Небесные врата

Льешо перемещался быстрее и владел искусством боя один на один. Он подскочил к стражнику, ткнул его коротким копьем, из легкой царапины на ребрах выступила кровь. Льешо отступил назад, слишком близко к краю, вернулся к середине платформы. Стражник атаковал. Выпад. Льешо почувствовал, как заструилась жидкость по руке, в которой он держал меч. Мускулы работали, и Льешо не стал отвлекаться на рану.

Как бывает в сражении, кровь стучала у него в ушах, заглушая остальные звуки. Льешо обнаружил тишину в сердце собственной техники, где покойный учитель мастер Якс до сих пор выкрикивал шаги в поместье правителя в провинции Дальнего Берега.

Порез, защита, отступление…

Льешо двигался в такт биению сердца, измерял по пульсу шаги до края. Ему не надо было думать, подсознательная тревога каждый раз предупреждала его об опасном приближении к катастрофе.

Льешо раскручивал сражение по спирали, на высоком каменном диске, ткал гобелен из ударов, через которые не могло пробиться даже его собственное копье. Он теснил гарнского стражника все дальше и дальше, пока тот не закачался на самом краю, широко распахнув глаза от ужаса и задыхаясь. Льешо не хотел убивать его, а потому шагнул назад, позволил гарну уйти от смертельного падения.

Победа досталась ему после простой уловки. Льешо атаковал, стражник отбивался. Льешо подвел меч под оружие противника и описал круг так быстро, что оцепеневший гарн не успел последовать за ним. Мгновение – и оружие вырвалось из руки стражника. Тот в смятении наблюдал, как меч летит за край королевского павильона, падает, падает – и наконец ударяется о мостовую на площади.

– Сдавайся. – Льешо прижал наконечник копья к груди стражника. Гарн упал на колени, меч последовал за ним, но он еще не собирался сдаваться.

– Есть только один путь… вниз с башни.

Хриплый голос резал ухо, стражник тяжело дышал. Кровь текла у него из носа, он сплюнул себе под ноги кровавой слюной. Льешо гадал, не ранил ли он гарна серьезней, чем намеревался. Он почти ждал, что сейчас в уголках рта стражника появится розовая пена. Гарн вытер нос тыльной стороной ладони и не удивился, заметив красную полосу на своей руке.

Значит, не рана. Холодный разреженный воздух Кунгола жестко наказывал всякого, кто не привык к большим высотам. Льешо ждал, пока стражник перестанет задыхаться.

– Там много… наших… на пути к свободе. Ты умрешь, если убьешь меня.

– А если ты отведешь меня к своему хозяину, я умру наверняка.

Льешо видел по глазам гарна, что не ошибся. Однако это была не единственная правда, которую они разделили на обдуваемой ветром платформе. Льешо не мог убить стражника лишь за подчинение приказу. Может, если бы гарн носил на рубашке знаки улгарской жестокости, пряди волос, содранных со скальпов живых жертв, Льешо не стал бы раздумывать. Но чем больше он размышлял, тем больше понимал, что его решение не имеет ничего общего с человеком, который стоял перед ним на коленях.

Сражения не приносили ему вознаграждения, только возвращались кровавой болью снова и снова, век за веком, на протяжении многих времен. Путь Богини не должен вести через поля мертвецов. Наконец Льешо понял.

Он не излечился полностью – не видел, как избежать убийства твари, осадившей Небесные Врата. Что до остальных, пусть теперь другие носят мечи. Настало время шагнуть прочь из этой жизни. Льешо бросил меч на плиту.

– Иди.

Льешо посмотрел на горы, где ждала его Богиня. Он поступал справедливо, отпуская человека, который лишь выполнял свой долг. Стражник мог убить его на месте, но Льешо не думал, что он сделает это. Зачем Пути приводить его к пониманию, если дальше смерть? Если Льешо верил, а он верил, значит, должен быть другой выход. Справедливый выход.

Низкий стон ужаса сорвался с губ стражника. Льешо медленно повернулся, не торопясь увидеть, какой новый кошмар подбирался к нему сзади. Но увидел не кошмар, а чудо.

Великая Луна Лан взобралась выше, будто по ступеням гор Фибии, увенчанных звездными коронами. Ее яркий свет пронзил ушко иглы – башни Храма Луны. Между земным Дворцом Солнца и храмом, символом Великой Богини на небесах, внезапно появился мост из расплавленного серебра. Забыв о гарне, Льешо сделал шаг, еще один. Вначале казалось, что он утратил контроль над ногами. Затем Льешо изо всех сил помчался к неземному свету.

Ступни чувствовали воздух, ничто, но он не падал. Он бежал не из страха перед улгарскими стражниками, которые ждали его во Дворце Солнца, но из радости. В глубине души Льешо понимал: все, чего он только мог желать в конце пути, ожидало его на другой стороне. Надо только одолеть таинственный серебряный мост.

Свет держал его, держал, пока ноги снова не ощутили камень, опять высоко над городом, в дальнем конце площади. Он оказался в Храме Луны. Льешо ступил в павильон напротив дворца.

Платформу на вершине храма окружал изящный резной парапет – чтобы случайно не упасть вниз. Два кирпича в фигурном камне стояли в ряд, пропуская свет восходящей Великой Луны на высокий павильон, образуя ушко иглы, сквозь которое Льешо смотрел на дворец. Льешо вспомнил, как бывал здесь при дневном свете, вспомнил балюстраду у открытой витой лестницы, которая вела вниз в сердце башни. Каменные скамьи стояли под пропорциональными углами, с них было удобно любоваться на дворец и горы. При лунном свете они казались неземными. Тени выглядели более реальными, чем камень.

Льешо отошел от края, потом обернулся на звук, эхом раздавшийся в темноте на другой стороне площади: топот башмаков, леденящий душу крик. Улгарский стражник ступил вслед за Льешо на мост из света. Он успел сделать единственный шаг, когда понял, что легкий мираж не собирается поддерживать его тело.

Великая Луна Лан поднялась выше. Ее свет покинул ушко иглы и пополз по горам. Мост рассеялся. Стражник оказался слишком далеко от платформы, чтобы спастись, и с криком полетел вниз навстречу смерти.

– О, Богиня…

Льешо закрыл глаза, будто так мог стереть воспоминание о падающем в ужасе человеке. Как он и ожидал, это не сработало.

– Почему ты просто не ушел? – прошептал он мертвому человеку на камнях мостовой. Конечно, Льешо знал ответ. Долг. Знал, почему стражник должен был умереть. Если бы он рассказал о Льешо капитану, и слух достиг ушей мага, каждого захватчика, каждого улгара в городе бросили бы на поиски. Льешо никогда не нашел бы брата.

Мертвец вынудил его заново обдумать новое представление о себе, о причинах его возвращения к жизни, полной сражений и боли, снова и снова. Но Льешо не представлял, какой еще урок он должен вынести. Он знал только, что смерть человека, которого он никогда прежде не встречал, задела его сердце сильнее, чем любая другая потеря.

Когда умерли мастер Якс и Хмиши, казалось, что судьба обокрала его. Льешо нуждался в них. В случае с Хмиши даже бог милосердия распознал эту нужду и вернул мертвого к жизни – для Льешо, не для Хмиши или Льинг. Если вспомнить, он нимало не беспокоился, что почувствуют сами мастер Якс и Хмиши, в собственной линии жизни, а не продолжении его.

Мастер Якс отругал его за попытки вернуть учителя и нашел свою дорогу к смерти, несмотря на усилия Льешо. Хмиши выбора не досталось. Даже сейчас Льешо не мог сказать, что жалеет о содеянном. Но смерть улгарского стражника вызвала жалость к гарну, а не к самому себе. Льешо горевал, что нечаянно послужил причиной его падения.

Мастер Ден наградил бы Льешо подзатыльником за такие мысли. У улгара был свой путь, нить его смертной жизни заканчивалась на вершине Дворца Солнца. Отнюдь не весь мир крутится вокруг него, напомнил себе Льешо. Вот еще! Иногда дело даже не в Справедливости. При этих словах Льешо показалось, что духи смеются над ним.

Пока Льешо искал себе место во вселенной, подбежали товарищи стражника, изумленно перекликаясь при виде мертвеца на земле. Льешо отступил от края. Ему было плохо, но не настолько, чтобы последовать за противником или сдаться солдатам Марко.

Великая Луна Лан вскарабкалась выше, ушла из храма в тени, которые укрыли Льешо от врагов. Он свернулся в темноте, скорчился у лестницы, ведущей к сердцу храма. В тишине ему слышались сухие и древние голоса, зовущие вниз по витому проходу. Льешо пытался не обращать на них внимания, сосредоточившись на улгарских стражниках, которые высыпали через узкую дверь на крышу королевского павильона по другую сторону площади.

Они быстро разбрелись по кругу, освещенному красноватым сиянием ламп, пытаясь понять по следам, что же случилось. Кто-то заметил оставленный меч, и стражники обследовали каждый угол. Ничего не обнаружив, они потянулись обратно в башню через потайной ход.

Скоро все огни на вершине Дворца Солнца собрались в маленький квадрат, когда гарны спустились на лестницу. Затем свет вовсе исчез – последний стражник задвинул плиту на место. Внизу поставят двух стражников вместо одного, подумал Льешо. Капитан явно решил, что столкнувший улгара человек в суматохе сбежал. Но, как и покойник, новый стражник может высунуться наверх, чтобы проверить охраняемую территорию. Конечно, в основном он будет осматривать башню, однако может и скользнуть взглядом по площади. Льешо решил подождать еще немного.

Низкая каменная стена на вершине Храма Луны защищала от ветра и падения, но не от холода. Льешо свернулся в ветреной ночи и уставился на горы. Где-то там прятались Небесные Врата; он следовал по пути Великой Луны и гадал, знает ли Лан дорогу. Пока принц смотрел на горы, увенчанные звездами, что-то вспыхнуло так ярко, что Льешо зажмурился. «Ответ?» – подумал он с любопытством. Шепот на башне стих, потом зазвучал вновь – песня без слов, будто сама башня превратилась в тростниковую флейту.

Бриллиантовое сияние погасло, забрав песню с собой. Стала видна арка блестящего белого, как серебро Великой Луны, спустившейся на землю, света: она поднималась из гор и касалась низкой каменной стены напротив такой же у обители королевы. Теперь все стало понятным, хотя бы отчасти. Льешо думал, что Храм Луны получил название из-за сияния света, который зажигал его ледяным пламенем под Великой Луной Лан. Но теперь будто сама Лан протянула руку к храму. Раньше был слишком мал, чтобы увидеть, и никогда бы не догадался: мост на небеса.

Казалось, кругом одни мосты: от дворца к храму, от храма к луне, от смертного мира к небесам. Юноша задумался: может, Небесные Врата стоят в конце холодного белого моста из света? Льешо поднялся из своего убежища, подошел к краю со стороны гор. К яркому мосту из света. Он уже рискнул сегодня ночью пройти по воздуху и выжил. Путь был открыт. Один камень выступал дальше остальных и служил фронтоном для невесомого моста. Значит, великолепный свет сиял не для него одного. Льешо разгадал одну из великих тайн храма и теперь гадал, знал ли о ней отец, или это тайный ход самой Богини.

Стоя между колоннами, которые обозначали границы между камнем храма и неземным светом белого моста, Льешо сомневался. Готов ли он? Пришло ли время? Есть ли у него выбор?

Льешо шагнул на лунный луч.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Мост исчез. Льешо ахнул и отскочил назад. Тайны, окружавшие юношу на вершине Храма Луны, заворожили его, но не настолько, чтобы последовать за улгарским стражником навстречу смерти. Возможно, мост и удержал бы его, если бы Великая Луна Лан еще не покинула Небесные Врата. Или нет. Льешо прекрасно знал, что, переместив свое тело через пространство сна в город, стал таким же уязвимым для неудачи, как любой смертный. Путешествия во сне требуют сосредоточенности, которую даже самый искусный адепт не в состоянии вызвать, падая с башни. Льешо поднялся на локтях и отполз подальше от края.

На достаточном расстоянии от жуткой судьбы он встал на ноги. Нужно убраться, пока стражники обыскивают дворец. Таинственная дорога в горы увела бы Льешо из города, но не помогла бы в поисках брата, так что это не самое лучшее решение в любом случае.

Первое, что приходило в голову, – спуститься по лестнице в центре башни, но для улгарских стражников это был естественный путь наверх. Оставалось путешествие во сне. К брату он ближе не станет – Льешо искал Гхриза, когда пространство сна забросило его сюда, – зато уберется из башни. Брата можно поискать на земле, а не с вершины Храма Луны.

Льешо потащился по кругу. Ноги не слушались его из-за ночного сражения с гарном и, если быть честным, из-за внезапного ужаса, когда лунный мост растворился под ним. Но не только физическое истощение замедляло его бег. Воспоминание о голосах тихим шепотом манило юношу во внутреннюю башню. Когда Льешо был маленьким, там жила мать со жрицами и прислужницами. Верующие и дипломаты проходили через огромный приемный зал внизу, а по особым случаям королева, его мать, всходила на эту платформу высоко над городом, чтобы поприветствовать отца, стоявшего на другой стороне – во Дворце Солнца.

Его мать и бабушка, тети и дяди, служившие Луне, ступали по ступеням веками, сколько Кунгол стоял между священными горами. Призраки взвывали к Льешо из всех его жизней, из прошлого и настоящего. Льешо не успел взять у Болгая последний урок – посещение во сне преисподней. Конечно, это не совсем то, что нужно, но Льешо решил попробовать. В конце концов ему нужно было как-то спуститься на улицу. Держась за балюстраду, Льешо ступил под кров.

Юноша думал, что проход окажется темным, словно безлунная ночь в храме, или на каждом повороте будут поджидать стражники. Однако при первом же его шаге стены начали пульсировать мягким светом. Внизу с каждым поворотом витой лестницы путь светлел, а вверху ступени утопали во тьме. Льешо прислушивался к звукам, но патрулей не обнаружил.

Ему следовало бы догадаться, что ни один улгар не войдет в храм в поисках противника мертвого стражника: во тьме шептали духи, их голоса становились все отчетливее, чем дальше спускался Льешо. Избегая света, тихие вздохи не растворялись совершенно, не подплывали ближе, чтобы Льешо мог разобрать слова. Уровень за уровнем одни звуки сменялись другими. Древний смех достиг его ушей сквозь время. Юноша услышал песню на фибском языке, но не понял ее. Слова изменились, акцент тоже, хотя Льешо узнал мелодичность дворцового наречия.

Дальше были плач, тонкоголосые стенания и, за ритуальной скорбью, безутешная боль. Королева из далекого прошлого оплакивала здесь ужасную потерю. Льешо вспомнил, как его дорогая Богиня рыдала о нем в бесконечных видениях прошлого и крови на его собственной груди. Мысль о том, что он слышит плач по самому себе в прошлой жизни, заставила принца с ног до головы покрыться мурашками.

Этого не повторится. Он приручил копье и больше не собирался вытаскивать его – независимо от того, в какую переделку попадет. Копье несло гораздо большую опасность.

– Этого не повторится, – прошептал Льешо голосам из другого времени, сияющим камням Храма Луны. Новый поворот, новый век. Храм оказался шире у основания, и каждый пролет витой лестницы был длиннее. До Льешо долетели отзвуки битвы, холодный, уверенный голос королевы Фибии, защищающей храм.

Новый поворот, снова шепот. Лицо Льешо приобрело цвет старого вина. Любовные вскрики, ласковое бормотание. Он не хотел думать о том, что происходило, когда король Фибии посещал свою божественную супругу в храме. Слишком земные звуки, прикосновение плоти к плоти, стон, вздох. Льешо заткнул уши и пошел дальше, но на следующем повороте ему захотелось вернуться обратно.

Визг. Ужас, паника, боль. Топот, грохот тарана, проклятия на гарнском языке – более высоком и пронзительном, чем язык Кубала. Льешо добрался до основания храма, а значит, до его новейшей истории. Звон мечей, теплый голос матери, прощающей убийц именем Богини, тихий плач жриц и жрецов.

Принц застыл на месте, как парализованный: меч, вынимаемый из ножен – такой знакомый звук, что он почувствовал, как перемещается вес стали с бедра в руку. А потом нежный голос королевы, его матери, оборвался на полуслове – к ужасу ее придворных.

– Ее голова! Ее голова!

– Не дайте ей упасть!..

У Льешо подкосились ноги. Он сел на корточки, обхватил руками колени и прижался лбом к балюстраде, пытаясь сдержать тошноту, слушая последний вздох матери, высокий, пронзительный визг ребенка, которого несут навстречу смерти. Его сестра, его мать умерли здесь, и он не смог остановить убийц. Льешо не пришло в голову, что тогда он пережил всего седьмую зиму и даже не был в тот момент в храме. А теперь он будет слышать ее смерть снова и снова, пока не исправит положение.

Но принц ясно понимал, что прежде сойдет с ума, как брат Льюка. Может быть, это их фамильный недостаток: безумие струилось по венам королевской семьи Фибии, оно и привело к падению королевства и всех тех, кого они защищали. Или их сгубила собственная ошибка? Нежная рука откинула волосы с глаз. Льешо вздрогнул, поднял голову, однако никого не увидел. Прохладное прикосновение ко лбу успокаивало – не зловещий угрожающий холод мастера Марко и не яростная атака улгарских захватчиков. На мгновение плач стих.

– Мама?..

– Защитник.

Нет, не мама. Она безнадежно мертва. Но Льешо узнал голос.

– Моя госпожа Богиня?

– Защитник, – повторила она.

Льешо почувствовал легкий поцелуй на щеке. Он вспомнил давний разговор, во время которого Каду задала тяжелый вопрос: кто ты? Юноша не хотел отвечать, не был готов делиться тайной своего рождения и смертей, которые поразили его в семилетнем возрасте. Он сказал, не сознавая иронии собственных слов:

– Просто еще один Защитник Богини.

Наполовину жрецы, наполовину рыцари – эти защитники кочевали из королевства в королевство, совершая подвиги во славу Богини. Они редко что-то собой представляли и по большей части считались безумцами. По мнению Льешо, такое описание очень ему подходило.

– Твой защитник, – откликнулся он, не зная, слышит ли его Богиня. Небесные Врата закрыты и терпят осаду, а ее голос звучит сквозь невообразимое количество веков. Или, может, храм одержим духами и призраками, которых он, Льешо, не замечал в детстве, потому что мать ограждала его от страшных знаний.

Не надо было иметь магических способностей, чтобы понять – сейчас Льешо здесь не место, он окончательно сойдет с ума, если тотчас не уберется из храма. Принц поднялся на ноги. Попытался вспомнить, видел ли эту лестницу, когда посещал храм с матерью, но на ум ничего не приходило. Возможно, храм перемещался в другую реальность при лунном свете: частью оставался в мире смертных, частью – на небесах. Тогда лестница существовала только в залитой лунным светом реальности…

Льешо мог застрять по ту сторону смертного мира. Лучше идти вперед – подальше от голосов, которые превратились в шепот и рвали сердце печалью. Слева тьма казалась менее густой, и принц пошел туда, словно на свет маяка. Однажды он споткнулся о какую-то мебель – треснуло хрупкое дерево, – потом налетел на что-то вовсе неподвижное, заработав на бедре синяк величиной с ладонь. Но становилось все светлее: вскоре юноша разглядел, что кто-то сложил разбитые столы и стулья вдоль стены, повесил подсвечники, пусть даже и без свечей.

А впереди была дверь. Не громадные ворота, которые открывались подобно объятиям – Льешо узнал боковую дверцу. Он приходил через нее с охранником Кхри и нянькой-жрицей, чтобы провести день с матерью. Теперь принц, неловко двигаясь, вышел наружу – и обратил лицо к слабому свету восходящего солнца. С сердца свалилась тяжесть, будто он только что пробудился от кошмара. Но все же странное томление, сильнее боли, призывало его обратно во внутреннюю башню к шепоту голосов. Он хотел вернуть маму, даже если от нее остался только голос.

Сомнения ударили в душу, разбив ее вдребезги.

– Нет! – простонал Льешо. – О, Богиня, не-е-ет!..

Он сжался от боли, обхватив плечи руками. Тени вокруг зашевелились и ожили.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Из черных глубин прохода поднялась оборванная фигура.

– Ты – призрак из легенд? – поинтересовалась она хриплым шепотом.

Льешо собирался спросить то же самое. В какой-то миг он решил, что Гхриз как-то узнал о приближении брата и послал ему навстречу своего человека. Имя брата готово было сорваться с языка, но Льешо крепко сжал губы. Кто знает, не подслушают ли его гарнские шпионы? Он порадовался, что промолчал, когда в сером свете восходящего солнца рассмотрел лицо молодой девушки. Нищенка, которая стояла на пороге чудес, сама походила на призрак, древнего предка из тьмы жуткой лестницы. Конечно, тогда бы она не стала задавать вопросы. После пребывания в храме Льешо шарахался от любой тени.

– Не призрак, – сказал юноша, оставив легенду про запас. Он вернулся в Кунгол и следовал пророчеству. Вряд ли стоит начинать со лжи собственному народу.

Нищенку ответ не удовлетворил. Приглядевшись, Льешо понял, что девчонка все же не похожа на попрошайку. Она носила лохмотья, на лице застыла настоящая грязь с улиц, запах подтверждал ее убогое положение. Маскировка сработала бы даже при столкновении с врагом, образ которого она знала. Но перед лицом чуда в глазах незнакомки отражались планы отхода и нападения. Девушка прикидывала, как использовать чудо, явившееся из таинственной тьмы. Шпионка. Но чья? И почему Льешо кажется, будто он видел ее раньше, хотя он и не возвращался в город с семилетнего возраста? Ответов не было.

– Не призрак. Значит, легенда? – подтолкнула его шпионка.

Наблюдательная девчонка – она выглядела моложе него, хотя в сером утреннем свете трудно было сказать наверняка, что скрывается под грязью. Фибка, судя по виду и голосу, стояла на страже у двери, важность которой сознавал только человек, посвященный в тайны королевской семьи. Наемники из клана мастера Якса знали, но гарны убили их при нападении на город. Жрецы и жрицы, чьи предсмертные крики слышал Льешо на лестнице, тоже знали. Может, она все-таки призрак?

Или Гхриз поставил ее здесь? Для чего? Ждал ли брат ответа на пророчество? Мастер Марко умел определять его местонахождение. Маг мог оставить у храма дозорного, когда понял, где Льешо приземлился. Но он не доверился бы фибской девчонке. Да и кто вообще мог ей довериться? Что делало ее превосходной шпионкой для повстанцев.

Льешо привык брать риск на себя. Теперь пришло время взвалить риск на другого.

– Кое-кто называет меня ответом на пророчество, – ответил он на вопрос шпионки. Более или менее. Легенда – слишком громкое слово, поэтому решать Льешо предоставил ей. – Я ищу драгоценность, сапфир.

Конечно, Льешо имел в виду сапфировую принцессу. Своего рода проверка. Увидит ли она правду между строк? Шпионка покачала головой.

– Гарны украли у нас все украшения, а мы были слишком малы, чтобы защищать их. Сейчас в Кунголе нет драгоценностей.

Однако ее зрачки сузились до булавочной головки. Объяснение Льешо взволновало девушку, как бы ни пыталась она скрыть свои чувства. На его появление надеялись, но не ждали, решил Льешо.

Пока они разговаривали, Великое Солнце коснулось гор – времени на обсуждения не оставалось. Если их заметят здесь, вопросы появятся у гарнов. Нищенка-шпионка осветила одежду Льешо. Она быстро справилась с эмоциями, но Льешо тут же посмотрел на себя, гадая, что заставило прорваться сквозь тщательно лишенное выражение лица недоверие и надежду. Увидев свой плащ, он вспомнил – путешествие в сновидении проходило в одежде для верховой езды давно мертвого королевского двора.

– Мне нужны не украшения, – сказал Льешо, возвращаясь к разговору. – Твой хозяин поймет, о чем я.

Вот. «Отведи меня к своему командиру» – яснее ясного. Льешо думал, что шпионка заметила у него не только плащ, но и лицо покойных королей. Надеялся, что не напросился только что прямиком в лапы мастера Марко. Но шпионка уже приняла решение.

– Снимай плащ, – процедила она сквозь зубы. Льешо повиновался.

Шпионка взяла плащ, бросив полный отвращения взгляд на пустые ножны. Еще не разогнувшись, она заметила и фибский нож, однако после этого ее взгляд стал еще более замороженным.

– Надеюсь, у тебя есть еще один, – заявила она, быстро вывернула плащ наизнанку и порезала со спины ножом.

– У мастера Дена обязательно найдется.

Льешо не представлял, откуда бог-мошенник достает подходящие случаю одежды. Шпионка оказалась сообразительной: бежать по улицам Кунгола при утреннем свете в изящно вышитом королевском плаще означало привлечь ненужное внимание. Вывернутый наизнанку, порванный плащ превратился в обноски еще одного бродяги. Льешо надел плащ, заметив, что тот больше никак не защищает от ветра.

Льешо выпачкал сапоги в жуткой грязи, принесенной ветром к дверям храма, потом вымазал подбородок и лоб. Только кучка гарнов во главе города – захватчиков, что убивали королевскую семью – видела короля, его отца, поэтому Льешо мог не опасаться, что его узнают. Но ему не хотелось выделяться на фоне жидкой толпы обедневших, подавленных граждан. Когда Льешо стал похож на бедняка, шпионка одобрительно кивнула и повела его в город.