Надежда смертника

– Принес консерву. Овощи. – Показал ему.

– Боже мой, где я? Отпусти меня! – Задергался, хотел руки освободить. Хрен там. – Кто ты такой?

– Я захватил тебя в плен.

Чанговские словечки. Старик бы нос задрал, если б знал. Я иду ближе, хотел помочь сесть. Покормить нужно.

– Не прикасайся ко мне! – Заехал мне ногой в колено. Я подпрыгнул. – Убирайся, ты, грязный…

Ох я и злой. Хватаю его за ногу и толкнул в грудь. Он грохается вниз.

– Ты, что ль, лучше? Ты, что ль, владеешь миром? Я те покажу!

– Мразь! Дрянь! Не трогай…

Перевернул его, сел на живот, нож вытащил.

– Господи, не нужно… – Он заерзал, но не мог высвободить руки и вытащить их из-под спины.

– Больше ты не верхний! Такой же нижний, как все мы! Теперь будешь мидом!

Острым кончиком ножа я глубоко – чтоб остался шрам – вырезал у него на груди метку мидов: «М» с хвостиком мидов на конце.

Он визжал и вопил: «Боже, о Боже, прошу тебя, нет, о Господи Иисусе!» – почище чем Джэг, когда Карло его метил. Я лезу через люк и наблюдаю за ним. Скорчился в углу и рыдал, как маленький. Кровь капала на живот и на штаны. Их можно отстирать перед тем, как поменять.

– Спаси меня, Господи, – верещал, – кто-нибудь, помогите.

Хныкает. Я подумал: съесть его консерву или оставить.

Без мозгов эти ротастые верхние. Думают, владеют миром.

19. Роберт

Вечером я сидел в своей уютной вашингтонской квартире. Едва я закончил длинный разговор с мамой, как телефон зазвонил снова. Я поглядел на него с неприязнью. Как и у всех, кто на виду, у меня был составлен список друзей и знакомых, которые могли позвонить мне домой. Но, как и у всех, кто избирается, мой список вырос до невероятных размеров, иначе мог обидеться кто-нибудь из моих сторонников, которому очень хотелось иметь возможность напрямую обратиться к члену Генеральной Ассамблеи, за которого он голосовал.

Телефон зазвонил снова, и меня охватило искушение не отвечать. Вздохнув, я поднял трубку:

– Боланд слушает.

– Роб? Слава богу.

– Арлина? У вас такой голос… что случилось?

– Ты можешь приехать? Я не могу… Адам не в состоянии…

Меня охватил страх.

– С капитаном все в порядке? А с Адамом?

– Да. Мы…

Раздались приглушенные голоса, и она резко ответила:

– Значит, посмотрите еще раз! Нет, оставьте свет во дворе на всю ночь и не закрывайте ворота.

Сколько помню, Арлина всегда была спокойной и собранной, даже если распекала какого-нибудь идиота-журналиста в низко пролетевшем вертолете.

– Сейчас прилечу. Зажгите огни на посадочной площадке.

– Спасибо, Роб. Я тебе очень признательна…

– До встречи.

Я надел ботинки. Уж если Арлина расстроилась, значит, дело серьезное. Несмотря ни на какие политические разногласия, я просто обязан был отправиться к ней.

Мой водитель уже сидел дома с семьей. Я решил его не беспокоить: у меня есть свои ключи. На лифте я поднялся на крышу, едва дождался, пока подали мой вертолет, и через мгновение был уже в воздухе.

Резиденция капитана была всего в тридцати милях от моей башни: Ночью лететь было тяжелее, если ориентироваться только на зрение, но на высоте двух тысяч футов я подключился к транспортным маякам. Внизу вдоль двенадцати дорог, отходящих от кольцевой автодороги, ярко горели огни.

Приближаясь к резиденции капитана, я настроил свой приёмоответчик. Комп в сторожке проверит мое удостоверение личности. Произошло что-то серьезное, и кто-то может оказаться навеселе. Авария мне ни к чему.

Я приземлился в центре площадки для вертолетов, ориентируясь на огонек, которым размахивал охранник, выключил мотор и спрыгнул, когда лопасти только останавливались.

– Добрый вечер, сэр. Миссис Сифорт в…

– Мистер Вишинский, не так ли? Мне припарковаться сбоку?

– Нет необходимости, мы больше никого не ждем. – У охранника было напряженное лицо. – Но вы можете оставить ключи.

– Конечно.

– Роб? – прозвучал голос женщины.

– Здравствуйте, Арлина.

Она торопливо шла от дома. Мы встретились на полпути.

– Как я понимаю, нашли Адамова сына? Он…

– Филип исчез, – У нее был изможденный вид.

– О Господи. Когда?

– Мы обнаружили это сегодня во второй половине дня. Я с ума схожу. – Она вцепилась в мою руку. – Ник в монастыре. Я могла бы позвонить и попросить его вернуться раньше, но… действительно ли это необ… – она не договорила.

Я повел ее к дому.

– Все образуется.

Я хороший политик и умею находить успокаивающие слова в любой кризисной ситуации.

– Вы ели? Я так и думал. Мы пойдем на кухню, там вы мне все и расскажете.

Я подвел ее к двери, но Арлина уперлась рукой в дверную коробку, сопротивляясь:

– Роб, не нужно мне покровительствовать. Не в том я настроении.

– Но… – я не нашелся, что сказать.

– Если я сейчас поем, меня тут же вывернет. Я страшно боюсь за моего безмозглого гениального сына. Если… когда я его отыщу, излуплю как следует, но сейчас не нахожу себе места от беспокойства.

– Конечно. Со мной было бы то же самое.

– Откуда тебе знать? У тебя-то нет детей. Ее рука метнулась ко рту.

– Роб, прости меня. Я совершенно не в себе!

– Я понимаю, – я постарался, чтобы голос звучал спокойно.

Она уткнулась лицом мне в плечо:

– Прости меня.

– Ну конечно, Арлина.

Я с беспокойством огляделся вокруг. Если какой-нибудь не в меру ретивый журналист заснял это сцену на камеру, хлопот не оберешься.

Она ввела меня в дом, провела на кухню.

– Хочешь чего-нибудь выпить? Съесть?

– Что найдется.

Пока она ставила в микроволновку чашки с чаем, я ослабил галстук.

– Что нам известно?

– Ф.Т. не появлялся ни у учителя, ни у психолога. – Она передала мне записку. Я внимательно прочитал все, что написано.

– Вы охрану расспрашивали?

– В записке ни слова правды. Он не просил никого из охранников подвезти.

– А как он вышел из ворот?

– Никто не знает. Скорее всего, ночью. Слышали ночью треск и лязг. Охранник вышел проверить, но никого не обнаружил. Думаю, как раз тогда Ф.Т. и проскользнул.

– А что это был за шум?

– От пары моих кастрюль, – она невольно улыбнулась. – Думаю, он перебросил их через стену, чтобы отвлечь мистера Тзи. Как только доберусь до него… – Она налила чаю и снова села.

– Почему он убежал?

– Кто знает? – У нее на глазах появились слезы. – Разве мы плохо с ним обращались?

– А что говорит Адам?

– Он не знает, что и думать. С тех пор как сбежал Джаред, он пребывает в таком состоянии…

Арлина сделала глоток.

– Джаред вел себя действительно ужасно. Он украл отцовскую карточку «Террекса». Если бы не Филип…

Она рассказала о предложении Ф.Т. проверить счет Адама в «Террексе».

– Нет ли здесь какой-нибудь связи?

– С исчезновением Ф.Т.? Боже, надеюсь, что нет.

– У вас есть «Террекс»?

Она сжала губы.

– Да. Карточка по-прежнему в моем кошельке. Счетов на оплату туда не адресовалось. Филип не пошел бы на воровство, разве только предположить, что я совсем его не знаю.

Она покачала чай в чашке.

– Адам сообщил в полицию о пропавшей карточке. Они отправили предупреждение в кредитные сети.

– Что-нибудь выяснилось?

– Карточкой воспользовались в Фон-Вальтерском шаттл-порту. С тех пор больше ничего.

– Значит, он в Нью-Йорке.

– Нет, это значит, что карточка в Нью-Йорке. Не исключено, что Джаред валяется где-то в канаве с перерезанным горлом. – Арлина закрыла лицо руками. – А может, и Ф.Т.

Я заговорил, тщательно подбирая слова. Меня уже один раз отбрили. Жестокость не нужна, но Арлина хотела слышать правду.

– Это не исключено.

Она мгновенно взглянула на меня.

– Но маловероятно, – быстро договорил я. – Филип вернется. У него могла появиться подружка?

– В платоническом смысле, не более того. – Арлина улыбнулась. – Если говорить откровенно, среди ровесников у него практически нет друзей. Улыбка исчезла.

– За исключением Джареда.

– Джаред не мог такое подстроить? Или позвонить ему?

– Нам никто не звонил. Правда, поступление почты по сетям я не проверяла.

Шаги, стук в дверь.

– К вам можно присоединиться? Адам.

– Конечно. Есть новости?

– Никаких.

Адам повернулся ко мне:

– Роб.

– Рад видеть вас снова, сэр. – Я пожал ему руку. – Полицейские звонили мне дважды по поводу поисков Джареда. Никаких следов. Они концентрируются на Нью-Йорке.

Он устало опустился на стул.

– Как нам быть?

– Ждать. Больше ничего не остается, – ответил я и посмотрел на Арлину. – Вы заявили в полицию об исчезновении Филипа?

– Нет, – она переплела пальцы.

– Я ее уговаривал, но она и слушать не стала, – отозвался Адам.

– Завтра, послезавтра – в любой момент – Филип может вернуться, – заговорила Арлина. – Если мы обратимся в полицию, в каждом голографическом журнале появятся фотографии Ника, и опять он будет переживать.

– Но, Капитан, конечно же…

– Более того, услышав об этом, все, кому не лень, примутся разыскивать Филипа, вот тогда его жизнь действительно окажется в опасности.

Я откашлялся.

– Давайте выждем денек.

– По крайней мере, мы знаем, что Джаред отправился в Нью-Йорк, – заговорил Адам. – Без совета Ф.Т. мы бы до сих пор блуждали в потемках.

– Ты аннулировал свою карточку? – спросил я.

– Нет, – покраснел Адам.

– Адам!

– По двум причинам. Если он в беде, ему могут понадобиться…

– И пусть. Он заслужил…

– И это может навести на след.

Об этом я не подумал.

– Но ведь из-за него ты можешь обанкротиться.

– Он мой сын, – устало ответил Адам, – Да, я знаю. Временами я сам себя презираю.

– Оставь эти речи! Я их достаточно наслушалась от Ника! – отрывисто проговорила Арлина. Дружеское пожатие руки смягчило резкость слов. – Адам, ты делаешь все, что можешь.

Исчезновение двух мальчиков с перерывом в несколько дней не могло быть простым совпадением. Я не мог понять, за что такой способный, смышлёный мальчик, как Филип, мог уважать Джареда, но пути Господни неисповедимы…

Может, они решили сбежать вместе? Но тогда зачем исчезать по одному? Зачем Филип подсказал отцу Джареда проверить «Террекс»…

– Тут прослеживается явная связь! – воскликнул я, прерывая их тихий разговор. – Ф.Т. исчез, потому что убежал Джаред. Ручаюсь своей политической карьерой. А кредитная карточка… Покажите мне записку Ф.Т.

Адам передал мне записку.

Я прочитал вслух:

– «Проверьте, сколько денег и откуда Джаред мог взять с собой». Адам, он сам уже знал. Он практически ткнул тебя носом.

– Почему же он не сказал мне напрямик?

– Возможно, из чувства товарищества. Кто знает? Главное заключается в другом: я понял, что случилось с Ф.Т.

И Адам, и Арлина наблюдали за мной так, как внимают словам оракула.

– Он отправился на поиски Джареда.

Они внимательно выслушали меня, хотя и не поверили. Чем дольше мы спорили, тем больше я убеждался в своей правоте и тем сильнее расстраивалась Арлина. Она вышагивала по кухне, жестко сжав рот в тонкую линию, пока мы с Адамом высказывали различные предположения и отметали их одно за другим.

Наконец она подняла руку:

– Все это только предположения. Давайте подождем до утра. Может быть, станет известно еще что-нибудь.

Тогда вы поможете мне решить, вызывать Ника домой или нет. Вы знаете, как много для него значит ежегодное посещение монастыря. Бенедиктинцы не позволяют звонить, но я думаю, что сумела бы пробиться. С другой стороны…

Она прошлась по комнате, остановилась и посмотрела мне в глаза:

– Роб, об этом никто не должен знать, несмотря ни на какие политические соображения.

Я ни секунды не колебался:

– Клянусь.

– Я… боюсь за Ника. Если что-нибудь слу… Если с Ф.Т. произойдет несча… Если Ф.Т. умрет, Ники может покончить жизнь самоубийством.

– О Господи.

– Он настолько хрупок! Вы не представляете, что для него значит сын. Он уже лишился двух семей. Думаю, еще одной потери ему не выдержать, – на долю секунды у нее задрожали губы. – Если я позвоню, он будет мучиться в сомнениях, уезжать или не уезжать из Ланкастера. Знать бы, что Ф.Т. благополучно вернется домой, я бы не стала ничего сообщать. Но если я ничего Нику не скажу и что-нибудь случится…

Она не докончила.

По неписаной договоренности я остался ночевать здесь же. К счастью, сессия Генеральной Ассамблеи еще не началась, поэтому я мог распоряжаться временем по своему усмотрению. Перед тем как выключить свет, я позвонил отцу, сообщил, что не смогу прибыть в Сенат на слушания по вопросу расширения станции свежей воды на Гудзоне – у меня возникли срочные дела. Он был недоволен, но не стал ничего выспрашивать. Отец не сомневался в моем здравом смысле в отличие от моей пунктуальности.

Я ворочался в постели, мрачно вспоминая о том, что всего неделю назад в этой же самой спальне мы с отцом спокойно плели заговор по поводу дискредитации нашего хозяина.

Политика.

Утром мы позавтракали на террасе. О Филипе по-прежнему не было никаких вестей, но вскоре позвонил комиссар нью-йоркской полиции. Адам слушал, что-то бормотал, задавал вопросы.

Потом повесил трубку и пожал плечами:

– Наверно, в каком-то смысле это хорошие новости. Вчера Джареда обнаружили в нью-йоркском неботеле «Шератон».

– Они уверены, что это Джаред?

– Мальчик выглядел точно так же, как на голографическом снимке, который мы выслали, и он воспользовался моей карточкой «Тсррекса».

– Отлично!

– Но он исчез из отеля, и никто не знает куда.

Я бросил салфетку на стол:

– Как такое могло случиться? На это дело должны были бросить половину всей нью-йоркской полиции. Я пустил в ход столько знакомств и связей…

– Роб, спокойно.

После такой отповеди я чуть не выдал:

– Есть сэр!

Двадцать лет прошло, но Адам по-прежнему имеет надо мной такую власть.

– Прошу прощения.

Арлина медленно жевала рогалик. Доев, она вздохнула:

– Надо звонить Нику.

– Почему? – поинтересовался я.

– Приходится допустить, что ты прав и Ф.Т. отправился за Джаредом.

Она взяла в руки трубку:

– Лучше не откладывать. Эти монахи отличаются большим упрямством, и я могу не дозвониться.

Я поднял руку.

– Если это известие окажется для него тяжелым ударом, кто-то должен быть рядом. До Лондона добираться всего три часа.

Арлина кивнула:

– Ты прав.

Ее лицо разгладилось.

– Пойду соберусь. Адам, закажи мне, пожалуйста…

Я скорчил гримасу, поскольку собирался предложить совсем другое.

– Арлина, вам нужно оставаться здесь на тот случай, если позвонит Филип. Или вам понадобится э… быстро отправиться к нему.

Не дай бог, чтоб сбылось мелькнувшее перед моими глазами видение: постель умирающего, а то и хуже – морг.

– Я нужна Нику.

– Филипу тоже, – твердо возразил я. – Поеду я. Это было самое меньшее, что я мог сделать Я долго не мог заснуть, вспоминая свои разговоры с отцом.

– Если ты… я полагаю… вот проклятый мальчишка! – Она с трудом заставила себя успокоиться. – Хорошо. Но если Ник… – она внимательно посмотрела на меня, – Роб, ты сумеешь справиться?

– Не беспокойтесь, я полечу с ним, – отозвался Адам.

– Нет, – запротестовал я. – Тебе лучше оставаться здесь на случай, если позвонит Джаред, чтобы…

Он стукнул по столу кулаком так, что чашки подпрыгнули:

– Арлина возьмет трубку. Я очень хочу, чтобы Джаред вернулся живым и невредимым, но его чувства щадить не собираюсь.

Адам резко поднялся с места:

– Идем.

– Ты уверен…

– Мне пойдет на пользу о ком-то позаботиться. Арлина, вы останетесь на всякий случай у телефона?

– С большой неохотой. – Вздохнув, она встала. – Но если Филип объявится, по крайней мере я буду тут и сумею с ним разобраться.

Глядя на ее суровое лицо, я чуть было не пожелал Ф.Т. оставаться подальше отсюда.

По дороге в шаттл-порт я с гордостью заявил Адаму:

– Ну, теперь ты увидишь на самом деле, как работает наша контора.

Я позвонил в свой офис, велел Вану установить VIР-связи с Лондоном и Ланкастером. Адам промолчал, а я страшно покраснел, вспомнив, что он был личным помощником самого генсека, в то время как я – всего лишь член Генеральной Ассамблеи. Я пробормотал слова извинения, но он с улыбкой похлопал меня по колену.

По крайней мере я выполнил свое обещание. В аэропорту нас моментально провели в президентский салон, к нему подкатила тележка, чтобы отвезти нас с бокалами в руках прямо к пропускным воротам. В наше распоряжение был предоставлен целый салон первого класса и внимательный стюард.

В Лондоне нас уже ожидал вертолет с пилотом. Я задался вопросом, из какого бюджета будут оплачены все эти расходы. Скорее всего, за счет организации строителей или переработчиков воды. Иногда лучше не расспрашивать.

Мы захватили с собой по маленькому чемоданчику на тот случай, если придется задержаться на ночь. Вежливый молодой человек, служащий авиакомпании, отнес их в вертолет, пожелал нам счастливого пути и исчез. Вскоре мы уже были в воздухе.

В Ланкастер мы прибыли в пять вечера по местному времени.

Комплекс бенедиктинского монастыря окружала древняя каменная кладка, похожая на стену вокруг резиденции капитана. Возможно, мистер Сифорт в душе так и не покинул свое убежище.

Монастырь располагался на холмистой местности, где среди камней торчали непокорные клочки травы. Большой паркинг был заполнен почти до отказа. Протоптанная тропинка поднималась от него к воротам и превращалась в дорожку между зданиями. В стенах монастыря посадочной площадки для вертолета не было, поэтому пилоту пришлось посадить машину на паркинг. Мы попросили его подождать нашего прихода, сколько бы времени это ни заняло.

Пока мы разговаривали, подъехали еще машины. Мы с Адамом начали подниматься в гору к кованым железным воротам. На них не было ни переговорного устройства, ни колокольчика, только табличка, которая гласила:

«Записывающие устройства вносить не дозволяется».

– Стоит ли нам туда входить? – засомневался я.

– Я не…

– Извините, – мимо нас протиснулся упитанный мужчина. – Вам, ребята, лучше поторопиться, если хотите попасть на вечерню. – Он остановился у ветхого домишки, что-то проговорил в окно, кивнул, вытащил бумажник, положил туда банкноту и заторопился дальше.

Мы последовали за ним, но не успели дойти до домика, как оттуда вышел старик в коричневом одеянии.

– Простите, зал уже полон. – Он направился в нашу сторону и к воротам, – Только что продал последнее место.

– Мы прибыли сюда, чтобы встретиться…

– Попробуйте прийти на утреню. В семь утра. Он засмеялся дребезжащим смехом:

– Или это для вас слишком рано?

– Но нам нужно…

– В часовне только семьдесят пять мест, кроме наших.

Старик начал оттеснять нас к воротам:

– Из-за вас я могу опоздать. Настоятелю это не понравится. Выйдите, пожалуйста.

– Мы приехали повидаться с капитаном Сифортом, – твердо заявил я.

– Конечно. Сюда все для этого приезжают, кроме Мартинсов и семейства де Ланге. Эти приходят регулярно. Потому зал и полон.

Он настойчиво теснил нас к выходу, и мы постепенно отступали.

– Не так уж часто с трудом удается втиснуть на стоянку электромобиль. Сорок девять недель в году здесь не наберется два полных ряда посетителей, а потом такое начинается!

– Сэр…

– Вы рассчитываете упрочить свой статус, поглядев на него. Тщеславие. Едва ли Господь отнесется к вам после этого внимательнее, если брату Тимоти дозволительно сказать так от Его имени. Выйдите, пожалуйста.

– Брат, мы можем сделать пожертвование? – спросил Адам и протянул банкноту.

– Конечно, только не думайте, что утром это освободит вас от добровольного пожертвования по пять долларов с каждого.

– Я…

– Каждый день. Выйдите, пожалуйста, за ворота, чтобы я смог закрыть. Я настаиваю на том, чтобы вы покинули территорию монастыря сию минуту, иначе мне придется бежать в гору и сердце может не выдержать. На нашего достойного брата Николаса придется полюбоваться в другой…

– Послушайте, старец, – не выдержал я…

Адам положил руку мне на плечо, покачал головой и заговорил примирительным тоном:

– Брат, мы не любопытствующие. Я личный помощник мистера Сифорта. Мы прибыли по срочному…

Брат Тимоти выпрямился и заговорил торжественным тоном:

– Вы находитесь на священной земле Необенедиктинского монашеского ордена Католического Синода Церкви Воссоединения. Может, вы и считаете, что видите перед собой глупого старика в мятой рясе, но в данное мгновение этот старик – представитель духовного авторитета истинной Церкви. Ланкастерская полиция чтит этот авторитет. Стоит мне позвонить, и они прибудут немедленно, а уж после этого без ареста не обойдется.

Он замолчал, чтобы перевести дыхание.

– Выходите! – снова погнал он нас, – Выходите!

У Адама дрогнули уголки рта.

– Сэр, я работаю на мистера Сифорта. Мы приехали сообщить ему о критических семейных обстоятельствах. Нам не хотелось сообщать об этом по телефону.

– Да вам бы это и не удалось! – фыркнул монах и склонил голову набок. – Что за обстоятельства?

– Дело личное, – ответил Адам, – но чрезвычайно срочное. У меня при себе удостоверение личности…

– Ба! Бумаги ничего не доказывают, – заявил брат Тимоти. Проскользнув мимо нас, он запер ворота. – Семь лет назад демон из «Голографического мира» предъявил справку врача о том, что он глухой и нуждается в месте на первом ряду!

Я думал, его ничем не удастся пронять, но в конце концов он указал на дорожку:

– Я пущу вас, если вы подчинитесь определенным правилам. Дождитесь конца службы. Не обращайтесь к нему, пока он сам вас не заметит. Если настоятель не даст ему позволения говорить с вами, так тому и быть, попробуете завтра. Согласны? Если нет, я зову двух послушников, которым по душе физический труд.

Старик подбоченился:

– Ну?

– Даю вам слово, – проговорил Адам.

– Тогда торопитесь. Настоятель ждет.

Брат Тимоти повернулся и поспешно начал подниматься вверх по холму. Мне пришлось широко шагать, чтобы не отстать от него. У церкви старик юркнул в боковой вход, а мы вошли через центральный – старинные дубовые двери.

Церковь и впрямь была забита до отказа. Не обращая внимания на сердитые взгляды, Адам втиснулся на лавку в последнем ряду, я – в ряду напротив. Неф перед деревянными перилами был пуст.

Наверху загудел большой колокол.

Он прозвучал пять раз, нарушив царящую тишину. Сбоку распахнулись обшарпанные деревянные двери, и вошли монахи в темно-коричневых одеяниях с капюшонами, скрывавшими лица. Дойдя до алтаря, каждый останавливался, низко кланялся и шел к своему месту на одной из скамей между деревянными перилами и алтарем.

По рядам пробежал шепот:

– Вот он!

– Ш-ш-ш.

– Нет, не он.

– Он сидит…

Я поискал глазами капитана, но не узнал.

Настоятель, слабый старик в одеянии, подпоясанном красным кушаком, открыл Библию и начал читать скрипучим голосом.

В тринадцать лет я мечтал о военно-космической службе. Моим идолом был капитан Николас Эвин Сифорт. Когда к концу моего первого года учебы в Академии он уволился оттуда и ушел в монастырь, я заинтересовался вопросами религии.

Одно время с юношеским энтузиазмом я воображал, как торжественно отказываюсь от службы в ВКС и отправляюсь на послушание в монастырь. Естественно, в Ланкастере, хоть и не мог представить конкретно этот рай, в который удалился капитан.

Адам Тенер помог мне прийти в себя, за что я ему вечно буду благодарен. Тем не менее каждый раз, когда я присутствовал на богослужении, меня не покидало болезненное осознание, что моя вера не шла ни в какое сравнение с верой моего названого отца.

В результате я редко посещал церковную службу, за исключением тех случаев, когда это было необходимо в силу политических соображений.

Где-то там, среди одетых в темные одеяния монахов, выводивших слова песнопении и время от времени отвешивающих низкие поклоны, находился человек, к которому мы приехали. Хотя я посетил его дом всего две недели тому назад, здесь он выглядел совершенно иным, тем более что я не мог отличить его от остальных братьев.

Кое-кого из сидевших на скамьях для посетителей занимал сам ритуал, но большинство вертелись и ёрзали. Пожилой человек впереди даже не заглядывал в свою Библию. Он раскачивался вперед и назад, словно ему страшно нравилось сидеть здесь. На нем был спортивный костюм старомодного кроя, давным-давно вышедшего из моды.

Что чувствовал капитан, возвращаясь в место, которое прежде было ему домом, оказываясь под прицелом множества любопытных глаз? Должно быть, он привык к этому; ему приходилось выносить то же самое и в те годы, когда он жил здесь.