Принц снов

Сердце Льешо сжалось. Это действительно всего лишь мальчишки. Игра учила их воевать, и он вовсе не хотел оказаться тем, кто претворит обучение в практику.

– Мне уже довелось увидеть океан крови и, наверное, еще предстоит поплавать в ней, пока миссия моя не закончится, но в этом состязании я ни за что на свете не перейду границу шутки.

Эти слова прозвучали своего рода предупреждением, но в то же время и обещанием. Каду окажется связанной обещанием не начинать в случае гибели принца войну. Льешо не хотелось обращать внимание на боль, начинавшую терзать старые раны при одном лишь упоминании о смерти. Не хотелось ему замечать и промелькнувшую в глазах Мергена тоску.

Чимбай-хан тем временем уже сидел верхом на своем жеребце и внимательно наблюдал за тем, как брат ведет переговоры о жизни его сына. Бросив взгляд на спокойное, бесстрастное лицо властителя, Льешо внезапно ощутил настолько острый приступ гнева, что едва не потерял в седле равновесие. Кто-то из гарнов убил его отца, мать и сестру, и всей душой он желал властителю этого свирепого народа таких же страданий, какие выпали на его долю, той же потери любви и защищенности, какую он сам испытал в раннем детстве.

Нет, сейчас он уже не ребенок. Причиненная хану боль не принесет никакой пользы, а лишь повлечет за собой целую вереницу смертей. А потому, коротким кивком скрепив невысказанную клятву, Льешо пришпорил коня и галопом помчался вслед за копьем, которое с тех самых пор, как госпожа Сьен Ма вручила его своему ученику, стало проклятием всей его жизни.

Пролетев в стремительном топоте копыт, быстро осталось позади открытое пространство. Льешо проскакал мимо Бикси и Харлола – эти двое изменили направление и теперь уже со всех ног бежали в сторону кухонной палатки, возле которой, не подозревая об опасности, спокойно наблюдали за состязанием воины небольшого фибского отряда. Каду оказалась втянутой в шеренгу всадников и теперь уже никак не могла догнать молодого гарна. Поэтому Льешо сделал единственное, что было ему доступно: издав дикий воинственный вопль, он встал в стременах, как это делали жители степей, и бросил своего коня в самую гущу улетающей вдаль шеренги.

В пыли, суматохе и ослепительном блеске солнца на металлических наконечниках поднятых копий Таючит заметил принца и, высоко подняв над головой чужое оружие, пришпорил коня. Каду старалась вырваться из гущи преследователей, чтобы приблизиться к наследнику. Льешо понимал, что она задумала: если удастся выбить Таючита из седла, то разоружить его уже не составит никакого труда.

Однако поймать парня казалось уже невозможно. Стартовый колышек был совсем рядом, и шеренга Льешо развернулась, чтобы встретить преследователей. Таючит со смехом поднялся в стременах, а фибский принц приготовился последовать совету Мергена. Все очень просто: стоит только пропустить копье мимо, как ты выбываешь из состязания. Наследнику будет хорошим уроком, если гостю придется искать копье в траве вместе с самыми неопытными гарнскими мальчишками. А все эти будущие воины смогут всю жизнь рассказывать байку о короле Фибии. Дело стоит того, чтобы все они вышли из состязания живыми и невредимыми.

И все же копье имело собственные планы. Даже на расстоянии Льешо ощущал его враждебность. Оно готово было убить принца Фибии, превратить в убийцу невинного гарнского принца и, несмотря на все нежелание обеих сторон, развязать войну, которая скорее всего закончилась бы полным истреблением фибской династии.

Допустить это было нельзя, а потому Льешо повернулся вместе со всеми и постарался как можно крепче держаться в седле. Вся надвигающаяся шеренга начала метать копья своим тщательно натренированным товарищам, а те ловили или пропускали их, в зависимости от степени сноровки.

Таючит прицелился, однако короткое копье будто внезапно ожило в его руке. Словно молния, по нему пробежала вспышка. Лицо юноши мгновенно превратилось в смертельную маску ненависти и жестокости. Льешо понимал то неудержимое желание убийства, что скрывалось за тяжелым, прерывистым дыханием и горящими глазами: он и сам испытывал нечто подобное, но, к счастью, сумел преодолеть наваждение и победить копье. Но разве может совладать со злобной силой неопытный, ничего не подозревающий юноша? С ужасным криком, напоминающим о внезапно разверзнутых вратах ада, Таючит отправил копье в смертельный полет, прямо в сердце Льешо. Принц знал это, зримо представляя, как копье разыскивает его в хаосе состязания.

Спокойствие и самообладание. Контроль.

– Иди ко мне, – тихо, успокоительно пробормотал Льешо. – И успокойся.

На какой-то бесконечно длинный, словно замерший момент шум игры стих. Принц раскрыл ладонь, вытянул руку и направил все силы души к копью, пытаясь поймать его раньше, чем оно успеет вонзиться в сердце.

Раз! Пальцы крепко сомкнулись вокруг древка, не выпуская его даже тогда, когда копье подняло своего хозяина и выбросило его из седла, швырнув на землю в самой гуще столь неудачного состязания. Даже падая и катясь по земле, Льешо пытался не давать страшному оружию воли; собрав все силы, он резко воткнул острие копья в примятую траву, а потом еще глубже, в глинистую землю. После этого уже ничего не оставалось делать, как распластаться, прикрыв свободной рукой голову, под копытами мечущихся лошадей и ногами разбегающихся во все стороны сброшенных с седел всадников.

Раненая земля извергала пламя, словно фейерверк, и бушевала, словно ребенок в припадке бешенства. Льешо уже устал бороться с норовистым оружием, настолько сосредоточенным на смерти хозяина, что его нельзя было утихомирить никакими приемами.

Все. Нелепому проклятию пора положить конец.

– Ты принадлежишь мне! – Принц Фибии поднялся на нога. – Твое дело лететь туда, куда тебя направляют. – Обеими руками он крепко сжал древко. – Ты не имеешь права поступать по-своему. – Он вытащил острие из земли. Копье тускло мерцало; бледные искры гасли одна за другой. – И ты…

Принц Таючит покинул седло – по своей воле или против нее, в тот момент, когда содрогнулась земля, Льешо не знал. Как бы там ни было, сейчас он, дрожа, стоял на коленях, бледный, как грива отцовского коня. Обхватив плечи руками, он пытался унять дрожь, но она продолжала бить, словно лето внезапно сменилось суровой зимой.

– Я видел все, что произошло, – пролепетал наследник с раскаянием в голосе. – И все понял. Я тебя ненавидел. Хотел убить.

Льешо удивился подобной искренности. Встречал ли он подобное? Наверное, так мог бы сказать мастер Якс. А мастер Ден, возможно, считал таким самого Льешо. С глубоким вздохом, в котором читалось и раздражение, и признание того факта, что и сам он не слишком далеко ушел от Таючита, принц Фибии поднялся на ноги. Некоторые уроки приходится учить всю жизнь…

Для пущей убедительности взяв в руки все еще продолжающее мерцать копье, Льешо гневно взглянул на испуганного юношу:

– Больше никогда в жизни не трогай без разрешения чужое оружие. Ты ведь не знаешь, какую именно магию оно может заключать в себе и что за опасность таит эта магия. Скажи спасибо, что проклятая штуковина не убила нас обоих.

– Понимаю, господин мой принц. – Таючит склонил голову, все еще не в силах совладать с собой. Однако он был молод и силен, а потому уже через пару минут выпрямился, настолько придя в себя, что любопытство пересилило все остальные чувства. – Так что же это за оружие такое?

Мысленно приказывая копью перестать сверкать, погаснуть, Льешо одновременно обдумывал ответ. В последний раз подобное оружие побывало в его руках еще в провинции Фаршо, и явилось оно из арсенала дворца правителя. Тогда юноша сражался им с мастером Марко, причем ярость и гнев превзошли и мудрость, и страх. Вопрос заключался в том, где скрывалась ненависть – в самом копье или в жизнях его собственной души.

– Это всего лишь копье, – наконец ответил принц. – Магия же – в нас самих.

Таючит ничего не понял, но теперь это уже не имело значения. Льешо наконец-то обратил внимание на окруживших их людей. Вот Каду, Бикси и Харлол, все они стоят с виноватым видом – не сумели остановить принцев. Рядом с полдюжины гарнских юнцов, потрясенных не меньше Таючита. Братья Льешо, на лицах которых застыл ужас – главным образом перед тем, что могло произойти, но также и перед неожиданно раскрывшейся мощью младшего. Хан – с глазами, потемневшими от понимания катастрофы, предотвратить которую удалось лишь чудом, и с благодарно склоненной головой. Брат хана Мерген – на его лице проступало любопытство, не уступающее любопытству племянника; впрочем, взрослый человек быстро совладал с собой и повернулся к матери наследника.

– Спасибо за то, что спас мое дитя, – поклонилась та, изображая почтение и покорность.

Однако глаза женщины оставались холодными, словно агаты, а лицо неподвижным, как смертная маска, и Льешо невольно спросил себя, не надеялась ли она на иной исход события, и если так, то почему.

Бабушка юноши хранила молчание. Лишь она одна не выглядела потрясенной, если не считать лукавого бога и шаманов-целителей. Те стояли как ни в чем не бывало, и на лицах их играли довольные улыбки.

– Говорил я вам! – напомнил своей компании Собачьи Уши, явно продолжая какой-то давний разговор.

Из маленького кармашка он извлек странную, по форме напоминающую картошку флейту и сыграл на ней какую-то причудливую мелодию. Улыбка Карины выразила полное согласие с мнением музыканта, а мастер Ден решил сохранить свое мнение при себе, словно ожидая продолжения событий.

Сожалею о том, что должен разочаровать, мысленно извинился Льешо, но на сегодня с меня уже вполне достаточно приключений.

– Ну вот, – неожиданно объявил Болгай, – думаю, теперь уже можно начать. Он нужен мне ровно на четыре дня.

Подобное заявление вызвало целый сонм вопросов. С какой стати шаман вдруг перестал изъясняться загадками? На самом деле он, конечно, не перестал. Хотя его слова и казались понятными, они несли в себе массу вопросов: что именно начать? Четыре дня для чего?

– Мы не можем тратить четыре дня, – решительно возразил Льешо.

Но почти одновременно с ним мастер Ден, медленно склонив голову, произнес:

– Да.

Не сомневаясь в Болгае, он уже успел рассчитать последствия действий и событий.

– Только на четыре дня, не больше. Мальчик прав – у нас совсем мало времени.

Болгай взял принца за руку, чтобы увести его прочь, и тут Льюка остановил его презрительной гримасой:

– И что же, судьба Фибии будет решена? Ты доверяешь мошеннику и его сумасшедшему шаману больше, чем родным братьям?

– Хватит! – резко оборвал оскорбления Льешо, боясь, что Льюка успеет сказать что-нибудь еще.

Он почти забыл, что так и держит в руке ужасное копье; напомнил ему об этом внезапно вновь появившийся в глазах братьев страх. Сегодня не только юнцы показывают свою глупость. Так, может быть, стоит воспользоваться этим страхом, чтобы поставить кое-кого на место?

Прищурившись, принц мысленно велел копью ожить. В руке тотчас зажегся неземной свет.

– Нам необходимо приобрести здесь новых союзников, а не отпугивать тех, кто нам сочувствует.

Раздираемый страхом и желанием все оспаривать Льюка молчал. Льешо отвернулся, приказав копью успокоиться, и искры стали понемногу гаснуть, стекая с древка подобно каплям росы.

– Молодец, – похвалил Болгай с таинственной улыбкой. – Вот теперь мы начинаем понимать, кто ты такой на самом деле.

Принц хотел ответить, что и так уже давно знает, кто он такой – с тех самых пор, как в Жемчужной бухте к нему пришел призрак министра Льека, – но ведь шаман говорил не об этом. Он знал также, на что способен, но вряд ли Болгай имел это в виду. Все загадки и загадки. Впрочем, улыбка шамана обещала, что скоро многое выяснится.

Копье совершенно успокоилось. Теперь уже ничто не напоминало ни о его магических свойствах, ни о той опасности, которую оно несло в себе. Рассеянно стирая полой куртки землю с острия, Льешо направился вслед за шаманом.

Глава двадцать седьмая

– Куда мы идем? – не выдержал Льешо.

– Туда, – коротко ответил Болгай.

Смертельная игра джиду закончилась, когда солнце достигло зенита. Дело обошлось без жертв, хотя Льюка очень стремился затеять ссору. Льешо проголодался – еще до того, как шаман взял его за руку и повел прочь от города и от шатра хана. За время странствий и нескончаемых битв он привык к лишениям, и все же по умению превращать дипломатию в урок выживания с гарнами мог сравниться лишь император Шу.

Хорошо хоть, что Болгай наконец-то почти оставил свой обычай изъясняться афористичными загадками.

– К шаману обращаются за исцелением, – пожав плечами, пояснил он, – но платят за тайну.

Объяснение звучало вполне разумно, и все же Льешо немногим лучше понимал речь спутника на шанском, чем на языке загадок. Разговаривая с юношей, Болгай вставлял в свою речь куда больше гарнских слов, чем хан и его приближенные, и от этого понимать его не становилось легче. Впрочем, постепенно Льешо начал воспринимать смысл скорее как ритм, а не как логические построения.

Шаман провел принца вокруг огромного шатра хана к повозкам, защищавшим юрты своеобразной стеной. Длинными веревками они были связаны между собой: к ним же привязывали раненных в состязании лошадей. Среди повозок бродили начинающие воины, разыскивая средства, необходимые для их лечения. Однако лагерь был так огромен, а повозки так многочисленны, что немногие появляющиеся возле них люди вовсе не нарушали царящих здесь тишины и заброшенности.

Как только миновали линию повозок, Льешо сразу понял, почему хан выбрал для встречи с чужестранцами именно это место.

– Онга, – произнес Болгай, явно имея в виду протекающую неподалеку реку.

Земля казалась твердой и сухой почти до самого ее берега, на котором и расположился лагерь, но за рекой вырисовывался скромный пейзаж. Между огромных валунов и даже в их расселинах росли тонкие, словно былинки, деревья.

– Как же мы переправимся через реку? – заинтересовался Льешо.

– Перелетим, – ответил шаман и, заметив, что спутник недоверчиво поднял бровь, улыбнулся. – А пока просто пойдем вдоль берега, чтобы, как только ты подготовишься, начать уроки.

– Но мастер Ден сказал, что в нашем распоряжении всего лишь четыре дня.

– В данном случае ты должен задать себе вопрос о том, что означают четыре дня для лукавого бога.

– Он ни за что не навредит мне.

Болгай взглянул с сожалением.

– Самое печальное, что ты действительно в это веришь. С тех пор как ты его встретил, тебе пришлось пережить невероятное количество неприятностей – и мелких, и крупных.

– Это все вина мастера Марко. А если бы не помощь мастера Дена, я оказался бы уже или мертвым, или сумасшедшим.

Шаман снова посмотрел на юношу так, словно тот не понимает самого очевидного, однако ничего не сказал. Льешо от усталости начал спотыкаться, а вопросы политики давно стали куда менее важными, чем запросы желудка, – ведь день уже клонился к вечеру. Братья-луны, Ган и Чен, прогоняли с небосвода Великое солнце, выполняя ежевечерний ритуал, который окрашивал горизонт в разнообразные оттенки красного и коричневого, все же путники не останавливались, чтобы поесть или хотя бы утолить жажду. И вдруг, совершенно неожиданно, после долгого молчания, которое для Льешо уже становилось угрюмым, Болгай заговорил:

– Ну вот, добро пожаловать на чай. А потом можно будет начать.

– Ты что, читаешь мои мысли? – с подозрением уточнил Льешо.

– Нет, не ум, что ты. Вот желудок – это вполне возможно.

Словно отзываясь, желудок принца грозно заурчал. Не стоило отрицать, что, если бы представилась возможность, Льешо смог бы съесть целого барана, возможно, даже вместе с копытами. Однако в этой пустой, каменистой местности не было заметно никаких признаков человеческого жилья. Сам собой возникал вопрос, не сошел ли он с ума, отправившись за этим гарнским чудаком в дикую глушь. В эту самую минуту прямо перед путниками внезапно выросла круглая крыша очень низкой юрты. Покачав головой, словно в отчаянии от своего нового ученика, Болгай обошел вокруг крыши и потянул за веревку. Открылась круглая войлочная крышка, защищавшая дымовое отверстие. И шаман исчез.

– Куда?..

Туда. Льешо пришлось лезть за ним следом. Он увидел уходивший в глубь земли коридор, больше напоминавший нору. В конце оказалась прикрытая войлоком дверь, и принц вошел.

Сквозь дымовое отверстие в центре крыши в комнату заглядывали последние солнечные лучи, а в них лениво танцевали разноцветные пылинки. Нора имела такую же конструкцию, как огромный шатер хана, но была она гораздо меньше него и помещалась в земле. Войлочная обивка скрывала каркас из веток, который поддерживал эту своеобразную землянку. Кроме того, она в какой-то степени защищала помещение от сырости. Вокруг очага лежали сшитые вместе наподобие лоскутного ковра шкурки небольших животных, а на стенах рядом с погремушками и бубнами висели пушистые шкурки горностаев. Привлекал внимание похожий на скрипку музыкальный инструмент. С потолочных балок свисали пучки самых разных трав и целый набор метел всех форм и размеров. В дальнем конце комнаты, на узком комоде, красовалась целая куча черепов грызунов и других живущих в степи мелких зверюшек. Далеко не все из этих черепов были тщательно очищены от плоти, а потому в землянке стоял тошнотворный запах разложения. Шаман не вызывал у Льешо страха, однако украшения жилища заставили его вздрогнуть. Специально принц ни к чему не прикасался, хотя нечаянно задел свисавшую с потолка длинную метлу с до блеска отполированной ручкой. Столкновение вызвало у Болгая живой интерес.

– Давай пить чай, – пригласил он и смел половину черепов на пол, освободив на комоде место для двух треснутых чашек.

Чайник уже вскипел – собственно, он вскипел уже давно и ожидал прибытия хозяина на маленьком огне. Болгай налил чай в чашки, а потом добавил соли и немного масла.

– Подкрепи силы. Тебе предстоит многому научиться еще до сна.

– Я уже сейчас засыпаю, – признался Льешо, рухнув на ковер возле очага.

Улыбка шамана ему совсем не нравилась.

– Спать не придется ни сегодня, ни завтра. – С этими словами Болгай подал одну чашку гостю, а из другой отхлебнул сам. – У нас всего четыре дня, и за это время мы должны разыскать твой дух и научить его танцевать. Поэтому пей скорее – чем быстрее начнем, тем быстрее закончим.

Чай по вкусу напоминал несвежее нижнее белье. Льешо скривился, но выпил его весь, как предписывали хорошие манеры.

– Мой дух куда больше обрадовался бы полному желудку и полноценному сну, – возмутился он, однако понимания не встретил.

– Если ты доставишь своему духу все плотские удовольствия и ничего не потребуешь взамен, у него просто не будет повода проявлять себя. Нам же предстоит разбудить его танцем и заставить проявиться еще до того, как он получит пищу или отдых. Ты готов?

Льешо отдал пустую чашку. После такого чая он был уверен, что не захочет разделить с шаманом ужин. И вообще тесная нора начинала действовать ему на нервы. Сырость уже начинала отдаваться в старых ранах ноющей болью, напоминая об опасности тесного общения с волшебниками.

– Что мне сделать, чтобы выйти отсюда?

Задавая этот вопрос, юноша имел в виду не только землянку.

Болгай слегка пожал плечами и спокойно подал гостю ту самую метлу, о которую тот совсем недавно стукнулся головой.

– Переберись через реку. А там будет видно.

Никаких лодок на берегу, разумеется, не было. Льешо умел плавать не хуже морского дракона, а при острой необходимости мог надолго задержать дыхание и перейти реку по дну. Но при таком бурном течении, которое вспенивало воду, не смогли бы помочь даже приобретенные при добыче жемчуга удивительные умения. Печально вздохнув, принц вышел на улицу, чтобы хотя бы подмести перед норой шамана дорожку.

– Теперь, во всяком случае, я точно знаю одно: мой дух живет вовсе не в норе.

– Что ты делаешь! – воскликнул Болгай, выходя следом за гостем.

– Подметаю. Если ты хотел, чтобы я делал метлой что-то другое, так объяснил бы!

Льешо остановился и оперся на инструмент, сердито глядя на шамана. Тот стоял, в одной руке держа скрипку, а другой воинственно подперев бок.

– Но это же твой напарник! Вы должны были узнать друг друга получше!

Болгай вырвал метлу из рук ученика и быстро ее перевернул, так что ветки оказались наверху, а ручка уперлась в землю.

Это уж было слишком. Льешо уперся каблуками в землю, показывая, что решительно отказывается подчиняться.

– Я доверился тебе! – кричал он в полном отчаянии. – Бросил и братьев, и охрану! Отправился за тобой, шел, пока ноги не начали отваливаться. Выпил чай, хотя он вонял так, словно ты стирал в нем грязное белье, если ты вообще когда-нибудь что-нибудь стираешь, в чем я очень сомневаюсь – ведь воняешь ты точно так же, как воняет в дождь сточная канава! Я старался все терпеть и вести себя вежливо – до тех пор, пока зубы не начали ныть от того, что постоянно приходилось захлопывать рот. Но я не собираюсь… нет… не собираюсь узнавать получше метлу!

Болгай несколько секунд смотрел на ученика молча, будто стараясь лучше понять смысл его воплей, а потом протянул метлу.

– Вон туда, где трава помягче, – коротко распорядился он.

– Ты слышал, что я сказал? Не собираюсь танцевать с метлой!

– Чи-Чу предупреждал о том, что ты упрям, – спокойно заметил шаман. Реакция его доказывала, что этот человечек знаком с чужестранцами гораздо лучше, чем предполагал Льешо. И все-таки он сжалился и решил кое-что объяснить: – Из всех хранящихся в моей норе священных предметов только эта метла воззвала к твоему духу. А значит, ты должен быть каким-то образом с ней связан. Как именно, нам еще предстоит выяснить. Но только после танца.

– Она не взывала ко мне. Я об нее просто стукнулся. Неуклюже повернулся.

– Ты вовсе не неуклюжий мальчик.

Болгай поднял бровь.

– Это унизительно, – проворчал Льешо. – Весь день, с утра до вечера, наполнен одними лишь неприятностями. Объясни хотя бы, почему ты вообще хочешь заставить меня танцевать, не говоря уж о метле?

– Многие из твоих товарищей – твои братья Льюка и Ба-лар, целительница Карина, которой я очень доверяю, бог Чи-Чу и музыкант Собачьи Уши, – все они считают, что ты – принц снов. Тем не менее пока твои сны приходят и уходят по собственному желанию. Не ты ими управляешь, а они управляют тобой.

Динха говорила почти то же самое, однако за время своего трудного испытания юноша твердо вызубрил один урок: никогда не доверять простым ответам.

– Что это значит?

– Мы не знаем. Шаману степей и поводырям духов многих далеких земель являлись пророчества. Но они сказали еще меньше, чем пророчества говорят обычно. – Болгай обнажил зубы в гримасе, которая больше походила на оскал горностая, чем на человеческую улыбку. – Наверняка известно только одно: именно принцу снов предстоит защитить землю и небеса от Великой Тьмы. А Великая Тьма грядет уже скоро.

Его слова пришлись Льешо не по душе. Мелькнула мысль, что эта самая Великая Тьма слишком напоминает то отсутствие будущего, которое братья описывают как потерю посланных им Богиней даров.

– Льюка и Балар утверждают, что способности их покинули.

– А может быть, и нет, – усомнился Болгай.

Если мастер Ден считал, что танец с метлой способен каким-то образом предотвратить наступление конца света, то Льешо готов попробовать. Но не раньше, чем поймет, что все это означает и чем грозит.

– Итак, если я станцую с метлой, она вызовет мой дух, который научится летать. Во сне?

Болгай кивнул.

– И все это необходимо для того, чтобы научить меня управлять собственными снами и чтобы я мог помешать наступлению Великой Тьмы, а тем самым предотвратить наступление конца света?

– Более или менее. Тебе не придется спасать мир в одиночку. – Болгай едва заметно улыбнулся, и Льешо был вынужден признаться, что идея не слишком убеждает и его. – Толкователям снов Акенбада следовало бы научить тебя, как путешествовать во сне, но их методы слишком пассивны для такого молодого человека, тем более призванного спасти мир. Предстоящая же битва потребует от тебя умения контролировать собственные передвижения наяву.

Льешо и во сне вполне хватало неприятностей от сновидений, он совсем не хотел, чтобы они вмешивались и в реальный мир. С этой точки зрения, наверное, как раз и стоило научиться контролировать их. Однако беспокойство оставалось, так же как оставалась без ответа масса важных вопросов. Принц задал один из них:

– Как, например, я мог узнать, что мастер Марко отправился на юг, а мы пошли не следом за ним, в степи, а совсем в ином направлении?

– Ответ на загадку потребуй от своих товарищей. Сомнений насчет маршрута волшебника не возникало никогда.

Бикси. Сходство между ним и мастером Марко бросалось в глаза – он заметил его в тот самый момент, когда увидел этих людей рядом. Нет, конечно, это были не отец и сын; возможно, они не были даже дальними родственниками. Но если Бикси принадлежал к народу гарнов, то и волшебник, несомненно, тоже.