Государь

Линан покачал головой.

– Нам некогда ждать, пока жажда и голод выполнят работу за нас. И кто будет присматривать за ними, если они сдадутся? А если мы дадим им уйти, они укрепят силы Кендры.

– Тогда что же нам делать? – спросила Коригана.

Линан и Эйджер обменялись усталыми взглядами.

– Сделать можно только одно, – сказал Эйджер.

– И сделать это могут только два знамени. Твой клан и Краснорукие.

Коригана озадаченно посмотрела на них.

– Что вы задумали?

Линан выпрямился, оставив саблю воткнутой в землю, и извлек из ножен гладиус.

– Найди мне Терина.

– И что теперь? – спросил офицер, оглашая вопрос, сидевший гвоздем в головах у всех. Они стояли втроем в центре каре – последние офицеры, оставшиеся в живых. – Нельзя же оставаться здесь. Они просто окружат нас, продолжая осыпать стрелами, и подождут, пока мы не начнем умирать от жажды.

– Можно попробовать двинуться вперед, – предложил другой офицер. – Если мы будем продвигаться медленно, то должны суметь сохранить каре.

– И куда же мы двинемся?

Офицер пожал плечами.

– Ну… к Кендре.

– Нам потребуется год туда топать!

– Остается только одно, – сказал третий. – Дождаться ночи и бежать.

– Именно этого они и будут ждать.

– Я и не говорил, что это станет для них неожиданностью. Но ничего другого все равно не остается – а так некоторым из нас удастся спастись.

– На севере что-то происходит, – сообщили из строя.

Все три офицера посмотрели в указанную сторону.

– Не верю своим глазам. Я думал, четты никогда не дрались пешими.

– И что это у них в руках?

– Твою мать!.. Да у них короткие мечи. Кто бы мог подумать, а?

– Что делать? – спросил первый офицер, повышая от страха голос.

– Для начала – сохранять спокойствие.

– Атаковать их? – предложил второй офицер.

– Глянь на запад, вон там, на фоне солнца, – указал третий. – Там эти клятые четтские уланы. Стоит нам развернуться для атаки их пехоты, как они ударят по нам с фланга и погонят нас до самого Разделяющего моря.

– Должно же быть что-то, что мы можем сделать.

– Сражаться и умереть, – ответил третий офицер, отходя, чтобы присоединиться к своей роте. – Сражаться и умереть.

Линан позволил Эйджеру спланировать и возглавить атаку. Тот развернул свой клан и Красноруких поэскадронно и выстроил эскадроны вдоль косой линии. Когда все были готовы, он взмахнул мечом. Строй двинулся вперед. Сперва четты хорошо держали линию, однако непривычные шагать на сколь-нибудь приличное расстояние, не говоря уже о том, чтобы шагать в ногу, они скоро сбили строй, хотя общий принцип построения в основном сохранился. Эйджер шагал с головным эскадроном, Линан со средним, а Гудон с последним, и их приказы и твердость не дали атаке превратиться в беспорядочный бросок. Когда они оказались всего в тридцати шагах от вражеского каре, Зйджер снова поднял меч и прибавил шагу. С его спиной он не мог по-настоящему бежать, но когда эскадрон отделяло от врага всего десять шагов, он предоставил ему бежать самостоятельно, и бойцы врезались в стену из щитов, ныряя под копья, вырывая щиты и нанося гладиусами колющие удары в лицо. Второй ряд копьеносцев, в свою очередь, колол четтов, находя незащищенные шеи и головы, но недостаточно быстро, чтобы помешать стене содрогнуться от удара. В свалку лезли все новые копьеносцы, стоящие слишком далеко позади для действенного применения оружия, но способные укрепить передние ряды своим физическим весом.

И тут ударил второй эскадрон четтов. Как и при столкновении с первым, стена заколыхалась от толчка и начала подаваться – но поддержать ее навалились новые копьеносцы, и каре устояло.

А затем на врага бросился третий эскадрон, за ним четвертый и пятый. Стена начала прогибаться, четты лезли через убитых, хватались за древки копий, выдергивали их из рук врага, коля и рубя мечами. Копьеносцы, стеная, попятились – прижимая к лицам ладони, ослепленные, изувеченные, окровавленные и умирающие. В каре врезались все новые четты, а затем настала очередь Линана с первым эскадроном Красноруких. Они разорвали воздух боевым кличем Белого Волка и прыгнули между вражескими копьями, обрушиваясь на преграждавшие им путь щиты. Линан вонзал меч во всякое лицо под шлемом, а свободной рукой хватался за щиты и древки копий. Колеблющийся строй тяжелой пехоты начинал было прогибаться, но вновь выправлялся, когда в его ряды вступали новые солдаты.

Один копьеносец ткнул Линана в лицо. Линан пригнулся и ответил колющим ударом – но попал лишь в воздух. Копьеносец ударил вновь, и Линан вторично машинально увернулся. Но копьеносец позволил своему копью скользнуть в руке, и оно стало несбалансированным; наконечник копья опустился, солдат сжал древко покрепче и ткнул им изо всех сил.

Линан пронзительно закричал от неожиданной боли, когда наконечник копья скользнул по его правому боку как раз над бедром. Двое Красноруких схватили его под локти и вытащили из свалки. Воины вокруг него ринулись затыкать разрыв в строю – но многие прекратили сражаться, глядя на Линана; они никогда не видели, чтобы их непобедимый вождь истекал кровью.

Он переложил меч в левую руку, прижав к ране ладонь правой. И снова шагнул в строй.

– Ерунда! – крикнул он. – Неужто Краснорукие испугаются капельки крови?

Краснорукие обменялись усмешками. С Линаном все в порядке. Победа все равно будет за ними.

Копьеносцы, образующие три другие стороны каре, не видели, что именно происходит, но слышали страшный шум боя и пронзительные крики раненых и умирающих – и невольно начали смыкаться теснее. Каре начало распадаться, а затем случилось неизбежное. Последняя атака нашла разрыв в рядах и прошла сквозь них, после чего атакующие напали на копьеносцев изнутри их построения.

Линан мгновенно понял, когда рухнуло каре. Это произошло быстро и неожиданно – всего миг назад его окружали враги, а в следующий он уже стоял в одиночестве. Он велел себе присоединиться к преследованию разбитого противника, но знал, что Корига-на с Терином ждали именно этого мгновения, и чувствовал по дрожи земли, как скачут уланы и верховые стрелки, нанося добивающий удар. Линан велел своим ногам двигаться, но тело взбунтовалось. Рана в боку пульсировала, и кровь струилась по ноге в правый сапог, так что там уже хлюпало. Он совершенно вымотался и не мог решительно ничего сделать, даже сесть. Повсюду звенели крики победоносных четтов и вой врагов, знавших, что им предстоит умереть.

«Великая Армия уничтожена», – сказал себе Линан, спрашивая, почему не испытывает ничего, кроме стыда.

– Я ничего не мог поделать, – бормотал про себя Деджанус. – Мне говорили, что это Великая Армия. А она оказалась всего лишь пустой тыквой, пустым обещанием.

Он сидел на краю причала, в стороне от своих сотоварищей – тех немногочисленных членов его эскорта, кому удалось спастись вместе с ним в первые ужасающие мгновения четтской засады. И теперь он снова находился в рыбацкой деревушке в южной Чандре, куда прибыл всего несколько дней назад, и дожидался любого судна, которое могло бы забрать его обратно в Кендру. Ехать сушей он не осмеливался. Четты рыскали повсюду. Единственное, что Деджанус знал наверняка, так это то, что у четтов пока нет военного флота. Он внимательно оглядел поданную ему трактирщиком кружку дешевого красного вина. Паскудное пойло – но оно действовало, и поэтому он отпил еще глоток. Немного вина стекло струйками из уголков рта.

Деджанус нахмурился. Он вернется в Кендру и скажет Оркиду пару теплых слов о его так называемой Великой Армии. А может, скажет пару ласковых и этой суке-королеве. Они пытались подставить его под удар. Пытались заставить его погибнуть с их Великой Армией. Он икнул.

«Придется им снова сделать меня коннетаблем. Главным привратником. Да, никаким четтам нет интереса нападать из засады на главных привратников».

Деджанус увидел в темноте фосфоресцирующую носовую волну, означающую приближение корабля, встал и принялся ждать. Когда корабль приблизился, он понял, что это небольшой шлюп – вероятно, местный торговец. К завтрашнему вечеру его доставят в Кендру, если капитан плывет туда. Он махнул своему эскорту. Эскорт позаботится, чтобы капитан плыл именно туда.

Деджанус решил снова присесть. По какой-то причине ноги не хотели его держать.

Да, завтра он будет уже в Кендре и скажет пару ласковых Оркиду Грейвспиру. На самом-то деле он ему много чего скажет.

Может быть, канцлер даст ему новую армию. Настоящую армию с настоящими солдатами и настоящими припасами.

Это будет справедливо. А с настоящей армией за спиной ему больше никогда не придется бояться.

Коригана сама перевязала Линана. Никого другого она к нему и близко не подпустила бы. Линан изо всех сил старался подавить вскрики, но никогда еще не испытывал такой сильной боли. Ему стало стыдно.

– Извини, – сказал он Коригане.

– Тебе незачем доказывать мне, какой ты молодец, Линан Розетем, – тихо проговорила она.

Линан посмотрел на нее – и вдруг понял, что с тех пор, как погибла Дженроза, он толком не глядел на Коригану. Он избегал ее как только мог, и поступал с ней жестоко. И тут он потрясенно сообразил еще кое-что, о чем ему следовало бы знать все это время.

– И все же, – сказал он, – я сожалею. Уж по крайней мере ты заслуживаешь большего.

Она взглянула на него, на миг оторвавшись от перевязки, мимолетно встретилась с ним взглядом.

– Ты мой король, – сказала она. – Я не вправе ожидать от тебя большего, чем…

– Прекрати, – оборвал ее он. – Мы оба знаем, что ты для меня больше, чем подданная.

– Да?

Он коснулся ее лица и нагнулся поцеловать ее в макушку, не обращая внимания на вызванный этим движением спазм боли.

– Силона сказала, что любил я Дженрозу… – начал было объяснять он.

– Нет! – перебила она. – Я не должна этого знать…

– Нет, должна, – в свою очередь перебил он. – Я и правда любил ее. Она была моим другом и возлюбленной Камаля. Но Силона лгала мне, и я только теперь начинаю понимать, насколько сильно. Ты значишь для меня больше, чем просто утешение. Ты не просто моя спутница. Ты мне не просто любовница.

Коригана снова встретилась с ним взглядом и на этот раз не отвела его.

– Так ты ЛЮБИШЬ меня? – спросила она.

Линан понял, что именно она имела в виду.

– Да, – кивнул он.

ГЛАВА 34

Олио и Эдейтор возвращались во дворец по завершению инспекции первой из новых больниц, учрежденных при содействии теургии и Церкви. Они увлеклись разговором и почти не замечали других людей на улицах и в переулках, по которым шли. Впереди и позади них шагал небольшой эскорт из гвардейцев, скучающих и думающих о пиве, которого они выпьют, едва их сменят. Когда в стену над головой Олио ударил камень, вся группа остановилась, пораженная. Эдейтор нагнулся и подобрал камень.

– По-моему, кто-то БРОСИЛ его в вас.

Он в удивлении поднял взгляд на Олио.

Гвардейцы, разом насторожившиеся, окружили своего царственного подопечного, свирепо глядя кругом в поисках любого признака противника в мельтешащей толпе, но не видя никого особо подозрительного.

Олио заливался румянцем. Ему было трудно поверить, будто кто-то мог достаточно сильно невзлюбить его, чтобы пожелать причинить ему вред. Поняв, что это задело его чувства, он смутился.

– А может, его бросили в ТЕБЯ, – сказал он Эдейтору, лишь наполовину шутя.

Эдейтор даже не потрудился ответить. Он глядел на двух молодых парней, болтающих у входа в таверну на другой стороне улицы. А затем он заметил, что гвардейцы начинают беспокоиться. Им не нравилось вне привычного окружения; они хотели забрать своего принца в безопасное место за стеной дворца.

– А вы идите, – велел он принцу.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Олио, которому не понравилась мысль оставить прелата. – Что, если камень все же предназначался вам? Я оставлю с вами гвардейца.

– Нет, – твердо отказался Эдейтор. – Идите домой, ваше высочество. Я приду и увижусь с вами ближе к вечеру.

Он кивнул командиру гвардейцев, который занял место позади принца и строевым шагом двинулся в сторону дворца, вынуждая Олио шагать вперед.

– Эдейтор! – выкрикнул Олио.

– Нынче вечером! – прокричал Эдейтор ему вслед.

Он подождал, пока группа не исчезла в толпе, а затем подошел к двум замеченным им ранее юношам. Те притворялись, будто его нет, поэтому Эдейтор кашлянул, привлекая внимание.

– Чем можем помочь? – с деланной скукой спросил один из юнцов.

– Почему вы бросили камень в принца Олио? – спокойно спросил он.

– Не бросал я никакого камня! – с негодующим видом воскликнул юноша.

– Один из вас бросил.

– Вы не можете этого доказать! – сердито объявил второй юнец,

– А мне и не надо, – ответил Эдейтор. – Мне требовалось лишь высказать королевским гвардейцам предположение, что это вы напали на их принца, и они без колебаний зарубили бы вас на месте.

Юнцы побледнели, но, похоже, не оробели.

– Но теперь вы сами по себе, прелат Фэнхоу, – сказал ему первый. – И поблизости нет никаких гвардейцев, способных помочь вам.

Эдейтор наклонился поближе – так, что его лицо оказалось всего в ладони от лица парня.

– Я же маг, дурень. Чтобы прихлопнуть тебя, мне гвардеец не нужен.

Парень побелел и опустил взгляд на свои сапоги, избегая взгляда Эдейтора. Выражение лица второго юноши предполагало, что он предпочел бы находиться сейчас где угодно, лишь бы не возле своего друга.

– Почему бы нам не зайти в таверну выпить по кружке? Я поставлю вам пиво.

– Вы серьезно? – спросил первый юноша.

– Серьезно как никогда. – Эдейтор кивнул. – Я хочу задать вам несколько вопросов.

– О чем?

– Не стану притворяться, будто считаю тебя самым умным парнем в Кендре, – небрежно обронил Эдейтор, – но определенно не считаю тебя уж НАСТОЛЬКО глупым.

Все трое вошли в таверну и нашли свободный столик. Эдейтор кликнул слугу и заказал три кружки пива. Когда кружки доставили, он дал юнцам сделать несколько глотков.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Линдеон, – назвался первый.

– Веремер, – представился второй.

– Так вот, Линдеон и Веремер, я не знаю, который из вас бросил тот камень в принца Олио, в данную минуту мне это все равно. Но я хочу знать, почему.

Юноши вперили в него недоверчивые взгляды.

– Вы это не серьезно, – сказал Веремер. Эдейтор просто поднял брови. – Я хочу сказать, ведь все же знают, кто такой Олио…

– ПРИНЦ Олио, – поправил его Эдейтор. – Или Его высочество. – Он сделал ударение на заглавных буквах.

– И все знают, что его высочество ведьмак, так же, как и его сестра!

Эдейтор был настолько поражен, что не нашел ответа.

– И что они приносят в жертву детей, творя свою волшбу! – добавил Линдеон.

– Если это шутка, то она зашла достаточно далеко, – серьезно произнес Эдейтор. – Я воспротивился своей естественной склонности сдать вас гвардейцам, но теперь гадаю, а правильно ли…

– Но ведь все знают, что это правда! – вмешался полуумоляющим тоном Веремер. Линдеон энергично закивал. – Разве не правда, что Арива…

– Ее величество! – отрезал Эдейтор. – Королева Арива! Веремер покачал головой.

– Проклятье, прелат, не указывайте мне, как говорить об этих людях! – Он ткнул пальцем в воздух. – Разве не правда, что она убила родную дочь ради волшбы? И что в ту же ночь в старом городе вспыхнул пожар? А Олио был в то самое время в старом городе, помогая ей?

– Это нелепо! – воскликнул Эдейтор.

– Нет, не нелепо! – возразил Линдеон. – Так все и было!

– Было! – гневно выпалил Эдейтор. – Да вы понятия не имеете, как все…

– Но это еще не все! – не дал ему договорить Веремер. – Чтобы завоевать трон, она убила родного брата и обвинила в этом преступлении бедного злосчастного принца Линана.

Ужаснувшийся Эдейтор так бы и сел, но он уже сидел.

– Кто вам все это рассказал?

– Да это ж всем известно, – сказал Веремер. – Об этом весь город знает.

– Значит, весь город ничегошеньки не знает, – промолвил прелат. – Королева Арива любила Берейму. Она ни за что не причинила бы ему вреда. И она отчаянно хотела ребенка. Как и каждой правительнице, ей нужен наследник. И зачем бы ей пожелать сжечь старый город? Все это не имеет смысла.

Юнцы переглянулись поверх кружек с пивом.

– Ну, я просто говорил вам то, о чем известно всем, – стоял на своем Веремер.

– С каких пор им это известно?

– С тех самых пор, как бог стал наказывать Гренду-Лир за преступления Аривы, – ответил ему Линдеон. – Против нас пошли четты – пошли против тех, кто спас их от работорговцев. И мы потеряли Хьюм, Чандру и, говорят, по меньшей мере одну армию.

– Какие преступления?

– Те самые, о которых мы вам говорили, – напомнил ему Линдеон. – И она спит с дядей своего бедного покойного мужа.

– С канцлером! – воскликнул Эдейтор.

– Все это общеизвестно. Бог карает нас за ее преступления, ее и ее брата.

Эдейтор посмотрел на их лица – они выражали гнев и такую уверенность!.. Он не знал, что и сказать. Они на миг показали ему мир, о существовании которого он и не подозревал. Он все не мог понять, как кто-то мог поверить лжи и фантазиям, о которых ему только что поведали, но если Линдеон и Веремер были честны, то простой народ верил этому.

Он встал, бросил на стол монету.

– Заплатите этим за пиво.

– С нее положена сдача, – указал Веремер.

– Оставьте ее себе, – бросил Эдейтор и вышел.

Томлин чистил голубятню, как поступал почти каждый день. Он как раз закончил выгребать со второго уровня гуано и укладывать его в мешки на удобрение, когда сверху донеслось биение крыльев и стук клеток. Он поспешил подняться на третий уровень и увидел, что все восемь клеток, зарезервированных для голубей Великой Армии, теперь заполнены. Он подошел к каждой клетке и забрал послание с ноги каждого голубя. Голубятник подумал, что это крайне странно, и поспешил в кабинет канцлера. Когда секретарь увидел, как тот ворвался туда, он без колебаний пошел звать Оркида. Канцлер появился почти сразу и протянул руку за посланием. Томлин отдал ему весь груз.

– Восемь посланий?

Томлин кивнул.

– И все восемь голубей из Великой Армии.

Оркид сел на край секретарского стола и, открыв одно из посланий, прочел его. Томлин и секретарь увидели, как он побледнел. Он открыл и прочел второе послание, затем третье, а затем и все остальные. Медленно выдохнув, канцлер приказал секретарю:

– Передайте королеве, что я должен немедленно видеть ее.

Секретарь умчался выполнять.

– Значит, мне идти? – осведомился Томлин.

Канцлер кивнул, и Томлин, ощущая большее беспокойство, чем когда-либо мог припомнить, вернулся на голубятню.

Оставшись один, Оркид взял одно из посланий. Все они были одинаковыми: «Претендентке на престол Ариве Розетем и канцлеру Оркиду Грейвспиру. Ваша армия сметена в пыль. Я иду. Король Линан Розетем».

«Волноскок» добрался до порта Кендры незадолго до полудня. Едва сойдя с корабля, Деджанус, страдающий похмельем и пьяный от красного вина, выпитого за короткое плавание, направился прямиком в таверну «Пропавший моряк». Спотыкаясь, он вошел в пивной зал и уселся за первый же столик. Другие посетители уставились на него, зная, кто он такой и где ему полагалось бы находиться. Беглый командующий рыкнул на них, и они отвели взгляды. Подошел испуганный слуга. Деджанус заказал самого лучшего красного, какое есть в заведении, и заплатил за него целую золотую монету.

– Но, сударь, у меня нет с этого сдачи!

– Не беспокойся об этом, – отмахнулся Деджанус. – Уже на следующей неделе деньги ничего не будут стоить. – Эта мысль показалась ему весьма забавной, и он расхохотался.

Слуга спешно убрался выполнять заказ. Покуда Деджанус ждал, посетители один за другим ушли, и он остался единственным клиентом во всей таверне. Слуга вернулся с большим кувшином вина и кружкой, а затем снова поспешил удалиться.

Деджанус принялся пить всерьез. Он выдул одну кружку тремя большими глотками, подождал ровно столько, чтобы внутри потеплело, а затем взялся за вторую. К тому времени, когда он опустошал третью, Деджанус чувствовал себя храбрее, чем бывал хоть мгновение с тех самых пор, как повел Великую Армию на подмогу капитану Урлингу.

– Что же такое случилось с тем капитаном? – гадал он вслух. Вероятно, его порубили четты, точно так же, как и всех других злосчастных солдат, которыми он командовал. – Не по моей вине! – выкрикнул он. Они были храбрыми, но необученными. Он ничего не мог поделать. Но сделал все, что в его силах при таких обстоятельствах.

– Обстоятельствах Оркида, – проворчал он. – Злоумышляющего против меня. Я выпущу кишки этому ублюдку.

Но сперва он выпьет еще вина.

– Да. Сегодня же. Я зарублю его, рассеку от макушки до паха. И высыплю его внутренности на все его треклятые бумаги и на все его треклятые подписи. Но как насчет подружки канцлера, королевы? И ее тоже зарублю. Выпущу ей кишки, как и Оркиду. А потом сам буду королем. – Он рыгнул. – А королям нечего бояться.

Поул не мог больше читать. Некоторым тайнам следует оставаться неузнанными. Он закрыл переводимый том и отодвинул его. Ощущение возникло такое, словно он отталкивает от себя искушение. История была не просто знанием, решил он; она была подстрекательницей, проклятием для стабильности и порядка. Вместе с этим пониманием, которое медленно нарастало последние несколько дней, пришло и еще кое-что – нечто, называемое им своей совестью, хотя он и знал, что все далеко не так просто и не так священно. Он позабыл, что значило быть священником, а быть им – значило чтить бога.

«А я делал что угодно, только не чтил его», – сказал он себе. Но пока еще не слишком поздно. Он все еще оставался примасом, и отныне по мере сил примет всю ответственность на свои плечи. «И в один прекрасный день я признаюсь. Когда закончится война, когда в королевстве будет царить мир… когда я примирюсь с самим собой… тогда я признаюсь в своем преступлении против Гироса Нортема и против Церкви, приму то наказание, которого заслуживаю». Приняв такое решение, он собрал все заметки и переводы, которые сделал по томам, а также том, над которым работал сейчас, покинул свой кабинет и направился прямиком к башне Коланус, где и поставил том на его законное место. Какой-то самый короткий миг он подумывал, не уничтожить ли эти книги, но на подобное у него не было никакого права, даже как у примаса. Покинув башню, он направился в церковную библиотеку. Там у очага собралось шестеро послушников, читающих тексты и пергаменты. Когда Поул вошел, они быстро встали, но он взмахом руки велел им сесть и, игнорируя их изумленные взгляды, бросил свои бумаги в огонь. Понаблюдав и убедившись, что ни одна страница не избежала пламени, он улыбнулся послушникам и вновь направился к себе в кабинет. По пути он прошел мимо Книги Дней. Та была открыта, как всегда, на последней записи.

Он остановился и заботливо вырвал испорченные им страницы. Послушники снова с изумлением воззрились на его действия, и он снова весело улыбнулся им. Прежде чем уйти, он перечел последнюю запись Нортема, сделанную в тот день, когда Поул убил его.

«Молю о руководстве и за души всего моего народа; молю о мире и о будущем для всех детей моих; молю об ответах и о новых вопросах. Я один, в одиночестве и все же не одинокий. Я один; человек, который знает слишком много тайн. И молю о спасении».

– И молю о спасении, – повторил про себя Поул, а затем, впервые в жизни, без колебаний и искренне до последнего слова он помолился о спасении, и все еще глядящие на него послушники снова изумились, увидев, как по его щекам скатились слезы.

Когда Оркид прибыл в покои Аривы, с ней был Харнан Бересард и, с удивлением увидел он, еще один аманит, вернее, аманитка – худощавая женщина средних лет с самым печальным лицом, какое он когда-либо видел. Затем он заметил, что Арива тоже выглядит пораженной горем. Неужели королева уже прослышала об уничтожении Великой Армии?

– Оркид, у меня ужасные новости, – сказала Арива.

– Знаю, – ответил он. – Я как раз пришел сообщить вам.

– Мне очень жаль. Должно быть, это ужасно для вас.

Оркид недоуменно моргнул. Новость, конечно, ужасная, но почему именно для него? И кто эта аманитка? Он внезапно понял, что Арива говорит не о поражении Великой Армии. А это могло означать только одно…

– Мой брат, – догадался он. И повернулся к женщине. – Кто вы?

– Линдгара. Я служу… служила… главой секретариата короля Марина.

– Служила?

– Мне очень жаль, канцлер Грейвспир, но ваш брат мертв.

– Понимаю, – произнес он голосом, упавшим до шепота. Тело его вдруг сделалось невероятно тяжелым. Он оперся рукой о спинку кресла.

– Пилла пала, – сказала Арива.