Врагов выбирай сам

– Простите, госпожа…

Ирма обернулась, увидела форму храмовников и почувствовала свое сердце где-то в ямочке между ключиц. Сердце колотилось. Выпрыгнуть хотело. И убежать.

Поздно.

– …возьмите это.

Цветок. Господи-Боже-милосердный-да-будет-воля-Твоя… цветок. Майская астра – ярко-желтый шар с лепестками-лучиками.

А храмовник-то – нашла кого бояться! – совсем молоденький. И глаза у него, ох и глаза! Не бывает у людей таких, такие – у ангелов. Синие-синие-синие… Яркие!

– Откуда ты, мальчик? – Ирма взяла цветок и постаралась не улыбнуться. Ей даже удалось подпустить строгости в голос. – Разве ты не знаешь, что это невежливо – останавливать на улице незнакомую даму?

– Вежливость – для мирян.

И правда.

Ирма вернулась с небес на землю. Ангелы с синими глазами остались на небесах, а на земле был этот мальчик в форме ордена Храма. Звереныш. Пещерные львята похожи на пушистые игрушки, но зубы у них острые, как кинжалы, и шкура усыпана ядовитыми шипами. С ними нельзя играть.

С этим – тоже.

Храмовник отступил на шаг, оглядел ее с головы до ног, как художник, оценивающий картину. Кивнул. Развернулся и пошел прочь. Ни тебе «до свидания», ни, впрочем, «вы арестованы», что, безусловно, приятно.

Ирма стояла с цветком в руках. Наверное, она красиво смотрелась со стороны – вся в темном, почти черном, с ярко-желтой майской астрой. Но не мог же этот мальчик остановить ее только для того, чтобы внести последний штрих…

В картину?

Бывает же! Ирма передернула плечами, хотела выбросить подарок в ближайшую канаву, однако не выбросила. В конце концов, выходя сегодня из дома, она и сама подумывала дополнить свой мрачноватый туалет какой-нибудь броской деталью. Если б не собиралась в церковь, так бы и поступила.

Она понюхала астру. И снова посмотрела вслед уходящему рыцарю.

Женщина была дикой ведьмой, интуиткой, но это Артура не беспокоило.

Он слегка жалел, что не увидел ее лица. Зато с удовольствием вспоминал ровную и легкую походку и то, как взволнованно подымалась ее грудь, как переливался тонкий шелк платья. Красивая женщина, высокая. И гордая какая. Испугалась, но виду не подала.

Идти в таком настроении в храм было немыслимо. Артур и не пошел. Вернулся в «Звездень». Хозяин, завидев его, оживился, оторвал зад от табурета и поспешил навстречу с «Утренними ведомостями» в одной руке и конвертом – в другой.

– Вам послание, благородный сэр. Сейчас только принесли – чуть в дверях вы с посыльным не встретились. Вот, извольте.

Конверт.

Печать с храмом, увенчанным куполом.

Артур молча взял письмо. Не глядя, сунул трактирщику пять баней и пошел к себе.

Добрые или злые, но события начали развиваться независимо от него.

Дверь в комнату Альберта была незаперта, сам Альберт мирно спал, уткнувшись носом в подушку и до ушей натянув одеяло. От солнышка прятался. Артур всегда выбирал для младшего спальни окнами на юг, надеясь, что солнечные лучи заставят лентяя проснуться пораньше.

И ни разу его надежды не оправдались. Ну да ладно – это дело обычное.

Пройдя в свою комнату, он запер дверь. Распечатал письмо. Ругнулся сквозь зубы, хмуро разглядывая ровные черные строки.

«Сэр Артур, – гласило послание, – до меня дошли слухи о Вашем появлении в трактире „Звездень“. Может быть, когда Вы закончите отдыхать после трудных и, несомненно, великих подвигов, Вы соблаговолите наведаться в Сегед, дабы я мог пообщаться с Вами лично?»

Подписи не было. Да и не требовалось ее. Кто может вызывать рыцаря в Сегед, кроме командора Единой Земли?

– Уже донесли, – мрачно пробормотал Артур, складывая послание и доставая трубку. – Ну что за люди?!

Он закурил от подожженного письма. И сидел, задумчиво глядя, как сгорает в бесшумном рыжем пламени листок бумаги.

Итак, свершилось. Командор вызывает его в Сегед. Новый командор. Что известно ему о сэре Артуре Северном, рыцаре, без вести пропавшем сто лет назад? Многое, надо полагать, известно. Многое. Но не все. Письмо вот прислал… Не подозревает сэр командор о том, что Артур Северный отродясь читать не умел.

Плохо.

Как, бишь, Ольжех сказал? Герои? Вот то-то и оно. О героях чего не знают, то придумают, так всегда бывает, и лучше уж правда, чем такие выдумки.

Вчера вечером Безымянный не поленился, понарассказал историй одна другой интереснее. И все про братьев. Про Братьев, вернее. Один, понимаешь, Миротворец, посланный Заступницей, дабы защитить от зла дольний мир. А второй, того не лучше, – ангел, воплотившийся в человеческом теле и творящий направо и налево чудеса – только шум стоит.

Слушать смешно. Вспоминать – противно.

Сто лет назад о героях речи не шло, зато много разговоров было о костре или плахе или об арбалетном болте в голову. Последнее, впрочем, всерьез не обсуждалось. Один раз только сэр Герман, тогдашний командор Единой Земли, заикнулся, что, может быть, болт лучше, чем костер. Быстрее и… и вообще.

Не поняли тогда командора.

Быстрее? А куда спешить-то?

И хорошо, что совсем не улыбалось сэру Герману отдать своего рыцаря под трибунал. Отдавать пришлось бы обоих: Артура и Альберта, и неизвестно еще, кому досталось бы больше: им двоим – за колдовство или ордену Храма – за пользование услугами колдунов. С другой стороны, сожгли бы их с Альбертом тогда, сейчас не было бы дурацких сказок.

Опасных сказок.

Артур курил.

Он в самом деле не знал, что хуже: быть колдуном или героем.

Вчера вечером еще получалось отмахнуться от размышлений. И ночью тоже получилось. Не до того ночью было. А с утра червячок сомнений, бодрый и выспавшийся, взялся вгрызаться в грешную рыцарскую душу. И вот, пожалуйста: «соблаговолите наведаться в Сегед, дабы я мог пообщаться с Вами лично».

Слог, изысканный до насмешливости. Видать, не терпится новому командору христианское рвение проявить.

«Может статься, не такой уж он и новый, – напомнил себе Артур, попыхивая трубкой, – сто лет прошло. Кто знает, когда орден в его руки перешел?». Значит, старому командору не терпится. Еще того не лучше.

В какой-то степени Артур понимал главу ордена. Живешь так вот, живешь, все тихо и спокойно, и вдруг, здрасьте пожалуйста, появляется живая легенда. Вроде бы как твой подчиненный, но кто их, легендарных, знает? Они, легенды, мертвые куда лучше, чем живые. И у большинства, кстати, хватает совести помереть вовремя. То есть не то чтобы они сами это делали, но, если верить сказкам, доброхотов, желающих помочь герою с переходом в лучший мир, хватало всегда.

И ведь помогали. А потом плакали и сочиняли песни.

Дурацкие.

В общем, думай, не думай, а в Сегед ехать надо.

– Второй день живу, – буркнул Артур, в последний раз затягиваясь сладковатым дымом, – а уже весело.

Лошадей «для Альберта Северного» привели, когда часы на городской башне пробили восемь.

Артур еще разок заглянул к брату – тот спал как убитый. Ну лентяй! Ста лет ему мало. Будить его Артур не стал. Оставил на столе кошелек с деньгами, поцеловал младшего в черные вихры на затылке да прикрыл ставни, чтоб не лезло в комнату жаркое нахальное солнце.

Ну вот и все.

Пора в Сегед.

День Гнева

…Кажется, он успевает. Времени предостаточно. Провозвестники, по обыкновению, сообщили о своих намерениях за двадцать четыре часа до акции. Они всегда давали людям время покаяться перед смертью, проститься и уладить все неотложные дела. Они также давали время и на эвакуацию. «Бегите. Рано или поздно вам некуда будет скрыться». И они всегда использовали принцип «мертвой руки».

Командир региональной группы по борьбе с терроризмом очень быстро сообразил, что не справится своими силами, и запросил помощи. Что ж, был отпуск и нет отпуска. Бывает.

Мастиф не стал поворачивать за угол. Он срезал его, пройдя сквозь стену и появившись за спинами четверых Провозвестников.

– Не двигаться! Молчать!

Сектанты, вооруженные короткоствольными пороховыми автоматами – и где только добывают такое старье? – послушно замерли, ожидая дальнейших распоряжений. Мастиф терпеть не мог работать с Провозвестниками. Почему-то, беря их под контроль, чувствовал себя так, как будто с головой погружается в липкую слизь.

А эти к тому же еще и не искомая третья группа. Просто пост, выставленный в коридоре. И конечно же они понятия не имеют, где их командир с активатором запуска «прыжкового» двигателя.

– Вы ничего не видели, – сказал Мастиф, – на вашем участке ничего не произошло. Меня здесь нет и не было. Повторить!

– Я ничего не видел, – заговорили все четверо в один голос, – на участке ничего не произошло.

Мастиф кивнул и пошел дальше. Уже через несколько шагов он учуял за стенами еще одну группу. Сверился с планом: раздевалка, совмещенная с комнатой отдыха. Ага. Там-то наверняка и есть искомый командир с активатором.

Когда все закончится, то есть, опять же – потом, Мастиф душу вытрясет из умника, догадавшегося пропустить в СМИ информацию о том, как спаслись остатки команды без вести пропавшего в космосе транспортника «Покровитель»…

Альберт проснулся поздно. Вообще, вставать много позже брата было для него в порядке вещей. Артур-то поднимался еще до солнца и свежий, размявшийся, успевший и умыться, и помолиться, и позавтракать встречал зевающего брата беззлобным:

– Господин колдун проснуться изволили, значит, дело к вечеру.

Альберт повернулся на постели. Глянул в окно сквозь полузакрытые ставни. И задумался: что скажет Артур сегодня? Дело действительно шло к вечеру. А потом юноша узрел лежащую на столе записку и понял, что сегодня старшего вообще не увидит.

Выведенные каллиграфическим почерком несколько слов сообщали:

«Я в Сегеде. Деньги у Бердничека. Понадобятся – получишь по перстеньку. Не спи долго. Не забывай умываться. Делай зарядку и не злоупотребляй пирожными. Артур».

«В Сегеде он, – хмыкнул Альберт. И снова посмотрел в окно. – А ведь, пожалуй, треть пути уже сделал». Старший брат его так и не научился признавать значительные по меркам Единой Земли расстояния за что-то серьезное. Для него поездка в далекий Сегед была и оставалась всего лишь небольшой прогулкой: три дня – туда, три – обратно. Пустяки! Впрочем, по поводу своего возвращения Артур не написал ни слова. И деньги оставил в Шопроне. Значит, может вернуться не скоро. О том, что брат может не вернуться вовсе, Альберт даже не задумался. Чтобы с Артуром да случилось что-нибудь!

Рядом с деревянной кружкой, полной пряно пахнущего рассола, нашел маг туго набитый кошелек. Деньги на мелкие расходы. Этой мелочи хватило бы на год безбедной жизни. Тем лучше. Не нужно будет связываться с неведомым Бердничеком. Кто он такой, Альберт понятия не имел. Надо полагать, меняла. Не та порода людей, с которой хочется общаться.

Альберт зевнул. Потер глаза. Умыться, что ли? Можно и умыться. Не убудет, в конце-то концов.

В зале «Звездня» было по обыкновению многолюдно. Брюхотряс присматривал за многочисленными посетителями. Подсчитывал дневную выручку. Краем глаза поглядывал на чернявого красавца, который вел себя не менее странно, чем его светловолосый спутник. Братья! Как же! Если так, то он, Брюхотряс, – архиепископ. Впрочем, в истории Единой Земли были когда-то двое, столь же несхожие, но считавшие друг друга братьями. И мало ли на свете дураков, что тщатся подражать героям древних сказок?

Альберт взгляды трактирщика чувствовал, но внимания не обращал.

Привык.

К удивлению привык. К непониманию. Даже к страху чужому. Уже не представлял себе, как это на него или на Артура вообще внимания не обратят. Завтракал спокойно. Остальные посетители обедали. Безымянный певец, как выяснилось, проснулся незадолго до полудня, поел и убрел куда-то в город. Ну и пусть его бродит. В конце концов даже у мертвого могут быть в Шопроне свои дела. Сто лет назад, скажем, мертвых здесь было немногим меньше, чем живых. И все покойники вели себя очень деловито.

Краем уха Альберт слышал разговоры. Обсуждались виды на второй урожай, недавнее чудо вызывания воды, сотворенное отцом Денисом, новый архиепископ… последний штурм эльфами замка Сегед.

«Еще и эльфы, – без особого удивления констатировал юноша, заканчивая завтрак и допивая сок, – мало нам было нечисти».

Он подозвал худенькую проворную служанку. Ветка, так ее звали. Расплатился за еду. Тайком от Брюхотряса вложил в узкую ладошку девицы блестящую желтую монетку.

– Спасибо, господин Альберт. – Ветка глянула из-под ресниц неприкрыто, зазывно. Развернулась, обдав легким запахом пота, и помчалась к другому столу. Хорошая девушка. Все они хорошие. И те, что ушли ночью с Артуром. И эта, с которой так славно провел время Альберт. Вообще хорошо, что они есть. Девушки, женщины..

Маг понял, что невольно настроился на волну размышлений старшего братца. У него, ясное дело, без женщины и сегодня не обойдется. Нет, Артур не тамплиер, он вообще не рыцарь, он жеребец стоялый. Ладно бы можно было списать на сто лет воздержания. Так братец и раньше… как бы это сформулировать?… относился к прекрасному полу весьма трепетно. Словно обет на нем лежит за весь орден Храма стараться. Ни сил не жалея, ни времени.

И ведь не жалеет.

У ворот мага перехватил трактирный конюх:

– Ты, что ль, Альберт Северный будешь?

– Ну я.

– Для тебя там кобылку привели. И мерина. Еще жеребец был, но его рыцарь увел. На нужды Храма. А кобылку с мерином я вычистил, покормил, все чин чином. Седлать?

– Нет. Я пешком пройдусь. Спасибо за труды.

– Такие спасибы и кошке приятны. – Монетка в пять баней потерялась в широкой грязной ладони. – Да ты бы хоть глянул на лошадок-то!

– Чего там глядеть? – Альберт махнул рукой. – И так ясно, что маленькие и смирные.

– Что смирные – это да, – согласился конюх. – А насчет маленьких, это ты зря. Ничего такие лошадешки.

– Плохо.

– Почему плохо? – озадачился конюх.

– Падать высоко, – снисходительно объяснил Альберт. И вышел на улицу.

Он опасался, что за прошедшую сотню лет от их с Артуром столичного дома осталась груда мусора. Но пока добирался от трактира до центра Шопрона, сообразил, что опасения эти напрасны. При здешней жаре и сухости ничего страшного с домом сделаться не могло.

И действительно, большой трехэтажный особняк стоял себе, окруженный высокой кованой оградой. Целенький. Даже стекла не побиты. И высохший сад выглядел нетронутым. Мертвые стволы коряво тянули к небу колючие ветви. Те, что стояли сто лет назад, продолжали стоять и сейчас. Те, что упали задолго до того, как дом перешел в собственность братьев, лежали себе.

– Ничего не меняется, – удовлетворенно пробормотал Альберт.

Открыл калитку и остановился, узрев скрюченный труп.

Труп был несвежий. Изрядно поеденный мышами. Высохший. Если он и пытатся когда-то сгнить, попытки эти успехом не увенчались.

– И что ты здесь делаешь, красавчик? – озадаченно вопросил юный маг.

Труп молча скалился в небо.

Альберт перешагнул через неведомого покойника. Прошел по узкой дорожке к крыльцу. И снова остановился. На сей раз его внимание привлекла надпись на входной двери:

«Дом является собственностью ордена Храма» – гласило уведомление.

Для тех, кто читать не умеет, на дверях красной и белой краской был намалеван тамплиерский крест.

– А вот это уже хуже. – Альберт покарябал краску ногтем, сел на крылечке и сосредоточился.

К своему глубочайшему удивлению, он понял, что мысли Артура заняты отнюдь не дамами и не лошадьми. Такое бывало, если случалось побеспокоить брата во время молитвы. Но тогда до него было не дозваться. Альберт попробовал однажды проявить настойчивость и с тех пор зарекся. В тот единственный раз он здорово обжегся о звонкий и одуряюще-светлый кокон, что окутал старшего. Сейчас Артур вроде не молился. Альберт потянулся к нему, тихонько окликнул.

– Что у тебя? – тут же вскинулся Артур.

– Вот, – маг перевел взгляд на дверь, чтобы старший мог прочитать надпись, – «собственность ордена Храма». И что делать?

– Едрить твою!… – ругнулся храмовник. – Я думал, случилось чего. Заходи, не стесняйся. Будут приставать, покажешь перстень. Ты у нас тоже собственность ордена Храма.

– Сам ты собственность, – обиделся Альберт.

– Естественно. – Кажется, Артур пожал плечами. – Еще вопросы есть?

– Пока нет.

– Хорошо. Если что, кричи.

Альберт прервал контакт и скептически оглядел дверь. В общем-то старший прав, если дом – собственность ордена, значит, он собственность также и Артура. Следовательно, Альберт имеет полное право этим домом распоряжаться.

На дверях висело запирающее заклятие. Висело. Сто лет назад. Сейчас этой магией только попахивало. Кто-то сумел войти в дом. Альберт потянул дверную ручку, заглянул в темноту холла и поморщился. Конечно, и здесь не обошлось без сюрпризов. У самого входа лежал относительно свежий труп, а дальше различалось два основательно истлевших.

– Вор на воре, – недовольно пробурчал маг. – Что за город!

Воняло ужасно.

Развеяв запах простеньким заклинанием, Альберт принялся наводить поверхностный порядок. В пепел сжег оба тела: у калитки и в доме. Собрал в кучку и вышвырнул во двор бренные останки более ранних посетителей. Прошелся по комнатам. Обнаружил в одной из гостиных сразу четыре скелета, лежащие в совершенно неестественных позах, и решил на будущее оставлять в доме менее сильные охранные заклятия. Чтобы у пострадавших хватало сил выбраться на волю.

У этого решения наличествовал всего один минус. Поскольку, скорее всего, погибшие были ворами, позволить им выбираться из дома и умирать на улице означало потерять то, что они пытались украсть. Взять было особо нечего, но ведь важен принцип.

– Чем-то нужно жертвовать, – задумчиво бормотал маг, выметая из своей спальни мелкие косточки, – выбор между чистым воздухом и безопасностью. Ничего себе дилемма!

Он развел в саду большой костер, куда полетело все: части тел, обломки мебели, истлевшие в труху книги и шпалеры, мусор и крысиный помет, трупики насекомых. Огонь был почти прозрачным, горело бездымно, но жарко. Альберт сидел на скамеечке, смотрел на костер и думал, что прибрался он хорошо, а главное, быстро. Хотя Артур, пожалуй, будет недоволен тем, что воры лишились христианского погребения. Но Артуру можно ничего не рассказывать…

– Привет! – послышалось из-за калитки. – Войти можно?

– Смотря зачем, – настороженно ответил Альберт. – Вы кто будете?

– Может, на «ты»? – без лишних экивоков предложил человек, открывая калитку. – Меня зовут Варг.

– Зовут?

– Да.

– А имя у тебя есть?

– Только для меня.

– Варг. – Альберт выгнул смоляную бровь, разглядывая незваного гостя. – Оборотень. Да еще и колдун. Хорошо устроился. Не боишься в столице появляться?

– Ты же не боишься. И я не колдун. Я маг.

– Ну?

– Баранки гну. У нас с тобой один учитель.

– Ясненько, – кивнул Альберт, – садись, не стой.

– Вообще-то с этого следовало начать, – укорил его Варг, усаживаясь на скамейку.

– Вообще-то не следовало начинать с предложения перейти на «ты», – парировал Альберт. – Будешь врать, что зашел в гости просто так?

– Не буду. Зашел посмотреть на живую легенду. Я только час назад узнал, что ты – это ты.

– Посмотрел?

– Посмотрел.

– Это все?

– Не совсем. Профессор Фортуна приглашает тебя в гости. Он живет там же, где и сто лет назад. Не заблудишься?

– Да уж как-нибудь. – Альберт погасил огонь. Все, что могло сгореть, уже сгорело, а жечь костер на голой магии было глупо. – Приедем, как только сможем.

– Приедете? Ты и братца-рыцаря хочешь с собой притащить?

– Тебе что-то не нравится?

– Злой ты какой, – удивленно констатировал Варг. – Я ж тебе ничего плохого не сделал.

– Так что, ждать, пока сделаешь? – резонно спросил Альберт. – Все. Спасибо, что не поленился передать приглашение. В дом не зову, у меня там не прибрано.

– Безымянного я к тебе отправлю, – предупредил оборотень, ничуть, похоже, не обижаясь на то, что его откровенно выпроваживают. – Не надо ему без присмотра по городу шляться Ну, до встречи. Глядишь, еще свидимся.

– Угу, – без энтузиазма кивнул Альберт. Варг легко поклонился, развернулся и отправился к калитке.

– Что за молодежь пошла? – риторически спросил себя Альберт. – Хамы. Сплошные хамы. Никакого понятия об элементарной вежливости.

Странно, но за сто прошедших лет Долина почти не изменилась. Во всяком случае, та ее часть, которую наблюдал Артур по дороге на Сегед. Разве что поубавилось людей в окрестных деревнях.

Но это объяснялось просто: герцог наконец-то издал долгожданный указ о заселении Кестхея и Шиофока – двух древних городов на берегу озера Балатон. В Долине более чем достаточно было незаселенных земель, даже с городами, а кое-где и с водой в потребном количестве, но все-таки озеро, да не Ноева лужа, а настоящее: огромное и глубокое – это нечто особенное. А что чуть дальше от Шопрона, так за близость к столице пусть вельможи держатся.

К тому же герцогский указ обещал надежную защиту, должным образом освященную под посевы землю и послабление в налогах. Достаточно веские доводы, чтобы сняться с насиженного места и отправиться на освоение новых территорий.

– Неплохо, – констатировал Артур, пересекая сухое русло Рабы и через перила моста оценивая уровень воды на дне. Ручеек – воробью не утопиться, если так дальше пойдет, лет через десять и столицу куда-нибудь в Веспрем перенесут, как думаешь?

Серый жеребец – Артур окрестил его Серко и долго радовался своей изощренной фантазии – услышав голос всадника, дернул ухом. Высказал, значит, свое полное пренебрежение к тому, куда будет и будет ли вообще перенесена столица.

Других собеседников не было. Но сам с собой или вот с лошадью Артур разговаривал куда охотнее, чем с людьми, пусть даже и самыми внимательными и вежливыми. Во внимательных подозревал ищеек Кодекса. Вежливых же – просто в злокозненности.

Дорога плавно изогнулась, огибая лес с романтическим именем Златая Роща. Красивое место. Может, когда-то лес и вправду был невелик, но уже на памяти Артура Златая Роща тянулась вдоль дороги на добрых три часа. И не пешего ходу, куда там! На три часа бодренькой рыси Крылана. Поперек же, то есть с северо-востока на юго-запад, в сторону от прихотливых изгибов наезженного тракта, лес никто не мерил. Артур помнил, что еще сто лет назад Златая Роща подбиралась к развалинам Веспрема. А сейчас, наверное, странные деревья с белыми стволами и светло-желтыми листьями смотрятся в Балатон. Там, где не добрались до них с топорами и пилами настойчивые переселенцы год назад… сто лет… Впервые увидав этот лес, Артур был тронут его яркой, нездешней красотой. Златая Роща удивительным образом казалась ему похожей на кружевное – золотой и серебряной проволоки – плетение, такое тонкое, что металлические нити кажутся подсвеченной солнцем паутиной Он видел такие кружева в Большом Мире. Тамошние мастера-ювелиры плели из золота и серебра плащи и платья, и чепраки для лошадей, и занавеси на окна. Они украшали паутинную основу цветами и листьями из жемчуга и пыли драгоценных камней. И Златая Роща, насквозь пронизанная солнечным светом, была такой же тонкой и красивой, гибкой, звенящей… паутиной.

Тогда Артуру было худо, очень худо И он приезжал сюда, когда становилось совсем невмоготу, забирался глубоко в лес, подальше от опушки, давным-давно облюбованной горожанами для увеселительных прогулок. Трава в роще была обычная – зеленая, очень нежная, и это было красиво: травинки зелеными стрелами пробивались сквозь золотые, тонкой ковки листья на земле; серебристые стволы с червлеными по коре протоками; пятна света на вороной шкуре Крылана. А однажды лучик голубого света от лезвия висящего на седле топора и тень самого Артура сложили рисунок на одном из стволов в измученные, безмолвно умоляющие о пощаде глаза. И не нужно было долго присматриваться, чтоб разглядеть на другом дереве кричащее от боли лицо. А ветви третьего заламывались, как человеческие руки.

Артур даже не удивился, когда серебристая кора под ножом окрасилась кровью.

Люди… Конечно, люди. Златая Роща пожирала их так же, как любая другая нечисть. Такая красивая… такая страшная. Куда более лютая, чем оборотень или какой-нибудь пещерный тролль.

Это было давно… год назад… давно. Очень. Тогда орден Храма уничтожил все деревья-людоеды, что росли поблизости от Шопрона и деревень вокруг, но, надо думать, никому с тех пор не хотелось погулять по зеленой траве под золотыми кронами. Вдруг из упавших когда-то семян проросли новые чудовища? И тонкие стволики с длинными ветвями-щупальцами ждут, нежась в солнечных лучах, пока кто-нибудь слишком глупый, или слишком смелый, или просто неосторожный залюбуется их нездешней красотой. И будет приходить, снова и снова, каждый месяц, каждую неделю, каждый день… и однажды не сможет уйти.