Наследство

За дверью послышались звуки борьбы. Стражники кого-то удерживали. Затем Арива услышала голос Харнана, который объяснял кому-то, что королева занята и не может никого принять. Вслед за этим мужской голос настойчиво заговорил о том, что у него срочное сообщение. Его звали Прадо, и у него было срочное сообщение для королевы.

»Может быть, что-то о Хаксусе», – подумала Арива и улыбнулась. Конечно, несколько недель назад Харнан был прав. Работа и на самом деле никогда не могла прекратиться. Ей припомнились и слова Олио, и она ощутила гордость оттого, что, может быть, она действительно все больше и больше начинала походить на свою мать.

Она уверенно подошла к большой двери и распахнула ее. Харнан взглянул на королеву с удивлением. Рядом с ним стражники все еще удерживали самого неряшливого и грязного человека, какого Ариве когда-либо приходилось видеть. Он посмотрел ей прямо в глаза, и она смогла прочесть в его взгляде что-то неясное, но серьезное.

Она улыбнулась Харнану.

– Я королева для всех своих подданных, мой добрый секретарь. Я буду рада выслушать известия, которые принес этот человек.

– На этой неделе в основном дети, Ваше Высочество, – произнес отец Лукас.

Олио одним пальцем слегка отодвинул занавеску и заглянул в палату. Все семь кроватей были заняты, и только на двух из них лежали взрослые люди.

– Ваше Высочество, – сказал маг за его спиной, – никто из них не болен серьезно. Они не нуждаются в вашем внимании. – Маг помнил о наказе, полученном от Эдейтора Фэнхоу, который строго велел не позволять принцу Олио изнурять себя в тех случаях, когда дело не касалось жизни и смерти.

Олио попытался прогнать усталость.

– Я не могу допустить, чтобы дети страдали, – ответил он. – Подождем до тех пор, пока они заснут, а тогда я буду лечить их.

Отец Лукас проводил принца обратно в кухню, поставил на стол свежий хлеб, вино и деревянную тарелку с ветчиной, сыром и луком.

Олио взглянул на угощение, однако решил, что не голоден. Впрочем, вино бы не помешало. Он наполнил кружку и быстро выпил. Тотчас же по всему его телу разлилось приятное тепло, и он почувствовал себя лучше. Тепло исходило и от Ключа Сердца, висевшего на его груди.

»Уже скоро, – подумал он. – Пока что дети еще не спят, но скоро мы сможем исполнить наш долг».

Гудон взял его за руку и не спеша вывел из палатки. Линан зажмурился от яркого света и стоял с закрытыми глазами до тех пор, пока кто-то не водрузил на его голову широкополую четтскую шляпу. Свет все-таки немного слепил глаза, но когда Линан прищурился, глаза перестали болеть. Поблизости горел костер, на котором готовилась пища, и юноше пришлось побороть желание вернуться в сумрак палатки, чтобы не видеть желтых языков пламени. Ему следовало привыкнуть ко всему, что его окружало.

Он огляделся и увидел рядом Камаля, Дженрозу и Эйджера с перевязанной головой. Они улыбались ему, и он ощутил такую огромную любовь к своим друзьям, что едва удержался от слез. Потом он увидел четтов, сотни четтов, склонившихся перед ним с поднятыми головами так, чтобы они могли его видеть. Лишь одна женщина стояла, выпрямившись, и в его душу закрался страх, странно смешанный с неясной надеждой. Женщина слегка улыбнулась и чуть наклонила голову. Линан кивнул ей. Гудон назвал ему ее имя, однако принц не смог его вспомнить. Он и вообще мало что помнил с тех пор, как очнулся от своего страшного сна.

Гудон перестал держать его за руку. Линан медленно прошел десяток шагов, привыкая заново к теплу солнечного света. Он оглядел землю вокруг, и вид зеленых равнин наполнил его сердце необъяснимой радостью.»Вот я и дома, – подумал он. – Уже пора».

– Мое имя Линан Розетем, – сказал он. Голос его прозвучал слабо, однако в тишине его слова услышали все люди. – Я сын королевы Ашарны Розетем и генерала Элинда Чизела. Я владею Ключом Союза. Я пришел к вам.

Все четты как один начали повторять его имя. Звук их голосов поднимался к небу и летел над Океанами Трав. Его эхо донеслось до каждого города, до каждой деревни Тира, достигло слуха всех королей и королев Гренды Лиар, для которых оно прозвучало подобно шепоту любовного признания и одновременно подобно свистящему шипению вражеского проклятия.

Линан был жив.