Дальняя дорога

– Вот я и спросил. – Дюк помолчал. – Недавно мы говорили с ней по видеофону. Спрашивает: «Навестить тебя?» Я говорю: «А это нужно?» – «Наверно, не нужно», – отвечает. – Игорь взглянул на Лорку и усмехнулся. – Трудно рвать старые цепи. Даже когда они насквозь проржавели и стали не крепче бечёвки.

Лорка присмотрелся к его лицу и круто сменил тему разговора, благо он уже понял что к чему.

– Послушай, Игорь, а что, если тебе последовать совету Лады?

Дюк непонимающе взглянул на него.

– А именно?

– Отправиться со мной на Кику.

Игорь присвистнул, разглядывая Лорку, видимо, разбирался, не шутит ли.

– Ты для этого и прилетел, рыжий ангел? – проговорил он наконец.

– Дьявол, теперь уже дьявол, Игорь. Я же собираюсь утащить тебя на Кику, а это настоящая преисподняя, судя по всему.

Южное, чуть скуластое лицо Дюка стало сосредоточенным.

– Я и правда мечтал об этом, но справлюсь ли? Дело серьёзное, надо подумать.

Лорка видел, что Игорь, как это иногда случалось с ним, немного актёрствует, а поэтому сказал суховато:

– Не строй барышню-дворянку, которой кузен предлагает руку и сердце. Время не терпит. Мне нужен ответ немедленно.

– Ишь ты, даже подумать нельзя!

– По-моему, ты уже давно обо всем подумал.

Игорь захохотал.

– Что верно, то верно. Что ж, поступим по рецепту древних храбрецов: вперёд, на Кику! – Он помолчал, теперь уж серьёзно поглядывая на Федора, попросил: – Если не трудно, введи меня в курс последних событий. Хотя бы коротко.

Лорка отдавал себе отчёт, что имеет дело с опытным космонавтом, не раз возглавлявшим экспедиции. Потому со всеми подробностями рассказал Игорю и о своих планах обследования Кики, и о последних событиях вплоть до гибели угнанного с Плутона гиперсветового корабля, и о происшествии с шаровой молнией. Это последнее заинтересовало Игоря больше всего.

– Ты знаком с гипотезой Тоницы? – спросил он.

– Не припоминаю.

– Очень любопытная гипотеза. Выдвинута в середине двадцать первого века, когда было создано несколько различных подобий шаровой молнии и когда окончательно выяснилось, что путей создания подлинной долгоживущей молнии без искусственной стабилизации и внешней подкачки энергии пока не существует даже в перспективе. Тоница на основании анализа огромного количества фактов утверждал, что под понятием «шаровая молния» обобщается целая группа плазменных объектов, имеющих принципиально различное происхождение, структуру и эволюцию. Тоница допускал, что некоторые из этих плазмоидов могут иметь искусственное происхождение – быть вестниками или разведчиками иных цивилизаций. Собственно, это уже другая гипотеза, о так называемых неопознанных летающих объектах. Она имеет древние корни, обширную литературу и… ни одного безусловного фактического подтверждения.

– Это мне известно, – начал было Федор, но Игорь не дал перебить себя.

– Погоди, я ещё не выплеснулся до конца. Когда я усердно занимался своей любимой философией космоса, я наткнулся на теорию Сингха Ривейры. Системой строгих уравнений он показал, что так называемая субпространственная телетранспортировка может производиться плазменными объектами с достаточно высокой температурой.

– То есть сначала предмет или нас, грешных, надо преобразовать в плазму, а потом выполнить обратную трансформацию?

– Вот именно!

Лорка задумался и вдруг по какой-то прихотливой ассоциации спросил:

– Послушай, ты за последние дни не получал какого-нибудь странного послания?

– Какого послания? – удивился Дюк.

– Рукописного, на обёрточной бумаге.

– На обёрточной… – повторил Игорь сосредоточенно и как-то странно взглянул на Лорку. – Ты уверен, что это существенно?

Федор насторожился.

– Неужели получал?

– Представь себе. – Игорь смотрел на Лорку с некоторым недоумением. – Получал. И, по-моему, – не успел ещё выбросить.

Дюк ещё посидел на скамье, что-то припоминая, потом поднялся и пошёл к кабине, где висела его одежда. Он задержался там куда больше, чем рассчитывал изнывавший от нетерпения Лорка. Вернулся Игорь скорым шагом и, не присаживаясь, спросил:

– Шхуна – это корабль?

– При чем тут шхуна? Записка сохранилась? – нетерпеливо спросил Лорка.

– Шхуна – это корабль, ведь так? – с непонятной настойчивостью повторил Дюк.

– Корабль. Старинный парусный корабль с какой-то там специфической оснасткой.

Игорь сосредоточенно кивнул головой, потом протянул руку и разжал ладонь. На ней лежал сложенный вчетверо клочок бумаги.

– Нашёл в кармане брюк дня три назад. Здесь же, в кабине, когда переодевался. Хотел выбросить, но потом решил показать Ладе, да забыл. Так и завалялась.

Рука Лорки дрогнула, когда он брал эту бумажку, годившуюся, казалось, лишь для утилизатора. Развернул. На ней была безграмотная надпись, сделанная корявыми, прыгающими буквами. «Черезсветная шхуна сгорела ошибочным расчётом. Не надо быть опасаемыми. Это есть конец разговоров на знаках. Уходящий совсем последним».

Федор рассказал Игорю, при каких обстоятельствах приходилось ему самому находить такие же бумажки.

– Жаль, – сказал Дюк с искренней досадой. – Жаль, что тебе не пришло в голову как следует разглядеть их. Скорее всего они содержали какие-то сообщения.

– Скорее всего так, – уныло согласился Федор. – Но разве мне могло прийти в голову, что инопланетяне будут общаться с нами безграмотными записками на жалких клочках бумаги!

Игорь усмехнулся.

– Да и мне инопланетные контакты рисовались совсем по-другому. Что-то вроде дипломатического визита или симпозиума с использованием совершеннейших средств информации. Действительность, как и всегда, куда проще и вместе с тем гораздо запутаннее наших домыслов. – Дюк помолчал, сосредоточенно хмуря брови, и уверенно добавил: – Убеждён, что, прежде чем обратиться к такому примитиву с записками, кикиане использовали массу других средств связи. Но не имели успеха.

– Если только это не был успех наизнанку, – невесело уточнил Лорка.

– Что ты имеешь в виду?

– Гибель людей на Кике.

– Вот как? А вообще-то вполне возможно. Попытки прямой передачи информации на мозг и на Земле кончались плачевно. Чуть больше, чем нужно, мощность, резонанс с биоритмами мозга – и либо припадок, либо смерть. – Игорь вздохнул. – Все-таки чертовски жаль, что ты не обратил внимания на другие записки.

Секунду Лорка рассеянно смотрел на товарища, что-то припоминая, потом не совсем уверенно проговорил:

– Подожди! Думаю, что ещё одну записку мы найдём.

И он рассказал Игорю о своём странном разговоре с Тимуром.

Глава 8

У домика Тимура Лорка замедлил шаг. Всего неделя прошла, как он был здесь, а все изменилось, все погрустнело вокруг. Поредела роскошная крона раскидистой липы, опавшими листьями была усеяна не только земля, но и чурбаки, служившие стульями, и костёр, превратившийся в грязное чёрное пятно, и синтетическая дорожка, убегавшая в глубь леса. Плавали листья в большой неожиданно чистой луже, равнодушно отражавшей скучные серые облачка и тревожную просинь небесных окон, из которых иногда выбрызгивало солнце.

Лорка отодвинул бесшумно скользившую дверь и с удовлетворением убедился, что Тим ещё не покинул своего уединённого жилища и что заблаговременно обдуманный разговор с ним не придётся откладывать. Лорка откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание, в коридор выглянула Валентина.

– Федор! Как хорошо, что вы прилетели.

– Так уж и хорошо? – Лорка переминался с ноги на ногу, ожидая, когда искрящиеся ворсинки пышного ковра вычистят и высушат его сапоги.

– Конечно, хорошо. Да хватит вам топтаться, проходите!

Лорка прошёл в гостиную, не без опаски опустился на изящный, хрупкий на вид дачный диванчик. Усаживаясь напротив, Валентина засмеялась, показывая крупные жемчужные зубы.

– Этот диванчик всех пугает.

Большие серые глаза Валентины следили за ним улыбчиво и приветливо. И оттого, что в этих глазах не было даже самого лёгкого недовольства или обиды, Лорка с новой остротой почувствовал свою невольную вину перед этой женщиной – ведь как-никак, а именно он разлучил её с мужем и, может быть… У него мелькнула мысль – навсегда, но он тут же и очень сердито поправил себя: «Надолго, а не навсегда. Надолго!»

– Значит, напугала вас осень, удираете? – спросил он вслух, стараясь отвлечься от своих непрошеных мыслей.

– Да что вы! – откровенно удивилась Валентина. – Мы любим осень, особенно я. Даже вот такую, когда дождь, ветер и листья летят по воздуху. Сидеть у окна, слушать и смотреть на все это – ведь правда хорошо?

Лорка засмеялся – он, уроженец солнечного юга, терпеть не мог ветреной и дождливой погоды, она нагоняла на него тоску.

Глядя на оживлённое лицо молодой женщины, Лорка снова, как укол, ощутил чувство вины перед ней.

– Валя, вы не сердитесь на меня? – вдруг чисто импульсивно спросил он.

Она подняла брови.

– За что?

– А за то, что я забираю в экспедицию Тима.

– Разве он не по своей воле летит с вами?

Большие серые глаза Валентины смотрели на Лорку ясно, покойно, даже простодушно, без самой малой капельки иронии. Федор ощутил сложное, противоречивое чувство: и облегчение, и стыд из-за того, что не сумел сразу оценить спокойную жертвенность и своеобразное величие этой жены и матери.

– Да и как ему не лететь, когда вы летите? Конечно, Кика – страшное место, но не так уж чтобы очень. Вы с Тимом бывали в местах и пострашнее, правда?

– Ещё бы! – Лорка постарался не сфальшивить.

Валентина кивнула в знак согласия.

– Тим мне рассказывал. – Она подумала и рассудительно добавила: – Потом у вас очень сильный по составу разведотряд. Все в отличной форме. И ещё… – Она вдруг осеклась, с каким-то лукавством и торжеством взглянула на Федора и, круто меняя тему разговора, вдруг предложила: – Хотите, я вам дочку покажу?

– Хочу. – Лорка поднялся с диванчика. – А где Тим? Спит или опять по грибы пошёл?

– И не спит, и не по грибы, – с ноткой таинственности ответила Валентина. – Скоро придёт.

– Придёт? Откуда?

– Секрет. – Валентина осторожно отодвинула дверь детской.

– А почему удираете отсюда – тоже секрет?

– Тоже секрет. Да вы проходите.

– И тут секреты, – пробормотал Лорка, перешагивая вслед за Валентиной порог маленькой комнатки.

В колыбели, стоящей у стены, сладко спала голенькая, покрытая лёгким загаром девчушка – пухленькое существо с перетяжками на ручках и ножках. Личико сосредоточенное, крохотный ротик приоткрыт.

– Спит, – прошептала Валентина.

– Знаете, Валя, – сказал вдруг Лорка. – Я вот боюсь младенцев. Честное слово! На расстоянии ещё могу любоваться, а вот как дадут мне их на руки – боюсь: вдруг у них что-нибудь там поломается.

Валентина засмеялась.

– Ох и бестолковые вы, мужчины!

– Вы тоже хороши. Девочка спит, а свет как на солнцепёке. Нет бы выключить.

– Как можно! Днём дети должны спать при свете. Загорать и крепнуть. Разве можно ломать естественные условия и ритмы?.. Федор, да вы не слушаете меня!

– Слушаю. – Лорка улыбнулся. – Но ещё и думаю о своём.

– О чем?

– О том, куда все-таки запропастился Тим.

Лицо Валентины вдруг отразило беспокойство.

– И правда, что-то долго его нет. Уж не случилось ли чего? – Она поспешно встала. – Пойдёмте, Федор.

Выйдя из домика и пройдя шагов десять по синтетической дорожке, Валентина свернула к кустам и остановилась возле люка, закрытого крышкой и ведущего куда-то под землю.

– Здесь у Тима лаборатория, – пояснила она, нагибаясь к крышке.

Лорка с улыбкой отстранил её.

– Только осторожнее, – поспешно предупредила Валентина.

Не поняв хорошенько, что бы могло означать это предупреждение, Лорка откинул неожиданно массивную крышку и увидел лёгкую лесенку, ведущую в хорошо освещённое помещение. Он ещё успел подумать, на кой черт Тимуру понадобилось устраивать себе какую-то примитивную подземную лабораторию, как вдруг голова у него закружилась, а мысли спутались. Лорка распрямился. Его приметно шатнуло. Пошире расставив ноги, Федор огляделся: ему почудилось, что началось землетрясение, как будто он стоял не на твёрдой почве, а шёл по бурному морю на небольшой яхте. Деревья, кустарники, трава и Валентина плавали в каком-то призрачном тумане, покалывало мышцы и ломило кости, откуда-то поднималось тёмное чувство страха.

– Отойдите от люка! – как сквозь ватную стену, донёсся до него отчаянный крик Валентины.

И в тот же миг землетрясение прекратилось, исчез прозрачный туман, точно его сдуло ветром. Лорка прикрыл глаза и утомлённо провёл рукой по лицу, стирая капельки пота.

Глава 9

Ревский был сердит по-настоящему. В таком состоянии он никогда не повышал тона, не сверкал глазами и вообще не выказывал заметных эмоций, только чёткие черты его рубленого лица становились ещё резче, а морщины – глубже. Выслушав доклад Лорки и Тимура Корсакова, он долго сидел молча, погрузившись в раздумье.

– Вы поступили как мальчики, увлечённые интересной игрой, но не как взрослые люди, которым поручено серьёзнейшее и ответственное дело. Я не уверен, смогу ли я теперь доверять вам так, как доверял раньше. И я не знаю, как мне поступить, – сказал наконец Ревский.

Тимур, который не мог не чувствовать, что на его плечах лежит основная доля вины за скрытность и самовольство, счёл нужным заметить, хотя это и получилось у него не совсем уверенно:

– В конце концов, ведь ничего страшного не произошло. Наоборот, удалось узнать много нового.

Ревский остановил его сентенцию:

– Не все измеряется конечным результатом. Это лишь в старину, да и то беспринципные люди смели верить, что цель оправдывает средства.

Лорка вздохнул. Ревский, внимательно взглянув на него, грустно сказал:

– И ведь главная вина на тебе, Федор.

– Знаю.

– Почему? Это я все затеял, – возразил Тимур.

– Ты затеял, а он командир, – отрезал Ревский. – Что это за тайны и секреты от Совета космонавтов? Для чего тогда вообще существует этот совет? Лаборатории, научные станции и медицинские учреждения? На свой риск и страх занялся экспериментами!

– Право на риск – это моё право, – огрызнулся Корсаков.

– Да, у тебя есть такое право. Но это право простого человека. А ты сейчас не простой человек, а член особого разведотряда, наделённого чрезвычайными полномочиями и ответственностью. Случись что с тобой, и экспедицию на Кику пришлось бы откладывать до выяснения всех обстоятельств. А поди-ка разберись во всей этой путанице с безграмотными записками и инфразвуковыми экспериментами!

– Я был очень осторожен, Теодорыч, – улыбнулся Тимур.

Но Ревский не принял его улыбки.

– Ты уж лучше молчи о своей осторожности! Выкопал себе нору и стал проверять, так ли он легко помирает, как другие!

– Нору я выкопал в порядке подготовки к экспедиции, – смиренно ответил Тимур. – Ты же сам утверждал программу тренировок, Теодорыч. Есть там и такой пункт, как постройка убежища.

– Есть, – подтвердил Лорка, пряча улыбку. – И даже с оговоркой, что убежище должно быть подземного или пещерного типа.

Ревский шумно вздохнул, побарабанил пальцами и буркнул:

– Ладно. Оставим пока ваше легкомыслие. Проанализируем ситуацию по существу. – И, хмуря брови, внимательно перечитал сообщение, коряво написанное на клочке бумаги. Там значилось: «Когда если не берётесь космику настаиваете сильно. Большая будет предстоять польза. Страхов не надо быть имесным. Вы единственный с резервом инфразы».

Лорка не ошибся. Тимур действительно получил, причём ранее, чем кто-либо другой, таинственную записку. В отличие от Игоря ему и в голову не пришло, что это шутка. Какую-то роль сыграло и мнение Валентины, сразу уверившейся, что это сообщение от кикиан. В то же время Тимур не без оснований решил, что очень нелегко будет заставить других людей, особенно учёных, серьёзно отнестись к этой безграмотной стряпне. Сначала надо было попытаться выяснить смысл этого не совсем понятного сообщения, поторопившись же, можно было лишь скомпрометировать себя.

Тим предположил, что после вмешательства кикиан в его жизнь он приобрёл какое-то особое качество, резерв, как говорилось в записке, которое будет полезным ему на Кике, – свойство инфразы. Но что это за инфраза, черт её подери? Может, он наделён теперь способностью понимать дотоле незнакомый, а именно кикианский, язык? Сославшись на перспективу участия в кикианской экспедиции, Корсаков прошёл дополнительное и очень тщательное нейропсихическое обследование по разделу памяти. Однако ничто не свидетельствовало о том, что его мозг обладает каким-то скрытым запасом сведений и возможностей. Так, может быть, инфраза – это инфразащита, защита от низкочастотных колебаний, механических, звуковых, электромагнитных или каких-нибудь иных? Особенно заинтересовался Тимур инфразвуками. Как и всякий космонавт, Тимур был знаком с основами медицины. Он знал, что определённые спектры инфразвуков достаточной интенсивности могут оказывать на человека сильное психическое воздействие, вызвать припадки эпилептического типа и даже смерть. Покопавшись в литературе, Корсаков обнаружил, что о воздействии инфразвука на людей знали ещё в двадцатом веке.

Первым это совершенно случайно обнаружил учёный, физик Вуд. Стараясь придать звучанию концертного органа особые краски, он встроил в него трубы, издававшие инфразвуки. На особый эффект он не рассчитывал, но, когда эти органные трубы неслышно зазвучали, публика пришла в состояние необъяснимого ужаса и разбежалась из концертного зала.

Когда Тимур прочитал о том, что при воздействии некоторых инфразвуков смерть человека наступает от паралича сердца, он сразу же сопоставил это с гибелью людей на Кике. Полный параллелизм, если не совпадение! Он поначалу просто не мог понять, как ученью, анализировавшие обстановку на этой планете, могли пройти мимо такого объяснения. Когда Тимур поделился своим недоумением с женой, Валентина ненадолго задумалась, а потом с мягкой, грустной улыбкой проговорила:

– Люди быстро забывают то, что им становится ненужным. Разве мы умеем добывать огонь трением? Разве мы не забыли целую кучу кустарных, ручных промыслов?

И все-таки Тимур Корсаков с обстоятельностью, свойственной опытным гиперсветовикам, решил поставить эксперимент, прежде чем говорить о своих догадках Совету космонавтов. Готовой инфразвуковой аппаратуры он не нашёл, но собрать её было несложно. Не без труда сломив сопротивление Валентины – она считала, что лучше обратиться к специалистам или, по крайней мере, ввести в курс дела Лорку, – Тимур оборудовал лабораторию и принялся за опыты. Он сразу же выявил, что его чувствительность к амплитудному воздействию инфразвука самая ординарная и что, скажем, смерть от разрыва сосудов при частоте в 7 герц постигнет его столь же легко, как и любого другого человека. Но, когда он перешёл к экспериментам с инфразвуком сложного спектра с психическим подтекстом, картина резко переменилась. Инфраза, которую, как сообщала записка, имел в резерве Тимур Корсаков, действительно оказалась защитой от инфразвуковых излучений.

Когда в тот знаменательный день встревоженный Тимур выбрался из своей инфразированной лаборатории, Лорка ещё не совсем пришёл в себя.

– Надо было постучать, – укоризненно сказал Тимур Валентине и с улыбкой повернулся к Федору: – Жив?

– Наполовину, – хмуро ответил Лорка и тряхнул головой, окончательно приходя в себя. – Что там у тебя за чертовщина?

– Всего-навсего генератор инфразвука.

Лорка посмотрел на серые с синими окнами облака, на виновато улыбающуюся Валентину, перевёл взгляд на Тима и, поражённый неожиданной догадкой, спросил:

– А тебе, стало быть, это хоть бы что?

– Ну не совсем так. Но, как я смог определить, чувствительность у меня на инфразвук примерно на порядок меньше, чем у неподготовленных людей.

Зеленые глаза Федора сощурились.

– А ну подавай сюда записку!

Лицо Тима вытянулось.

– Ты знаешь об этом сообщении? – Он обернулся и вопросительно посмотрел на Валентину.

– Сообщение, адресованное тебе, не единственное, – пояснил Лорка. – Обёрточная бумага, корявые буквы, безграмотность.

– Все верно, – сказал Тимур, доставая из кармана послание.

Именно его и перечитывал теперь Ревский.

– Теодорыч, – осторожно проговорил Лорка, – после этих записок вряд ли можно сомневаться в дружелюбии кикиан.

– Пожалуй, – без особого воодушевления согласился Ревский. – Но записки записками, а нужно детальное обследование разведотряда на инфраустойчивость. Нужно установить индивидуальные возможности каждого. Бывают же люди с уникальным слухом, зрением, голосом. Почему бы некоторым не иметь уникальную инфраустойчивость, пусть не такую, как у Тима, но все-таки.

– Нужна обоснованная система инфратренировок, – вставил Лорка. – Хотя приятного в них мало.

– Верно. И нужно срочное задание врачам. Не может быть, чтобы, навалившись скопом на проблему инфраустойчивости, наша славная медицина что-нибудь бы да не придумала.

– Должна придумать, – согласился Лорка.

– А сроки? – тихонько вставил Тимур.

Ревский сразу помрачнел.

– Да, сроки. В конце концов, их можно пересмотреть, оттянуть.

– Нежелательно.

Ревский не успел ответить. Экран видеофона осветился, и на нем обрисовалось лицо дежурного по совету.

– Вам срочная депеша с большого телеинформара.

– Давайте.

– Извлечение из гравитопосылки. Особой срочности. На Кике отмечены процессы, идентичные ядерным взрывам мощностью до нескольких мегатонн. Конец сообщения.

Космонавты переглянулись.

– Вот тебе и мирные намерения кикиан, – пробормотал Ревский и поднял глаза на дежурного. – Это все?

– Генеральный секретарь Всемирного совета просил встречи с Фёдором Лоркой. Если это возможно, то завтра в одиннадцать.

Глава 10

Кабинет начальника плутонского космопорта по земным масштабам был слишком велик и роскошен. Впрочем, такого рода излишествами страдали все помещения на Плутоне: и общественные, и личные, и служебные, и бытовые. И в этом не было ничего удивительного. На Земле в распоряжении людей есть леса, парки, морские, речные и озёрные зоны отдыха, горные регионы санаторного типа, и помещения играют скорее утилитарную, нежели эстетическую роль, хотя одно, разумеется, не исключает другого. В космических же условиях, будь то планетные гермогорода или базы открытого космоса, в зданиях проходит практически вся жизнь человека.

Окно в кабинете было громадным, во всю переднюю стену, поверхность его была цилиндрической и выступала из корпуса здания наподобие балкона. Через это хрустальной прозрачности окно в кабинет с черно-серебристого неба смотрели колючие немигающие звезды и лился странный, нежный и волнующий жемчужный свет. В нем не было ни щедрой тёплой яркости солнечного света, ни призрачного таинства лунного освещения; свет этот был ласков и покоен – ни грусть, ни радость, ни явь, ни сон, а сладкая дрёма.

Лорка вошёл в прямой световой поток, провёл по воздуху ладонью, точно пытался погладить или зачерпнуть этот сказочный свет, а потом взглянул в окно. Его глаза больно ужалила яркая золотая звезда – Солнце. Ужалила не только в глаза, но и в самое сердце – оно заныло, как всегда ноют человеческие сердца, когда ещё свежи томление и своеобразное грустное счастье любовной разлуки. Лорка зажмурился, но все равно каждой клеточкой кожи, ресницами подрагивающих век он ощущал нежную, как дыхание ребёнка, едва уловимую ласку далёкого, а потому ещё более родного светила. И ещё он чувствовал взгляд Альты, он видел её глаза – такие неожиданные, такие укоризненные, такие светлые глаза на тёмном лице.

Стены кабинета имели розоватую окраску, потолок был светло-голубым, пол – светло-зелёным. Жемчужные лучи многократно отражались от этих полуполированных поверхностей, что создавало иллюзию дневного освещения.

Да, цветов и зелени в этом кабинете было предостаточно, а вот хозяина, начальника космопорта, Гаспара Тагоровича Аргоняна, не было – запаздывал. Лорка знал Аргоняна, потому легко представил себе, чем он сейчас занимается: конечно же, беседует с группой ведущих инженеров, начальников бригад, которые готовили «Смерч» к старту на Кику. Лорка пододвинул кресло, сел и подумал, что Тимур и Виктор Хельг, конечно, уже на корабле, а остальные вот-вот должны прибыть.

Лорка не ошибся: Игорь Дюк, Соколов и Ника Сонлей стояли в этот момент на шестом причале, где был ошвартован «Смерч», в кабине только что остановившегося лифта. Двери его бесшумно раздвинулись, Соколов шагнул было вперёд, но нога его на полушаге повисла в воздухе. В отличие от всех других гиперсветовые корабли стартовали не с поверхности Плутона, а со старт-спутника, находящегося на стационарной орбите, поэтому Соколову почудилось, что он шагает прямо в открытый космос. Звезды, щедро, слишком щедро рассыпанные и размазанные по небу, смотрели на него со всех сторон. Смотрели сурово, холодно и осуждающе. Игорь засмеялся, осторожно отодвинул Соколова в сторону и шагнул вперёд, на прозрачный композитный пол.