, кто в прошлом занимал посты в колониальной администрации, иными словами, привык к условиям жизни в Западной Африке. Первые три года будут отданы диете, санитарии и строительству. Следующее десятилетие пойдет на обучение: первой ступенью будет обучение грамоте, затем последует программа технического образования, составленная так, чтобы превратить в квалифицированных рабочих восемьдесят процентов населения Бенинии. По вашему лицу видно, вы сомневаетесь, но скажу, что сам я верю в то, что это сработает. В любой другой стране мира не прошло бы, но в Бенинии пройдет. Последние семь лет уйдут на строительство заводов, инсталляцию конвейеров, проведение линий электропередачи, выравнивание дорог, – иными словами, на создание промышленности и инфраструктуры, которая сделает Бенинию самой развитой страной на континенте, не исключая и Южную Африку…

– Да смилуется над нами Аллах! – прошептал Норман. – Но откуда вы возьмете ток, который пойдет по этим проводам?

– Электричество будет поступать от гидростанций на приливных волнах, солнечных батарей и батарей от термальных источников на морском дне. В основном от последних. Перепад температур между поверхностью и морским ложем на этих широтах, по всей видимости, способен обеспечивать энергией страну намного большую, чем Бениния.

Норман помедлил.

– В таком случае, – помолчав, рискнул предположить он, – сырье будет предположительно поступать от ПРИМА?

Тон Элиу потеплел еще больше.

– Как я уже сказал раньше, мистер Хаус, вы меня изумляете. Когда мы сегодня познакомились, ваш… э… поверхностный имидж был столь безупречен, что совершенно заслонил вашу интуицию. Да, это станет той морковкой, которой мы заманим осла «Джи-Ти» подписать контракт: перспектива уже созданного рынка позволит им получать прибыль с залежей минералов ПРИМА.

– На основании того, что вы мне рассказали, – продолжал Норман, – предполагаю, они ухватились за эту мысль.

– Вы первый в «Джи-Ти» услышали план хотя бы в общих чертах.

– Пер… Но почему? – Вопрос вырвался у Нормана почти криком.

– Не знаю. – Вид у Элиу внезапно стал усталый. – Наверное, потому что я слишком долго держал это в себе, а вы подвернулись, когда прорвало плотину. Хотите я позвоню мисс Бакфаст и скажу, чтобы вести предварительные переговоры в Порт-Мее послали вас?

– Я… Подождите-ка! Почему вы так уверены, что она согласится, ведь вы еще даже не изложили ей суть проекта?

– Я с ней познакомился, – сказал Элиу. – А я с первого взгляда могу распознать в собеседнике человека, которому захочется приобрести девятьсот тысяч рабов.

В гуще событий (5)

Гражданин Бацилла

Si monumentum requiris, circumspice[24].

Подведем итоги, гражданин Бацилла,Теперь вас ведь столько миллиардов,Течете вы из в ванных вскрытых венВ бескрайний океан,Итоги тому, за что тебя вспомнят.Надгробья, гражданин Бацилла?«Здесь покоится с миром любимый мужМэри, отец Джима и Джейн»?Но ведь кладбище на углу Пятой и Оук закрыли,А на его месте теперь – многоквартирный дом.Идеи, гражданин Бацилла?Тебя взрастили грамотным и образованным,Снаряженным проявлять инициативу.Но технологическое общество сегодняНастаивает, чтобы ты вел себя как статика.Плоды трудов, гражданин Бацилла?Что ж, не так уж невероятно,Ведь ты даровит и талантами не обижен.Только вот лента в станке химической молотьбыТочна до одной молекулы в диаметре.Сын, гражданин Бацилла?Подай прошение в Департамент евгеническойобработки,А с ним образец своего генотипа.Будь готов получить отказИ не жалуйся громко, не то соседи услышат.Нет, нет, гражданин Бацилла!Вот твой памятник и стоит он высоко!Машины, которые ты портишь, одежда, которую рвешь,Консервы, которые ты жрешь, мебель, которую ломаешь,И прочее дерьмо, каким закупориваешь канализацию.

Si monumentum requiris, circumspice…

Прослеживая крупным планом (7)

Все жилы вытянут

До недавнего времени Эрик Эллерман думал, что самое худшее время суток – это промежуток от пробуждения до приезда на работу, когда собираешься с духом перед неизбежным испытанием встречи с коллегами. Но, похоже, больше «худшего времени» уже не было.

Вся жизнь превратилась в сущий ад.

Притулившись за кухонным столом со второй утренней чашкой синтетического кофе (из-за налога на третьего ребенка пришлось распрощаться с надеждой покупать настоящий), он глядел, как солнце сверкает на крышах теплиц, карабкающихся на дальний склон, выплескивающихся за холм и исчезающих в следующей долине. Над крышами громоздилась гигантская оранжевая вывеска «МНЕ ПОДАВАЙ ТОЛЬКО ПРОДУКТ «ХАЙТРИП КАЛИФОРНИИ», ГОВОРИТ «ЧУВАК, КОТОРЫЙ ЧУХАЛ ЧУЙКУ»!

И сколько еще я смогу жить, круглые сутки видя перед собой работу?

Из-за хлипкой стены, отделяющей кухню от детской, доносился капризный визг близнецов, представленных самим себе, пока Ариадна собирала Пенелопу в школу. Пенелопа тоже плакала. Ну и сколько еще, пока из соседней квартиры не начнут бить кулаком в стену? Бросив нервный взгляд на часы, он обнаружил, что у него еще есть время допить кофе.

– Арри! Разве ты не можешь их утихомирить? – крикнул он.

– Делаю что могу! – послышался злобный ответ. – Если бы ты помог мне с Пенни, было бы гораздо быстрее!

И – словно эти слова послужили сигналом – в стену застучали кулаком.

Появилась Ариадна: волосы растрепаны, халат на обвисшем животе распахнут. Перед собой она толкала Пенелопу, так как девочка терла заплаканные глаза и отказывалась смотреть, куда идет.

– Успокаивай, как сумеешь! – бросила Ариадна. – Желаю удачи!

Внезапно Пенни метнулась вперед, выбросив перед собой руки. Одна ручонка задела чашку, которую держал Эрик, и остатки содержимого пролились на подоконник и закапали с него на пол.

– Ах ты маленькая дрянь! – взорвался Эрик и дал дочери затрещину.

– Эрик, прекрати! – крикнула Ариадна.

– Только посмотри, что она наделала! Просто чудо, что на одежду мне ничего не попало! – Вскочив на ноги, Эрик увернулся от темно-коричневой жидкости, стекавшей с края встроенного складного стола. – А ты заткнись! – добавил он, обращаясь к старшей дочери.

– Ты не имеешь права на нее орать! – не унималась Ариадна.

– Ладно, извини, пожалуйста. Это тебя устраивает? – Эрик схватил пакет с ланчем. – Но, бога ради, пойди и заткни близнецов. Пока никто не постучал в дверь с жалобой и не увидел тебя в таком виде! И сколько раз тебе говорить, не выходи за порог без нового корсета. Может, это положит конец слухам, какие о тебе ходят.

– Я не могу делать больше, чем уже делаю. Противозачаточные я покупаю в универмаге на углу, чтобы все знали, что я беру, а когда выхожу из дому, то всегда ношу под мышкой «Бюллетень Населимита»…

– Знаю, знаю! Но какой смысл говорить это мне. Попытайся это рассказать нашим клятым соседям. А теперь, ПОЖАЛУЙСТА, пойди заткни близнецов!

В дурном настроении Ариадна пошла попытаться, Эрик же схватил за руку старшую дочь.

– Пошли, – пробормотал он, направляясь к входной двери.

Они практически в лицо мне говорят, что пора развестись. И, возможно, они правы. Черт, я уверен, что мне полагалась прибавка за то, сколько я труда убил на разработку нового сорта от «Хайтрип», – Господь знает (нет, только бы не оговориться, не произнести этого слова вслух, иначе они убедятся, что я действительно таков, как обо мне судачат), как мне это нужно, и, может, я получил бы что хочу, если бы не их подозрения насчет Арри…

Потянув на себя дверь, он вытолкнул Пенелопу в коридор и только тогда увидел, что было под табличкой с номером квартиры. К обивке двери была приклеена скотчем крест-накрест топорная мексиканская пластмассовая фигурка, статуэтка Девы Марии, какую за доллар можно купить в местном магазине игрушек. В приоткрытый рот куклы была заткнута таблетка противозачаточного.

Ниже кто-то поспешно вывел: «Что подошло ей, должно подойти и вам!»

– Куколка! – воскликнула Пенелопа, забыв о своем решении плакать до изнеможения. – Можно я ее себе оставлю?

– Нельзя! – взревел Эрик.

Сорвав куклу, он топтал ее ногами, пока она не превратилась в кучку цветных осколков, потом тыльной стороной ладони растер нацарапанные мелом буквы, чтобы они стали неразборчивыми. Пенелопа заревела снова.

В дальнем конце коридора раздался громкий визгливый смешок – судя по голосу, мальчишка лет десяти-двенадцати. Эрик круто повернулся, но успел углядеть только исчезающую ногу в кроссовке.

Опять мальчишка Гэдсденов. Маленький паршивец!

Но какой смысл кого-то обвинять? Пыжащемуся от сознания того, что у него никогда не будет больше одного ребенка, набившему руку в мелких интригах так, что его трижды выбирали старостой квартала, Деннису Гэдсдену даже не понадобится отрицать вину своего сына.

Но что я мог поделать, если наш второй отпрыск оказался близнецами? Разве я запланировал, чтобы все трое кровососов родились девочками? Определение пола стоит кучу денег! И вообще, в этом нет ничего противозаконного: у нас обоих чистый генотип, никакого диабета, никакой гемофилии, ничего!

Ну да, законом не возбраняется. Но кому, черт побери, есть до этого дело? Не было бы – да и не могло бы быть – вообще никакого евгенического законодательства, если бы общественное мнение само не решило, что иметь три и более ребенка нечестно по отношению к другим людям. Для страны с населением в четыреста миллионов, где каждого воспитали на мечте об открытых просторах, где человек волен делать что вздумается, это было вполне логично.

Мы больше не можем тут жить.

Но… куда податься? Они на грани разорения – спасибо государственному налогу на семьи с более чем двумя детьми. Стоимость проезда до работы из любого другого города в Калифорнии была бы непомерно высока, и даже если они отдадут одну из близняшек на усыновление, им придется переехать очень далеко, чтобы сбежать от своей репутации. Впрочем, они могли бы улизнуть от налога, перебравшись через границу в Неваду, но именно потому, что этот диссидентский штат отказался устанавливать налог на детей и ввел минимум евгенического законодательства, цены на жилье там вдвое, а то и втрое выше, чем в Калифорнии.

Хотя… Так ли уж стоит цепляться за эту работу?

Просто чудо, что в лифте на первый этаж они с Пенелопой ехали одни. Во время короткого спуска он поиграл с мыслью бросить работу и пришел к тому же выводу, что и всегда: если он не переедет очень далеко, не разведется с Арри (чрезмерная плодовитость могла служить поводом для развода в суде Невады, хотя Калифорния и остальные штаты пока на такое не решались) и оборвет все связи с семьей, у него не будет ни малейшего шанса получить должность, сравнимую с нынешней.

И опять же, лучше всего он разбирается в генетической селекции и выведении новых штаммов марихуаны; это самое востребованное его умение. И «Хайтрип Калифорния» без труда может в судебном порядке, по Акту об экономической тайне, запретить ему работать, чтобы он не переметнулся к конкурентам.

Замкнутый круг.

Двери лифта открылись, и он повел, как всегда, протестующую Пенелопу по длинному коридору к школе квартала. Подавив угрызения совести (ну правда ведь, нехорошо бросать девочку на милость сверстников) обычным правдоподобным рассуждением, мол, ей нужно научиться плавать, иначе она утонет, он быстрым шагом направился к остановке скоропоезда.

Хотя бы центровой и четверо его шестерок, которые в последнее время его преследовали, вот уже два дня не показывались. Может, им наскучило. Может, их интересовал не он лично.