Драконы подземелий

Рейстлин вновь зашелся кашлем. Единственным средством, способным хоть на время унять боль, был особый травяной отвар. В крошечной, словно нора, и сырой пещере, служившей пристанищем магу и его брату, места для очага не хватало. Рейстлину нужно было выбраться из-под теплого одеяла и отправиться на поиски воды.

Обычно в таких ситуациях воду приносил Карамон, он же заваривал чай. Но брата рядом не оказалось. Близнец колдуна, могучий великан самого добродушного нрава, веселился с прочими гостями на свадьбе Речного Ветра и Золотой Луны.

Время перевалило за полночь, но до слуха едва живого Рейстлина доносились музыка и веселый смех. Надо ли говорить, что маг был зол на Карамона. Подумать только: бросить беспомощного брата в одиночестве ради какой-то девицы, Тики Вейлон, кажется!

Задыхаясь, он попытался подняться, цепляясь за выступы стены, и чуть не упал. Едва нащупав в потемках спинку шаткого стула, Рейстлин тотчас рухнул на него.

– Рейст? – донесся снаружи бодрый голос. – Ты ведь не спишь? Разговор есть. У меня к тебе всего один маленький вопрос.

– Тас! – Колдун тщетно попытался выговорить имя кендера – очередной приступ кашля, казалось, взорвал все внутри.

– Прекрасно! – возликовал жизнерадостный обладатель голоса, очевидно услышав кашель. – Значит, ты не спишь.

Тас – сокращенное от Тассельхоф Непоседа (последнее, кстати, прекрасно отражало суть его характера) – не замедлил, с присущим его народу тактом, ввалиться в пещеру.

А между прочим, кендеру уже тысячу раз говорили о заведенном в приличном обществе, но, по мнению самого Тассельхофа, лишенном всякого смысла обычае предварять свое появление стуком. Кроме того, следовало дождаться приглашения войти. Давалось Тасу это новшество с трудом, так как в среде кендеров ничего подобного делать было не принято. Маленький народ если и запирал двери, так только от непогоды да от мародерствующих гоблинов, причем для некоторых особо любопытных экземпляров все же делалось исключение. Тас чаще всего сначала входил, а уже потом стучал, вспомнив о досадном правиле. Так получилось и в этот раз.

Непоседа поднял циновку и, осмотревшись, очутился внутри. Свет принесенного им фонаря разогнал чернильный мрак.

– Привет, Рейстлин! – выпалил Тас. Подобравшись поближе к столу, малыш поднял зажатый в грязной руке фонарь. – Знаешь, что это за перо?

Кендеры – малорослый народец, который, если верить слухам, находился в родстве с гномами (правда, сами гномы так отнюдь не считали). Представители этого славного племени отличались бесстрашием (кое-кто, в том числе те же гномы, склонны были приписывать последнее глупости), неуемным любопытством, а также пристрастием к пестрой одежде и кожаным мешочкам, становившимся предметом гордости их обладателя. Эти сумочки кендеры носили на поясе и неустанно набивали всякой всячиной. В целом народец этот можно смело охарактеризовать как оптимистов, правда, не совсем чистых на руку. Конечно, назвать кендеров воришками было бы тоже несправедливо. Ведь им бы и в голову не пришло воровать. Просто иногда, заприметив особенно любопытную вещицу, они брали ее взаймы, намереваясь вернуть. К несчастью, некоторые весьма ограниченные представители других рас не желали принимать этого в расчет, когда обнаруживали в собственном кармане ручонку кендера.

Тассельхоф был типичным представителем своего народа, примерно четырех футов роста (причем зависело это от того, как высоко завязывал он хвост). Тас по праву гордился этой прической и нередко вставлял в волосы различные украшения. Сегодня, к примеру, в его хвосте торчало несколько красных кленовых листьев. Малыш с обезоруживающей улыбкой смотрел на бледное лицо мага, раскосые глазенки сверкали, а заостренные уши подрагивали от возбуждения.

Рейстлин метнул в Тассельхофа не самый благодушный взгляд. Свет фонаря слепил юношу, кашель разрывал грудь. Колдун протянул руку и стиснул запястье кендера.

– Горячей воды! – задыхаясь, прошипел он. – Чаю!

– Чаю? – переспросил радостно Тас, расслышав лишь последнее слово. – Нет, спасибо. Я только что поел.

Рейстлин прижал к губам скомканный платок, который тут же окрасился в алый цвет. Маг вновь взглянул на Таса. И на этот раз кендер его понял.

– Ах, это ты хочешь чаю! – спохватился малыш, суетливо оглядевшись. – Этого противного, который заваривает тебе Карамон. Карамона тут нет, а сам ты не можешь заварить чай, потому что беспрерывно кашляешь. Это значит… – Тассельхоф немного растерялся. Ему в самом деле не хотелось допустить какую-нибудь оплошность.

Колдун протянул дрожащую руку к пустой кружке, стоящей на другом конце стола.

– Ты хочешь, чтобы я принес воды! – осенило кендера, и Тас бросился к выходу. – Я сейчас, одна нога здесь, другая там.

Непоседа улетучился, позабыв в спешке опустить циновку, отчего Рейстлина тотчас насквозь пронзил ледяной ветер, ворвавшийся в пещеру.

Однако совсем скоро Тас вернулся.

– Забыл кружку, – сообщил он, поспешно схватив ее со стола, и вновь убежал.

– Закрой… – прохрипел ему вдогонку Рейстлин, но кендера уже и след простыл. А циновка по-прежнему осталась отодвинутой.

Рейстлин принялся всматриваться в темноту. Звуки празднества стали громче. Теперь маг мог различить отблески костра и силуэты танцующих людей. Молодожены – Речной Ветер и Золотая Луна, – должно быть, уже отправились в свои брачные покои. Сейчас эти двое, вероятно, наслаждаются вожделенным единением; что ж, наверное, это и было исполнением всех их мечтаний. Колдун скептически качнул головой: ничего не попишешь, люди склонны к подобным заблуждениям.

«Так оно и бывает, – меланхолично размышлял Рейстлин, – миг, вспышка, которая сверкнет и потухнет в тот же момент, ибо такова судьба». И почему только у него доставало разума это понимать? Даже Танис Полуэльф, который казался несколько рассудительнее большинства, с радостью поддался обманчивому ощущению безопасности и покоя.

– Темная Королева по-прежнему могущественна, – пытался вразумить его Рейстлин всего несколько часов назад.

– Может, мы и не победили в войне, зато выиграли главную битву, – возражал тот. – Неужели ты не видишь никакой надежды? – вопрошал Танис.

– Надежда – это отказ от действительности. Морковка, которой машут перед мордой лошади, чтобы та двигалась вперед в тщетной попытке добраться до лакомства.

Колдуну нравилось это сравнение, и он даже улыбнулся. Однако новый приступ кашля стер с лица слабую улыбку. Отдышавшись, Рейстлин вновь принялся всматриваться в ночь, силясь разглядеть в лунном свете кендера. Маг прекрасно осознавал, что хватается за соломинку. Вероятнее всего, этот дурачок на что-нибудь отвлечется по дороге и напрочь забудет о поручении.

– В таком случае к утру меня не станет, – пробормотал Рейстлин. Его раздражение на Карамона росло.

Мысленно он вновь вернулся к разговору с Танисом.

– Ты хочешь сказать, что надо просто сдаться? – спросил Полуэльф.

– Я хочу сказать, что нам нужно расстаться с иллюзиями и взглянуть на все трезво, – отозвался Рейстлин. – Как ты собираешься сражаться с драконами, Танис? У тебя есть на примете какой-нибудь Хума? Где легендарные копьеносцы?

Полуэльф, разумеется, не нашелся что ответить. Но доводы Рейстлина подействовали на Таниса. Теперь, когда суета со свадьбой осталась позади, пора было взглянуть правде в глаза и до конца уразуметь всю сложность ситуации. Осень подходила к концу. С гор дул ледяной ветер, напоминая о наступлении зимних холодов. Время не стояло на месте, скоро по их следам выйдут на охоту отряды крылатых воинов Такхизис.

Рейстлин снова раскашлялся. Но когда юный маг все же поднял голову, перед ним стоял кендер.

– Я вернулся, – зачем-то бодро произнес Тассельхоф. – Извини, что задержался, – боялся расплескать.

Малыш, с виноватой улыбкой шаркнув ножкой, осторожно поставил кружку на стол и принялся вертеть головой в поисках заварки. Заметив мешочек с травами, он проворно сцапал его и уже порывался открыть.

– Все засыпать…

Рейстлин выхватил из рук кендера драгоценное снадобье. Еще чего не хватало! С величайшей осторожностью молодой колдун достал несколько скрученных сухих листочков и бросил в кипяток, внимательно наблюдая, как они кружатся, медленно опускаясь на дно. Когда вода приобрела золотистый цвет, а в воздухе разлился резкий, неприятный запах, Рейстлин взял дрожащими руками кружку и поднес к обветренным, сухим губам.

Это снадобье было даром верховного мага, Пар-Салиана. Питье согрело горло, и боль сразу же унялась. Рейстлин сделал глубокий вдох.

Тассельхоф не преминул тотчас сморщить нос.

– От этого пойла несет, как из гномьей норы. Ты уверен, что тебе от него полегчает?

Но Рейстлин безмолвно пил отвар, с удовольствием ощущая, как по телу разливается блаженное тепло.

– Теперь, когда ты можешь разговаривать, – продолжил Тас через какое-то время, – я хочу расспросить тебя об одной вещи… Куда, кстати, я задевал ее…

И он принялся рыться в многочисленных карманах своей куртки.

Рейстлин сердито покосился на кендера:

– Я измучен и хочу лечь в постель, но ведь от тебя так просто не отделаешься?

– Я же принес тебе кипятку, – напомнил ему Тас. Лицо его внезапно приняло озабоченное выражение. – Моего пера здесь нет.

Рейстлин терпеливо наблюдал, как кендер продолжает обшаривать карманы, расшитые золотой тесьмой. Скорее всего, Тас ее где-нибудь «позаимствовал», срезав с церемониального плаща. Кендер так и не обнаружил своего драгоценного пера, хотя заглянул даже в башмаки. Рейстлин был слишком слаб, а не то собственноручно вышвырнул бы мучителя вон.

– Это все новая куртка, – тем временем сообщил тот. – Ничего не найти.

Тассельхоф сменил свою привычную одежду на обновки, откопанные им среди забытых или брошенных вещей беглецов. Раньше все эти люди работали в каменоломнях Повелителя Драконов Верминаарда. Но Повелитель погиб во время мятежа, поднятого Рейстлином и его друзьями. Рабы бежали и теперь нашли временное укрытие в горах к югу от крепости. Верилось с трудом, однако этот надоедливый кендер оказался героем восстания. Он и один старый, выживший из ума волшебник, величавший себя Фисбеном Легендарным, случайно привели в действие механизм, который обрушил сотни тонн камней, завалив ворота крепости. И тем самым отрезал путь армии драконидов, спешившей на помощь гарнизону Пакс Таркаса для усмирения бунта.

Верминаард был повержен совместными усилиями Таниса и Стурма Светлого Меча. Волшебный клинок легендарного эльфийского короля Кит-Канана и наследное оружие Соламнийского Рыцаря оказались прочнее доспехов Повелителя и глубоко вошли в податливую человечью плоть. Высоко в небе в это время шел еще один бой: там сцепились в смертельной схватке два красных дракона, и кровавый дождь пролился на оцепеневших от ужаса свидетелей этой битвы.

Предводители понимали, что действовать нужно быстро. Рабы хотели отомстить своим бывшим хозяевам и мучителям – наводившим на всех ужас чудовищам-драконидам. Однако Танис, Стурм и Элистан, сознававшие, что единственная надежда на спасение в бегстве, уговорили людей поторопиться, убедив их, что это боги даровали им шанс скрыться и увести семьи в безопасное место.

Полуэльфу удалось организовать разобщенных рабов. Женщины и дети нагрузили предназначенные для перевозки руды телеги провизией, одеялами и необходимыми инструментами.

Гном по имени Флинт Огненный Горн, родившийся и выросший в этих горах, и группа кочевников, искавших убежища на юге, нашли плодородную долину, которая протянулась меж Харолисовых гор. Вершины уже были покрыты снегом, однако лежавшее далеко внизу ущелье все еще оставалось зеленым, и лишь кроны деревьев окрасились золотом и багрянцем. К тому же места эти изобиловали дичью. Долину пересекали речушки с чистой водой, а склоны гор напоминали медовые соты, столько там было пещер. И что удивительнее всего, пещеры эти оказались вполне пригодны для жизни. К тому же они могли послужить укрытием в случае нападения драконов.

В те первые дни беглецы все время опасались преследования со стороны огнедышащих ящеров и войска драконидов, чудовищных людей-рептилий. И это представлялось более чем вероятным, поскольку войску клыкастых воинов Такхизис было под силу расчистить путь, ведущий в долину. Кстати, стоит отметить, что именно брат Рейстлина, Карамон, предложил завалить дорогу.

Молодой колдун осуществил его идею с помощью волшебства. Подходящее заклинание он нашел в темно-синей магической книге, обнаруженной им в затонувшем Кзак Цароте. Рейстлин вызвал раскат грома, сотрясший горные пики и обрушивший лавину. Снег продолжал непрерывно падать еще много дней и ночей, окончательно отрезав путь преследователям.

Дни для беглецов проходили в мире и спокойствии, и постепенно люди стали терять бдительность. Красные и желтые листья опали и побурели. Казалось, вместе с тревожными красками осени померкла также память о драконах и ужасах плена. Почувствовав себя в безопасности, беглецы начали поговаривать о том, чтобы перезимовать в долине и продолжить путь на юг весной. Люди уже планировали разобрать повозки, чтобы использовать доски при строительстве домов, в которых можно будет укрыться от холодных дождей, снегопадов и ледяного ветра.

Губы Рейстлина скривились в горькой усмешке при воспоминании об этом.

– Я ложусь, – сказал он.

– Нашел! – воскликнул Тассельхоф, только тут вспомнивший, что спрятал перо в самое надежное место – в узел каштановых волос.

Малыш очень осторожно вытащил его из прически и положил на ладонь. Кендер держал этот, очевидно, чрезвычайно ценный для него предмет словно хрупкую диковинку.

Рейстлин презрительно глянул на перо.

– Оно же куриное, – установил маг.

Колдун медленно поднялся, запахнул мантию и поплелся к одеялу. Ложе его было устроено на охапке соломы, брошенной прямо на земляной пол.

– Ну вот, я так и думал, – тихо сказал Тассельхоф.

– Закрой дверь… с той стороны, – скомандовал Рейстлин.

Устроившись кое-как на соломе, он завернулся в одеяло и прикрыл глаза. Колдун уже начал погружаться в забытье, когда рука, настырно трясущая за плечо, вновь вернула его к действительности.

– Что еще? – прорычал Рейстлин.

– Это очень важно, – спокойно ответил Тас, нагнувшись над Рейстлином и обдавая мага запахом чеснока. – А куры могут летать?

Юный волшебник вновь закрыл глаза. Может, это дурной сон?

– Я знаю, что у них есть крылья. И что петухи взлетают на крышу курятника, чтобы кукарекать на рассвете. Но могут ли они парить в вышине, как орлы? Видишь ли, это перо упало с неба. Я огляделся, но поблизости не оказалось ни петуха, ни курицы. И тут только я понял, что не видел, как куры летают…

– Убирайся! – прошипел выведенный из себя этой околесицей Рейстлин и потянулся к посоху Магиуса, лежащему подле его постели. – Или, клянусь, я…

– Превратишь меня в жабу и скормишь змеям. Знаю, знаю. – Тас вздохнул и поднялся. – Так насчет кур…

Рейстлин на собственном горьком опыте знал, что кендер не оставит его в покое, даже под угрозой превратиться в жабу. К тому же у колдуна теперь все равно не хватило бы сил сотворить заклинание.

– Куры не орлы. Летать они не могут, – произнес Рейстлин.

– Спасибо! – радостно воскликнул Тассельхоф. – Так я и знал! Куры не орлы!

И малыш в полном восторге выскочил из пещеры, оставив циновку не задвинутой и позабыв на столе свой фонарь, светящий магу прямо в глаз. Несмотря на это, колдуну почти удалось задремать, когда в его сознание вновь ворвался пронзительный крик.

– Карамон, это ты! – воскликнул Тас. – Знаешь, куры не орлы. Они не могут летать! – сообщил он. – Так сказал Рейстлин. Значит, надежда есть, Карамон! Твой брат ошибается. Нет, не насчет кур, а насчет надежды. Это перо – знак! Фисбен произнес заклинание, которое назвал перьепадом. Ну, когда порвалась цепь и мы должны были полететь, словно перья. Но полетели только перья, куриные перья. Благодаря им я спасся, а вот Фисбен – нет.

Болтовня утихла, сменившись всхлипываниями, стоило Тасу подумать о печальной участи друга.

– Ты надоедал Рейсту? – строго спросил голос Карамона.

– Нет, я помогал! – с гордостью произнес Тас. – Рейстлин чуть не задохнулся от кашля, ну ты знаешь, как это с ним бывает. Он харкал кровью! Я его спас. Бегал за водой, чтобы он мог приготовить этот свой отвар, ну который еще так противно пахнет. Теперь ему гораздо лучше, так что тебе не о чем волноваться. Кстати, Карамон, не хочешь ли послушать про цыплят?

Карамон явно не хотел. Рейстлин услышал торопливые шаги брата.

– Рейст! – встревоженно позвал Карамон. – Как ты?

– Спасибо, скверно, – пробормотал маг. Он натянул одеяло до самого подбородка и лежал, не открывая глаз. Колдун прекрасно видел братца даже теперь, не глядя на него.

Большой, мускулистый, с широкими плечами и приветливой улыбкой, добродушный, симпатичный, он был, что называется, душой любой компании, а девушки просто таяли от одного его взгляда.

– Спасибо, друг, ты поручил меня нежной заботе кендера, пока сам забавлялся с этой своей… Тикой.

– Не надо так о ней, Рейст. Тика хорошая девушка. Мы просто танцевали.

Карамон постоял немного, переминаясь, и проговорил примирительно:

– Прости, я и не думал, что уже так поздно. Может, тебе что-нибудь нужно? Могу я что-нибудь для тебя сделать?

– Перестань болтать, задвинь циновку и погаси этот проклятый фонарь!

– Ну конечно, Рейст, сейчас.

Карамон закрыл вход в пещеру, задул свечу, горевшую в фонаре, и принялся раздеваться в темноте. И хотя изо всех сил старался делать все тихо, тут же наткнулся на стол, опрокинул стул и, судя по звуку, ударился головой о стену, пока ощупью искал свой матрас.

Рейстлин стиснул зубы и стал ждать в наступившей тишине, пока угомонится неуклюжий великан. Через пару минут брат уже храпел, а волшебник по-прежнему лежал без сна.

Юноша вглядывался в темноту, не ослеплявшую его, как брата и прочих людей. Своим внутренним взором он видел все. Ну, или почти все…

– Куриные перья! – пробормотал он.

2

Рассвет нового дня.Тоска по дому.

Танис Полуэльф проснулся с тяжелой головой, а ведь накануне он и капли спиртного в рот не брал. В его состоянии не были повинны ни бурно проведенная ночь, ни танцы, ни лишняя кружка эля. Он полночи лежал без сна, не в силах унять тревогу.

Прошлым вечером Танис рано ушел со свадьбы. Праздничное настроение, витавшее в воздухе, только раздражало его. Громкая музыка заставляла вздрагивать и оглядываться. Полуэльф опасался, что неосмотрительность людей приведет к беде. Ведь они легко могли выдать недремлющим врагам свое убежище. Таниса так и подмывало крикнуть музыкантам, бренчавшим и дудевшим на своих грубо сработанных инструментах, чтобы они играли тише. Он все время ощущал на себе чужой злобный взгляд, словно кто-то смотрел из темноты, выжидая, разнюхивая. В конце концов, Танис отправился к Рейстлину. Сейчас он испытывал потребность поговорить с этим циничным, искалеченным колдуном.

Когда Танис вернулся к себе и наконец, уснул, ему привиделось, будто он конь, принужденный вечно ходить по кругу за недосягаемой морковкой.

– Мы все делали правильно, – стал размышлять он вслух. – Нельзя было допустить, чтобы хрустальный жезл попал в руки врагов. Мы сумели его уберечь, но этого оказалось недостаточно. Нам пришлось отправиться в Кзак Царот, чтобы отыскать величайший дар богини – священные Диски Мишакаль, но прочесть их мы не смогли. И вновь мы отправились в путь в надежде встретить того, кто обладал ключом к тайнописи, тем временем все больше и больше ввязываясь в войну, о которой никто из нас даже не подозревал!

– Так и есть, – проворчал голос из-под скомканного одеяла в углу пещеры, в которую уже начал проникать рассеянный утренний свет. – Ты достаточно путешествовал, достаточно повидал и услышал, чтобы понять: война неизбежна. Ты просто не желал этого признавать.

– Извини, Флинт, – пробормотал Танис. – Не хотел тебя будить. Я даже не заметил, что говорю вслух.

– Первый признак сумасшествия, – проворчал гном. – Лучше брось эту привычку разговаривать сам с собой. Постарайся-ка заснуть, пока не разбудил кендера.

Полуэльф покосился еще на одно вздымавшееся горой одеяло, уже в другом углу их пещеры. Тас был сослан туда Флинтом, сперва наотрез отказавшимся делить кров с безмозглым кендером. Танису волей-неволей приходилось присматривать за вороватым малышом. Гном это понимал и потому, в конце концов, смирился с тем, что жить им придется вместе.

– Даже если я завоплю, он не проснется, – с улыбкой произнес Полуэльф.

Кендер спал мирным сном, каким обычно спят собаки и дети. Тассельхоф вертелся, его маленькие пальчики шевелились, словно он ощупывал всевозможные диковины. Бесценные сумки, в которых он держал свои «одолженные» сокровища, лежали неподалеку; одну он использовал в качестве подушки.

Танис решил днем, когда пронырливый субъект куда-нибудь улизнет, проверить содержимое этих мешков. Полуэльф вынужден был регулярно проводить профилактические рейды в поисках вещей, которые люди «не туда положили» или «обронили». Обыкновенно он возвращал их владельцам, выказывавшим крайнее раздражение. Нередко кто-нибудь замечал, что пора бы, дескать, приструнить воришку.

Но так как этот непутевый народец занимается мелким воровством с первого дня творения, Танис ничего не мог с этим поделать. Ну, разве что взять кендера на вершину горы и наглядно продемонстрировать, какое решение проблемы предпочел бы Флинт.

Танис вылез из-под одеяла и, стараясь двигаться как можно тише, выбрался из пещеры. Сегодня ему нужно было принять важное решение. И Полуэльф понимал: оставаясь теперь в постели и тщетно пытаясь заснуть, он только извертелся бы понапрасну, рискуя повторно навлечь на себя гнев Флинта. Несмотря на холодное утро, Танису захотелось окунуться в ручье.

Пещера, которую занимали друзья, была одной из многих на горном склоне. Судя по всему, беглецы из Пакс Таркаса оказались не первыми людьми, облюбовавшими эти места. Настенные росписи, сохранившиеся в некоторых пещерах, свидетельствовали о проживавшем здесь когда-то древнем народе. Встречались и изображения охотников и животных, должно быть оленей, с длинными и ветвистыми рогами. Были там и крылатые существа. Огромные чудища, извергающие из пасти огонь. Драконы.

На какое-то время Танис задержался у входа, задумчиво обозревая раскинувшуюся внизу долину. За плотной пеленой сизо-голубого тумана, поднимавшегося над водой, речушки было не разглядеть. Солнце уже осветило край неба, но еще не поднялось над горами. Казалось, долина сладко спит под своим призрачным, сотканным из влажного марева одеялом.

«Красивое место», – подумал Танис, направляясь к густо заросшему деревьями ручью.

Красные листья кленов, золотистые кроны орешника и тяжелая охра дубов живописно смотрелись на фоне темно-зеленой хвои. Снежные шапки гор контрастировали с темно-серым камнем. Танис видел следы мелких зверюшек на глинистой тропинке, петлявшей между кустами и осторожно сбегавшей к ручью. На земле лежали орехи, тут и там на лозах сверкали гроздья прозрачного, спелого винограда.

– Мы можем укрыться в этой долине на время зимы, – произнес Танис. То и дело поскальзываясь, он осторожно спускался к воде. – Что в этом плохого? – спросил он у своего отражения, застыв у самой кромки.

Лицо, взиравшее на него из ручья, улыбнулось в ответ. В жилах Таниса текла эльфийская кровь, но никто не узнал бы об этом по его облику. Лорана настоятельно рекомендовала ему скрывать свое происхождение. Так было проще.

Он отпустил бороду. Длинные волосы скрывали заостренные уши. В его сложении не было изящества, свойственного прекрасным эльфам, только человеческая мощь.

Сняв кожаную тунику, штаны и сапоги, Танис вошел в воду. От холода перехватило дух. Он плеснул воды на грудь и шею. Затем задержал дыхание и заставил себя окунуться. Через мгновение Полуэльф вынырнул, фыркая, и принялся сморкаться, вытряхивать воду из ушей. Во всем теле ощущалось приятное покалывание. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше.

– В конце концов, почему бы не остаться здесь? Переждать холода… Горы защитят от ледяных ветров. Еды у нас достаточно, чтобы дожить до весны, если экономно расходовать запасы. – Танис, забывшись, пустил вверх фонтан брызг, словно разыгравшийся мальчишка. – Здесь мы в безопасности…

– Но надолго ли?

Полуэльф полагал, что он один, и чуть не шлепнулся в воду, поскользнувшись на глинистом дне, когда услышал голос.

– Речной Ветер! – воскликнул он, обернувшись. – Твое появление стоило мне шести лет жизни!

– Если учесть, что ты наполовину эльф и проживешь несколько сотен лет, то о шести годах волноваться нечего, – заметил варвар.

Танис испытующе посмотрел на друга. Так случилось, что первым встреченным Речным Ветром созданием, в чьих жилах текла эльфийская кровь, стал именно Танис. Хоть он был не только наполовину эльфом, но и наполовину человеком, варвар отнесся к нему с недоверием. В свое время замечание по поводу происхождения рыжебородого воина могло быть расценено как оскорбление.