Ось времен
– Там есть люди. Я чувствую их. Чувствую их мысли. Люди в громадном городе за Лицом…
– Это некрополь, – сказал Де Калб. – Но… Да, пожалуй, это город.
– Улицы, – сонно говорил я, глядя в пустой стакан. – Многоэтажные дома. Люди ходят, разговаривают, живут, думают. Почему вы думаете, что это некрополь?
– Скажу позже, продолжай.
– Мне очень хочется, но я не могу. Все уплывает. – Я закрыл глаза, вспоминая Лицо. У меня были силы, чтобы заставить себя вспоминать, но мне не хотелось вновь сталкиваться лицом к лицу с вечностью. На это Лицо было жутко смотреть. В нем было ощущение бесконечной сложности, мудрости, всезнания, всего того, что не доступно простому смертному. Мне было даже жутко думать о нем, вспоминать его.
– Это портрет? – спросил я. – Или просто символ? Что это такое?
– Город, – сказал Де Калб. – Народ. Судьба. Призыв о помощи. И еще очень многое, чего нам не понять.
– Но… но будущее! – воскликнул я. – Этот ящик. Разве его не нашли на развалинах Крита? В старых развалинах? Как можно в прошлом найти то, что содержит информацию о нашем будущем? Это бессмыслица!
– Да, бессмыслица. Для того, кто не понимает природу времени, – в голосе Калба послышалось презрение. Он откинулся в кресле и сложил руки на груди, глядя на меня серыми глазами.
– Ты читал Шпенглера, Кортленд? – спросил он.
Я поморщился и кивнул.
– Знаю, знаю. Он действительно раздражает. Но он все равно гений. Он описал то, что случилось с городом Лица. Общество тянется от «культуры» к омертвению, окаменению цивилизации. Именно это и случилось с городом Лица.
Я использовал глазок в прошедшем времени для этого некрополя будущего. Он существует. Он также реален, как Рим и Вавилон. Но люди в нем не люди в том смысле, как мы понимаем людей. Они боги.
Он посмотрел на меня как бы ожидая возражений. Но я молчал.
– Они боги, – продолжал Де Калб. – Шпенглер ошибался, полагая, что цивилизация развивается по простой дуге. Достаточно сравнить Рим XIII и Рим XVI века, чтобы заметить, что он вновь возродился и занял свое место в человеческой цивилизации.
Я не хочу спорить со Шпенглером, но я не согласен с его идеей о символической ценности города как единицы культуры. Когда ты посмотришь Запись несколько раз, ты поймешь, что я имею в виду.
Он помолчал, придвинул к себе вазу с фруктами, взял апельсин. Он долго рассматривал его, затем заговорил снова.
– Сейчас я хочу показать тебе кое-что на примере этого апельсина. Город Лица прошел путь своего развития и стал некрополем.
Когда-то Рим тоже был некрополем, а Нью-Йорк еще будет. Но это вовсе не будет означать конец цивилизации, так как город – это еще не весь народ. Еще остаются маленькие городки, которые будут только процветать, избавившись от тирании мегаполиса, от доминирующей роли метрополии. Когда темные века опустились на Европу, это не было концом цивилизованного мира, так как возникли и стали развиваться новые цивилизации.
Но город Лица совсем другое дело. Он действительно некрополь – и вокруг него нет деревень и поселков. Во всем мире существует только он – город, где живут люди. Но они не люди – они боги.
– Значит, это не некрополь, – заметил я.
– Для нас он некрополь.
– Почему?
– Ты видел мой камин. Видел пятно на нем. И это пятно разрастается! Медленно, но верно, и по мере увеличения пятна скорость роста увеличивается. Это произошло и в том мире. Он стал весь некронным, кроме самого города.
Ты не почувствовал этого, когда смотрел Запись? Нет? Еще почувствуешь. Жители города не могут спастись, когда против них сама Вселенная. Они обратились к нам. Мы можем спасти их. Пока я не знаю как. Но они знают это, иначе бы не обратились к нам.
– Подождите, – сказал я. – Давайте проясним ситуацию. Что вы хотите от меня лично? Что могу сделать я? И почему я?
Де Калб заворочался в кресле, тяжело вздохнул и уставился на апельсин так, как будто видел его впервые в жизни.
– Ты прав, Кортленд. Давай рассмотрим факты. Первое – Запись. Это, по сути, книга. Но не книга, сделанная человеком. Она постигается не чтением. Ее содержание проникает прямо в мозг. Каждый раз, когда ты просматриваешь весь объем информации, каждый раз в мозгу что-то остается. Но в Записи есть и то, что наш мозг не в состоянии воспринять, это ускользает от нас…
Ящик был найден на Крите. Там он был закопан три, может пять тысяч лет назад. А может и миллион. Он случайно попал ко мне. Я не мог открыть его и пытался разными способами. Я пробовал с помощью рентгена увидеть его содержимое, но, конечно, мне это не удалось.
Я пробовал радиацию, ультрафиолетовые лучи, инфракрасные лучи… И еще многое другое. И что-то сработало. В один прекрасный день ящик открылся.
Он посмотрел на меня.
– Этот ящик – письмо. Он послан к нам через время. Конечно, не именно к нам. Но адрес назначения прост: людям, у которых развита техническая цивилизация.
– Хорошо, – сказал я. – Предположим, что это призыв о помощи. Не буду спорить. Может, я и сам пойму, если буду часто просматривать Запись. Но почему вы думаете, что судьба города зависит от нас? Ведь, если ящик так стар, как вы говорите, то, может быть, город существовал в далеком прошлом?
Жители города сделали Запись. Не могу отрицать этого. Они бросили Запись в Реку Времени, ее прибило к нашему берегу, и мы сумели прочесть ее. Но, может, это запись древней цивилизации, жившей миллион лет назад? Обо всем этом я мог написать, но…
– Ты здесь не для того, чтобы писать в газеты, Кортленд! – резко сказал Де Калб.
– Таковы мои функции, как написано в контракте.
– Тебя выбрал не Аллистер, – тяжело сказал Де Калб. – И не я, – он снова заворочался в кресле. Позволь мне договорить. – Он подбросил апельсин в воздух и поймал его. Раздался сочный шлепок. – Первый раз я открыл ящик в своем кабинете. Ты сам видел, что он раскрывается, как цветок. Он раскрылся впервые за миллион лет. Ящик раскрывается в четырех, а может, даже в большем числе измерений. Мы не можем воспринять этого. Но в первый раз… – он помолчал. – В первый раз… случилось еще кое-что, – он снова помолчал и неохотно добавил. – Что-то вышло из ящика.
Я ждал. Доктор Эссен, которая не шевельнулась ни разу в течение нашей беседы, вдруг резко встала, отошла к окну и начала смотреть на серую туманность гор вдали.
– Что-то вышло из ящика, – быстро сказал Де Калб, как бы решившись сказать то, что ему не хотелось говорить. – Оно прошло сквозь меня, пролетело к камину, и исчезло. Больше я ничего не видел. Но в тот вечер я впервые заметил пятно на камине. Тогда я не обратил на это внимания! Я еще слишком мало узнал из Записи, чтобы чего-то бояться.
– Но теперь я знаю.
4. В горах Св.Лаврентия
Снова я ждал. Но на этот раз не выдержал.
– Что вы знаете?
– Некрон, – сказал он. – Он растет. И он никогда не перестанет расти, пока… – он промолчал, пожал плечами, мы должны поверить, что они в будущем. И помочь им. Они хотят, чтобы мы обязательно сделали это. Хотят быть уверенными в том, что им поможем мы. Ведь если мы не придем им на помощь, то погибнем сами. Некрон будет разрастаться и превратит весь наш мир в мертвую материю. Инертную. Некронную. Это смерть всему, потому я и назвал это вещество некроном.
Некрон – совершенно новая форма материи. Смерть энергии. Некрон разрушает высший закон Вселенной, закон увеличения энтропии. Энтропия, сама по себе, стремится к хаосу. Но некрон – другой крайний случай: материя с нулевой, умершей энергией.
– Значит, – сказал я, – люди Города решили устроить западню для тех, кто сумеет открыть ящик?
– Да. Но они вынужденно сделали это. Они хотят заставить нас откликнуться на их мольбу о помощи. Нам придется сделать это, чтобы спасти себя.
– Значит, вы убеждены, что они существуют в будущем, а не в прошлом?
– Ты видел Лицо? Ты чувствовал, как во времени, разделяющем нас, развиваются и гибнут цивилизации? Как ты можешь сомневаться, Кортленд?
Я молчал, вспоминая.
– Впрочем, дело не в этом, – сказал Де Калб. – Это вопрос чисто академический. И прошлое, и будущее одинаковы в ткани, сплетенной из времени. И ты сам поймешь это из записи.
– Но как мы можем помочь им? Если уж они сами не могут отвести угрозу от своего мира, то что можем мы? Это смешно. А кроме того, если путешествие во времени возможно, возможно для ящика, то возможно ли для живого человека. И где гарантия, что мы не попадем в уже мертвый город?
– Нет, нет, Кортленд. Тебе нужно еще многому учиться. Позволь мне самому думать обо всем этом.
Некрон может быть уничтожен. Или, по крайней мере, проблемы, которые он вызывает, могут быть разрешены. Я уверен, что это можно сделать только одним способом: трое мужчин и одна женщина должны отправиться в будущее, к Лицу Эа. Именно это и имели в виду люди Города, когда посылали к нам свою Запись.
– Почему вы в этом уверены?
– О, доказательств много. Запись была послана нашей цивилизации, помнишь?
– Но вы же сказали, что Запись была найдена на раскопках на Крите!
– Конечно. Но древние минойцы не открывали ящик. Я предполагаю, что ящик существовал за долго до времени Тезея, но он оставался запертым, так как на земле еще не было технически развитой цивилизации, способной открыть ящик. Только люди – мужчины и женщины, которые являются продуктами такой цивилизации, смогут решить проблему некрона.
– Почему же они не послали письмо прямо в нашу эру? Почему они промахнулись на несколько тысяч лет?
– Я не эксперт в вопросах путешествий во времени, – раздраженно сказал Де Калб. – Может быть, такая точность принципиально недостижима. Откуда я знаю? Но я могу доказать, что письмо попало именно к тому, кому оно было адресовано.
Я все время пытался найти ошибку в его рассуждениях.
– Вы сказали, что необходимо решить проблему некрона, уничтожить его. Вы уже имеете решение?
Де Калб воззрился на меня.
– Нет, пока нет. Некрон весьма любопытное вещество, нетипичное. Он абсолютно инертен, у него нет спектра поглощения, спектра излучения. Ничто не действует на него. Это совсем новый вид материи. Пока я не могу уничтожить некрон. Но я уверен, что смогу сделать это, если воспользуюсь помощью жителей Города Лица. Вообще-то говоря…
Зазвонил телефон. Доктор Эссен резко обернулась. Де Калб усмехнулся, кивнул ей и пробормотал:
– Я думаю, что это он, – как бы отвечая на молчаливый вопрос, и взял трубку. Я слышал в трубке чей-то возбужденный голос. – Мюррей, – сказал, поморщившись, Де Калб. – Мюррей, я все знаю, но…
Однако Мюррей не дал ему договорить. Голос в трубке стал таким громким, что разносился во всей комнате. Де Калб слушал с отрешенным видом. Наконец, он выпрямился и сказал:
– Мюррей, Мюррей, послушайте, здесь Кортленд.
В трубке что-то заклокотало. Де Калб ухмыльнулся,
– Я знаю. Возможно. Кортленд тоже недолюбливает вас. Это не важно, Мюррей. Вы можете прийти сюда? Да, это важно. Я хочу вам показать кое-что, – он заколебался, посмотрел на Эссен, пожал плечами. – Послушайте, Мюррей, я хочу показать вам один ящик.
– Ты знаешь полковника Мюррея Харрисона? – спросил Де Калб, положив трубку. Я кивнул. Я его знал и очень не любил, так как его человеческие качества находились в чудовищном противоречии с его способностями. Это был старый военный из Уэст-Пойнта, но вел он себя как настоящая истеричка, не умеющая владеть собой. Но в тоже время у него был точный, никогда не ошибающийся ум робота.
Никто не мог отрицать его таланта.
Он страшно гордился тем, что всегда стоит за справедливость, хотя это было далеко не так. Прекрасный техник, гений стратегии и тактики. Он подтвердил все это во время военных действий на Тихом океане в 1945 году. Однажды я написал о нем очерк, достаточно честный. Но это ему не понравилось.
– Вы и его берете в дело? – спросил я.
– Приходится. Мне ничего не остается… Впрочем, это не важно. Правда, он сам настаивает на этом, хотя совершенно не понимает важности дела.
– Ира, – робко вступила в разговор доктор Эссен. – Ты действительно уверен, что надо ввести полковника в дело?
– Ты сама знаешь, что не уверен, Летта. – Он нахмурился. – Но нам нельзя терять времени. Я боюсь ждать. Кортленд… – он повернулся ко мне. – Я думаю, что тебе пора получить побольше информации. Я хочу кое-что тебе рассказать о нас – о тебе и себе. Ты уже понял, что ты связан со всем этим, и не в моих силах тебя принять или отвергнуть.
Я кивнул. Я уже понял это. Я вспомнил о том, что произошло со мной в Рио, хотя и не понимал связи, которую я ощутил между этим пятном на камине и тем существом, которое обожгло меня в Рио. А затем смерти людей… Прекратились ли они в Рио? Может, теперь они начнутся здесь? Ведь не может же все это оказаться простым совпадением. Однако, сейчас мне ничего не оставалось делать, как ждать.
– Вот мой рассказ, – сказал Де Калб. – Наша история – твоя и моя. И доктора Эссен тоже. А может, и полковника Харрисона. Я не знаю, хотя мне очень хотелось бы знать. Итак, начнем, – он тяжело вздохнул. – Когда я много раз просмотрел Запись, я понял, что где-то на Земле есть место, имеющее для нас огромное значение.
Я не могу сказать, почему это так. Однако мне удалось определить его координаты. Правда, это заняло немало времени, так как пришлось перевести все меры того мира в земные измерения. Но повторяю, я сделал это.
И направился туда. – Он помолчал, пристально глядя на меня. – Ты когда-нибудь бывал в горах Святого Лаврентия? Ты знаешь, насколько дики горы в тех краях? Кажется, они совсем рядом, несколько часов лета. Но как только стихнет шум двигателя, кажется, что ты очутился на другой планете. Звенящая тишина окружает тебя. Ты можешь ощущать ее чисто физически.
Я нанял людей, которые стали рыть шахту. Они считали меня человеком, у которого в кошельке много денег, а в голове мало ума. К счастью, они не догадались о моей цели. То, что я искал, нам удалось найти под землей.
Мы выкопали вокруг этого места полость в земле. После этого я рассчитался с людьми, отпустил их и сам спустился вниз, чтобы осмотреть, что же я нашел, – он рассмеялся.
– Это было двадцать футов пустоты, Кортленд. То, что я определил с помощью своих инструментов, имело овальную яйцеобразную форму. Я мог пройти сквозь это. Но внутри этой овальной пустоты пространство и материя уже принадлежали этому миру. И барьер между нашим и чужим мирами находился в каком-то другом измерении. Я не встречал барьера, входя в яйцо и выходя из него. Но человек, переходя из света в тень, тоже не встречает барьера. Хотя аналогия здесь чисто внешняя.
Однако внутри овала что-то было. Я долго пытался обнаружить, что именно. Но только облучение ультрафиолетом помогло мне. Я в этой пустоте увидел какую-то тень. Я увеличивал мощность, уменьшал ее, изменял частоту, я играл верньером настройки, как скрипач на скрипке.
Я охотился за таинственной тенью, как кот за мышью, И наконец, я увидел… – он замолчал и ухмыльнулся.
– Нет, пока я не скажу тебе, что я увидел. Ты мне не поверишь. А сейчас, Кортленд, настало время прочесть тебе небольшую лекцию о природе времени.
Он все еще держал апельсин, поворачивая его в руке.
– Сфера, – заговорил он, – вращается на оси. Назовем это Землей. – Другой рукой он взял из вазы серебряный нож, лезвие которого в форме листа было чуть шире апельсина. Затем он с наслаждением вонзил нож в апельсин…
5. Носители смерти
Затем случилось совершенно неожиданное. Только что я сидел, удобно устроившись в кресле, и смотрел как Де Калб расправляется с апельсином, И вдруг…
Снова во мне вспыхнул источник энергии.
Комната исчезла для меня. Де Калб и доктор Эссен перестали быть для меня реальностью. По моим жилам и нервам заструилась живительная энергия. Сейчас для меня ничего не существовало, кроме этого сладостного ощущения, которое я даже не могу описать словами.
И первое, что я увидел, когда комната вернулась на место, была кровь, текущая по рукаву Де Калба.
Сначала я ничего не понял. Кровь – естественный спутник смерти, а я знал, что мгновение назад где-то поблизости умер человек. Затем все чувства неуклонно вернулись ко мне, и я резко выпрямился в кресле, глядя на Де Калба.
Краска схлынула с его лица. Он смотрел на свою пораненную руку тупым невидящим взглядом. На лезвии ножа тоже была кровь.
Значит, Де Калб просто порезался, порезался…
Наши глаза встретились. И в этот момент понимание происшедшего одновременно вспыхнуло в наших глазах. Значит, он тоже ощущает это. Значит, и в нем тоже происходит взрыв энергии. Мы оба молчали. Говорить не было необходимости.
После долгого молчания я взглянул на Эссен. Серая сталь ее глаз спокойно встретила мой взгляд, но во взоре было легкое замешательство.
– Что случилось? – спросила она.
Звук ее голоса пробудил нас обоих, вернул из забытья.
– Вы не знаете? – Де Калб повернулся к ней. – Нет, конечно, нет. Но Кортленд и я… Кортленд, как часто у тебя… – он не закончил фразы.
– Впервые я ощутил это, когда в Рио произошла псовая смерть, – ровным голосом ответил я. – А вы?
– Когда погиб человек здесь. И очень слабо, когда смерти происходили в Рио.
– О чем вы говорите? – спросила доктор Эссен.
С трудом подбирая слова, Де Калб рассказал ей обо всем.
– Что касается меня, – закончил он, глядя в мою сторону, – то это началось, когда я впервые открыл Запись. – Он помолчал, с удивлением глядя на пораненную руку, а затем, отложив нож и апельсин, достал платок и забинтовал порез. – Я совсем не ощущал боли, – сказал он как бы про себя.
А за тем, обращаясь ко мне:
– Я открыл ящик, и тут, я уже говорил об этом, что-то выскользнуло из него и исчезло в направлении камина, где впоследствии образовалось некронное пятно, – он угрюмо посмотрел на него сузившимися глазами.
– Кортленд, – сказал он, – когда ты впервые увидел пятно на камине, тебе не показалось оно знакомым?
Я вскочил так резко, что опрокинул кресло, и с жаром заговорил:
– Де Калб, где-то только что умер человек! Что-то убило его! Что-то делает нас, вас и меня, соучастниками убийства! Мы должны прекратить это! Это не научная диссертация – Это убийство. Мы должны узнать правду. Но не криками и руганью. Правда находится в этом ящике. Она находится в далеком будущем.
– Что-то пришло оттуда в наш мир и теперь уничтожает его. Я выпустил это что-то. Разумеется, сам не зная, что выпустил. Я открыл ящик Пандоры и выпустил из него смерть. Теперь нам остается только молиться, чтобы в этом ящике оказалась и надежда на спасение.
– Скажите, чем я могу помочь. Я все сделаю, – пылко воскликнул я. – Но давайте больше не будем говорить о теории. Я слишком устал от этих смертей. Я и сам в опасности. Может, и вы тоже. Что мы можем сделать?
– Убийца нам не угрожает ничем. Опасность для нас кроется в законе. Если наша связь с убийствами будет установлена, нас могут обвинить в соучастии. Что нам делать, спрашиваешь ты? Хотел бы я сам знать это. Я уверен, что то, что вылетело из ящика, оставляет после себя некронные пятна, как отпечатки пальцев. Это живое и крайне опасное существо. Оно коснулось меня, пролетая. Мне показалось, что с меня содрали кожу. Ты тоже к нему прикасался?
Я рассказал ему о своем опыте общения с таинственным существом.
– Хорошо, – сказал Де Калб. – Мы оба в опасности. А не пустил ли некрон корни в тебе?
Сначала я не понял его, но потом во мне все оборвалось. Де Калб, глядя на меня, кивнул.
– В себе я не обнаружил никаких признаков заражения. Думаю, что и с тобой ничего не случилось. Хотя все это еще ничего не доказывает.
– А вы видели его? – спросил я.
Он колебался.
– Я не уверен. Думаю, что видел. Расскажи мне, пожалуйста, каждую деталь. Даже незначительную.
Когда я закончил, он: обменялся взглядами с доктором Эссен.
– Оно разумно, – сказала она.
– А способ, которым оно передвигается? – спросил Де Калб. – Это чрезвычайно важно. Ведь его даже нельзя схватить и удержать. Летта, вы согласны?
– Ожог трением? – спросила Летта. – Скорее всего, оно вращается не в пространстве.
– Конечно, нет, – сказал Де Калб. – Может, во времени? Разумеется, в ограниченных пределах. Достаточно колебаться в пределах нескольких секунд. Оно выглядит как тень, как масса без веса… И оно имеет огромную скорость без пространственного перемещения.
Кортленд пытался схватить его. Но это же движение повремени! Колебания, вибрация. Вибрация с периодом в несколько секунд. Камертон вибрирует в пространстве. Почему не может существовать камертон, вибрирующий во времени? В очень узком временном диапазоне?
Неудивительно, что ты не смог удержать его. Ты сможешь удержать вибрирующий металлический стержень? При этом ты и получил ожоги, так как своим весом пытался препятствовать колебаниям во времени.
И оружие, которым мы захотим его убить, тоже должно колебаться во времени с тем же периодом, что и существо.
– Значит, это существо дрожит, как лист? – спросил я. – Де Калб отмахнулся от меня.
– Разумен ли этот убийца? – спросил он. – Действует ли он, сообразуясь с чем-нибудь, или же это просто инстинктивная страсть к убийствам? – Он поморщился. – Нет, сейчас нам нужно думать о некроне. Мы понятия не имеем, что это такое. И, может, не узнаем, пока не доберемся до Лица Эа.
Я вздохнул и сел. За последние полчаса я испытал слишком много потрясений и чувствовал себя весьма неуверенно.
– Значит, нам нужно совершить путешествие во времени, – слабым голосом произнес я. – Мистер Де Калб, вы сошли с ума.
У него осталось достаточно энергии, чтобы презрительно усмехнуться.
– Я думаю, что сочтешь меня еще более сумасшедшим, если я скажу тебе, что я увидел в овальном яйце в шахте. Но сначала я должен завершить свою лекцию, чтобы ты что-нибудь понял.
– Тогда продолжайте.
Он снова взял нож и апельсин. Вставил нож в разрез и разделил апельсин на две части. Линия разреза находилась чуть выше экватора, если предположить, что апельсин – Земля. Верхняя часть апельсина осталась на лезвии ножа. Снизу Де Калб приложил нижнюю часть апельсина, создавая иллюзию целого плода.
– Предположим, что лезвие – это плоская страна – Двухмерный Мир, рассекающий трехмерную сферу. Если я буду вращать нижнюю часть апельсина, ты даже не заметишь, что она вращается отдельно от верхней. По-твоему, апельсин целый. Ось же остается неподвижной относительно плоскости, которая рассекает плод.
Теперь отрежем еще одну часть апельсина. И снова эта ось останется неподвижной. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Нет, – сказал я. – Калб ухмыльнулся и положил нож и апельсин в вазу.
– Это требует немного мозгов. Правда, я и сам еще не вполне понимаю. Наша наука еще не дошла до этого. Но во всяком случае, я уверен, что теоретически есть возможность совершать путешествие во времени. Исходя из этого, мы можем объяснить появление у нас Записи. Люди Города послали этот ящик по оси времени, которая, как ты помнишь, пронизывает одну и ту же точку пространства в каждый данный момент времени. Они бросили ящик, как бутылку, в реку Времени. Вот смотри,. – он поднял два пальца, большой и указательный. – Это два времени, наше и их. Но они могут… – и тут Де Калб прижал один палец к другому, – иметь общую точку, пересекаться. Правда, я еще и сам толком ничего не понимаю. Ведь их время отстоит от нашею на много тысяч лет. Если человек переходит из одного пространства в другое, как минимум необходимо, чтобы этт4 пространства соприкасались. Видимо, и с временем должно быть так же.
– Хорошо, – сказал я. – Пока хватит. Я принимаю весь этот бред. Теперь давайте, где этот обещанный пинок мне пол зад? Что вы видели в своей пещере?
– Я видел тебя, Кортленд.
Я раскрыл рот.
Он широко улыбнулся.
– Да, я видел тебя, спящего на дне яйца. Я видел также себя, спящего, и доктора Эссен, спящую, и, наконец, я видел полковника Харрисона Мюррея.
Он с торжеством смотрел на меня. Улыбка его стала еще шире.
– Вы сошли с ума, – глупо заметил я.
– Ты думаешь о том, что никогда не бывал в горах Святого Лаврентия. Может быть. Но и доктор Эссен не была там. И я не был. Возможно, и полковник Мюррей. Но ты будешь там, мой друг. И все мы тоже будем, – улыбка его погасла, голос стал усталым. – И все мы очень изменились. Ты понимаешь?
Мы все стали намного старше. Но не время состарило нас, а какие-то переживания, события: одни жуткие, другие счастливые, радостные, третьи – приводящие в трепет. Да, мужчины выглядели усталыми, состарившимися. Но доктор Эссен почему-то выглядела моложе, – он пожал плечами. – Я ничем не могу объяснить этого. Я могу только сообщить, что я видел, – он улыбнулся мне.
– Ну, хватит об этом. Закрой рот, Кортленд. Уверяю тебя, что это был именно ты. А это значит, что тебе предстоит вместе с нами совершить прыжок в будущее, в мир Лица. Я уверен, что мы все вместе встанем перед этим Лицом, которое мы пока видели лишь в мысленных видениях.
