Перворожденный

– Привет тебе, Великий Пророк!

– Привет и тебе, сын мой. – Ситэл взмахнул скипетром Сильваноса, сделанным из слоновой кости и изумрудов, и Кит-Канан выпрямился. – Как твои дела?

– В общем-то хорошо, отец. Милиция имеет огромный успех. Случаев разбоя стало меньше, и до недавнего времени все жители соглашались присоединиться к нам.

Ситэл положил скипетр на локоть и, нахмурившись, спросил:

– До недавнего времени?

– Да. Жители лесов не рады нашим предложениям, Но я думаю, что постепенно мы сможем и их привлечь на свою сторону.

Конь Пророка поднял морду и медленно повернулся. Ситэл похлопал животное по шее, и подбежавший конюх схватил поводья.

– Я бы хотел побольше услышать об этом, – невозмутимо произнес Пророк.

Кит-Канан взял у слуги поводья и повел коня отца к незаконченной крепости.

Огромная масса солдат и придворных рассеялась, и на равнине, внутри и снаружи ограды Ситэлбека, вырос настоящий палаточный городок. Пророк и Ситас поселились в незаконченной башне. Там, на грубом столе из сырых дубовых досок, Кит-Канан велел накрыть обед и рассказал о трудностях, которые возникли при общении с лесными эльфами.

– Какая дерзость! – неистово воскликнул Ситас. – Я думаю, ты должен пойти туда и вытащить этих негодяев из их нор.

Кит-Канан не мог поверить своим ушам.

– И навеки сделать их своими кровными врагами… Так, Сит? Я знаю народ Каганести. Они превыше всего ценят свободу и не сдадутся, даже если им приставить к горлу меч. Мы сможем схватить их, только спалив весь лес. Они одно целое с лесом; им знаком каждый его дюйм. Ведь прежде всего это их дом.

Несколько мгновений царила тишина, затем заговорил Ситэл.

– Какова здесь охота? – мягко спросил он. – Исключительная, – ответил Кит-Канан, обрадовавшись возможности переменить тему. – Леса просто кишат дичью, отец.

Они немного поговорили о жизни в городе. Госпожа Ниракина и Таманьер Амбродель по-прежнему трудились на благо несчастных бездомных. Новый Рынок был почти закончен. Судя по тому, какой небывалый урожай ожидался, даже на новом, большем, чем старый, Рынке могло не хватить места для торговли.

– Как Герматия? – вежливо осведомился Кит-Канан.

– Как всегда, – пожал плечами Ситас. – Слишком много тратит и по-прежнему жаждет обожания простых людей.

Они собрались наутро устроить охоту на кабана. В охоте, как предполагалось, примут участие немногие – Пророк, Ситас, Кит-Канан, Кенкатедрус, еще один гвардеец, Парнигар, и полдюжины приближенных. На рассвете они должны были выехать верхом, вооруженные пиками. От загонщиков и собак отказались – Пророк считал это неспортивным.

Хотя солнце еще не встало, уже начинало парить – день обещал быть жарким. Кит-Канан стоял у небольшого костра рядом с Парнигаром и завтракал хлебом и кашей. Ситас и Ситэл показались в дверях арсенала, одетые в тускло-коричневые охотничьи костюмы.

– Доброе утро, – энергично произнес Кит-Канан.

– Будет жарко, насколько я понимаю, – высказал свое мнение Ситэл.

Рядом бесшумно возник слуга с чашей холодного сидра. Другой слуга предложил напиток Ситасу.

Появились придворные, выглядевшие странно в своих взятых в долг охотничьих одеждах. Кенкатедрус и Парнигар смотрелись более угрожающе. Кенкатедрус небрежно опирался на копье и, казалось, был настороже – это давалось годами тренировки. Охотники без лишних разговоров позавтракали хлебом и сыром, быстро съели кашу и смочили все это сидром.

Ситэл первым закончил еду, швырнул пустую чашку и тарелку слуге и взял копье из пирамиды, сложенной у стены арсенала.

– По коням, – объявил он. – Добыча ждет!

Пророк легко взлетел в седло и взмахнул над головой длинным осиновым копьем. Кит-Канан не смог удержать улыбку при виде отца, который, несмотря на годы и свое королевское достоинство, более искусно обращался с копьем и лошадью, чем все они, вместе взятые, за исключением, может быть, лишь Кенкатедруса и Парнигара.

Ситас хорошо смотрелся на лошади, но неумело обращался с длинным копьем и поводьями. Придворные, более привычные к длинным мантиям и строгим церемониям, раскачивались на спинах своих коней. И без того возбужденные животные нервничали, видя мелькающие прямо над головами пики.

Охотники, образовав треугольник, на острие которого ехал Ситэл, направились к лесу, находившемуся в полумиле от лагеря. Высокая трава была покрыта росой, стрекотали сверчки, замолкая только при приближении лошадей. На западе, ближе к горизонту, светился серебряный серп Солинари.

Ситас ехал слева от Пророка, Кит-Канан же держался справа от отца, поставив рукоять копья в стремя. Они ехали довольно медленно, чтобы не утомлять коней слишком рано. Если они вспугнут кабана, им понадобятся все силы, чтобы догнать его.

– Мне не доводилось охотиться уже шестьдесят лет, – начал Ситэл, глубоко вдыхая утренний воздух. – В наше время, когда я был таким, как вы, каждый молодой щеголь обязан был иметь на стене родового дома голову кабана, чтобы показать, на что он способен. – Ситэл улыбнулся, – Я хорошо помню, как мне достался первый кабан. Мы с Шенбаррусом, отцом Герматии, часто ходили на болота в устье Тон-Таласа. Болотные кабаны считались самыми свирепыми, и мы подумали, что нас сочтут храбрейшими охотниками Сильваноста, если мы сможем вернуться с добычей. В те дни Шенбаррус был гораздо стройнее и подвижнее. Мы спустились по реке на лодке, высадились на острове Файрго и сразу же обнаружили следы огромного чудовища.

– И вы шли пешком? – недоверчиво спросил Кит-Канан.

– На острове невозможно было ездить верхом, сын мой. Слишком топко было. Итак, мы с Шенбаррусом углубились в колючий кустарник, вооружившись копьями и круглыми медными щитами. Мы разделились, а дальше я помню лишь, что очутился один на болоте, а в окружающем кустарнике что-то зловеще шуршало. Я крикнул: «Шенбаррус! Это ты?» Но ответа не было. Я снова позвал; по-прежнему тишина. Тогда я понял, что это шумит кабан, Я поднял копье и ткнул в кусты. Раздался такой вопль, какого ни один эльф до меня не слышал, и из колючек выкарабкался Шенбаррус. Я ранил его в… м-м-м, то место, на котором сидят.

Кит-Канан расхохотался. Ситас с улыбкой спросил:

– И что ж, вы так и не добыли своего болотного кабана?

– Нет, все же я добыл! Крик Шенбарруса встревожил чудовищного зверя, тот выскочил из кустов и бросился прямо на нас. Несмотря на свою болезненную рану, Шенбаррус первым ударил его. Кабан забил копытами, во все стороны полетели листья. Я схватил копье и прикончил его.

– А кто получил голову? – полюбопытствовал Ситас.

– Шенбаррус. Он первым пролил его кровь, и это было справедливо, – с жаром ответил отец.

Кит-Канану много раз приходилось бывать в доме отца Герматии, и он помнил голову кабана со злобно оскаленной пастью, висевшую над камином в обеденном зале. Он представил себе старого Шенбарруса, которого ткнули в «то место, на котором сидят», и снова разразился хохотом.

К тому времени, как они достигли темной стены деревьев, небо порозовело. Группа разделилась, разъехавшись на расстояние, достаточное, чтобы передвигаться без труда, но такое, чтобы не потерять друг друга из виду. Все досужие разговоры смолкли.

За спиной у них поднялось солнце, деревья отбрасывали длинные тени. Кит-Канан взмок в своей хлопчатобумажной тунике и вытирал рукавом лицо. Отец оказался далеко впереди, слева, Парнигар ехал немного позади с правой стороны.

Оказавшись снова в лесу, Кит-Канан не мог не вспомнить Анайю. Он опять видел ее гибкую, живую фигуру, мелькавшую между деревьями, подобно призраку. Он вспомнил ее резкие, бесцеремонные манеры, вспомнил, как она спала, вспомнил ее объятия. Это он помнил лучше всего.

Сильные летние ливни размыли песчаную лесную почву, на поверхность выступили корни и показались кротовые ходы. Кит-Канан отпустил поводья, и внезапно копыто Киджо угодило в яму. Конь, споткнувшись, снова выровнялся, но Кит-Канан потерял равновесие и свалился на землю. В спину ему вонзился обломок молодого деревца, и на какое-то мгновение он потерял сознание.

Когда перед глазами прояснилось, принц увидел Парнигара, склонившегося над ним.

– С тобой все в порядке, господин? – озабоченно спросил сержант.

– Да, меня просто оглушило. А где мой конь?

Животное стояло в нескольких ярдах от них и щипало мох, болезненно приподняв правую переднюю ногу.

Парнигар помог Кит-Канану подняться; мимо проезжали последние охотники. Кенкатедрус издалека спросил, не нужна ли им помощь.

– Нет, – быстро ответил Кит-Канан. – Поезжайте дальше. Я присмотрю за своей лошадью.

На ноге коня образовалась ссадина, но при осторожном обращении ее можно было вылечить. Парнигар предложил Кит-Канану своего коня, чтобы он смог догнать остальных.

– Нет, благодарю, сержант. Они уже слишком далеко. Если я поскачу за ними во весь опор, я распугаю всю дичь в округе. – Он приложил руку к пылающему лбу.

– Мне остаться с тобой, господин? – спросил Парнигар.

– Пожалуй, лучше останься. Может, мне понадобится идти отсюда пешком в Ситэлбек. – Спину пронзила боль, и он поморщился.

Впереди разнеслась новость о том, что Кит-Канан отстал. Пророк выразил сожаление, что его сын пропустит охоту. Но поход решили продолжить. Ситэл петлял между деревьями, выбирая лучшую дорогу для коня. Не раз он останавливался, изучая следы на мху или в грязи. Несомненно, это кабан.

Становилось жарко, но эльфы были не против жары – после холодных залов дворца Квинари и Звездной Башни она даже казалась приятной. В Сильваносте постоянно дули прохладные ветры, но здесь, на равнинах. Пророк почувствовал себя лучше, тело словно стало более гибким, в голове прояснилось. Он наслаждался охватившим его чувством свободы и пришпоривал коня.

Ситэл услышал отдаленные звуки охотничьего рога. Это означало присутствие людей и с ними собак. И верно, он отчетливо различал лай. Эльфы никогда не охотились с собаками, но люди редко отправлялись в лес без них. Ситэл подумал, что с их никудышным зрением и слухом люди вообще не могли найти дичь сами.

Похоже было, что рог и собачий лай распугали всех кабанов вокруг. Действительно, собаки выгоняли из укрытий всех – кабанов, оленей, кроликов, лис. Ситэл поставил копье обратно в стремя и презрительно фыркнул. Люди совершенно не азартны.

В кустах сумаха, справа от него, послышался шорох. Ситэл повернул коня, направил вперед копье и ткнул в кусты. Дикий фазан с жалобным криком взмыл вверх над листьями. Смеясь, Пророк стал успокаивать поднявшуюся на дыбы лошадь.

Когда раздался звук охотничьего рога, Ситас находился недалеко от придворного по имени Тимонас. Принц тоже понял, что поблизости люди и это встревожило его. Он крепче сжал поводья и пришпорил коня, ища взглядом кого-нибудь из свиты, но заметил лишь Тимонаса.

– Ты кого-нибудь видишь? – крикнул ему Ситас.

Тот отвечал, что нет.

Тревога Ситаса усилилась. Он не мог объяснить, в чем дело, но его охватило дурное предчувствие. Несмотря на жару, принца пробрал озноб.

– Отец! – позвал он. – Пророк, где ты?

Пророк, ехавший впереди, решил повернуть. Все стоящие кабаны уже сбежали, испугавшись людей. Он поехал по своим следам и оказался недалеко, когда Ситас позвал его.

– Да не кричи, – раздраженно пробормотал Ситэл. – Здесь я.

Поравнявшись с ним, Ситас начал продираться сквозь заросли молодых вязов, оплетенных диким виноградом. Принц пришпоривал коня, чтобы скорее подъехать к отцу, – чувство опасности по-прежнему не покидало его. Краем глаза он заметил в зарослях кедра блеск металла.

А потом он увидел летящую стрелу.

Прежде чем крик успел сорваться с губ Ситаса, стрела вонзилась Ситэлу в бок, под ребра. Звездный Пророк выпустил из рук копье и склонился вперед, но не выпал из седла. Вокруг стрелы расплылось алое пятно, кровь бежала вниз по ноге.

Тимонас подъехал к Ситасу слева.

– Позаботься о Пророке! – закричал Ситас.

Хлестнув кнутом бок лошади, он ринулся к кедровой чаще и с копьем наперевес вломился под темно-зеленую завесу. Мелькнуло бледное лицо, и он опустил древко копья на голову лучника. Враг упал лицом вниз.

Появился королевский гвардеец, один из сопровождавших охотников.

– Сюда! Следи за ним! – проорал Ситас и поскакал туда, где Тимонас поддерживал Ситэла, не давая ему упасть на землю.

– Отец, – задыхаясь, вымолвил принц. – Отец…

Пророк смотрел перед собой, не в силах произнести ни слова, затем протянул сыну окровавленную руку.

Ситас и Тимонас осторожно опустили Пророка на землю. Остальные быстро собрались вокруг них. Придворные спорили о том, нужно ли вытаскивать стрелу, но Ситас велел им всем замолчать, пока Кенкатедрус осматривал рану. Взгляд, который он бросил на принца, сказал все. Ситас понял.

– Отец, – в отчаянии выговорил он, – ты можешь говорить?

Губы Ситэла шевельнулись, но ни звука не сорвалось с них. Его орехово-карие глаза казались удивленными. Наконец, коснувшись рукой лица сына, он испустил последний вздох. Рука упала на землю.

Эльфы столпились вокруг погибшего монарха, не в силах поверить в происшедшее. Тот, кто правил страной в течение трехсот двадцати трех лет, лежал мертвым у их ног.

Кенкатедрус отобрал схваченного лучника у охранявшего его гвардейца и приволок его тело к тому месту, где лежал Ситэл.

– Господин, взгляни на это, – произнес он, перевернув пленника лицом вверх.

Лучник был из рода людей. Его морковно-рыжие волосы были коротко острижены, оставляя открытыми округленные уши. На подбородке пробивалась красноватая щетина.

– Убийство, – пробормотал один из придворных. – Люди убили нашего государя!

– Замолчите! – разгневанно прикрикнул Ситас. – Имейте уважение к покойному.

Затем он обратился к Кенкатедрусу:

– Когда он очнется, мы выясним, кто он и зачем сделал это.

– Может быть, это несчастный случай, – осторожно предположил Кенкатедрус, рассматривая человека. – У него охотничий лук, а не боевое оружие.

– Он целился! Я видел его, – с жаром возразил Ситас. – Мой отец ехал на белой лошади! Как можно было не разглядеть его?

Человек застонал. Придворные окружили его и подняли на ноги, действуя не очень осторожно. Они так трясли и били его, что удивительно было, как он вообще открыл глаза.

– Ты убил Звездного Пророка! – в ярости воскликнул Ситас. – Почему?

– Нет, – задохнулся человек.

Его силой заставили опуститься на колени.

– Я видел тебя, – настаивал Ситас. – Ты не можешь отрицать этого. Зачем ты это сделал?

– Клянусь, господин…

Ситас едва соображал, что делает, что происходит вокруг, настолько поразила его смерть любимого отца.

– Отправляемся назад, – словно в оцепенении, приказал он. – Мы возьмем его с собой в крепость и допросим его там как следует.

– Да, Пророк.

Ситас замер. Это была правда. Хотя кровь его отца еще струилась на землю, Ситас уже был полноправным монархом. Он почувствовал, как тяжесть ответственности давит на него подобно цепям. Теперь он обязан быть сильным, сильным и мудрым, как Ситэл.

– Как нам быть с твоим отцом? – мягко спросил Кенкатедрус.

– Я понесу его. – Ситас обхватил безжизненное тело и поднял его.

Они покинули рощу, волоча за собой пленника со связанными за спиной руками, придворные вели коней на поводу, Ситас нес тело отца. Эльфы шли, а звуки охотничьего рога раздавались все ближе, позади послышался лай собак. Они не прошли и четверти мили, как появилась группа вооруженных луками людей на лошадях. Их было по меньшей мере тридцать, и, когда они окружили эльфов, те замедлили шаги и остановились.

Один из людей приблизился к Ситасу. На нем был шлем с опущенным забралом, без сомнения, для защиты от ударов ветвей. Человек поднял забрало, и Ситас вздрогнул от удивления. Лицо было знакомо. Перед ним стоял Ульвиссен, тот, что когда-то выдавал себя за сенешаля принцессы Тералинд.

– Что здесь произошло? – хмуро спросил Ульвиссен, оглядывая встречных.

– Звездный Пророк убит, – жестко ответил Ситас. – Убит этим человеком.

Ульвиссен взглянул через плечо Ситаса и заметил лучника со связанными руками.

– Ты, должно быть, ошибся. Этот человек – мой лесничий, Дремик, – твердо заявил он. – Он не убийца. Это явно несчастный случай.

– Несчастный случай? Твои оправдания смехотворны. Теперь я Пророк, и я заявляю, что этот убийца предстанет перед судом Сильванести.

Ульвиссен наклонился вперед в седле:

– Я не могу этого допустить, Высочайший. Дремик – мой слуга. Если его будут судить, я должен принять в этом участие.

– Нет, – возразил Ситас.

Эльфы придвинулись ближе друг к другу. Некоторые из них держали наготове копья, другие были вооружены короткими охотничьими мечами. Кенкатедрус приставил острие меча к горлу лучника Дремика. Возникла напряженная пауза.

Прежде чем кто-либо успел шевельнуться, в воздухе раздался резкий свист. Ситас почувствовал облегчение. И верно, за деревьями показался Кит-Канан во главе отряда милиции с копьями. Принц подъехал к Ситасу, державшему тело отца. Лицо его исказилось.

– Я… Я пришел слишком поздно! – в отчаянии вскричал он.

– Слишком поздно для одной трагедии, но вовремя для того, чтобы предотвратить другую, – произнес Ситас. Он в двух словах рассказал брату о том, что случилось и что происходило сейчас.

– Я услышал рог людей в Ситэлбеке, – ответил Кит-Канан. – Я подумал, что, наверное, назревает драка, и прихватил с собой Первый отряд. Но это… Если бы только я остался, не покидал отца…

– Отдай нам моего слугу, Высочайший, – настаивал Ульвиссен.

Его охотники натянули тетиву луков.

Ситас покачал головой, и тут кто-то из людей выстрелил. Кит-Канан выкрикнул приказ, и его воины приготовились к нападению. Люди, не тратя время на то, чтобы перезарядить оружие, скрылись. В считанные секунды они исчезли, слышен был только стук копыт.

Кит-Канан остановил своих бойцов и приказал им вернуться в строй. Кенкатедруса ранило в бедро. Несчастного Дремика застрелили его же товарищи, он лежал мертвый на траве.

– Мы должны спешить в Сильваност, – повелел. Ситас. – Не для того, чтобы похоронить отца, но для того, чтобы объявить о войне!

Прежде чем взволнованный Кит-Канан смог что-то спросить или возразить, он потрясение услышал, как его воины приветствуют пламенную речь Ситаса. Трусливое бегство людей пробудило их воинственность. Некоторые даже собрались преследовать врагов в лесу, но Кит-Канан напомнил им, что долг обязывал их сопровождать тело погибшего и присоединиться к товарищам в крепости.

Они покинули лес, шествуя безмолвно, везя на лошадях тела убитых. Мертвого человека, Дремика, оставили лежать там, где он упал. Потрясенный гарнизон молча встретил их в Ситэлбеке. Ситэл погиб. Ситас стал Пророком. Все задавали себе вопрос, не кончилась ли мирная жизнь со смертью великого, так долго правившего страной монарха.

Кит-Канан велел воинам подготовиться к обороне на случай атаки. На ночь выставили патрули, но все было тихо. После полуночи, покончив с дневными трудами, Кит-Канан пришел в комнату, где Ситас склонился над телом убитого отца.

– Воины готовы отразить нападение, – осторожно сообщил он.

Ситас не поднял головы.

– Благодарю тебя.

Кит-Канан взглянул в безмятежное лицо отца:

– Он не страдал?

– Нет.

– Он сказал что-нибудь?

– Он не мог говорить.

Кит-Канан сжал кулаки и заплакал:

– Это моя вина! Моим долгом было охранять его! Я настоял, чтобы он приехал. Я пригласил его на охоту.

– И тебя не было с ним, когда на него вероломно напали, – холодно добавил Ситас.

Кит-Канана охватил слепой гнев. Он схватил брата за воротник и поставил на ноги. Тряся его, он рычал:

– Ты был там – и что ты смог сделать?

Ситас схватил руки брата, оторвал их от себя и в холодной ярости отвечал:

– Я Пророк. Я. Я глава эльфийского народа, и теперь ты мне подчиняешься, брат. Ты больше не сможешь скрываться в лесах. И впредь не беспокой меня разговорами о правах Каганести и всякого сброда.

Кит-Канан испустил тяжелый, медленный вздох. Глядя в гневные глаза Ситаса, он сказал себе, что его любимый брат ослеплен ненавистью и горем. И таким же ровным голосом произнес:

– Ты мой повелитель. Ты мой законный господин, и я буду повиноваться тебе до последнего часа.

Так звучала древняя клятва верности. Слово в слово близнецы повторили ее отцу, когда достигли зрелости. А теперь Кит-Канан поклялся в верности своему брату-близнецу, что был старше его всего лишь на три минуты.

Глава 28

Бремя власти

Тело Ситэла в спешке доставили в столицу. Ситас чувствовал, что скорость важнее церемоний; он хотел как можно быстрее сообщить народу ужасную весть. Эргот мог напасть в любой момент, а эльфийский народ не был готов отразить нападение.

Жуткая новость обгоняла караван. К тому времени, как тело Ситэла переправили через Тон-Талас, город уже погрузился в траур. На реке плавало столько судов, что ее можно было перейти пешком. Все – от последнего рыбака до могущественнейшего жреца – вышли увидеть Пророка в последний раз. Тысячи эльфов заполнили улицы на пути к Звездной Башне, обнажив головы в знак уважения к погибшему. У Башни кортеж встречала госпожа Ниракина. Она была так потрясена, что не могла идти, и ее принесли из дворца на носилках.

Когда Пророк Ситас шел по улицам во главе похоронного шествия, он не слышал приветствий. Тело отца покоилось в храме Эли, и тысячи подданных пришли попрощаться с ним. Затем, с соблюдением лишь самых необходимых обрядов, Ситэла похоронили рядом с его собственным отцом в великолепном мавзолее, Хрустальной Могиле.

Уже на следующий день Ситас составил ультиматум императору Эргота.

«Мы считаем, что смерть нашего отца Ситэла является не чем иным, как преднамеренным убийством, – писал Ситас. – Эльфийский народ требует возмездия за смерть Пророка. Если Твое Императорское Величество желает избежать войны, мы примем контрибуцию в размере миллиона золотых слитков, требуем изгнания всех подданных Эргота с наших западных территорий и передачи нам всех людей, присутствовавших при убийстве нашего отца, включая Ульвиссена».

Кит-Канан вынужден был задержаться в Ситэлбеке и прибыл в Сильваност спустя два дня после похорон отца, пораженный тем, что Ситас так поторопился с похоронами и ультиматумом Эрготу.

– Почему ты не подождал? – упрекал он брата во время разговора в Звездной Башне. – Я должен был попрощаться с отцом!

Кит-Канан только что вернулся после долгой беседы с матерью, и ее горе усиливало его собственное отчаяние.

– Нет времени для пустых церемоний, – ответил Ситас. – С минуты на минуту может начаться война, и мы должны действовать. Я приказал, чтобы во всех храмах молились и приносили жертвы за нашего отца каждую ночь в течение тридцати дней, а сейчас нужно сплотить народ.

– Неужели люди нападут на нас? – озабоченно спросила Герматия со своего места рядом с Ситасом.

– Не знаю, – угрюмо ответил он. – Они в десять раз превосходят нас по численности.

Кит-Канан взглянул на супругов. Было так странно видеть их там, где обычно сидели Ситэл и Ниракина. Герматия выглядела великолепно, как всегда холеная, облаченная в белое платье с золотой и серебряной вышивкой. И все же от нее исходил холод. Если Ниракина могла внушить любовь улыбкой и кивком, то все, на что оказалась способна Герматия, – сидеть, словно изваяние. И, разумеется, она не встречалась глазами с Кит-Кананом.

Сидя на изумрудном троне, Ситас выглядел напряженным и усталым. Он пытался быстро принимать важные решения, что, как он думал, подобает монарху в смутное время. Тяжесть свалившихся на него забот наложила отпечаток на его лицо и манеру держаться. Сейчас он выглядел намного старше своего брата-близнеца.

В зале никого не было, кроме них троих. Все утро Ситас встречался со жрецами, аристократами, мастерами гильдий и объяснял им, что от них потребуется в случае войны. Произносились патриотические слова, в основном говорили жрецы; но обстановка во время аудиенции была удручающая. Сейчас в зале оставался только Кит-Канан. Ситас подготовил для него особые указания.

– Я хочу, чтобы ты сформировал армию из своих Гончих, – приказал он.

– Зачем? – удивился брат.

– Чтобы противостоять войскам Эргота, если они пересекут границу, проходящую по лесу.

Кит-Канан потер лоб:

– Видишь ли, Сит, моя милиция насчитывает всего двадцать тысяч солдат, и большинство из них – крестьяне, вооруженные копьями.

– Знаю, но больше некому остановить людей между границей и берегами Тон-Таласа. Нам необходимо время, Кит. Кенкатедрус не может пока собрать армию для защиты Сильваноста.

– Тогда зачем, во имя Астарина, ты так торопишься объявить войну Эрготу? У них двухсоттысячная армия, готовая к бою! Ты сам сказал это!

Ситас сжал ручки трона и наклонился вперед: