Лесной князь

Ибо теперь, беспомощная, с больными ногами, она полностью была в его власти, и он решил бессовестно воспользоваться этим ее немощным положением. Иван резко обернулся к ней, в три прыжка вновь приблизился к девушке и угрожающе склонился над ней.

– И что же вы сделаете, Катерина Васильевна? Закричите? Заплачете? Что еще? – с вызовом и какой-то издевкой прохрипел он ей прямо в лицо.

Катюша уже намеревалась достойно ответить этому наглецу, но, видя нескрываемую угрозу и жесткость в его темно-зеленых опасных глазах, уже через миг замерла, все же не решившись более спорить с ним.

– С вами совсем невозможно говорить, Иван Алексеевич, – обиженно вымолвила она.

– А вы и не говорите, – задиристо ответил он. – Когда молчите, вы мне больше нравитесь…

Катюша обиженно замолчала и опустила взор в свою тарелку. На ее глаза навернулись слезы. Иван, окинув темноволосую голову девушки предостерегающим взором, отошел от нее и принялся снимать со стены свое оружие, как и обычно, по вечерам, намереваясь почистить его. Катя кидала на него нервные быстрые взгляды и хмурилась. Она понимала, что более не может оставаться здесь. Ее до крайности смущали и нервировали темные пристальные взоры Ивана и его постоянные якобы нечаянные дерзкие прикосновения, когда он носил ее в баньку или растирал ноги. Какое-то внутреннее чувство подсказывало девушке, что она нравится Ивану как девица. И оттого он, видимо, преследуя свои темные желания, не хотел отпускать ее из своего лесного жилища. Но Катюша всей душой жаждала выбраться из этой глухой чащи леса и избавиться от власти этого мрачного, сурового отшельника.

Через некоторое время она, не выдержав напряжения, устремила на него отчаянный взор.

– Не пойму я вас, – заметила она нервно. – Вы что же, предлагаете мне навечно остаться здесь?

– Отчего же? – глухо ответил Иван, вновь повернув к ней лицо. – Выздоравливайте скорее, чтобы ноги ваши сами ходить могли. Да идите на все четыре стороны. А сам я вас никуда не понесу! Ибо не под силу это мне…

Глава VI. Беркут

– Итак, по рукам, – согласился довольно маленький скорняк и добродушно улыбнулся высокому отшельнику. – В течение трех следующих месяцев вы должны будете привозить мне четыре лисьи шкурки в месяц. С учетом этих пяти. Уже к апрелю мы будем в расчете

– Договорились, – кивнул Иван. – Когда я смогу забрать шубку?

– Хоть сейчас. Уже неделя, как я сшил ее на нужный размер, как вы и заказывали.

Тридцать первого декабря весь день шел снег. Катюша, печальная, скучающая, сидела у окна. Обед уже был совсем готов, и она отстраненно смотрела сквозь натянутый на окне бычий пузырь на улицу. Холодный зимний свет едва проникал внутрь избы. Лавка, на которую ее пару часов назад посадил Иван, находилась около печки, и Катюша ждала, когда закипит суп. Перед своим уходом все необходимые продукты и приправы Иван поставил на небольшой стол, для того чтобы девушке было удобнее. Катюша теперь была в избушке одна, ибо еще с утра Иван ушел по делам в ближайшую деревню.

Сегодня кончались святки. Праздничные таинственные дни, которые Катюша любила еще с детства. Она помнила, как в зеленой гостиной в родительском доме на святки собирались многочисленные гости и устраивались званые вечера с плясками и гаданиями. В усадебном доме Пашковых две недели подряд пахло свежими аппетитными пирогами и засахаренными фруктами. Катя вспоминала, как еще девочкой она сестрой и братом убегала играть на заснеженный двор, чтобы покататься с большой ледяной горы, которую по велению ее батюшки дворовые заливали каждую зиму для господских детей.

Катя не заметила, как из ее глаз полились тихие слезы, а сердце забилось частыми глухими ударами. Как давно это было. И тогда она даже подумать не могла, что ее любимые родные люди будут зверски убиты разбойниками. Она еще сама до конца не понимала, как осталась жива. И почти не верила, что все события, которые происходили с ней сейчас, были реальностью, а не плодом ее больного воображения.

Более месяца она обитала в жилище Ивана. И за все это время ее ноги так и не выздоровели. Ступней и икр она не чувствовала. Ни растирания, ни снадобье знахарки не помогли. И Катя с каждым днем все более и более отчаивалась, думая, что уже никогда не вернется к своей прежней спокойной, полной достатка и неги жизни.

Катюша закрыла на миг глаза и вспомнила иллюстрацию из одной давно прочитанной ею французской книги: высокий красивый щеголь в модном светлом камзоле, в белых чулках, в башмаках с вычурными пряжками склонялся в изысканном реверансе перед кокетливой прелестной девушкой в чудесном платье. Волосы мужчины, скрытые под завитым париком, прекрасно сочетались с высокой напудренной прической дамы. Еще с ранней юности в хорошенькой голове Катюши сложился образ будущего мужа – утонченного, галантного придворного, который умеет красиво изъясняться и говорить возвышенные комплементы своей возлюбленной. Богатый, успешный, он непременно должен занимать хорошую должность при дворе. И сейчас она в очередной раз вспомнила слова покойного отца:

– Катенька, ты достойна самого лучшего мужа.

Эта фраза еще с детства уложились в голове девушки неизменной истиной, и она мечтала когда-нибудь стать изысканной светской дамой, достойной самого желанного придворного кавалера.

Крышка чугунка задребезжала, и Катя очнулась от своих сладостных мыслей. Она передвинула щи вбок и сняла пробу. Бульон из фазана был наваристым и имел приятный вкус. Девушка закрыла крышку и собиралась уже спуститься с лавки, но в этот момент за дверью раздался шум. Поняв, что вернулся Иван, Катюша нахмурилась, повернувшись к двери. Через минуту суровый хозяин появился на пороге, войдя в теплую избу. Его мощная высокая фигура в темном, грубом тулупе показалась Кате совсем неприглядной. Мохнатая черная шапка, нахлобученная на его голову, вызвала у нее брезгливость.

С порога пробежавшись горящим взглядом по тонкой фигурке девушки у печки, Иван уже более не упускал ее из виду и, даже перемещаясь по избе, то и дело косился глазами в ее сторону.

– Пахнет-то как вкусно! – похвалил он, опустив свою поклажу на стол.

– Щи только поспели, а пирожки с грибами в печке остывают.

Он проворно скинул свою верхнюю одежду и наскоро ополоснул руки в умывальнике.

– Вы и впрямь истинная хозяюшка, – ласково заметил Иван, приблизившись. – Я зря сомневался в вас. Вы уже закончили готовить?

– Да, – кивнула Катюша, смотря на его хитро-довольное выражение лица.

Не спрашивая ее согласия, Иван легко подхватил девушку на руки и перенес на кровать. Катя хотела возмутиться его поступком, но решила промолчать. Иван вернулся к столу и, раскрыв холщовый мешок, достал оттуда лисью шубку. С внешней стороны изделие было сшито из красивого белого сукна, украшенного позолоченной нитью, а внутри шубки был густой рыжий мех.

– Это вам подарок, Катюша, – сказал Иван тепло и улыбнулся ей. Он поднес обновку к девушке, и она отметила, что его лицо стало приветливым и даже приятным. Немного опешив, Катя сидела молча и лишь удивленно смотрела на шубку, которую Иван положил к ней на колени. Он остался стоять рядом с ней и как-то проникновенно добавил. – Я подумал, что вам обязательно нужна шубка. Я постараюсь вас носить ежедневно на улицу, и вы будете дышать свежим воздухом. Не дело это все время вам в избушке сидеть. Наденьте ее, примерьте.

Катя быстро взглянула на него и вновь перевела ошарашенный взор на шубку, заворожено погладив рыжий мягкий мех. Девушка осторожно надела эту красивую вещицу. Встав на коленки, прямо на кровати, она кокетливо начала оправлять на шее рыжий мех и уже через некоторое время улыбнулась.

– Какая теплая, да какая красивая, – пролепетала она довольно.

Иван, стоял рядом с нею и, услышав восхищение в голосе, довольно улыбнулся лишь уголками губ, созерцая неподдельную Катюшину радость, которая отчетливо читалась на ее лице.

– Я совсем забыл! – воскликнул Иван вдруг и снова направился к суме.

Он извлек небольшую мохнатую лисью шапочку, и подал девушке. Катя надела ее на темноволосую голову и довольно улыбнулась ему. Невольно в этот миг ей показалось, что лицо Ивана не просто приятно ее взору, а довольно привлекательно. Жесткая складка на его лбу разгладилась, темные брови эстетично обрамляли добрые глаза, а красиво очерченные губы выделялись на фоне темной бороды.

– Теперь я смогу гулять! Спасибо вам! – воодушевленно сказала она.

Мечтательно прикрыв глаза, Катюша театрально упала на кровать, наслаждаясь мягкостью и приятностью меха. Она тут же представила, как приезжает на санях в Петербург, одетая в такую красивую шубку. Все прохожие изысканные кавалеры заметят ее на улице и, тогда… Катя вдруг открыла глаза и похолодела. Над ней возвышалась мрачная, широкоплечая фигура лесного отшельника, который, чуть склонившись над распростертой на кровати девушкой, внимательно смотрел на нее. Это разительное отличие между образом мужчины из ее грез и человеком, который сейчас пронзительно смотрел на нее, вызвало у Кати испуганный вскрик. Она резко села на кровати и начала нервно стаскивать с себя обновки.

– Что-то не так? – встревожился Иван. – Вам не нравится?

Он пытался прочитать по глазам Катюши, что так опечалило ее, но не понимал, что все-таки случилось. Он отметил, что настроение девушки вмиг изменилось отчего-то, а ее взгляд стал ледяным. Положив шубку и шапку на край кровати, Катюша упала на подушку лицом вниз и заплакала. Стоя над ней, Иван хмурил темные брови, не понимая, что произошло и что он сделал не так, раз она так сильно расстроилась?

Иван вновь лежал без сна. Ощущение того, что Катюша находилась всего в нескольких шагах от него, не давало ему покоя. Постоянно чувствовать невыносимое, сжигающее желание к этой юной прелестнице. Знать, что она в его власти, и никто не сможет прийти ей на помощь. Но понимать, что она скорее боится его, нежели рада его обществу и неизменному присутствию рядом. Все эти мучительные думы бурлили в голове Ивана и терзали его душу.

Сквозь зубы протяжно вздохнув, он снова закрыл глаза и представил себе картину давно минувших дней. Золотая зала, освещенная множеством свечей. Нарядные пары, бойко отплясывающие танец. Женщины, стоящие рядом, ловят каждое его слово и взгляд. Он невероятно юн, хорош собой, элегантно одет в светлый военный мундир с красными обшлагами. Да, тогда женщины восхищались им, желали его общества.

Иван резко распахнул глаза. Нет, он совсем не хотел возврата к той прежней беззаботной праздной жизни. Просто ему на миг подумалось, что, если бы он выглядел как раньше, возможно, Катюша обратила бы на него внимание, а не пугалась каждого его приближения. Да, теперь он превратился в мрачного, молчаливого дикаря с цепким опасным взглядом и, видимо, внушал лишь страх испуганной девушке. Он не знал, что еще сделать, чтобы Катюша посмотрела на него другими глазами, чтобы увидела в нем мужчину, человека, способного любить и обожать ее. Все его страстные намеки, а порой дерзкие прикосновения, как будто не замечались ею или игнорировались. Он ощущал, что с каждым днем его вожделение к этой юной прелестнице нарастает и скоро уже станет неуправляемым. Ее холодность и расстояние, которое она постоянно устанавливала между ними, лишь сильнее распаляли его. И он ощущал в себе нетерпение охотника, который преследует непокорную лань, постепенно заманивая ее в капкан, из которого она уже не сможет выбраться.

Протяжно завыл волк. И Иван подумал, что завтра надо будет прочесать лес вокруг избы и припугнуть непрошенных хищников. Последние дни волки уж больно близко стали подбираться к дому.

Мысли его вновь вернулись к Катюше. Она была так молода и невинна, неопытна и прекрасна, что Ивана вновь захватили алчные навязчивые мысли об обладании девушкой. Осознание того, что еще ни один мужчина не обнимал ее, не называл своей и не целовал, так распаляло его воображение, что он постоянно представлял, что именно он будет первым ее мужчиной. Тем, кто покажет Катюше неизвестный мир плотских страстей, жадных ласк и опьяняющих поцелуев.

Не в силах более сдерживать свои страстные порывы он тихо встал и приблизился к кровати, где спала девушка. Лучина тускло освещала избу, и он четко различал изящные черты ее гибкого стана. Его взор, темный и горящий, описал несколько кругов по ее безмятежному лицу, и Иван тихо вздохнул. Темные, переливающиеся в лунном свете волосы девушки разметались по подушке. Тоненькая, белая рука лежала поверх одеяла, а губы были слегка приоткрыты.

Он отчетливо осознавал, что Катюша не только обладает редкой чарующей красотой, но и девственна, чиста и невинна. Ее сладость в сочетании с неискушенностью притягивали его словно магнитом. Еще никогда он не испытывал такого неистового восхищения девицей. Да, когда-то давно в его жизни случился неприятный бурный роман с одной барышней при дворе, но та его плотская любовь была жестоко разрушена той самой девицей, которая совсем не оценила его душевных порывов и преданности. О том романе Иван вспоминал с неким чувством горечи и неприязни.

Однако, повстречавшись с Катюшей в тот страшный ноябрьский день в холодном лесу, он ощутил, что его сердце все еще живо и способно чувствовать. И эта девушка, которая теперь обитала в его избушке, казалась Ивану совершенно другой, не такой, как те девицы при дворе императрицы, с которыми он имел дело ранее. Она была непосредственна, наивна, мила и открыта, как ребенок, который не умеет скрывать свои истинные чувства, когда ей бывало весело – она смеялась, а когда грустно – плакала. И Иван искренне надеялся, что с этой прелестной ланью все будет по-другому, иначе, чем тогда, при дворе. Он знал, что рано или поздно эта чаровница с длинными черными волосами и завораживающими голубыми озерами глаз все равно станет его возлюбленной. Другого выхода у нее не было.

Пухлые алые губы ее были до того притягательны, что уже через некоторое время, не в силах сдержаться, Иван медленно склонился над Катюшей, и его губы приоткрылись, предчувствуя долгожданный поцелуй. Но именно в этот момент она вдруг заворочалась во сне и перевернулась набок, оказавшись спиной к нему. Ее стройная спинка с узкой талией и округлыми бедрами чуть остудили порыв Ивана, но не заглушили в нем страстного вожделения. Чувствуя, что в висках бешено стучит кровь, он склонился сильнее к спящей девушке, и его твердые горячие губы притиснулись к ее шее сзади. Нежность ее кожи, а более ее обволакивающий сладкий пьянящий запах привели его существо в неистовый трепет, и он понял, что должен немедленно прекратить, поскольку еще немного – и он не сможет сдержать свои безумные желания. Он нехотя выпрямился, лаская жарким взором очертания ее прелестного изящного тела.

Отчего-то Ивану подумалось, что ему несказанно повезло, что тогда в темном лесу она нечаянно наткнулась на него, попросив о помощи. Ведь Иван прекрасно понимал, что, встреть он Катюшу, например, в одном из Петербургских салонов или на балу, она могла бы спокойно ускользнуть, даже не обратив на него внимания. Ибо с ее волшебной красотой и манкостью сирены вокруг нее точно бы вилась толпа поклонников, которые пели бы ей дифирамбы и сочиняли в ее честь стихи. А Иван никогда не был дамским угодником. Он не умел говорить комплименты дамам и уж тем более показно вздыхать. Он был открыт, прямолинеен, прост и, не смущаясь, говорил девицам об отсутствии симпатий к ним. Его откровения обычно приводили барышень в крайнее смущение, и в большинстве своем они обиженно заявляли ему, что он крайне невоспитан. Лишь однажды он подумал, что действительно влюблен, и признался в этом девушке, тогда ему было всего двадцать три. Но все закончилось довольно плачевно и грустно. Сейчас же Катюша остро нуждалась в его помощи, и Иван намеревался сделать все возможное и невозможное, чтобы это зависимое положение голубоглазой прелестницы при нем продолжалось как можно дольше.

Катя чуть приоткрыла веки и посмотрела перед собой. Лицо ее было повернуто в другую сторону, и Иван не мог видеть, что она не спит. Она знала, что он стоит у кровати и смотрит на нее. Это бывало уже не раз за последние две недели. Именно поэтому она отвернулась, как только почувствовала его присутствие рядом. А когда ощутила горячие губы на своей шее, нервно замерла, словно затравленный зверек. Катюша боялась показать ему, что не спит, а еще более опасалась того, что он не остановится на одном украденном украдкой поцелуе. Раньше Иван никогда не позволял себе целовать ее. А лишь подолгу рассматривал, стоя у изголовья кровати, думая, что она спит. Но сегодня он дерзнул прикоснуться, и Катюша поняла, что этот мужчина опасен для нее. Ранее она только подозревала, что нравится ему как девушка, но сегодняшний его дерзкий поцелуй доказал, что он жаждет настоять на своем интимном желании по отношению к ней. Он быстро прервал поцелуй, выпрямившись, но Катюша все равно чувствовала, как ее горло сковывал удушливый комок лишь от осознания того, что могло бы произойти далее, если бы вдруг Иван продолжил свои ласки.

Слезы заполнили глаза девушки, и она, поджав губы, напряженно размышляла о своем невыносимом положении. Одна русская пословица приходила ей на ум – из огня да в полымя. Если бы она только знала, когда убегала в дремучий лес от Франсуа Лавазье, что найдет здесь гораздо худшую муку, то подумала бы десять раз, прежде чем сделать это. Катюша прекрасно видела, что Иван неравнодушен к ней. Именно такой же горящий, ласкающий взор был и Франсуа. И из этого вышла жуткая история. К тому же во взгляде Ивана было что-то еще. Нечто дикое, необузданное, опасное, и это пугало Катю. Так как она отчетливо осознавала, что не сможет даже убежать от него, если он вдруг решит сделать ее своей любовницей. От бессилия что-либо изменить горькая слеза покатилась по щеке девушки.

Заслышав, что Иван отошел от нее и лег на свою узкую лавку, девушка немного расслабилась и попыталась уснуть.

Напряжение между молодыми людьми достигло апогея через пару дней. Вечером после ужина, как обычно по средам, топили баню. Когда около восьми Иван зашел в избушку, Катюша была уже готова. Она сидела на кровати в одной рубашке, с распущенной косой и босая, прижимая к себе чистую рубашку. Окинув ее цензорским взором, Иван буркнул:

– Пойдемте, все готово.

Он быстро снял с гвоздя большую меховую медвежью накидку и, захватив ее валеночки, приблизился к девушке. Катюша проворно натянула на ноги обувь и, сильнее прижав к себе чистую рубашку, подняла на него глаза, показывая, что готова. Иван обернул девушку в длинный мех, который полностью скрыл ее, и легко поднял на руки. У выхода он, остановившись лишь на миг, умело засунул ноги в валенки и вышел на мороз. Пройдя по узкому двору, он вошел в низкую баньку, толкнув ногой дубовую дверь. Здесь, в предбаннике, посадив ее на скамью, снял с девушки меховую накидку. Стащив с себя тулуп и валенки, он остался босиком на холодном деревянном полу. Повернувшись к Катюше, которая уже разулась, подошел к ней. Ухватив одной рукой за талию, а второй под ягодицы, Иван стремительно поднял ее с лавки. Девушка тихо охнула, оказавшись вертикально припечатанной к его широкой груди, невольно схватившись рукой за его широкую шею. Ее ноги не доставали до пола. Иван медленно направился в моечную, так же ногой толкнув дверь и вошел в маленькое помещение, освещенное лишь одной лучиной в углу.

Эта странное положение – когда он держал ее вертикально, сильно притискивая девушку к своему телу и держа руками за талию и ягодицы, – до крайности смутило Катюшу. Но она не смела даже возразить, ибо видела, что Иван смотрит на нее испепеляющим взором и лишь хмурится. Ее лицо было на уровне его лица. Он остановился посередине, уперев в нее властный взгляд.

– Позвольте мне попарить вас, – попросил он обволакивающим гортанным хриплым голосом. – Я наломал новых березовых веток. Вам понравится…

Последние его слова вызвали в душе девушки взволнованный нервный трепет. Она прекрасно поняла, что Иван вновь, как и все предыдущие дни, пытается настоять на своем желании попарить девушку, несмотря на ее нежелание. В его взгляде, темном, поглощающем, отчетливо читалось страстное диковатое выражение.

– Нет, – тихо, одними губами неуверенно произнесла она.

– Катюша, отчего же нет? – настойчиво выпалил он срывающимся от бешеного возбуждения голосом, не спуская взгляда с ее лица, желая найти в глазах девушки хоть немного ласки к себе. Иван ощущал, как изящное тело Катюши, которое сжимали его руки, невозможно нежно и упруго. Эта интимная поза, когда она полностью была прижата к его торсу, а ее чудесные близкие озера глаз возбуждали, до крайности накаляла все его страстные помыслы. Ее сладкий запах, неповторимый и волнующий, немного усилившийся оттого, что она мылась в бане три дня назад, вызывал в его существе жгучее возбуждение. Желание, которое Иван сдерживал в себе уже почти два месяца подряд, просто снедало его. Он сильнее сжал узкую талию Катюши правой рукой, чувствуя, что его тело словно горит. Его левая рука начала дерзко ласкать через тонкую ткань сорочки упругие ягодицы девушки, поглаживая их и чуть сжимая. Приблизив вплотную свои губы к ее губкам, он низким баритоном прохрипел: – Вы что, боитесь меня? Обещаю, что не буду прикасаться к вам. Я только веником…

Он сам почти поверил своим словам. Все его существо жаждало хотя бы полюбоваться на совершенное обнаженное тело этой прелестницы, и он был готов до последнего держать себя в узде, лишь бы только насладиться созерцанием ее красоты.

Катюша не поверила ни единому его слову. Она чувствовала, что он пытается лишь усыпить ее бдительность, а потом добиться от нее большего, так как даже теперь его горячая ладонь нагло стискивала и ласкала пальцами ее ягодицы. Как же в эту секунду она хотела надавать ему пощечин за его дерзкое поведение, жаждала оттолкнуть, мечтала вырваться из его жадных объятий и убежать отсюда, чтобы более никогда не зависеть от воли этого человека. Но она не могла. Она опасалась этого мужчину. Ибо он, разозлившись, мог выкинуть что-нибудь ужасное, и она прекрасно чувствовала это. Ведь не раз девушка замечала, что, когда происходило нечто против его воли и желания, Иван впадал в агрессивное недовольное состояние. Катюша сглотнула ком в горле и осторожно попыталась немного отстранить свое лицо от его лица, чуть отвернув его в сторону.

– Прошу, опустите меня на скамью, Иван Алексеевич, – взмолилась она не в силах более выносить его близость. – Я буду париться одна.

Она отчетливо отметила, как его руки замерли и напряглись. Быстро достигнув скамьи, он почти бросил девушку на деревянную лавку. Катюша больно плюхнулась на нее ягодицами. Невольно подняв на него глаза, она увидела, что он разозлился и, поджав губы, окатил ее темным угрожающим взором.

Сжав кулак, Иван заставил себя выйти из моечной, сильно хлопнув тяжелой дверью. Однако вовсе выйти из баньки он не смог. Босой, в штанах и в простой выпущенной рубахе, он остался стоять в прохладном предбаннике. Прислонившись мощным плечом к двери, он, скрестив руки на груди, начал прислушиваться к тому, что происходило в моечной и парилке.

Спустя четверть часа он услышал, как полилась вода, и понял, что Катюша, видимо, посидев в парилке, начала мыться. Вмиг представив в своих возбужденных мыслях картину, как девушка намыливает мочалом из соломы свое белое тело, Иван задрожал от бешеного возбуждения. Жгучее навязчивое желание войти теперь в моечную овладело им. Яростно стиснув ладонью ручку двери, он до боли сжал скулы, пытаясь удержать себя от поступка, о котором бы потом сожалел. Он понимал – Катюша слишком невинна и чиста, чтобы он вел себя с ней подобным развязным образом, но его жаркие, полные вожделения помыслы не давали ему расслабиться даже на минуту.

Глава VII. Дерзкий

В какой-то момент он услышал, что она перестала лить воду. Уже через миг словно что-то надорвалось в нем, и Иван быстро схватил свой тулуп. Накинул его на плечи, не застегивая, подхватил медвежью накидку и рванул дверь. Почти влетев в моечную, он впился алчным взором в стройную белую фигурку девушки. Она сидела на скамье, лицом к нему, обнаженная, и, подняв руки вверх, пыталась закрутить в пучок влажные длинные пряди волос. От его неожиданного появления Катюша испуганно ахнула. Она стремительно скрестила руки на груди и стиснула ноги сильнее вместе, пытаясь прикрыть от его горящего взгляда свои нежные девичьи округлости и промежность с небольшим темным треугольником волос. Ее волосы рассыпались по плечам мокрыми темными прядями. Иван видел, что чистая рубашка лежит на противоположной лавке.

– Я еще не закончила, – промямлила она испуганно, устремив на его мрачное бородатое лицо нервный взор.

– А я уже устал ждать, пока вы тут намоетесь! – выпалил он зло.

Поспешно схватив ее чистую рубашку, он сделал к ней шаг. Катюша была вынуждена отцепить одну руку от груди и выхватить из его руки рубашку. Он стремительно прижала ткань к своему обнаженному телу и взмолилась: