Гость из бездны

– Мунций.

– Он ошибается. Я лечу второй раз на уничтожение крупного астероида. Но не второй вообще. Сколько раз мы вылетали на охоту? – спросил Керри у Владимира.

– Этот вылет двенадцатый.

– Вы всегда вместе? – спросил Волгин.

– Всегда. Вместе начали, вместе и кончим. Больше десяти лет редко кто удовлетворяется этой работой. Есть много других, более интересных.

– Приготовиться! – раздалась команда Эрика. – Начали! Гудение, во много раз более мощное, снова наполнило тесное помещение корабля. Волгин с ужасом вспомнил, что работа по уничтожению верхнего слоя астероида продлится двое суток. Неужели придется терпеть этот гул все время? Уже теперь, спустя минуту, у него начала болеть голова.

Но гудение становилось слабее, потом наступила тишина.

– Пока все, – сказал Керри. – Первая обработка продлится часа три, четыре. Отдыхайте!

– Машины продолжают работать?

– Вы имеете в виду излучатели? Да, они работают, как же иначе. Но они вошли в ритм, и потому их не слышно.

– Сейчас мы ничего не увидим?

– Это зависит от веществ, из которых состоит верхняя часть астероида. Луч рассеян, а не сосредоточен, как было при уничтожении того камня, который мы встретили. Если там гранит или базальт, они поддадутся не скоро, если металлическая руда, то быстрее. Вы не голодны, Дмитрий? – заботливо спросил Керри.

– Немножко.

– Давайте завтракать.

В первый раз за время своей жизни в девятом веке Новой эры Волгин увидел, как люди сами, без помощи автоматов, приготовляют себе пищу из разнообразных и оказавшихся очень вкусными консервов. Это напомнило ему былые туристские походы, в которых он принимал участие.

Но сходство, разумеется, было только внешним.

Владимир, на котором лежали хозяйственные обязанности, угостил их нежной, тающей во рту форелью, спаржей, черным кофе и персиками. Все было совсем свежим, рыба и кофе горячими, хотя их ни на чем не подогревали. Тарелки, стаканы, все, что служило для завтрака, вместе с пустыми банками и остатками пищи сложили в небольшой металлический ящик, где через минуту не осталось даже пепла. Просто, гигиенично, и никакой потери времени.

Рабочий корабль был в изобилии снабжен всем необходимым.

Керри вернулся к пульту, чтобы сменить Чарли. Не прошло и двух минут, как он подозвал к себе Волгина.

– Смотрите! “Ф-277” поддается обработке даже быстрее, чем мы предполагали.

Волгин увидел, что поверхность астероида покрылась туманной дымкой, на глазах становившейся все более густой и плотной. Бесцветная вначале, она постепенно стала принимать оранжевый оттенок.

– Красиво, – сказал Волгин. – Это всегда так?

Керри ничего не ответил. Чарли, не окончив завтрака, подошел и сел в свое кресло.

Оба они пристально всматривались в черную точку, появившуюся в центре большого оранжевого облака, которое словно взметнулось вдруг прямо напротив “И-76”. Было похоже, что на астероиде произошел взрыв. Лицо Керри выражало беспокойство.

Внезапно он поднял руку. Волгин видел, как напряженно застыла эта рука, потом резко опустилась.

– Стоп!

Команда прозвучала отрывисто, как выстрел.

Боковым зрением Волгин увидел мелькнувшую фигуру Владимира. И тотчас же раздался уже знакомый гул, быстро перешедший в шипение, и наступила глубокая тишина. Волгин понял, что излучатели прекратили работу.

Он посмотрел вперед, на астероид.

Оранжевое облако стремительно расширялось, захватывая уже половину диска планеты. Черная точка превратилась в огромное пятно, в середине которого что-то ярко блестело.

– Керри! Керри! Назад! “Черный блеск”! “Черный блеск”! Кричали два голоса одновременно, видимо, с обоих соседних кораблей. С остальных могли не видеть, что происходило на этой стороне астероида.

– Назад? Поздно! – сказал Чарли.

Керри, казалось, ничего не слышал. Не шевелясь, с застывшим, как белая маска, лицом, он не спускал глаз с черного пятна, в центре которого ярко горело голубое пламя.

Было видно, что “И-76” не стоит на месте, а быстро уходит – не назад, а в сторону, “вверх”, спасаясь от неизвестной Волгину опасности. Он вспомнил, что кораблем управляют, как арелетом, – не руками, а мыслью, и что Керри не было нужды шевелиться.

Но грозный процесс на “Ф-277” шел быстрее, чем мог лететь корабль. “Черный блеск” разгорелся так ярко, что было уже невозможно смотреть на него. С поверхности астероида взлетали узкие длинные языки оранжевого пламени. Один из них мгновенно достиг корабля. Усилием воли Керри заставил “И-76” резко рвануться вперед, и это спасло корабль от прямого соприкосновения.

– Кажется… – начал Чарли, но не закончил.

Второй язык оранжевого огня прошел совсем близко, почти коснувшись корпуса корабля. На невидимой стенке появились темные полосы Что-то затрещало часто-часто, как барабанная дробь, словно снаружи, по металлу обшивки, забили тысячи крохотных молоточков Воздух внутри корабля заискрился зелеными точками

– Назад!… Назад!… – кричали уже несколько голосов с соседних кораблей.

Волгин видел, как Керри, вцепившись руками в край пульта, все еще не спуская глаз с астероида, где разлилось сплошное, невыносимое для зрения морс голубого огня, сделал нечеловеческое усилие Очевидно, он был близок к обмороку.

И корабль в последний раз подчинился своему командиру. Сверкающий, подобно маленькому Солнцу, астероид стал удаляться.

А зеленые огоньки в воздухе густели, становились все ярче. Трудно было дышать, казалось, что в грудь проникает пламя, сердце судорожно металось и замирало, мозг обволакивал зеленый туман.

Волгин почувствовал по всему телу уколы, точно в него впивались сотни острых булавок. Мгновение он видел на месте “Ф-277” клубящийся голубой шар, потом черная мгла полностью поглотила его сознание.

Второв сидел рядом с Эриком у такого же пульта, какой был перед глазами Волгина, ожидая момента, когда сила ультразвука, соединенная с тепловым излучением, окажет заметное влияние на поверхностные слои астероида. Тогда вступят в действие другие, неизвестные ему, излучающие аппараты, которые начнут разлагать вещества планеты на молекулы, превращая их в газ.

Владея языком гораздо хуже Волгина, Второв сразу после уничтожения встречного маленького астероида засыпал Эрика вопросами. И ему удалось, правда, неполно и смутно, уловить идею всего процесса.

Второву было легче, чем Волгину, понять объяснения. В его время, в первой половине двадцать первого века, подобные идеи уже обсуждались как задача будущего, и он был знаком с ними Плохое знание языка помешало понять до конца. Но все же он следил за всем, что происходило перед ним, не вслепую, а более или менее сознательно.

Работа истребителя интересовала его значительно больше, чем Волгина, который наблюдал ее, не понимая сути.

Случилось так, что разговор с Эриком и его помощником Эдвином разъяснил Второву причины катастрофы раньше, чем она произошла. Этот разговор начался буквально за несколько минут до того, как она разразилась на его глазах.

– Скажите, – спросил Второв, – что если вы неожиданно встретитесь с залежами радиоактивных веществ на обломке бывшей большой планеты? Как повлияют на них ваши излучения?

– Такие случаи были, – ответил Эрик. – Но приборы предупреждают нас о наличии опасных веществ. Такие астероиды мы не трогаем. К ним вылетает специально оснащенная эскадрилья.

– Значит “Ф-277” уже проверен?

– Конечно. Иначе мы не прилетели бы сюда. Здесь нам не угрожает никакая опасность. А если радиоактивность вдруг появится, мы вовремя узнаем об этом и успеем уйти.

– Был ли хоть раз несчастный случай с рабочим кораблем?

– Не с кораблем, а с целой эскадрильей. Это произошло двадцать пять лет тому назад. Тогда еще даже не подозревали о существовании “Черного блеска”.

– Что это такое?

– Точно не объяснишь, – ответил Эдвин. – Название переведено с фаэтонского языка. На старом Фаэтоне, когда узнали об участи, грозящей планете, изобрели и синтезировали бесчисленное множество веществ, способных служить горючим для космолетов. Одно из них и называлось “Черный блеск”. Потом фаэтонцы открыли антигравитацию, и все старые системы космолетов были заменены гравитационными. Но огромные запасы очень опасных веществ остались в подземных хранилищах. Большинство из них радиоактивно, и потому их запрятали глубоко. Но “Черный блеск” нельзя обнаружить никакими приборами. Фаэтонцы были уверены, что при распаде планеты все эти вещества погибнут сами собой, и не уничтожили их. Видимо, “Черный блеск” не переносит воздействия на него ультразвука или теплового луча. Что с ним происходит при этом, мы не знаем, но, должно быть, что-то вроде ядерного взрыва. От погибшей эскадрильи было принято сообщение, что с астероидом, над которым они работают, творится что-то странное. Потом они отрывисто сообщили: “Оранжевое пламя… голубое… Зеленые огоньки…” И это было все. Впоследствии были найдены в пространстве три корабля с мертвым экипажем. Остальные исчезли, как и самый астероид. Мы запросили фаэтонцев. Они предположили, что не все запасы “Черного блеска” погибли при катастрофе с Фаэтоном. Но беда в том, что они сами не знают, что же такое “Черный блеск”. Сведений о нем у них не сохранилось.

– Значит, на любом астероиде вы можете встретиться с этим веществом?

– Может быть, он есть и тут, – ответил Эрик. – Но теперь нам известно, что катастрофа не наступает мгновенно. Есть признаки – оранжевое и голубое пламя, зеленые огоньки. Если вдруг обнаружатся такие явления, мы успеем отлететь на безопасное расстояние. До сих пор никто больше не встречался с “Черным блеском”.

– Выходит, ваша работа не вполне безопасна. Эрик пожал плечами:

– В борьбе с природой всегда есть опасности. Но ведь люди никогда…

Внезапно раздался голос, полный тревоги:

– Керри! Керри! Назад! “Черный блеск”! И через секунду снова:

– Назад! Назад!

Эрик мгновенно выпрямился как стальная пружина. Не успело прозвучать “Черный блеск!”, как Второв всем телом почувствовал, что корабль рванулся прочь от астероида. Ускорение было так велико, что у него потемнело в глазах.

– Назад! Керри, назад! – настойчиво кричали откуда-то из-за планеты, где, как знал Второв, находился “И-76”, на борту которого был Волгин.

– Что он, сам не видит, что ли? – сквозь зубы сказал Эдвин.

На “Ф-277” не видно было ничего угрожающего. Легкий туман, несколько минут тому назад начавший покрывать скалы, не имел ни оранжевого, ни голубого оттенка. Нс было заметно и зеленых огоньков. Все было как будто спокойно.

Но грозные слова “Черный блеск” продолжали звучать в ушах Второва.

Как странно! Они только что говорили об этом, и вот…

Эрик и Эдвин молчали, не спуская глаз с астероида. Ожидать можно было всего. Никто, кроме погибших четверть века назад истребителей, не видел и не знал, что происходит, когда нарушается тысячелетний покой “Черного блеска”.

Что-то происходило там, на той стороне астероида.

Ускорение увеличилось еще больше. Второв висел в воздухе, упираясь в ремни кресла. Привычный и к повышенной тяжести, и к невесомости, он не терял ясности мысли и зоркости зрения.

“Ф-277” быстро уменьшался, проваливаясь в бездну.

И вдруг…

Ослепительная вспышка голубого огня! Вихрь чудовищного взрыва!

На месте, где только что был виден астероид, заклубилась сине-оранжевая туча. Перед глазами экипажа “И-80” мелькнуло и сразу пропало несколько зеленых точек. Струя оранжевого огня погасла в нескольких километрах впереди корабля.

Туча быстро рассеивалась. Несколько минут она светилась в пространстве зеленым светом, потом как-то сразу потухла.

Ничего больше не было видно. Только звезды!

“И-80” медленно остановился. И полетел обратно, к тому месту, откуда только что улетел.

Эрик и Эдвин молчали, тяжело дыша. За спиной Второва неподвижно стоял третий член экипажа – Гелий.

– Дмитрий… – прошептал Второв.

– Они не могли опоздать, – хрипло сказал Эдвин. – У них было достаточно времени.

– Внимание! – голос Эрика звучал металлом. – Произвожу перекличку. “И-71”?

“Ну и выдержка!” – подумал Второв.

– Корабль в порядке, экипаж цел, – раздался ответ.

– “И-72”? Тот же ответ.

– “И-73”?..

– Все в порядке.

– “И-74”?..

– Все в порядке.

– “И-75”?..

– Корабль цел!

Второв замер, боясь дышать.

– “И-76”?… “И-76”?…

Молчание. Эрик побледнел.

– “И-76”?.. Отвечайте!… “И-76”?..

Никто не отвечал. Эрик провел по лбу дрожащей рукой:

– “И-77”?..

“Железный он, что ли?!” – подумал Второв.

– “И-78”?..

Отозвались все, кроме Керри.

– Кто видел, что произошло? – спросил Эрик, как будто совсем спокойно,

– Я! – раздался голос. (Второв не знал, кто это говорит.) – Появился оранжевый туман. Потом оранжевое и голубое пламя. Мы сразу поняли, что это знаменитый “Черный блеск”. Вес признаки, кроме зеленых огоньков. Их не было. Я бросил корабль назад и крикнул Керри, который находился прямо напротив очага пламени. Но Керри пошел не назад, а в сторону.

– Как ты думаешь, почему он это сделал?

– Наверное, именно потому, что находился напротив. Он хотел выйти из района возможных излучений.

– Он поступил правильно. Что было дальше?

– Появились длинные языки оранжевого огня. Потом взрыв.

– Где сейчас “И-76”?

– Я его вижу, Эрик. В ингалископ корабль выглядит как всегда. Он нисколько не пострадал.

– Три корабля, найденных после первой встречи с “Черным блеском”, тоже внешне не пострадали, – ответил Эрик. – Внимание Всем кораблям осторожно приблизиться к “И-76”. Без меня ничего не предпринимать. Соединись с Марсом! – приказал он Эдвину.

3

Огромная стена в одном из залов здания Совета науки представляла собой сплошной экран. Вернее сказать, ее просто не было видно Казалось, что все здание, неведомо как, перенеслось на Марс, и люди смотрят на чужую планету через исполинское окно.

Человек тридцать членов Совета сидели в креслах. Лица были суровы и мрачны. Тут же находились все оставшиеся на Земле члены экипажа “Ленина”.

Молчание не прерывалось ни одним словом.

Трагическое известие молниеносно облетело Землю, Марс Венеру. И не было человека, где бы он ни находился, который этот момент не ждал бы с огромным напряжением возвращения Марс эскадрильи Эрика.

“И-76”!

Керри, Владимир, Чарли, Дмшрий1

Дмитрий Волгин! Человек, с колоссальным трудом возвращенный к жизни, гордость науки! Олицетворение величайшей победы разума над природой!

Неужели только для того, чтобы провести на Земле лишние полгода, явился он в мир из мрака смерти, желанный гость из прошлого, любимый человечеством! Явился – и бессмысленно погиб.

– Этого нельзя допустить! – сказал Люций, немедленно после получения страшного известия вызвавший к телеофу Ио. – Мы должны сделать вес, чтобы вернуть его снова к жизни.

– Дорогой друг, – ответил Ио, – ты взволнован и не отдаешь себе отчета в том, что говоришь.

– Значит…

– Подумай сам. Я и все к твоим услугам. Но…

Люций понимал, о чем думает Ио.

Двадцать пять лет тому назад девять человек, умерших на кораблях эскадрильи, встретившейся с “Черным блеском”, были доставлены на Землю и сам Люций участвовал в тщательном исследовании трупов. У всех оказались сожженные легкие, все имели следы воздействия неведомой лучистой энергии. Ни одного нельзя было вернуть к жизни.

Правда, сейчас ученые знают больше. Работа над Волгиным не прошла даром. Сожженные легкие можно заменить искусственными. Можно заменить и сердце, если оно повреждено. Но время!.

Эскадрилье Эрика нужно никак не меньше пятнадцати часов, чтобы вернуться на Марс. С кораблем на буксире не разовьешь полной скорости. Да еще надо завести буксирные концы, если нет мощных магнитов. И на Марсе будет потеряно время, пока тела будут положены в герметические сосуды, продуты инертным газом и заморожены.

Период мнимой смерти давно пройдет, необратимые процессы разложения клеток головного и спинного мозга не оставят никакой надежды.

Ио прав.

Если бы можно было сразу, на месте, впустить в корабль холод мирового пространства. Но как это сделать? В любое отверстие моментально улетучится весь воздух, и тела, очутившиеся в вакууме, будут разорваны силой внутреннего давления. А проникнуть в корабли извне невозможно в пространстве – у них нет выходных камер.

Да, значит, опять задержка. После того как “И-76” будет доставлен на Марс, его надо транспортировать в закрытое помещение, изолированное от атмосферы Марса. И только там можно открыть входной люк.

Пройдет, в общей сложности, часов двадцать.

Ио прав. Если они погибли, нет никакой надежды! Если погибли… А разве они могли не погибнуть?! Люций был готов рвать на себе волосы от отчаяния. Зачем он отпустил Дмитрия на Марс без себя? Он никогда не позволил бы ему лететь на рабочем корабле. Он не допустил бы такого риска. Волгин нужен науке. Ведь он прожил всего полгода, еще не настало даже время подвергнуть его исследованию, чтобы узнать, как ассимилировался организм. С его смертью наука потеряла все, чего достигла с таким трудом.

Но научные соображения только вскользь затрагивали ум Люция. Он испытывал глубокое человеческое горе, он любил Дмитрия, как родного сына.

Люди этой эпохи давно уже не знали, что значит потерять своего ребенка. Горе родителей было очень редким явлением. И вот оно обрушилось сразу на четыре семьи.

К Ио обратился не один Люций, забывший в порыве горя о своих знаниях, к нему прибегли, как к последней надежде, все родственники Керри, Владимира и Чарли. Ведь Ио и Люций воскресили Волгина!

И старый медик вынужден был объяснить каждому, что если члены экипажа “И-76” умерли, то вернуть их к жизни невозможно.

“Если…”

Это короткое слово, оброненное известным врачом, членом Совета науки, заронило надежду.

Оно облетело всю Землю, о нем узнали работники экспедиций на Венере, строители станций на Марсе, экипажи ракетопланов и истребительные отряды.

Ио сказал: “Если они умерли!”. Значит, он допускает, что они могут быть живы.

Огромный авторитет ученого придал случайному слову реальный смысл.

И за час до прилета на Марс эскадрильи Эрика вступили в действие все экраны Земли. Мощные станции межпланетной связи, работая почти на пределе, обеспечивали бесперебойную четкую видимость.

Люций не удивился, когда к нему явились космонавты, прилетевшие из Ленинграда. Он был бы удивлен, если бы они не сделали этого. Вместе с ними он отправился в здание филиала Совета науки, где находился самый мощный экран города.

Ио и двадцать восемь медиков и биологов уже были там. Ио тотчас же обратился к Люцию и рассказал ему, что они решили посоветовать врачам на Марсе:

– Надо исходит из факта, который будет установлен после доставки на Марс “И-76”. Живы члены экипажа корабля или мертвы. В первом случае все зависит от того, в каком состоянии они находятся. Если жизнь едва теплится, если скорая смерть неизбежна, есть смысл сразу заморозить тела, так как на Марсе спасти их нельзя. А здесь, на Земле, мы их оживим.

– С Дмитрием этого нельзя сделать, – сказал Люций. Казалось, Ио удивился. Но он ничего не возразил на эти слова, сказанные тем, кто больше всех был заинтересован в сохранении жизни Волгина. Он понял, что имеет в виду его друг.

– В случае же, – продолжал Ио, – если они мертвы, то мы не знаем, когда наступила смерть. Корабль закрыт. Никто не видел, что в нем творится. Может быть, смерть наступила не сразу, а в пути, совсем недавно. Тогда опять-таки надо немедленно заморозить тела.

– Правильно.

– Все силы бросим на спасение Дмитрия. Но, – робко прибавил Ио, – допустим, что он все же умрет…

Люций ответил спокойно, странно бесстрастным голосом: – Перед тем как мы оживили Дмитрия, состоялась всемирная дискуссия. Я сам защищал наше право оживить его. И мы это сделали. Вы знаете, Ио, в чем мы ошиблись? Может быть, для Дмитрия эта неожиданная смерть – счастье. Я считаю, что теперь мы не имеем права.

– Значит…

– Придется покориться судьбе. Дмитрий Волгин – человек, а не подопытное животное.

Ученые молча переглянулись. Если сам Люций так говорит, значит надеяться не на что. Ведь только благодаря ему, только имея мощную поддержку Люция сторонники оживления Волгина одержали победу. Бесполезно предлагать новую дискуссию, если заранее известно, что Люций выступит против.

Котов перевел слова Люция своим товарищам. Его выслушали с величайшим удивлением. Все знали, как горячо, с чисто отцовским чувством любил Люций Волгина.

Ксения Станиславская опустила глаза. Только она одна знала, чем вызваны слова, поразившие всех.

“А если я ошибалась? – думала она в смятении и растерянности, мучимая угрызениями совести. – Если Дмитрий погибнет по моей вине?”

Она глубоко раскаивалась в своих словах, которые вырвались у нес при встрече с Люцием сегодня утром. Но она не знала, не могла даже предположить, что они произведут на Люция такое впечатление.

Это произошло почти случайно. Она ошиблась дверью и вошла в домашнюю лабораторию Люция. Он был один, сидел в кресле перед рабочим столом и казался погруженным в глубокую задумчивость. При звуке ее шагов он вздрогнул и поднял голову.

– Извините! – сказала Ксения, делая шаг назад.

– Нет, войдите, – сказал Люций. – Мне тяжело одному. Побудьте со мной. Никого нет на Земле – ни Эры, ни Мэри.

Ее поразил звук его голоса, выражение лица, какая-то детская беспомощность во всей его мощной фигуре.

Сильный человек с несгибаемой волей был раздавлен свалившимся на него горем.

И в сердце Ксении вспыхнула нестерпимая жалость к нему. Ей захотелось обнять его, положить его голову к себе на грудь и сказать: “Плачьте, облегчите себя слезами”. Но она не могла себе даже представить Люция плачущим.

Она подошла, села рядом с ним и взяла его руку в свои.

– Вот, Ксения, – сказал Люций. – Нет больше нашего Дмитрия! Зачем я не послушал совета моего отца? Зачем позволил себе воскресить его?

– Так было нужно. И Дмитрий гордился тем, что послужил науке. Он часто говорил это мне и Марии.

– Он прожил так мало. А мог бы жить долго, очень долго. И вот тогда-то Ксения и сказала Люцию роковые слова:

– Трудно сказать, что лучше для Дмитрия. Я знаю, я слышала его разговор с Игорем Егоровым. Он мучился сознанием своей неполноценности в вашем мире. Он говорил, что лучше смерть, чем жизнь вне общего труда.

Люций пристально посмотрел на нее.

– Да, – сказал он, – я это знаю. Спасибо, Ксения! Вы напомнили мне то, чего я не должен был забывать. Я не только ученый-биолог, я его отец.

Он опустил голову на руки и долго сидел не шевелясь. Она сказала это, чтобы облегчить ему горе, стараясь сделать лучше, как могла. Если бы она знала…

Потом Люций поднял голову и прошептал:

– Да, так будет лучше.

И вот теперь Ксения поняла, какое решение принял тогда Люций.

Человек восторжествовал над ученым. Долгое молчание нарушил Ио.

– Если мы вас правильно поняли, Люций, – сказал он, – не следует делать попытки спасти Волгина?

– Если он умер. Но если он жив, мы обязаны сделать все, чтобы сохранить ему жизнь. Подчеркиваю, сохранить. Предложенный вами способ неприменим к Дмитрию.

– Пусть будет, как вы хотите.

Люций вздрогнул при слове “хотите”, но ничего не сказал. Он сел и закрыл глаза рукой.

Ио посмотрел на него и вспомнил. Вот так, в такой же позе, сидел Люций на памятном заседании Совета науки, когда впервые решалась судьба Волгина. Точно так же.

Один из ученых говорил с кем-то по карманному телеофу. Потом он повернулся к экрану.

Заросли синих и фиолетовых деревьев окружали обширную поляну, где должны были опуститься корабли эскадрильи. Далеко слева блестел купол Фаэтонграда. Темное небо, редкие звезды. Марс!

Кто-то подошел к аппарату, установленному на поляне. Голову человека закрывал герметический шлем, на спине виднелись резервуары воздуха. Он встал вплотную к экрану и, казалось, смотрел прямо на собравшихся в зале.

– Юлий! – сказал один из ученых на Земле, – расскажите, что сделано для быстрейшей реализации нашего плана. Какие меры вы приняли? Вас слушают тридцать членов Совета науки. Сообщаю вам наше решение: Дмитрия Волгина не замораживать ни в каком случае.

Ксения поняла последние слова и невольно оглянулась на Люция. Он сидел в той же позе.

Итак, кончено! Если Дмитрий мертв, его не будут пытаться спасти, как других. Решение принято бесповоротно.

Она увидела, как между пальцев Люция показалась и упала слеза.

Ксения поспешно отвернулась, но не выдержала и разрыдалась.

Казалось, что этого никто не заметил. Ни один взгляд не обратился к ней.

Медленно текло время, нужное для того, чтобы вопрос с Земли долетел до Марса и пришел ответ. Марс был далеко.