Повесть о Сегри и Абенсеррахах

Так под музыку гобоев и труб, настолько сладостную, что от нее туманился рассудок, вступила на площадь богатая и нарядная галера. С великим искусством была она сделана, и казалось, будто она плывет по воздуху. В ней сидели гребцы по пяти в ряд, и все паруса ее были распущены, так что она шла на парусах и на веслах, и с таким проворством, что это вызывало великое восхищение. Когда она поравнялась с королевскими балконами, с нее раздался салют из пушек и других имевшихся на ней орудий, настолько оглушительный, словно взорвался весь город Гранада. Перестала стрелять тяжелая артиллерия, – и тогда двести стрелков, находившихся внутри галеры, подняли оглушительную стрельбу. И такой дым пошел от стрельбы, что трудно было видеть друг друга. На площади воцарился мрак из-за облаков порохового дыма. На салют галеры ответила вся артиллерия Альгамбры и Алых Башен, как то было условлено раньше. И казалось, будто весь мир проваливается.

Зрелище и грохот доставили всем огромнейшее удовольствие, и король сказал, что этот выход был лучшим из всех.

Смертельным бешенством и завистью пылали Сегри и Гомелы при виде такого великолепия, как эта галера, сделанная Абенсеррахами, и один из Сегри так и сказал королю:

– Не ведаю, перед чем остановятся гордые помыслы и притязания этих рыцарей Абенсеррахов: настолько высоко заходят они, что почти затемняют величие вашего королевского дома.

– Вы не правы в этом, – возразил король, – чем славнее и могущественнее рыцари королевства, тем больше чести королю. А эти рыцари Абенсеррахи, высокие по роду и королевской крови, стараются и преуспевают во всех деяниях своих.

– Было бы хорошо, – сказал один из рыцарей Гомелов, – если бы деяния их направлялись к мирным и благим целям, но слишком высоко они метят.

– До сих пор они не совершили ничего дурного, – ответил король, – и ни в чем дурном нельзя их заподозрить, ибо все дела их основаны на высокой добродетели.

На этом кончился спор, хотя Гомелы и хотели продолжать его с злым умыслом против Абенсеррахов, но так как галера двинулась снова, их намерение не осуществилось. А галера, отдав салют, сделала круг по площади к великому удовольствию всех дам, удовольствию, которое ничто не смогло бы превысить, так как во всех рыцарях они узнали Абенсеррахов, славой о чьих подвигах полон мир.

Когда галера достигла закладчика, все тридцать рыцарей соскочили на землю, где им подали могучих коней, всех покрытых одинаковыми попонами из красной парчи и украшенных великолепными плюмажами.

Как только тридцать рыцарей вышли из галеры, она повернулась под звуки музыки и покинула площадь, стреляя из всех своих орудий. И ей ответили пушки Альгамбры. И все зрители остались оглушены и преисполнены удовольствия.

Теперь будет уместно вернуться к славному Редуану и Абиндарраэсу, оставшимся на площади смотреть происходящее. Редуан, очень опечаленный тем, что сказала ему Линдараха, подошел к Абиндарраэсу и так сказал ему:

– О тысячу раз счастливый Абиндарраэс, знающий, что любим своей дамой Харифой, ибо это есть лучшее благо, которое ты можешь иметь. Я же сто тысяч раз несчастный, ибо хорошо знаю, что любимая мною меня не любит и не уважает; сегодня она очень сурово со мной обошлась и простилась.

– Я хотел бы знать, – сказал Абиндарраэс, – кто та дама, которой ты так предан и которая так мало ценит твою доблесть?

– Это – Линдараха, твоя двоюродная сестра, – отвечал Редуан.

На что Абиндарраэс ему сказал: «Не видишь ты разве, что надежды твои напрасны? Ведь она любит Амета Гасула, рыцаря отважного и красивого. Постарайся ее позабыть и больше о ней не думай, потому что твои заботы пропадут даром и не получить тебе от них плода. И это вовсе не потому, что ты будто бы не доказал своей любви, – ты ее очень хорошо доказал, – но лишь потому, что ничего не поделаешь с женщинами, очень быстро поворачивающими флюгер на всякий ветер».

Так говорил ему, улыбаясь, Абиндарраэс, и правдой было, что Редуан в тот день дал доказательство своей сильной любви: этим доказательством явилась гора Монхибело [55], горевшая живым пламенем, очень естественно нарисованным, с надписью, гласившей: «Пламя сильнейшее – в моей душе». Редуан, видя, что Абиндарраэс улыбается, сказал ему:

– Сразу видно, Абиндарраэс, что ты живешь счастливо. Оставайся с богом: я не в силах переносить более мою скорбь, и ни в чем не найти мне услады.

С этими словами он поспешно покинул со своими рыцарями площадь. То же сделал и Абиндарраэс, попрощавшись со своей Харифой.

Тем временем тридцать рыцарей с галеры были готовы к состязанию в кольцо. Их предводитель подъехал к закладчику и сказал ему: «Господин рыцарь! Мы не привезли с собой портретов дам, чтобы ставить их в заклад соревнования. Каждый из нас хочет состязаться только лишь на одно копье – по обычаю и уставу рыцарей».

Избегая многословия, скажем, что каждый из тридцати рыцарей Абенсеррахов состязался по одному копью и с таким успехом, что на сей раз закладчику пришлось очень плохо, потому что все тридцать выиграли у него по призу, которые они тут же, под веселые звуки гобоев, получили и в свою очередь отдали дамам. После этого они устроили шуточное сражение с копьями и щитами, припасенными ими для этого случая. И, сражаясь, они удалились с площади, оставив всех очень довольными.

Едва они скрылись, как на площади появился прекрасный замок, весь украшенный знаменами и стягами, стреляющий из множества пушек. Внутри его слышались сладостные звуки различных музыкальных инструментов. Над главной башней находился свирепый и кровавый вооруженный Марс. В правой руке он держал красивый золотой меч, а в левой – стяг из зеленой парчи с вышитыми на нем золотом словами:

«Кому отрадно в поле биться,Кому войны стезя желанна.За славой воинской стремитьсяКто может твердо, неустанно,Отметит Марс того десницей.Венком бессмертья увенчаннуСудьбу его, и мощь, и силуПрославят вплоть до Ганга с Нилом».

Этим девизом на своем стяге бог Марс давал понять, что доблесть оружия бессмертна и ею достигается великая слава. Все остальные стяги красивого замка были из парчи различных цветов. С одной его стороны развевались зеленые, отороченные лиловой бахромой. Таких знамен было восемь, и на каждом из них один и тот же девиз, гласивший:

«Кто величье и отличьяПриобрел ценою смерти,Приобщился тот к бессмертью».

Со стороны замка, противоположной стене с зелеными знаменами, имелось восемь других знамен из голубого дамаса, с бахромой из драгоценного золота. На каждом из них имелось по следующему девизу:

«Кто ей равен, кто так славен?Нету в мире лучше града,Чем великая Гранада».

С третьей стороны замка имелось еще восемь знамен из алой парчи с золотыми шнурами. Великой ценности и красоты были те знамена, и на каждом из них стояла надпись:

«Благородства назначенье -С неизменной прямотойДобродетели стезейСлавы высшей достиженье».

На четвертой и последней стене красивого замка было еще восемь знамен из дорогой лиловой парчи с бахромой из золота, затканной серебряными полумесяцами, на что стоило взглянуть. И на каждом был девиз:

«Тишину пусть нарушая,Загремит труба златая.Звуком громким и певучимЭтой крепости могучейМиру славу возвещая».

Если богата и красива была галера, не менее богат и красив был замок. Никто не мог угадать, из чего он сделан; казалось, словно он целиком из золота; с тысячью резных украшений, он являл собой пышное и величественное зрелище. Стреляли из него бесчисленные пушки, звучала в нем сладкая музыка гобоев, флейт и труб арабских и итальянских [56], что стоило послушать. Этот замок дошел до середины площади и там остановился. Вслед за ним множество рыцарей – все одетые в богатые одежды – вели на поводах тридцать два коня в пышном убранстве парчовых разноцветных попон. Итак, замок остановился посередине площади, и все увидели, как в одной из его стен, там где находились знамена из зеленой парчи, распахнулись широкие ворота; кроме этих в замке имелось еще трое ворот, каждые со стороны других знамен.

Так вот, распахнулись первые ворота, находившиеся под зелеными знаменами; из них выехало восемь рыцарей, пышно одетых в зеленую парчу и с зеленым оперением шлемов. Рыцарям тотчас же подали восемь лучших коней в попонах из зеленой парчи, с зелеными плюмажами на головах. Рыцари вскочили на седла, не ставя ноги в стремена. В этих рыцарях все сейчас же узнали Сегри, очень доблестных и славных, и все не могли нарадоваться на их вид, ибо были они хорошие рыцари и искусные наездники. Сегри подъехали к закладчику и сказали ему: «Рыцарь! Мы, восемь рыцарей, явились сюда испытать вашу силу в игре в кольцо. Благоволите состязаться с каждым из нас в одно копье».

– Очень охотно, – ответил Абенамар, – я для этого только и нахожусь здесь.

С этими словами он взял копье, отъехал в конец ристалища и, промчавшись, ловко нанизал себе на копье кольцо. Выступил один из рыцарей Сегри, но не стяжал приза. В конце концов из восьми явившихся рыцарей пятеро выиграли приз, а трое по своей нерасторопности не выиграли. Победители под звуки музыки подарили призы своим дамам. Затем все восемь возвратились к замку, слезли с коней, отдали их оруженосцам и вступили в ворота, из которых незадолго перед тем вышли; в замке их встретили музыкой и пушечной пальбой.

И едва успели закрыться ворота за восемью зелеными рыцарями, как распахнулись ворота синих знамен, и из них выступили другие восемь рыцарей в нарядных одеждах из синего дамаса, затканного множеством золотых звезд, с перьями тех же цветов на шлемах. В этих синих рыцарях все сейчас же узнали Гомелов: так хорошо они выглядели, что всякий, на них взглянувший, испытывал большое удовольствие. Им тут же подали восемь отличных коней в парчовых попонах того же цвета, что и их одежда, с плюмажами из дорогих синих перьев. Вскочив на коней, они отправились к владельцу заклада, и каждый из них, подобно предыдущим зеленым рыцарям, попытал счастья. И из всех восьми только трое выиграли приз и, отдав его своим дамам с той же торжественностью, что и их предшественники, возвратились в замок.

И едва они скрылись, как распахнулись третьи ворота, со стороны знамен из лиловой парчи, и оттуда выехало восемь рыцарей, одетых в парчовые, дорогие одежды этого же самого цвета. Им немедленно подали коней в попонах тех же цветов. На ристалище из восьми лиловых рыцарей семь выиграли приз и, вручив его своим дамам, под музыку возвратились в свой замок. Эти рыцари были Венеги – мужи знатные, богатые и уважаемые в Гранаде.

Вдруг из последних ворот, ворот алых знамен, вышли восемь рыцарей в алых парчовых одеждах, отороченных серебром и золотом. Поданные им кони были облачены в такую же парчу. Эти восьмеро были Масы – очень знатные рыцари. Король и все присутствующие испытали большое удовольствие от вида их красивых алых одежд. Эти алые рыцари тоже попытали каждый по одному копью, и все восемь, к большому удовольствию окружающих, выиграли призы. Король точно так же был этому рад: его огорчил бы их проигрыш. Отдав призы своим дамам, рыцари с торжеством возвратились в замок. Едва они туда вступили, как там раздалась громкая музыка гобоев и флейт, а когда она замолкла, ее сменили трубы, трубившие сбор.

В тот же миг из четырех ворот одновременно появились по восемь рыцарей, те, что принимали участие в состязании; у них были копья и адарги. Все тридцать два рыцаря съехались и вступили между собой в шуточный бой. По окончании его они разделились на четыре квадрильи, им подали легкие копья, и они состязались еще в игре в копья. После чего, описав по площади спиральную фигуру, они удалились. Также удалился и красивый замок, причем на переставали стрелять его пушки и играть музыка. Все остались очень довольны его пышностью и богатством; и все утверждали, что если хорош был выход галеры, не хуже ее выступил замок и не меньшее доставил всем удовольствие. Многие из окружавших короля рыцарей обсуждали достоинства замка, и один из них, принадлежавший к роду Сегри, сказал: «Клянусь Магометом, я очень доволен столь славной выдумкой Сегри и Гомелов: ей они затмили рыцарей Абенсеррахов. И если бы не этот великолепный замок, никому бы не сравниться с Абенсеррахами, ибо нет пределов их надменным помыслам. Но теперь по крайней мере они поймут, что Сегри и Гомелы – рыцари, им ни в чем не уступающие».

Тогда один из рыцарей Абенсеррахов, находившихся тут же в свите короля, возразил на это:

– Поистине, сеньор Сегри, во всем вами здесь сказанном нет ни слова правды, ибо Абенсеррахи – рыцари настолько скромные, что как бы ни благоприятствовала им судьба, они никогда не возгордятся, точно так же как при враждебности судьбы не унизятся; они всегда одни и те же: милостивы к бедным, горды с богатыми, верны и прямодушны в дружбе. Во всей Гранаде, в целом королевстве вам не найти Абенсерраха, которого презирали или ненавидели, – однако это разве можно сказать про вас, Сегри и Гомелы? Вы уже с давних пор преследуете, без всякой причины, своей ненавистью Абенсеррахов.

– Не кажется ли вам, – ответил Сегри, – что на то есть достаточная причина: они в игре в копья убили главу рода Сегри?

– А не кажется ли вам, – возразил Абенсеррах, – что они в свою очередь имели к тому достаточную причину, раз все Сегри выступили тайно вооруженные, облеченные в крепкие кольчуги и панцири, с целью предательски убить Абенсеррахов; вы коварно сняли с ваших легких копий наконечники из ветвей дуба и заменили их остриями из дамасской стали твердого закала, так что не нашлось бы ни одного фесского щита, который, как бы он ни был хорош и крепок, не оказался бы ими пробит и раздроблен, будто сделанный из картона. И если я не говорю правду, пусть ее скажет Малик Алабес, которого ни кольчуга, ни щит не предохранили от сквозной раны в руку. Так что вполне обнаружилось, что вина sa случившееся лежит на Сегри. И вы, все еще этим недовольные, сохраняете по-прежнему вашу ненависть к Абенсеррахам и возводите на них всяческую клевету.

– Ну, раз вы так обвиняете Сегри, – ответил Сегри, – и утверждаете, что они были зачинщиками предательства, тогда скажите, почему Малик Алабес выступил вооруженный и в кольчуге? О Магомет, пусть будет сказана правда!

– Я вам скажу ее, – ответил Алабес. – Знайте же, что один из вашей квадрильи предупредил его о вашем общем замысле, и если бы рыцарю дозволялось выдавать тайны, я бы назвал вам также и того, кто это сказал. Но Магомету не угодно, чтобы я это сказал. И Малик оказался настолько великодушным рыцарем, что, хотя и узнал про замышленное против него злое дело, не сообщал о нем остальным рыцарям Абенсеррахам до тех пор, покуда не получил злую рану, из-за чего и началась давешняя битва, и Малик был должным образом отомщен.

– Если он был хорошо отомщен, – воскликнул Сегри, – да будет угодно аллаху святому, чтобы в один прекрасный день все Абенсеррахи за это поплатились!

Многие рыцари Алабесы, находившиеся тут же при короле, рассердились на такие слова Сегри и хотели ему возражать, но король, внимательно прослушавший предыдущий разговор, видя принятое им направление и из-за присутствия множества рыцарей с обеих враждующих сторон, приказал всем, под страхом смерти, замолчать. И все повиновались ему, причем Алабесы и Абенсеррахи, Сегри и Гомелы затаили друг против друга злобу и помыслы о мести.

В это время на площадь выехала колесница невиданных до сих пор красоты и богатства. Казалось, словно она сделана из цельного куска кованого золота. На ней были нарисованы все замечательные события, происшедшие в Гранаде с самого ее основания до нынешнего времени, и все короли и калифы, в ней царствовавшие. Внутри колесницы звучала нежная музыка различных инструментов. Над прекрасной колесницей парила в воздухе большая туча, настолько искусно сделанная, будто это настоящая, плывущая по воздуху туча. Она метала из себя бесчисленные молнии, гремела громом так оглушительно, что повергла всех в ужас. Так колесница с тучей над ней объехала всю площадь, и когда она поравнялась с королевскими балконами, туча быстро и ровно разверзлась в восьми частях, раскрыв за собой темно-синее прекрасное ночное небо, все в сверкающих золотых звездах. В небе на великолепном троне восседал сделанный из золота Магомет; он возлагал бывшую у него в руке золотую корону на голову изображения дамы чрезвычайной красоты, с распущенными, подобными золотым нитям волосами. Она была одета в лиловую парчу с обычными прорезями, сквозь которые виднелась подкладка из белой парчи. Все разрезы были перехвачены застежками из драгоценных рубинов, бриллиантов и изумрудов. В даме тотчас же все узнали прекрасную Коайду. Рядом с ней, ступенью ниже, сидел отважный рыцарь, одетый в одежду тех же цветов, что и платье дамы: белая и лиловая парча и перья с золотом. На шее у него висела большая золотая цепь, конец которой находился в руке прекрасного портрета Коайды: казалось, рыцарь – ее пленник. Рыцаря тоже сразу узнали: то явился славный Малик Алабес, выздоровевший от тяжелых ран, полученных им в Долине от отважного дона Мануэля Понсе де Леон, и пожелавший принять участие в празднествах и поставить в заклад портрет своей дамы, положившись на доблесть и ловкость своей руки. Под громкие звуки сняли у него с шеи цепь, он спустился по ступеням с колесницы и вскочил на поданного ему коня. То был могучий конь славного дона Мануэля Понсе де Леон, и вы уже слышали про то, как он попал к Малику Алабесу. Попона, плюмаж и тестера [57] коня были точно так же из лиловой и белой парчи. Все обрадовались появлению ловкого и смелого рыцаря, и так говорили между собой: «Быть сейчас великому состязанию в копьях, ибо весьма отважен и ловок Алабес». Последний медленно ехал впереди своей колесницы, чтобы все могли его видеть. Достигнув доброго Абенамара, он сказал ему: «Рыцарь, не будет ли вам угодно, на условиях вашей игры, состязаться со мной в трех копьях? Я привез с собой портрет, и если вы у меня его выиграете, вы сможете присоединить его к остальным вами выигранным». – «Я очень этому рад», – ответил Абенамар, и с этими словами взял копье, сделал большой разбег и мигом сорвал кольцо. Добрый Алабес сделал то же самое. Так оба они промчались по три раза и все три раза срывали кольцо. Тут поднялся на площади великий шум. Народ говорил: «Славный соперник попался Абенамару! Отличный рыцарь – этот Малик, и великой ловкости, он не проиграл ни одного копья и, конечно, заслуживает хорошей награды!» Тем временем судьи посовещались между собой и решили, что оба портрета дам Абенамара и Малика Алабеса должны быть поставлены рядом, поскольку оба рыцаря не уступали друг другу в искусстве. Малику, кроме того, дать дорогой приз за его изобретательность. Они призвали к себе Малика и объявили ему свое решение. Малик ответил, что он предпочитает увезти портрет с собой: имеют ли судьи что-нибудь против этого?… Судьи ответили, что нет. Один из них поднялся, снял с подставы очень дорогой приз – маленький кораблик, весь из золота, – и подарил его Малику, который под торжественную музыку сделал круг по площади и, подъехав к своей даме Коайде, находившейся в свите королевы, подал ей драгоценный корабль и сказал:

– Примите, госпожа моя, этот корабль! Пусть он мал, но велики паруса его, ибо вздувает их надежда!

Прекрасная дама приняла подарок, поблагодарила за него, как того требовал обычай. Королева взяла у нее из рук корабль, долго его рассматривала и сказала:

– Поистине красив и ценен ваш корабль, и если паруса его приводит в движение надежда, то вы достигнете хорошего порта под управлением столь искусного кормчего, как Малик Алабес.

Прекрасная Коайда на это промолчала, устыдившись и зардевшись.

Малик приветствовал на прощание короля, королеву, рыцарей и дам, возвратился к своей колеснице и, поднявшись по ступеням, сел на свое прежнее место на троне. И под звуки сладостной музыки снова набросили ему на шею цепь. И едва это было выполнено, как замкнулась снова туча, и снова загремел из нее гром, и засверкали молнии, рассыпая пламя по всей площади и повергая в страх всех присутствующих. Так пышная колесница и туча покинули площадь, оставив всех пораженными и восхищенными своим появлением. Король сказал своим рыцарям:

– Клянусь Магометом, из всех нами виденных затей эта – самая лучшая, и я не надеюсь увидеть ни лучшей, ни равной ей.

И все рыцари тоже похвалили ее.

Едва туча скрылась, как на площадь выехали четыре квадрильи очень нарядных и красивых рыцарей, все очень богато одетые. Первая квадрилья, состоявшая из шести рыцарей, была в розовых и желтых одеждах из прекраснейшей парчи; убранство коней было тех же цветов. Вторая квадрилья, точно так же состоявшая из шести рыцарей, была одета в зеленую и красную парчу, чрезвычайно дорогую и ценную; тех же цветов убранство коней и перья. Третья квадрилья выступила в одеждах из голубой и белой парчи, обшитой серебром и золотом; того же цвета убранство коней, украшенное серебром и золотом большой красоты и ценности. Шесть рыцарей четвертой, последней квадрильи были одеты в драгоценную парчу оранжевого и лилового цветов со множеством лент и обшивкой из золота и серебра; кони их были покрыты такой же самой парчой с оранжевыми и лиловыми плюмажами такой красоты, что стоило полюбоваться на их великолепие.

Все эти двадцать четыре рыцаря явились с копьями и щитами, а на копьях у них были стяги цвета их одежды. И тут они начали гарцевать на своих конях настолько искусно, как это только было возможно. После чего вступили, двенадцать против двенадцати, в шуточный бой, бурный и упорный, словно всерьез. После боя они оставили тяжелые копья, вооружились легкими копьями для метания и очень искусно стали метать их друг в друга, разделившись на четыре квадрильи, по шести рыцарей в каждой. Играли настолько хорошо, что всем доставляли большое удовольствие. Окончив игру, все по очереди проехали мимо балкона короля, приветствуя последнего должным образом, а также королеву и дам. Затем они подъехали к устроителю празднества и спросили его, угодно ли ему с каждым из них соревноваться в одном копье. Добрый Абенамар отвечал, что очень охотно сделает это. И тогда все двадцать четыре соревновались с ним, по одному копью каждый. Пятнадцать из них выиграли призы, которые они, под музыку гобоев, поднесли своим дамам, и затем так же, как приехали, один за другим уехали, оставив короля и всех зрителей очень довольными своей ловкостью и нарядностью.

Теперь будет своевременно вам узнать, кто были эти отважные и искусные рыцари и к каким родам они принадлежали. Первую квадрилью составляли Асарки, вторую – Саррасины, третью – Аларифы, четвертую – Алиатары. Все очень высокородные и славные рыцари. Предки их – деды и прадеды – жили и процветали в Толедо в те времена, когда там царствовал король Галафин. У этого короля был брат, царствовавший в городе, называвшемся Бельчид, близ Сарагоссы в Арагоне; брата звали Саидом, и он вел великие войны с одним храбрым мавром по имени Атарф, близким родственником короля Гранады. И в честь заключения мира между Саидом – королем Бельчида – и гранадским мавром Атарфом король Толедо устроил торжественный праздник, на котором был бой быков и турнир на копьях. И в копья играли представители именно этих четырех рыцарских родов: Саррасины, Аларифы, Асарки и Алиатары – предки рыцарей, про которых мы здесь вели речь. Другие историки утверждают, что празднество, устроенное толедским королем, было не в честь заключения мира, а для удовольствия одной прекрасной дамы по имени Селиндаха, а мир, заключенный его братом Саидом с Атарфом Гранадским, послужил королю только предлогом. Но какие бы причины там ни были, праздник был устроен, и рыцари, представители четырех славных родов, приняли в нем участие. После утраты Толедо роды эти переселились в Гранаду, где пользовались за свои благородство и доблесть не меньшим почетом. И о празднестве в Гранаде, и о празднестве в Толедо сохранилась великая слава, и сложили про них следующий романс:

Восемь на восемь в ТоледоСаррасины, АльятарыСостязались в копьях противАларифов и Асарков.Захотел король отметитьЭтим праздником блестящимМир, который заключилсяМеж Саидом и Атарфом.Что причины тут иныеЕсть, другие утверждают, –Будто праздник был устроенПо желанью Селиндахи.Выезжают СаррасиныНа конях своих прекрасных,Их тюрбаны и марлотыЗелены и ярко-алы.Им Амура лук и стрелы –Как эмблемы на адаргах,Их девиз – всегда два слова,Кратка надпись: «Кровь и пламень».Их не менее нарядны,На конях, за парой пара,Все в пурпуровых одеждах,Альятары выезжают,Им девизом служит небоНа плечах нагих Атланта,Надпись сделана на ленте:«Я держу и не устану».Пурпур с златом – АларифовНеизменный цвет избранный.Альятарам вслед явилисьТочно так же все попарно.Их эмблема – крепкий узел,Рубит меч его с размаху.«Этой силе нет предела» -Так гласит к эмблеме надпись.Всех других нарядней едутВосемь рыцарей Асарков –Перья шлемы украшают.Небо синее над лугом –Их эмблема на адаргах,Две руки, соединенныхВ неразрывное пожатье:«Все и вечно зеленеет!»Короля объемлет ревность,Ненавистен вид Асарка,Кто сумел любви добитьсяНеприступной Селиндахи.На отряд взглянувши хмуро,Говорит король алькайду:– Омрачу я это солнце,Что меня лучами ранит.Тут взвилось высоко в небоС быстротой копье Асарка,И никто не смог заметить,Как летит и где упало.На балконах и из оконВслед копью глядели дамы;Чтоб следить за лётом лучше,Все они вперед подались.Закричал народ в восторге,Оценив бросок Асарка.Загоревшись лютым гневом.Прошептал король проклятье.Передать Асарку кубокПовелела Селиндаха.Не стерпел король тут боле.Громко крикнул он: «Кончайте!»Крик услыша, все решили,Что кончать игру настало.Но велит король ревнивый:– Взять изменника Асарка!Тут, сменив на боевыеКопья легкие метанья,Альятары, СаррасиныЕдут взять Асарка-мавра.Ибо кто посмел бы Королю влюбленному перечить?…Захотели заступитьсяАларифы и Асарки,Но Асарк – примерный рыцарь –От защиты отказался;– Пусть друзья опустят копьяПред надменными врагами,Пусть враги восторжествуют,А друзья хранят молчанье.Ибо кто посмел быКоролю влюбленному перечить?…Схвачен мавр был благородный.Тут народ поднял роптанье:Как ему вернуть свободу,Меж собою совещались.Но осталось все бесплодным,Бунт погас, не вспыхнув даже.Этим толпам возмущеннымПолководца не хватало.Ибо кто посмел быКоролю влюбленному перечить!5…Селиндаха громко молит:– Заступитесь за Асарка!Хочет броситься с балкона,Чтоб отбить его у стражи.Мать ее схватила крепко,Удержала со словами:– Для чего себя ты губишь?Все усилья здесь напрасны.Ибо кто посмел быКоролю влюбленному перечить?…К ней король прислал с вопросом:Где она теперь желаетНаходиться в заточенье, –Место пусть сама укажет.Передать в ответ велелаКоролю-ревнивцу дама:– Пусть тюрьмой моею вечнойБудет память об Асарке!Ибо есть, кто смеетКоролю влюбленному перечить!

Вот все эти знаки, эмблемы и девизы четыре квадрильи названных рыцарей унаследовали от своих предков и очень ими гордились. И после того, когда они, как мы уже рассказывали, торжественно покинули площадь, оставив весь двор в восхищении от своей ловкости и красоты, со стороны корит Эльвиры поспешно пришел алькайд; не остановившись, покуда не достиг короля, преклонился перед ним по обычаю и сказал: