Квест империя

Сейчас, стоя около стеллажей, Йёю перелистывал книгу. Его глаза скользили по строчкам, а память, опираясь на слова и образы, как путник, идущий по камням через горную реку, пробиралась в заброшенные сады прошлого.

В ту ночь, задержавшись у императора позже обычного, он остался ночевать во дворце. Нет, не так. Вернее, все так, но аудиенция закончилась в половине девятого, и он еще вполне мог отправиться в свой городской замок, но встретил сенатора старшего Йо – покойного сенатора, – и они засиделись за вином и воспоминаниями о юности, проведенной в Южном Ахане. А потом, когда сенатор, не переживший той ночи, оставил его, ехать домой было и в самом деле поздно, и Йёю пошел в свои апартаменты в западном крыле дворца.

«Капли воды на ее плечах и груди. Солнце еще не выпило сладчайшего вина этого утра», – прочел Йёю и вспомнил.

Разговор в комнате для интимных бесед был, как всегда, о многом и, казалось, ни о чем. Но так только казалось. В беседах, которые они вели уже больше трех десятков лет, всегда жила мысль. В них всегда была система, которую не всегда было легко выявить. Постороннему было не догадаться, что этот старый человек – император как раз переступил порог шестого полустолетия – полон юношеской энергии, но энергии, накрепко связанной волей и интеллектом императора, которые эту энергию и направляли. Развращенный невероятным могуществом, властью, приближающейся к божественной, отягощенный собранием самых разнообразных пороков, личных и наследственных, император мог быть и самодуром, и жестоким тираном, и безумным властителем, оставаясь при этом одним из умнейших людей эпохи. Таков был парадоксальный характер старого императора. Йёю был одним из немногих, кто знал это наверняка. С ним император не лицемерил и не играл, позволяя себе быть самим собой.

Так вот, в тот вечер, среди прочего, император обратил внимание Йёю на то, как изменилось лицо высшей аристократии за последние годы. Когда император говорил про «последние годы», он, что неудивительно в его возрасте, имел в виду как минимум последнее полустолетие. Но вспомнил император человека, умершего семь десятилетий назад.

– Ты помнишь среднего Ё Чжоййю? – спросил император. Он назвал Ё так, как того называли только близкие ему люди. Сероглазый Ё. Ё Чжоййю.

– Разумеется, – ответил Йёю.

– Он был славным танцором, не правда ли?

– Да, – согласился Йёю.

– Вчера я говорил с первым Ё. Это его племянник четвертого разделения.

Накануне был праздник Плодородия, и по обычаю, освященному традицией, насчитывавшей три тысячи лет, церемонию в летнем храме Айна-Ши-На проводил сам император при участии глав всех ста семи родов Золотого Круга.

– Ни с одним из них мне не удалось бы вспомнить свою молодость.

На этой мысли стоило задержаться, и, идя в свои апартаменты, Йёю обдумывал именно персональный состав палаты. Смерть всегда была повседневной подробностью роскошного существования первых людей империи. А причины их смерти зачастую были не менее экзотичными, чем поведение. Особенно в определенном возрасте. Ничего удивительного. «Мечи императора могут сломаться, но они не должны ржаветь». С другой стороны, Йёю понял сейчас, что, увлекшись тактикой, уже давно пренебрегал стратегией. Болезнь известная, чреватая многими бедами. Как верно заметил по этому поводу Счайшвар еще десять веков назад: «Если ты занят только поисками хлеба на день сей, чем станешь кормить свою семью завтра?» Казалось бы, простой и очевидный факт: за последние семьдесят лет сменились все первые и большая часть старших в первой дюжине и в Золотом Круге. А он этого не заметил. Не обратил внимания. Не задумался. Но может статься, что это ошибочное мнение. Или, возможно, смена поколений всегда происходит подобным образом. Вычислитель легко развеет любые сомнения. Это ведь статистика, а не анализ. Вычислитель даст ответ. Если, конечно, ты знаешь, что спросить.

«Почему император вспомнил про Ё Чжоййю?» – спросил он себя, входя в каминную.

В свое время Ё был очень близок к императору. Он даже считался загонщиком левой руки на императорских охотах. Но та весна, которой радовался любимец императора, отцвела почти сто лет назад.

«Так почему же Блистающий вспомнил об умершем семьдесят лет назад человеке?» – повторил свой немой вопрос Йёю, проходя в кабинет и усаживаясь перед вычислителем. Он уже хотел сформулировать запрос вычислителю, когда увидел, что полчаса назад на его имя пришло любовное послание от маленькой Мсчебш[73]. Девочка соскучилась и писала ему в вечерний час стихами, выдававшими слабое знакомство с каноном и недостаточную дисциплину чувств. Впрочем, эти неказистые строки хорошо передавали нежность, чувственность и молодую животную силу его лошадки, его Мсчебш. Йёю прочел ее письмо, и сердце его пропустило два такта.

«Поздно, – сказал он себе. – Уже поздно. Ты умер, и только твоя тень, опоздавшая узнать об этом, все еще имитирует жизнь».

Йёю налил себе вина – он предпочитал не вызывать императорских рабов без крайней необходимости – и вернулся к терминалу.

«Ничего не изменилось, – сказал он своей тени. – Продолжай. У тебя это неплохо выходит».

Он как раз заканчивал писать ответное послание, избрав для него наиболее доступный Мсчебш стиль «сладкого» стиха, когда двери, запертые изнутри, распахнулись и в кабинет ворвались гвардейцы. Солдат было двое, третий – десятник-ветеран. Все они были в штурмовой броне, но все же не забыли прикрепить к рукавам пурпурные шевроны Мясников Лабруха.

«Разве они пришли не за моей кровью?» – удивился Йёю и встал им навстречу. – «Если так, то, значит, у меня есть шанс пережить кое-кого из моих заклятых друзей».

Он склонил голову и произнес положенную формулу, подразумевающую, что он не в курсе того, что происходит на самом деле.

– Весь во власти императора, – сказал Йёю, протягивая вперед руки ладонями вверх. – Жизнь и смерть на ладонях Самца.[74]

Гвардейцы поняли его правильно, именно так, как он этого и хотел, и, поскольку приказа убивать писателя у них не было, повели себя как мужчины с мужчиной. Вежливо и быстро они обыскали Йёю, извлекли из его вычислителя процессор и накопитель и пригласили его следовать за ними. На самом деле уже за дверью его апартаментов гвардейцы разделились, и конвоировать Йёю отправился лишь один из них.

Идя перед солдатом по коридорам и лестницам дворца – они, по-видимому, направлялись в казематы «старого замка», – Йёю увидел и услышал достаточно, чтобы понять, что убивать солдата не надо. Бессмысленно. Бежать некуда. Вернее, поздно. Полчаса назад, когда пришло сообщение от 7-80, можно было бы попробовать переиграть неизвестных игроков. Но тогда он еще пил вино со старым сенатором Йо, а сообщение зря ожидало его на мониторе вычислителя. Прошло всего полчаса, но как изменилось лицо дня за это незначительное, в сущности, время. 7-80 уже, вероятно, мертв, он вряд ли сдался живым. Йёю арестован и будет неизвестное время ожидать своей участи в одном из древних каменных мешков дворцовых подземелий. Жребий многих других уже брошен. Запах смерти успел пропитать дворец снизу доверху. Йёю оставалось держать лицо и благодарить свое «везение». Скорее всего, задай он вычислителю вопрос, который был уже им мысленно сформулирован, и ему не пережить переворот. Интуитивно он чувствовал связь между событиями этой ночи и сменой поколений в Золотом Круге. Впрочем, позже – после недели, проведенной в казематах «старого замка», и официальной высылки – он все-таки задал этот вопрос вычислителю. Вернее, он задал его семи разным вычислителям, сформулированный, как бесчисленное множество частных вопросов. И запоздало удовлетворил свое любопытство.

Увы, император был прав. Семьдесят лет назад кто-то начал незаметно, но кропотливо менять облик «идущих с императором». Накануне переворота работа была закончена. Никто из тех, кто возглавлял к этому времени кланы Золотого Круга, в Ночь Дождя не пострадал. Но были ли они теми, кто натянул тетиву? У Йёю не было ответа на этот вопрос. Пока не было.

«Но теперь кое-что изменилось, не так ли? Или я снова иду по облакам?» – Йёю аккуратно закрыл книгу и поставил ее на место. Третья Сестра уже зашла, а Четвертая Сестра поднялась на треть.

Йёю вернулся к столу, открыл шкатулку из чайного дерева и достал из нее сигару. Сигара была необычная: много тоньше и длиннее тех, что обычно курят в империи, и почти черная. Настоящая Гжежчи – убивающая ночь.

«И все-таки почему император вспомнил тогда про Ё? – Йёю «обрезал» сигару, просто обрубив кончик резким коротким ударом цсая[75], который держал на своем столе и для этой цели тоже. – Император полагал, что все началось с Ё? Возможно. У него были для этого все основания».

Перед мысленным взором Йёю появился Ё. Он был таким, каким пришел в этот дом восемь дней назад. Йёю вглядывался в образ Ё, пытаясь найти отличия от того Ё, каким он запомнился Йёю с их последней встречи семьдесят лет назад. Ё не изменился и в то же время изменился. В чем тут дело, Йёю пока не понимал, но он знал, что так и должно было быть. В какой-то момент за правым плечом великолепного Ё возник быстрый образ медовой волны и зеленых глаз, но Йёю заставил себя не отвлекаться и вызвал образ покойного императора. Невысокий, как и все мужчины в его роду, худощавый и подвижный, император был сед, и его седина замечательно контрастировала с потемневшей – от многочисленных операций по омоложению – кожей. Глаза императора были голубыми и смотрели в вечность. Что он там видел, осталось секретом императора.

Йёю смотрел на него, совсем непохожего на того полубога, каким его знало большинство жителей империи, и чувствовал, как ворочается под корой дерева оживающий волк. Без золотой брони, без взгляда, горящего огнем несокрушимой имперской воли, старик был прежде всего человеком. С этим человеком Йёю связывало нечто большее, чем связь вассала со своим сюзереном. Это была дружба, хотя, кроме них двоих, об этом в империи знали считаные люди. Большинство этих людей были уже мертвы, как и сам император, но никто из них, очевидно, не входил в круг заговорщиков.

«О да! – сказал себе Йёю, отпуская образы Ё и императора туда, откуда он их вызвал. – Моя месть будет сладкой, как мед, и пьяной, как вино».

Восемь дней назад он еще был деревом. Или уже был деревом. Но к нему пришел призрак его светлости среднего Ё Чжоййю и попросил у него оператора Черных Камней. Для чего Ё нужен оператор, Йёю пока не знал, но он знал, что у Ё есть Черные Камни. Сколько их и какие Камни есть у Ё, Йёю не знал тоже. Зато он знал, что это очень серьезно, если знать, как знал это Йёю, что Легион мертв. Но может быть, Легион так же мертв, как мертв Ё?

«В какую бездну ты заглянул, Йёю?» – спросил он себя, закуривая и выходя из кабинета.

Он покинул кабинет через другую дверь и, пройдя по короткому коридору, вошел в Зал Воспоминаний. Это была довольно большая круглая комната с ровными – без окон – чуть светящимися светло-голубыми стенами и синим купольным потолком. Прямо напротив входа в углублении стены на невысоком возвышении стояло деревянное кресло с вмонтированными в оба подлокотника панелями управления.

Йёю подошел к креслу. В зале стало светлее. Это «Домовой» сообщал ему, что дверь в Зал Воспоминаний заблокирована, и он волен спокойно размышлять или вспоминать, без того чтобы кто-нибудь по ошибке ему помешал.

Итак, кого или что он хотел бы увидеть сейчас? Вопрос не праздный. Его коллекция содержала сотни тысяч изображений. Люди, животные, пейзажи, рассветы и закаты ждали его приказа, чтобы воплотиться в зримые образы и напомнить ему то ли состояние души, которое было у него тогда, когда он впервые увидел их, то ли факты, которые были слишком опасны, чтобы их записывать. Во втором случае важен был первый образ, открывающий и формирующий тропу воспоминаний.

– Антш, – сказал он вслух, и из забвения к нему пришла Антш. Худенькая, гибкая, с кожей цвета красного золота и с волосами, черными как ночь и густыми, как джунгли, она появилась в воздухе прямо перед ним. Антш носила аханское имя, но человеком она не была. Она была кумх, и черная волна слабо вьющихся волос спускалась у нее от головы до поясницы подобием роскошной лошадиной гривы. Волосы росли вдоль ее позвоночника, как и у всех кумх. Еще у нее было странное на человеческий взгляд лицо. Но привыкнув, в нем можно было найти свою особую прелесть, так же как и во взгляде узких глаз с вертикальными зрачками. Она была прелестна, хотя ее прелесть мог оценить только тот, кто не поленился отточить свое эстетическое чувство так, как оно было отточено у Йею.

Антш… Так рыбаки с Западной дуги звали в давние времена голубые жемчужины. Такой жемчужиной она и была. Ласковая Антш. Грациозная Антш. Антш летящая.

Йёю вызвал из памяти вычислителя один из танцев его искрящейся кумх, и обнаженная фигурка закружилась перед ним под тихую, едва слышную музыку. Йёю смотрел на то, как она движется, и формировал тропу.

Он купил ее у торговца живым товаром на малом торжище столицы семьдесят лет назад. Совпадение дат.

Она кумх, то есть не человек. Не человек. Нет, тут нет ясности. В конце концов, среди шестидесяти миллиардов можно найти что угодно и кого угодно. Не то. А что? Жемчужина. Верно. Это должно было стать его лучшей операцией, жемчужиной в его коллекции побед. Сформированная тропа уже вела мысль по лабиринтам памяти.

Так легли кости. Это ведь тоже был случай, великолепное в своей непредсказуемости стечение обстоятельств. Однако и Йёю полагался поклон чести: он был готов принять нежданный дар Щедрого духа, стоя во весь рост и глядя туда, куда должны были смотреть его глаза.

В коронной провинции Вшешн мытари императорского казначейства случайно обнаружили ошибку в программе расчета налоговых отчислений Братства Малых Сих. Результатом ошибки стала заниженная сумма ежегодных выплат в казну с корпоративного капитала розничных рынков планеты. Ошибка была технической, и в обычном случае Ближний губернатора по налогам наложил бы на виновника штраф, включающий недостающую сумму, проценты и символические пени за ротозейство. Так должно было случиться, но случилось иначе. Ответчиком выступал не кто иной, как сам Гжуг Джа Тсуейяаж – Дающая Рука картеля торговцев вразнос.

Прокурор, который должен был подписать постановление, составленное советником, споткнулся об имя виновника и понял, что ему улыбнулся рассвет. Когда прокурор растолковал губернатору, о ком, собственно, идет речь, губернатор объявил недоплату налогов коронным преступлением.

Закон теоретически предусматривал такой вариант развития событий, исходя из того факта, что казна есть собственность императора. Но применялся этот специфический параграф закона крайне редко и неохотно. Коронные преступления подлежали юрисдикции Железной Башни, и это означало, что подследственный, если, конечно, он не был аристократом или хотя бы родовитым дворянином, попадал в жернова беспощадной машины внесудебной расправы.

Однако даже тайная полиция силилась обставить свои дела бутафорскими знаками законности, и потому описывать имущество господина Джа прибыли мытари, а не контрразведчики. И вот в ходе описи художественных коллекций, принадлежавших некоронованному владыке преступного мира провинции, агент 7-12 опознал и негласно изъял из коллекции кольцо-накопитель с клановыми знаками жемчужных Ё. Эксперты, работавшие на Йёю, смогли взломать не поддающиеся взлому, согласно мнению большинства специалистов, коды кольца. На это ушло почти три года, но Йёю был вознагражден за терпение. Накопитель, как оказалось, не содержал никакой ценной информации о клане Ё, но в нем был спрятан биометрический журнал младшего Ё – сероглазого. Это было его личное кольцо. Дело, однако, было в том, что Ё Чжоййю уже двадцать лет как перестал быть младшим. Он был средним Ё. А вот когда он был младшим Ё и носил это кольцо на мизинце левой руки, с ним приключилась неприятная история. Он умер. Об этом сообщали данные биометрии. Более того, данные были настолько точны и недвусмысленны, что позволяли с уверенностью определить и причину смерти – отделение головы от туловища, скорее всего, при помощи меча, – и то, что кольцо было снято с мертвого тела через девяносто шесть часов после полного прекращения фиксации последних признаков жизни. И случилось это сорок девять лет назад.

Господина Джа удалось найти в одном из исправительных домов империи, куда он был помещен навечно. Еще год после этого агенты Йёю шли в обратном направлении по цепочке, по которой кольцо младшего Ё пришло однажды к Джа – Дающей Руке. Они шли от человека к человеку, выясняя судьбу кольца и его хозяина, последовательно отправляя в небытие всех причастных к этой истории. И первым из покинувших империю без права на возвращение стал господин Джа. Результаты поисков были интересными и многообещающими.

Во-первых, были найдены кости обезглавленного младшего Ё. Они по-прежнему лежали там, где спрятали пятьдесят один год назад мертвое тело. Во-вторых, удалось доподлинно узнать, при каких обстоятельствах погиб его светлость младший Ё Чжоййю. Ничего необычного. Ё погиб на дуэли. Его убил капитан-десантник Сса Йоууйк. Поединок соответствовал требованиям чести и Дуэльному кодексу империи, но капитан Йоууйк, который стал дворянином, только получив офицерский патент, не был заинтересован в огласке. По-видимому, он тривиально струсил, представив свою весьма незначительную в масштабах империи персону перед величием клана Ё. Впрочем, его скромность если и помогла ему, то не надолго. Капитана убили при невыясненных обстоятельствах – следствие было проведено из рук вон плохо – во время случайной драки в кабаке. Случилось это, по странному стечению обстоятельств, всего лишь через десять дней после безвременной кончины младшего Ё. И тут, уже не в первый раз, кости судьбы снова упали самым причудливым образом. В драке участвовали три легионера.

Узнав об этом, Йёю задумался. Вероятнее всего, это было простое совпадение. Тот, кто спланировал и осуществил столь блестящую операцию внедрения, не стал бы оставлять отчетливых следов своего присутствия. Но случай направил мысли Йёю в сторону Легиона. У него не было, казалось бы, никакого повода подозревать Легион еще и потому, что Легион никогда не внедрял своих людей в другие сословия, тем более в среду аристократии. Причина такой деликатности была проста и очевидна – в Легионе просто не было людей. Были кумх, были двир и той'йтши, были и другие, но все они не годились для внедрения.

«А если бы у Легиона была возможность? – спросил он себя тогда. – Как бы ты поступил на их месте?»

И ответил сразу:

«Если бы была возможность, – решил Йёю, – я бы внедрил своих людей, не задумываясь».

«А если бы не было возможности?»

И снова ответ был столь очевиден, что и обдумывать тут было нечего.

«Я бы ее создал», – сказал себе Йёю.

Он неплохо знал Легион. Впрочем, лишь настолько, насколько это было возможно. Зная о Легионе много больше других в императорском окружении, Йёю отдавал себе отчет в том, как мало на самом деле он о Легионе знает. Легион был закрытой корпорацией. Извне его независимость и даже в некотором роде экстерриториальность защищали законы империи, даровавшие ему множество особых прав и привилегий. Одной из этих привилегий было прямое подчинение Легиона непосредственно императору. Формально у императора имелся специальный человек, ведавший делами Легиона. Реально, как доподлинно знал это Йёю, чиновник лишь «делал лицо», если полагал, что на самом деле контролирует одну из самых таинственных и могущественных организаций империи. А изнутри… Йёю мог только догадываться о том, какие инструменты дисциплины используются для того, чтобы превратить это скопище наемников-нелюдей в непробиваемый монолит. Так или иначе, но Йёю не знал ни одного случая успешной вербовки легионеров.

Могущество Легиона создавалось восемь веков. Легион был богат, хотя точных сумм его активов не знал никто. У него был свой флот и свои базы. Йёю подозревал, однако, что командование императорского космического флота не знает ни где находятся некоторые из этих баз, ни того, сколько и каких кораблей имеется в распоряжении легиона. В целом можно было сказать, что легион обладал нешуточной силой и с позволения своего хозяина являлся самостоятельным игроком на обширном политическом поле империи. Осведомленность командования легиона, как и его возможности в чисто политических или экономических интригах, поражали воображение. До последнего времени Йёю полагал, что все это достигается подкупом и взаимными соглашениями. Сейчас он подумал, что настоящий игрок никогда не отказался бы и от такого в высшей степени эффективного инструмента власти и влияния, каким было внедрение своих «людей» в чужие структуры. Как? Это был интересный вопрос, и на него имело смысл попробовать ответить. Если удастся. Но вот относительно того, как использовать впорхнувшую в его окно удачу, Йёю не сомневался.

Мысли Йёю бродили, как вино, и созревали, как хлеб. Решение вырастало из необходимости, из совокупности создавшихся обстоятельств, из его созидающего видения мира. Йёю видел мир совсем не таким, каким сам мир тщился отразиться в глазах Смотрящего, и не таким, каким его, мир, пытается увидеть вглядывающийся. Йёю умел видеть мир таким, каким мир являлся на самом деле, в его первозданной, природной, одними богами задуманной простоте. Но он видел и еще кое-что. Он видел мир, меняющийся под давлением обстоятельств, и то, где следует приложить усилие, чтобы мир начал меняться в нужном ему, Йёю, направлении. Создавать «усилия», меняющие мир, было второй бриллиантовой способностью Лауреата.

Ни убивать, ни вербовать Ё он не собирался. Вербовать бесполезно, убивать – «растворить жемчужину в уксусе». Но вот наладить через его светлость Ё неофициальный канал связи с руководством Легиона имело смысл. Создать что-то вроде особых отношений. Не партнерство, конечно, но вид сотрудничества, основанный на общих интересах и взаимных обязательствах. И ведь Ё для такой цели подходил лучше любых других кандидатур. Трудно было вообразить, что такая фигура, как Ё, выполняет функции простого агента-информатора или даже рядового агента влияния. А значит, здесь открывался простор для очень интересных экспериментов в области прикладной политики, которые герцог Йёю страстно любил.

Впрочем, все это было выстроено на острие меча, на одном-единственном допущении, что Йёю обнаружил легионера, живущего под маской аристократа. Сие следовало доказать. И Йёю стал доказывать.

Он потерял одиннадцать агентов. Трое из них были лучшими «духами ночи», какие могли сыскаться в империи. Он потратил огромные деньги, беззастенчиво запуская обе руки в карман императора. На такие деньги можно было построить новый город. Города Йёю не построил, но он узнал то, что хотел знать. Средний Ё не просто не тот, за кого себя выдает, он и в самом деле связан с Легионом. Это были факты, твердые, как сталь, хотя и непригодные, по умолчанию, для представления в суд. Далее лежала область домыслов. Кем был на самом деле средний Ё, аханком или представителем какого-то иного, неизвестного в империи, но до ужаса похожего на аханков народа? Каково было его положение в Легионе? Есть ли другие, подобные ему? Это были вопросы без ответов. На данный момент, однако, они были второстепенны, но в перспективе они могли стать жизненно важными.

«Что и произошло», – подумал Йёю, выпуская струю ароматного сигарного дыма.

Антш исчезла. Поднялся рассвет над Мраморными горами, напомнивший Йёю о красоте плана, возникшего в его голове накануне той встречи. Упали снега на Оленье ущелье, и Йёю, снова смотревший на серые камни, выглядывающие из-под белого сверкающего снега, вспомнил дни, проведенные им в застенках под Старым замком. Их не кормили, и воды им не давали тоже. В кромешной темноте и вонючей духоте сырого и холодного каменного мешка копошились не менее пяти десятков человек, еще несколько часов назад бывших элитой империи. Йёю держал себя в руках, понимая лучше других, что все это не более чем острастка на будущее для тех, кого оставили в живых. Возможно, он думал бы иначе, если бы не увидел случайно по дороге в казематы, как вышвырнули из апартаментов в коридор тело князя Ойи. Ойя был директором Черного Кабинета. Но его убили – выстрелом в голову, – а не попытались использовать. Не могло это быть и случайностью. Старик Ойя вряд ли мог оказать сопротивление. А они, сидевшие во тьме и вони, голодные и запуганные, были живы, и значит, так было решено заранее. Все остальное вторично.

На третий день его вызвали на допрос. Был соблазн изобразить жалкого слабого человека, но от этого плана он отказался сразу. Не так быстро. Так быстро люди его типа не ломаются. Чуть бледности на лице, потрескавшиеся губы, лихорадочный блеск в глазах… Все это было уместно, но в остальном не должно было возникнуть и тени сомнения: Йёю молодой и крепкий мужчина из хорошего рода, баловень судьбы и любимец императора. Он расстроен, раздражен, он в недоумении, но не более того.