Принц снов

– Почему Свин не появляется тогда, когда его помощь так необходима?

Эти слова юноша пробормотал едва слышно, обращаясь к самому себе и вовсе не ожидая ответа брата.

Балар внимательно следил за всем происходящим.

– Почему бы тебе самому не обратиться к нему? Ведь, если верить твоим рассказам, он висит у тебя на шее.

Балар мог говорить вполне серьезно, а мог попросту ехидничать. Как бы там ни было, замечание напомнило Льешо о том, что некоторые вещи кажутся трудными лишь до того момента, пока не осознаешь, что на самом деле они вовсе не таковы. Вполне возможно, так обстояло дело и со Свином. А может быть, на самом деле разговаривать надо было с мастером Деном.

– Пора возвращаться. – Судя по всему, Балар понял, что ответа на вопрос ему не дождаться. Нахмурившись, взглянул на брата и встал. – Может быть, тебе что-нибудь нужно?

Еще как! Нужен Адар. Нужны Хмиши и Льинг. Кунгол. Meнар. А еще нужен брат Гриц, чье имя ни разу не прозвучало за все время путешествия. Но стоит ли рассказывать обо всем этом Балару? Он и сам, если бы мог, вернул все и вся. Но увы – равно как дар предвидения Льешо, все удивительные способности Адара не находили применения на грешной земле. Балар оказался так же бессилен, как и сам принц. Больше того, он откровенничал с Льюкой, которому Льешо почему-то доверять не мог.

– Мне нужен стирщик, мастер Ден. Если, конечно, он согласится прийти.

Юноша не знал, чьи уши могут прятаться в ночной тьме, а потому не сказал так, как хотел: «Я должен поговорить со своим любимым учителем, лукавым богом Чи-Чу».

Балар кивнул, размышляя, нельзя ли придумать какой-нибудь веский аргумент и вернуть-таки младшего брата в безопасность палатки. Льешо же уставился в костер и больше ни разу не обернулся.

Он ожидал услышать твердые, решительные шаги наставника, а потому неверная семенящая походка карлика застала его врасплох. Собачьи Уши тащил за собой собственный низкий стульчик, и Льешо невольно улыбнулся, вспомнив о первой встрече с этим человеком.

– Сегодня без лестницы? – поинтересовался он и тут же испугался, что обидел музыканта.

Но нет – Собачьи Уши принял реплику за приглашение и спокойно уселся рядом с Льешо.

– Потому что без верблюда.

Он был даже готов улыбнуться, однако внезапно вспомнил что-то плохое и вздохнул. Если принц правильно оценивал ситуацию, карлик служил не только музыкантом; он был личным шпионом императора, а возможно, и чем-то большим. Постепенно выяснялось, что Шу обращался за советом к самым разным людям, а потому его приближенные зачастую оказывались совсем не теми, за кого себя выдавали.

– Как твой господин? – поинтересовался Льешо. Собачьи Уши немного помолчал.

– Днем он чувствует себя неплохо, – наконец заговорил он. Потом достал из висевшего за спиной футляра флейту. Уже встали младшие луны, озарив инструмент призрачным серебряным сиянием. Карлик медленно провел пальцами по клапанам. Неуверенно зазвучал скорбный мотив и тут же затих. – Но ведь он не может постоянно бодрствовать, не находя отдыха во сне…

Льешо промолчал. Он не понаслышке знал о тех испытаниях и муках, которые мог обрушить на человека мастер Марко, но ему не доводилось попасть в лапы убегающим гарнам. А потому он и не понимал, что на самом деле сотворил с императором Цу-тан и какие именно видения мог послать ему волшебник.

Судя по всему, карлик пришел не для того, чтобы посидеть молча.

– Ты мог бы помочь ему.

– Мне вполне хватает собственных кошмаров.

– Да, конечно, – вздохнул Собачьи Уши. – Каменные люди степей. Для них сердца путников и воинов – особый деликатес, во всяком случае, так гласят легенды. Говорят также, что они вырывают из груди человека сердце, а вместо него вставляют камешек.

– Мне не довелось встречаться с каменными людьми, – возразил Льешо. Те мертвые, которых видел во сне он сам, вырывали собственные глаза – жемчужины Богини, – а не сердца.

– Это всего лишь легенды. – Тон музыканта ясно показывал, что он и сам не верит собственным словам. – Причем чрезвычайно древние. В наши дни, разумеется, никто даже не видел каменных великанов.

Интересно, видел ли этих чудовищ сам карлик? – задумался Льешо. Но Собачьи Уши явно не собирался отступать.

– Шу здесь, с нами, и очень нуждается в твоей помощи.

– Я не лекарь.

– Зато ты хорошо знаешь, на что способен Марко.

Так думал и сам Льешо. Отвечать не хотелось. Избавление же явилось в виде внезапно заслонившей и свет костра, и слабое свечение луны тени. Мастер Ден тяжело опустился на землю возле принца. Юноша порою забывал, насколько велик лукавый бог: Чи-Чу сидел на траве словно каменное изваяние, а Льешо – на найденном прямо здесь, в лагере, складном стуле, и, несмотря на это, они смотрели в глаза друг другу. Бог едва заметно кивнул музыканту, тот ответил на приветствие глубоким поклоном. После этого учитель сосредоточил все свое внимание на ученике.

– Это же не твои мертвые, – заметил он.

Льешо невольно спросил себя, почему сегодня все читают его мысли.

– Чьи же? – уточнил он. – Сколько людей должны умереть лишь ради того, чтобы один-единственный изгнанный из родной страны принц мог освободиться от судьбы ловца жемчуга?

– Насколько мне известно, один старик умер от лихорадки. Все остальные – на совести мастера Марко. Не смешивай неловкость оставшегося в живых с чувством вины за действия врагов.

– Что ты имеешь в виду?

Льешо медленно поднялся, крепко сжав рукоятки мечей. Противостояние, в котором отказал младшему брату Балар, не давало крови успокоиться. Принц взглянул на музыканта, словно прося того уйти – тогда он сможет, не опасаясь показаться смешным и ничтожным, сколько угодно кричать и беситься, облегчив душу перед мудрым и ироничным учителем. Но Собачьи Уши и не думал вставать – он спокойно смотрел на Льешо глубокими, почти бездонными глазами.

Не выдержав этого взгляда, принц отвернулся и резко замахнулся; мастер Ден отразил еще не состоявшийся удар небрежным шлепком. Потом поднялся на ноги и выразительно, опасно улыбнулся, словно напоминая разбушевавшемуся ученику, что тот имеет дело не с кем иным, как с самим лукавым богом Чи-Чу – опытным мастером боевых искусств. Льешо понимал, что должен испугаться, однако, сразу немного успокоившись, лишь улыбнулся. Да, с мастером Деном стоило вступить в единоборство: о его величественную фигуру можно разбиться вдребезги, в то же время не причинив ему самому ни малейшего вреда.

– Ну же, мальчик, давай нападай. – Мастер Ден осторожно описал круг, свободно опустив руки вдоль тела ладонями наружу и слегка согнув пальцы, словно приглашая к бою. – Сделай меня, если удастся.

Собачьи Уши поспешно подхватил свой стул и ретировался подальше от места поединка. Однако глазами он неотступно следовал за ходом поединка, отмечая каждое удачное движение.

Льешо подцепил носком ноги тот самый стул, на котором только что сидел, и метнул его прямо над головой учителя – стул взвился в воздух и приземлился точно в костер. Внимание мастера Дена на долю секунды рассеялось, и в этот момент Льешо пошел в атаку.

Поначалу он боролся яростно, с почти отчаянной искренностью, обрушивая на мощную стать учителя почти смертельные удары всех известных ему стилей. Высоко подпрыгивая, он резко выбрасывал ногу в сторону горла противника, словно намереваясь лишить его дыхания. Однако мастер Ден с легкостью отражал выпад на расстоянии волоса от контакта. Напряженная ладонь ученика едва не ломала грудь учителя, но и она встречала резкий, точный отпор.

Наконец мастер Ден ответил метким, рассчитанным и стремительным ударом, который при желании вполне мог бы уничтожить противника. Было больно, и Льешо отошел в сторону, осторожно кружа, чтобы выиграть время и восстановить дыхание. Ден удивленно поднял брови, предательски улыбаясь:

– Неужели это все, чему ты научился, малыш? Победитель множества не способен одолеть одну-единственную прачку!

Упрек относился вовсе не к боевой сноровке Льешо, а к тому количеству смертей, которое и привело юношу в подобное состояние духа.

– Я тебя убью! Убью! – завопил в ответ принц и рванулся вперед, забыв обо всех правилах единоборства. Каждый из ударов диктовался лишь бешенством и отчаянием. Он и сам уже не понимал, к чему стремится: забыть обо всем случившемся или же перейти границу сознания и оказаться там, где само выживание значило больше, чем та цена, которой оно достигалось.

В конце концов Льешо сообразил, что мастер Ден не ответил ни на один из его ударов, не использовал даже ни одного приема из облегченного учительского арсенала. Да, наставник бережно хранил безопасность юноши, своей мощью безропотно принимая все его бешеные удары.

– Прости.

Льешо наконец остановился и дотронулся до одежды мастера, показывая, что расслабился.

– Смотри-ка, старина, а парнишка вроде и не особенно переживает из-за того, что так старался тебя прикончить, – ехидно заметил сидящий на безопасном расстоянии музыкант.

– Да и тебе не стоит беспокоиться, – не смолчал лукавый бог. Он взял принца за подбородок и для пущей убедительности слегка нажал на него. – Когда боги требуют больше, чем ты способен им дать, ты имеешь полное право получить от них все необходимое для продолжения собственного пути. Однако нельзя брать на себя ответственность за глупость других людей. А особенно – императора Шу.

– Учитель совершенно прав, Льешо. Я знаю монарха с детских лет; уже тогда невозможно было воззвать к его рассудительности.

С этими словами Собачьи Уши снова устроился на собственном стуле, очевидно, решив, что опасность окончательно миновала. Ощутив полный комфорт, он решил продолжить разговор, обращаясь к мастеру Дену поверх головы Льешо и давая выход накопившемуся раздражению:

– Этот человек не в состоянии понять, что стена – она и есть стена, до тех самых пор, пока несколько раз как следует не стукнется о нее головой. Учится он только таким образом. А империя для досточтимого Шу – та же стена, только гораздо выше и шире. Так что сюда его привел вовсе не ты, мальчик, а дурацкое понятие о том, что значит быть императором, которое он к тому же пытается воплотить в жизнь не головой, а кулаками. Госпожа Сьен Ма не слишком довольна всеми нами, но, по-моему, она не случайно позволила Шу тронуться умом. Ведь он познал и возбуждение битвы, и горечь потери собственного войска – однако ничто не заставило его, подобно тебе, задуматься и не наложило ни малейшего отпечатка на дальнейшие действия.

– А как же ташеки? – Льешо знал, что сказать в ответ. – Они умрут, но во имя чего? Это вовсе не их война.

– Ты уверен? – уточнил мастер Ден. Карлик лишь пожал плечами.

– Во всяком случае, так сказала Динха.

Мастер Ден глубоко вздохнул. Плечи его опустились подобно осевшему массивному зданию.

– И в этом тоже нет твоей вины.

Льешо не знал, как относиться к словам музыканта об императоре. Сейчас, вновь обретя способность рассуждать здраво, он понял, что именно тот имел в виду. Однако судьба пустынников оставалась всецело на его совести.

– Ты должен понять.

Мастер Ден оглянулся, словно что-то разыскивая, и, вытащив из тлеющего костра стул Льешо, отряхнул его и поставил, жестом приглашая юношу присесть. Сам же он устроился на месте Балара. Трехногий стульчик был слишком мал для него, однако лукавый бог все равно уселся, то ли для того, чтобы не давить на собеседников собственным ростом, то ли чтобы отдышаться после схватки: судя по всему, Льешо оказался не таким уж безобидным и немощным противником. Как бы там ни было, положив руки на колени и прикрыв глаза, мастер Ден впал в состояние поэтического раздумья. Льешо прекрасно помнил иные времена и иные уроки, а потому приготовился внимательно слушать.

Наставник начал с вопроса:

– Что ты знаешь о пустынниках?

– То, что их так называют за скитания по пустыне Гансау. А еще что они принадлежат к религиозному боевому ордену, посвященному Динхе и ее детям.

Льешо словно отвечал хорошо выученный урок, и мастер Ден в знак одобрения слегка кивнул, приглашая продолжать.

– Они путешествуют по всему изведанному миру, большей частью в одиночестве, хотя нередко нанимаются на несложную работу, например, в качестве гуртовщиков и погонщиков. Поскольку пустынники вовсе не проявляют склонности работать больше, чем совершенно необходимо, или приобретать какую-нибудь собственность, далекие от понимания люди нередко считают их попросту бездельниками и бродягами. Но подобная жизнь – это определенный способ познания мира. Возвращаясь домой, пустынники делятся своей информацией с Динхой.

Льешо замолчал, удивленный. Ему думалось, что он знает куда больше. Действительно, он сознавал и верность, и гордость, и изобретательность пустынников, однако не мог сформулировать и выразить собственные мысли. И все же в понимании сути явления оставалась заметная брешь.

– Наверно, существуют и какие-то иные стороны, – подсказал Собачьи Уши.

Мастер Ден поднял бровь, словно побуждая ученика продолжить ответ. Но принц не мог найти подходящих слов, а потому ждал помощи мастера.

– Семьи, в которых они родились, не могут рассчитывать на поддержку собственных сыновей, – заговорил Ден. – Сами же они не создают собственные семьи. Кроме того, принадлежа земле и народу сновидений, крайне редко посвящают себя этому обряду.

– То есть члены этого ордена совершенно одиноки и пусты.

Льешо все понял. Мысль казалась ужасной, но верной.

– Разумеется, их нельзя назвать поросячьим визгом, то есть, если верить поговорке, единственной частью свиньи, которую нельзя с толком использовать. Зато они похожи на горсть мелких монет. – Мастер Ден вытянул руку, словно взвешивая в ладони медяки. – Сами по себе они бесполезны, зато приносят пользу, если их истратить.

– Динха знала, что пустынникам предстоит умереть, и все же, потеряв весь Акенбад, отдала их мне. Почему? Неужели Фибия настолько важна для каменного города, что его властители готовы пожертвовать ради нашей свободы собственными воинами?

– Если считать свободой замену чуждого тирана на собственного монарха. – Собачьи Уши ради убедительности взмахнул флейтой, словно волшебным жезлом. – Но я слышал, что ценности свободы серьезно преувеличиваются, особенно ташеками.

– Я никогда не стал бы тираном…

– Имей ты хоть малейший выбор, то и вообще не стал бы королем, – поддразнил карлик.

Льешо недовольно поморщился. Почему-то ему казалось, что окружающие не замечают его слабостей.

– Вполне возможно, что на самом деле Фибия не означает для ташеков ничего особенного. – Мастер Ден смотрел куда-то в сторону. – А может быть, заключает в себе абсолютно все. Динха наверняка знала исход событий задолго до того, как послала за тобой. Ну а почему твои сновидения оказались для нее важнее собственной жизни, предстоит понять только тебе самому. Задай себе этот вопрос.

Льешо не стал откровенничать и объяснять, что уже пытался найти решение задачи, но так и не смог. Он понял лишь, что Кагар было очень больно приносить в жертву злым духам собственного кузена. Мастер Ден уже и так потерял терпение, возясь с упрямым и несговорчивым учеником, а лукавый бог Чи-Чу скорее всего и вовсе не обладал достаточным запасом снисходительности. Пришло время подтолкнуть беседу и вывести ее за рамки жалости к себе самому.

– Так что же относительно Шу?

– А что относительно Шу? – Чи-Чу вернул вопрос, снова побуждая юношу задуматься. – Разве мы не для того сидим вот здесь, среди мертвых, чтобы ты получил возможность не иметь дело с живыми?

Да, терпение мастера явно иссякло, и он начал наносить болезненные удары. Император вовсе не принадлежал к мистикам, а потому Марко не мог убить его своей мысленной агрессией. Возможно, Льешо просто необходимо было ощущать, что он не одинок, что и еще кто-то мучился этой ночью от кошмаров и все-таки, как и он сам, выжил.

– Все ясно.

Закончив разговор, Льешо встал, отряхнул куртку и штаны и направился прочь от костра.

Проходя мимо, юноша кивком приветствовал Харлола, который вместе с остальными пустынниками сидел возле командирской палатки, делая вид, что отдыхает, но на самом деле внимательно следил за обстановкой вокруг. Собачьи Уши остановился возле этой компании, предложив обменять чашку чая на песню. Ташеки с радостью согласились. Льешо знал, что музыкант выберет самую спокойную и нежную мелодию, чтобы успокоить тревожный сон своего господина.

Бикси и Стайпс стояли на часах у входа, и Льешо прошептал приветственные слова. Мастер Ден неотступно следовал за учеником.

Хабиба отметил появление новых людей лишь едва заметным движением век, а охранявший сон императора Бор-ка-мар ничем не выдал, что видит какие-то изменения в пространстве.

Карина только что вернулась с работы в лагере и слегка улыбнулась вошедшим, но тут же переключила внимание на походную кровать. Шу не спал; он сидел, запустив пальцы в волосы. Сон не принес монарху ни отдыха, ни облегчения: он казался смертельно бледным, глаза провалились, лицо осунулось. В эту минуту, в безжизненном свете тусклой лампы, Шу походил не на человека, а скорее на мумифицированный труп.

– Император, – обратился Льешо, опускаясь на колено – не столько чтобы выказать почтение, сколько стремясь привлечь внимание.

– Я рад, что ты здесь. – Шу выпрямился и опустил руки. – Нам необходимо поговорить.

Лицо страждущего продолжало оставаться совершенно пустым.

Если бы Льешо не помнил, что значит находиться во власти мастера Марко, то, возможно, поверил бы этой видимой пустоте и решил, что разум императора ничем не отягощен. Но он и сам прошел через подобные муки и до сих пор не имел сил от них избавиться. Император посмотрел куда-то в сторону, и лицо его немного просветлело. Нет, он не будет говорить об этом. Льешо чуть-чуть расслабился. Очень не хотелось вспоминать прошлое, да и Шу вряд ли оказался бы в состоянии оценить сочувствие.

Император, похоже, прочитал в лице собеседника готовность разделить своеобразный заговор – нечто большее, чем отрицание, но меньшее, чем решимость. Быстро кивнув, он словно закрыл тему и переключил внимание на окружающую реальность.

– Я возвращаюсь.

Замечание казалось вполне разумным, но Льешо не нашел слов, которые помогли бы улучшить ситуацию.

– Здесь мне больше делать нечего. – Шу покачал головой, одновременно и извиняясь, и пытаясь отогнать от глаз туман. – Гуинмер в опасности. Империя распадается, и Сьен Ма с нетерпением ждет моей помощи.

Значит, суть заключается все-таки не в возвращении в Гуинмер, а в стремлении вновь захватить бразды правления.

Льешо знал об этом и считал, что время безвозвратно упущено.

– Империя не способна выжить сама по себе.

Принц вовсе не хотел порицать императора, но слова прозвучали именно так. Впрочем, Шу тут же согласился.

– Я и сам пришел к такому заключению. Пора оставить приключения тем, на чьи плечи не возложена тяжесть ответственности.

Например, пустынникам, подумал Льешо, и губы его сами собой решительно сомкнулись, не давая вслух признать неприятную правду, которую так не хотелось замечать. Действительно, никакой ответственности – лишь опасность, которую эти люди брали на себя, чтобы другие получили знания, необходимые для руководства подданными. Так же как Хмиши и Льинг – первыми, не боясь гибели, идущие навстречу страху и принимающие мучения. Возможно, когда-нибудь и он сам, подобно Шу, поймет, в чем же на самом деле заключается его собственный долг. Ну а сейчас он имел куда больше общего с пустынниками, чем с императором.

Приняв окончательное решение, Шу наконец смог признать:

– Я боюсь его.

Принц едва заметно повел плечом:

– И я тоже. Но ты же не из-за этого поступаешь именно так, как поступаешь.

Они прекрасно поняли друг друга.

– Постарайся заснуть, – проговорил Льешо.

– И тебе советую сделать то же самое.

Шу почти улыбнулся. Этой тени улыбки оказалось достаточно, чтобы показать, что буря в его душе стихает, во всяком случае, на некоторое время.

Льешо действительно заснул. А когда проснулся, императора в палатке уже не было.

Глава двадцать первая

– Шу исчез. – Сидя возле очага, Каду что-то обсуждала с Льюкой и музыкантом. Увидев Льешо, девушка поднялась ему навстречу, поправляя неловко стягивавшие грудь ремни колчана. – А вместе с ним ушла и императорская гвардия.

– Это я уже заметил.

Льешо сощурился от яркого утреннего солнца.

Пока он спал, больше половины войска, срочно свернув лагерь, покинуло место стоянки. Оставшиеся собрались на ровном участке дороги, подальше от палаток, и выстроились рядами. Мастер Ден руководил утренним молитвенным обрядом, возносимым семи смертным богам, и, наблюдая, Льешо застыл на месте, пытаясь справиться с потоком противоречивых чувств. Движения отзывались в его собственном теле приятным эхом – даже несмотря на духовную и физическую дистанцию, отделявшую его от молящихся солдат.

Поскольку все наличное войско собралось вокруг мастера Дена, сосчитать бойцов оказалось вовсе не трудно. Тридцать человек в фибской форме – их возглавляет Шокар. Несколько наемников из Фаршо под командованием Бикси; среди них Льешо заметил Стайпса. Молитвенными движениями воины воздавали почести смертным богам и всей смертной земле, положившей начало Пути Богини. Принц понимал, что входящий в Путь рукопашный бой отличался несколько иным стилем движений. Бикси изучал всевозможные стили вместе с Льешо, и происходило это на Жемчужном острове, в лагере гладиаторов. Впоследствии он передал опыт тем фибским воинам, которых обучал в Шане. Мастер Ден был доволен результатами занятий.

Здесь же оказались и десять ташеков во главе с Харлолом. Эти люди, однако, собрались в стороне и исполняли собственный ритуал. Принцу почудилось, что среди них он видит и Ба-лара – брат двигался не столь отточенно, как остальные, однако выделялся своим усердием. Если считать Льюку, то общее число занимающихся составило пятьдесят человек. Единственным воином в форме императорского ополчения была Каду; Льешо так и не смог решить, следует ли считать ее наравне с остальными.

– Выпей, это пойдет тебе на пользу.

Собачьи Уши протянул чашу, и Льешо рассеянно принял ее из рук музыканта.

Занятый собственными мыслями, сделал маленький глоток. Эффект оказался мгновенным: и из глаз, и из носа потекло ручьем, а кроме того, пряный напиток тут же вывел юношу из ступора.

– Ну спасибо, – выдохнул он.

После чего уселся рядом с братом и сделал еще один глоток.

Льюка немного расслабился, словно Льешо сумел преодолеть какой-то непонятный ему самому кризис спокойнее, чем опасались окружающие. Насчет этого они, конечно, ошибались, но правда состояла в том, что приступ гнева все равно не вернул бы отряд императорской гвардии. Каду избегала встречаться с принцем глазами. Она все еще стояла, словно готовясь отразить удар, а потому Льешо решил начать разговор первым.

– А где Хабиба? – поинтересовался он.

– Уехал. – Каду произнесла именно то слово, которого и ожидал от нее принц. – Отправился с докладом в Шан, к ее сиятельству.

– А почему ты не поехала с ним?

Льешо вовсе не рассчитывал обидеть девушку, но та вздрогнула, словно от удара.

– Госпожа Сьен Ма приказала нам выступать единым отрядом. – Воительница задумчиво повела рукой в сторону Бикси, выполнявшего молитвенный ритуал перед подчиненными. – Ты считаешь себя ответственным за судьбу Хмиши и Льинг потому, что они твои соотечественники и преданны твоему делу. Но командую ими я и вовсе не собираюсь бросать своих людей в беде.

Не так давно, когда Льешо ушел в поход вместе с Хмиши и Льинг, Каду решила остаться с отцом. Теперь же, когда все усилия оказались бесплодными, девушка изменила планы. К сожалению, слишком поздно. Льешо постарался ничем не выдать собственный гнев. Конечно, нельзя было не радоваться приезду отца и дочери в Акенбад. И в то же время уход Хабибы вместе с императорским войском напомнил, что нельзя полагаться ни на кого, кто не принадлежит непосредственно к твоему кругу.

– Я обязательно найду их и верну, – стояла Каду на своем. Льешо воспринял обещание как вызов.

– Мне вовсе не нужны ни нянька, ни горничная, готовые разыскать и собрать разбросанные игрушки. А главное, за спиной у меня не должно быть никого, кто способен улететь по первому зову преданного кому-то другому волшебника.

Рядом раздался чей-то глубокий вздох – карлик Собачьи Уши! – а потом Льюка своим самым противным, успокаивающим тоном произнес:

– Поосторожнее, братец.

Но спорящие уже перешли границу разумного, и голос старшего из братьев лишь разозлил Льешо.

– Возьми свои слова обратно, – коротко потребовала Каду, испепеляя противника взглядом.

Тем временем мастер Ден закончил утренний молитвенный обряд.

– Что взять обратно? – поинтересовался он, подходя и протягивая чашку, чтобы ему налили чаю.