Полная версия
Последняя принцесса
Лиссарина, опираясь руками о землю, смогла встать, пошатнулась, но успела вовремя обрести баланс. Все-таки не зря братья Ровенны учили ее фехтованию, не прошли уроки даром. Еще бы они научили ее не поддаваться на уговоры своей сестры, и все было просто замечательно.
Они медленно побрели мимо фасада здания к садовой калитке, а оттуда вышли на улицу. В такое время суток она пустовала, не было ни единого человека, и хотя кое-где музыка еще звучала, многие дома уже утихомирились.
Корсет давил на грудную клетку, а живот болел из-за недавних рвотных позывов, однако стало гораздо лучше. Хотя бы в голове прояснилось. Даже несмотря на стыд, который охватывал ее, едва она смотрела на лорда Монтфрея, ей было хорошо. Спокойно, по крайней мере. Вернулось чувство безопасности.
– Вы расскажете лорду Ромаэлю? – тихо спросила она, глядя под ноги.
Она, конечно же, не видела, но в этот момент он закатил глаза.
– Нет, не скажу, но мои услуги не бесплатны.
– У нас нет денег.
– Издеваешься? Еще бы кольцами да сережками предложила долг вернуть. – Он подкинул Ро вверх, когда она начала сползать. – Я имею в виду, что если мне потребуется твоя услуга или услуга Ровенны, вы мне не откажете и выполните все, что я скажу.
Лиссарина подумала, что лучше бы он, конечно, взял плату сережками. Мало ли какие услуги он имеет в виду. Однако все равно кивнула.
– А теперь скажи мне, какого черта вы туда пошли, да еще без масок?
– Мы пришли в масках, но их отобрали на входе, – объяснила Рин, и лицо ее стало пунцовым. Хорошо хоть в темноте не видно. – Мы получили приглашение на Бал Черной Розы, для самых видных представителей столичной молодежи. Его прислала какая-то женщина, которая якобы познакомилась с Ровенной на ужине. Но теперь я уже не так уверена…
– Надеюсь, идиотизм не заразен, и обедая за одним столом с вами, он мне не передастся, – в голосе Люциена, в первые с первой их встречи, слышалось веселье. – Хоть бы спросили у кого-нибудь, что это. А то получили записку от невесть кого и скорее побежали навстречу приключениям. Ты хоть понимаешь, куда вас занесло?
– Если честно, то не совсем… – честно призналась Лиссарина. Картинка начала складываться, но нескольких кусочков пазла не доставало.
– Клуб Черной Розы – место для богатых мужчин, которые вешают лапшу на уши своим женам и ходят на сторону. Место, где можно найти женщину. Но не надо сравнивать с борделем, ладно? Здесь дорогие шлюхи. Куртизанки. С ними можно не только… э-э, ну ты понимаешь. Но и поговорить, потанцевать. Одним словом, отдохнуть от рутины в хорошей компании. И они приходят либо с покровителем, либо в поисках покровителя. Ищущих называют дебютантками, и их лицо выставляется на всеобщее обозрение, чтобы мужчины или женщины могли выбирать.
– И женщины тоже выбирают?
– Чего не встретишь под луной. Всякое бывает.
– Значит все эти люди и Эрдойо приняли нас за женщин, ищущих себе покровителей? Легкая добыча?
– В точку, – Люциен усмехнулся. Ровенна во сне взмахнула рукой и хлопнула его по подбородку, так что пришлось отворачивать голову. Справившись со своей неспокойной ношей, продолжил: – Только не называй этого мужчину Эрдойо. На следующей встрече он поменяет имя. Никто не знает, как зовут его не самом деле, так что можешь не утруждать себя запоминанием. Проклятье, я даже протрезвел из-за вас.
Закоулками они выбрались на улицу более оживленную. Здесь стояли экипажи. Люциен подошел к одному из них и о чем-то тихо договорился с кучером. Тот немедленно вскочил с козел и открыл дверцу кареты.
– Залезай первой, примешь там свою подругу, – Люциен нетерпеливо мотнул головой.
– Ее зовут Ровенна, если вы забыли. – Лиссарина быстро забралась внутрь и протянула руки, чтобы поддержать Ро.
– Да знаю я. Надо же быть такой дурой, чтобы закричать свое имя в таком месте.
Обоюдными усилиями они положили спящую Ровенну на сидение, уложив голову на колени Рин. Лорд Монтфрей уселся напротив и снял белую маску с крохотным рисунком.
– Почему тот человек назвал вас Нарциссом?
– Это мое имя в клубе. Я сам его выбрал.
– Почему?
Люциен пожал плечами, но через мгновение, словно обдумав, стоит ли говорить девице с сомнительными принципами о таких почти интимных мелочах, сказал:
– Вообще-то я люблю эти цветы. Они белые, но яркие. Чистые, но далеко не невинные. В этом что-то есть. А у тебя есть любимые цветы?
Лиссарина задумалась, разглядывая скрытые тенью дома за окном.
– Нет. Я не люблю цветы.
– Так не бывает, все девушки любят цветы.
Повисло молчание, во время которого Лиссарина дергала за ниточку, вылезшую из шва на перчатке.
– Ладно, – не сдавался Люциен, неожиданно оживившись. Может, алкоголь еще не полностью выветрился из его головы, но Рин еще ни разу не видела его таким бодрым. – Ладно. Если не цветы, то что?
– Не скажу.
– Ой, да брось. Я вас, между прочим, только что от позора спас. А может, и от бесчестья, судя по тому, как вас хотел заполучить Ирис. Скажи.
– Нет.
– Скажи.
– Отстаньте, не скажу.
– Что за нелепое упрямство? Скажи.
– Сладости, – выпалила Лиссарина, которую Люциен уже начал выводить из себя своей приставучестью.
– Я мог бы и догадаться. Ты же ночная воришка пирогов, как я мог забыть.
– Ну хватит! – Лиссарина отвернулась в сторону, насколько возможно.
До дома они добрались в целости и сохранности, и остаток пути Люциен вслух сочинял стишок про сладости под названием «Как хотела Лиссарина съесть полтонны мандаринов».
Глава 7. Дейдарит-самозванец
– Я в няньки не нанимался, – возмутился Люциен за завтраком, когда Ваэри в приказном тоне сообщила ему, что необходимо сопроводить гостей на экскурсию по Эденвалю.
– Ромаэль занят в Элитарии делами отца, – объяснила герцогиня, отрезая ножом крохотный кусочек омлета. – Цирен еще слишком юн. Остаешься только ты. Или что, мне урезать сумму на карманные расходы?
Люциен откинулся на спинку стула, вяло ковыряя вилкой в тарелке.
– Почему бы не перенести экскурсию на завтра, когда Ромаэль будет свободен? Это, в конце концов, его невеста, ему с ней и возиться.
– Это нам с ней возиться, – поправила Ваэри, строго посмотрев на сына. – Как хозяевам дома, где они гостят. Мне что, заново учить тебя манерам?
Сегодня она сидела во главе стола, а Цирен и Люциен по обеим сторонам от нее. Девушки предпочли завтракать у себя, и это дало им возможность поговорить без церемоний, по-семейному.
– Мама, а можно мне пойти с ними? – Цирен сложил руки перед грудью в умоляющем жесте. – Так скучно дома…
– Твою скуку сегодня развеет мадам де Люблон.
– Танцы? Опять? Фу-у-у…
– Без возражений, я уже договорилась. Лулу, куда ты? Ты же ничего не съел.
Но Люциен уже встал из-за стола и поднялся по ступенькам к колоннам. Он все еще был растрепанным после сна и, как обычно, в неполном костюме. Темные круги под глазами становились все чернее. Это ужасно пугало Ваэри, хоть она и не подавала виду. Что творилось у него на душе, чем он живет, что любит или кого – всем этим он перестал делиться с ней в десять лет, когда она совершила непоправимую ошибку, лишившись его доверия навсегда.
– Отвратительный омлет.
И с этими словами скрылся в длинном коридоре.
Он чувствовал себя ужасно уставшим. Не выспался, не поел нормально, потому что мать всегда забывает о том, как он ненавидит яйца и все блюда, где они есть. Так теперь ему еще навязали экскурсию. Именно в тот день, когда он планировал закрыться в своей комнате, поспать, а потом поработать над книгой.
Придумывая пути возможного отступления или куда бы пристроить девиц так, чтобы можно было улизнуть, он не заметил, как прошел мимо своего адъютанта. Дэниар остановился и окликнул его, и при одном взгляде на энергичного и улыбающегося друга Люциену стало тошно. И гениальная идея пришла как бы сама собой.
– Дэниар, у тебя сегодня важная миссия.
– Что-то, что тебе лень делать? – Дэниар вздохнул. – Лулу, когда ты уже перестанешь перекладывать на меня скучные дела?
– А зачем ты мне тогда вообще нужен? – парировал Люциен, усмехаясь. – Но сегодняшнее дело тебе понравится. В кои-то веке это не бумажная волокита. И не простое поручение.
– Заинтриговал.
– Нужно провести экскурсию невесте моего брата.
– Что, правда? – Дэниар сразу же изменился в лице: эта идея явно пришлась ему по душе. Он любил общение, особенно с девушками. – Для нее одной или мисс Эйнар тоже будет присутствовать?
– Какая разница? – поморщился Люциен, оборачиваясь в ту сторону, в которую шел изначально. – Наверное, да. Они же два сапога пара.
– А ты с нами пойдешь?
– Вечно у тебя куча вопросов, – Люциен сделал шаг к двери, ведущей в малый зал. – Пойду, конечно же. Мать прогрызет мою тушку от макушки до пупка, если застанет меня дома. Но не рассчитывай на мою помощь. Командовать парадом будешь ты.
И ушел, оставив Дэниара наедине с размышлениями.
***
День выдался очень приятным. Сентябрьское солнце грело не так сильно, как летом, но и не давало промерзнуть до костей. «Бабье лето», так называют эту погоду крестьяне, и Лиссарина это знала. В воздухе по-прежнему пахло летом, его последними отголосками, и она с грустью подумала, что до свадьбы Ровенны такая погода не продержится: начнутся дожди, ветер, сырость, грязь. Не самое удачное время для праздника, но ее мнения, конечно же, никто не спрашивал.
Когда они вышли из дома, открытая коляска с гербом Монтфреев уже дожидалась их у крыльца. Около нее стоял Дэниар и переговаривался с кучером, но стоило ему увидеть девушек, он тут же выпрямился и сделал изящный поклон, приветствуя их. Подруги, уже знакомые с Дэниаром, радостно заулыбались и принялись оживленно щебетать на самые разные темы. У Лиссарины даже поднялось настроение от того, что лорд Люциен не будет присутствовать на экскурсии, а значит не придется краснеть за вчерашнее. У нее до сих пор болела голова и ужасно пересыхало во рту.
Они забрались в повозку с сидениями по обеим сторонами и сели друг напротив друга. Девушки вдвоем, Дэниар – напротив них. Лиссарина все ждала, когда же он даст знак кучеру, но ничего не происходило. Они продолжали стоять на месте почти двадцать минут, обсуждая погоду, и в ее душу закралось нехорошее предчувствие.
И оно обрело форму, едва только Люциен Монтфрей лениво спустился по ступеням крыльца, натягивая на левую руку черную перчатку. Сам он был в темно-синем пальто с иголочки, слегка вытягивающем его невысокую фигуру. Этот цвет определенно шел ему лучше всех прочих. Дворецкий вышел вслед за ним и протянул забытую трость с сапфировой отделкой.
– Вы опоздали, милорд, – заметил Дэниар, хотя в голосе его не слышалось недовольства. Скорее, обреченность.
– Можешь не церемониться. Не перед кем ломать комедию.
Люциен ловко забрался в карету и рухнул на сидение рядом с Дэниаром. Бегло осмотрел Ровенну и Лиссарину и не сумел спрятать лукавую улыбку. Девушки мгновенно покраснели, вспоминая о вчерашнем, и опустили глаза вниз. Неожиданно собственные руки показались им очень любопытными.
– Что это с вами? – Дэниар, отличавшийся особой наблюдательностью, не мог не обратить внимания на изменения в лицах.
– Много вопросов, как же много вопросов, Дэни. Поехали уже.
Когда ворота Рашбарда за ними закрылись, Дэниар начал свой рассказ.
Теперь сознание Лиссарины разрывалось на части. Вроде бы ей было интересно послушать, что говорит Дэниар о городе, а вроде бы взгляд ее то и дело возвращался к лицу Люциена, который закрыл глаза и уснул, подперев ладонью щеку. Умиротворение делало его еще более красивым, безразличие и скука, обычно царившие на лице, исчезли, уступив место спокойствию, и это казалось невероятно привлекательным. Может, все люди во сне такие, подумала Рин, но не могла не согласиться, что как бы она не отводила взгляд, он всегда возвращался к его лицу.
Ровенна же с энтузиазмом смотрела по сторонам и внимала каждому слову Дэниара. Он говорил уверенно, практически не сбиваясь, словно до этого прочитал книгу-путеводитель. Обладающий выраженными ораторским способностями, он делал скучный рассказ о зданиях и улочках захватывающим благодаря шуткам и интересным историям, которых не найдешь на страницах книг об Эденвале.
Вот, что он успел рассказать до того, как Ровенна попросила остановиться.
Изначально Эденваль не был столицей Лидэи. Первые лидэйские короли предпочитали город, поближе к центру страны, а не тот, что у моря. Но триста лет назад, когда к власти пришла династия Дейдаритов, король Симиэль Первый решил построить новую столицу, роскошную и богатую. Знать последовала за ним, построив свои дворцы, и так город стал архитектурным достоянием Лидэи.
У него достаточно простая застройка. Главные ворота и Алмазный дворец вместе с Дворцовой площадью, то есть центр города, соединяются Королевской улицей. На ней стоят дворцы богачей и административные здания государственных деятелей, хотя большинство из них все же сидят в Алмазном дворце. Чем дальше от центра города, тем хуже становятся районы. Бродяги ходят, где им вздумается, однако в центр не суются: там много гвардейцев, патрулирующих улицы и наводящих порядок.
Если нужно что-то купить, то вариантов два. Пойти на Рыночную площадь, работающую каждый день, кроме седьмого дня недели, или на Торговую площадь и Торговую улицу – там стоят магазинчики, более элитные и привлекательные. Богатые люди закупаются там, простолюдины же предпочитают рынок.
За дворцом – набережная реки Вейстры, парки для отдыха, Дворянское кладбище, как бы случайно затесавшееся туда по неведомой причине, и, как достопримечательность, здание Королевского театра. Рашбард, дворец Монтфреев, находился на улице Черного камня, ведущей к Кидмарской площади, и такое расположение крайне неудачно. Раньше, когда дворец только строился, Кидмарская площадь была рыночной, но, когда архитектор Кидмар возвел там крепость, она стала местом казней преступников. Поэтому из-за близости к такому весьма неприятному местечку про Рашбард ходит много поверий и поговорок. Одна из них: «Все призраки бегут в Рашбард», что, конечно же, чушь, ведь в роду Монфтреев никогда не было духовидцев, чтобы это подтвердить.
Девушки практически не задавали вопросов, так как Дэниар рассказывал очень полно и доходчиво, но однажды Ровенна перебила его и указала на строящийся дворец, находящийся параллельно Королевской улице.
– Это дворец Кастейнов. На самом деле грустная история, и я не хотел вам ее рассказывать, но раз вы спросили, миледи, то, конечно, скажу. Когда-то род Кастейнов был столь же влиятельным, как и род Монтфреев. – Он бросил быстрый взгляд на Люциена, сопящего рядом. – Но их постигло несчастье. Говорят, что их прокляла какая-то ведьма за то, что ее не пустили на порог. Потомки Кастейнов либо умирали, не доживая до двадцати лет, либо просто исчезали. Последняя наследница Кастейнов, насколько можно судить по рассказам моей тети Вивиль, сбежала с каким-то солдатом, и родители вычеркнули ее имя из семейного древа. Когда последние лорд Кастейн скончался, леди Кастейн потеряла голову от горя и подожгла дом. Дворец сгорел дотла, и только по счастливой случайности не затронул соседние дома. Кто-то выкупил это место около семи лет назад и до сих пор отстраивает его. Не знаю, увидим ли мы когда-нибудь здание столь же величественное, каким был прежний Армели-холл.
– Это название дворца?
– Да, на древнем языке «армели» означает «сияние».
Ровенна с грустью проводила взглядом Армели-холл и какое-то время сидела притихшая, но, когда свернули на Торговую площадь, оживилась.
– Я бы хотела попасть в книжную лавку. Это возможно?
Дэниар улыбнулся, кивнул и остановил повозку. От небольшого толчка Люциен слетел со своей ладони и проснулся. Прищурился, потер руками глаза, окончательно возвращаясь в реальность.
– Рин, ты пойдешь со мной? – спросила Ровенна.
– Нет, ты там проведешь сто лет, я умру со скуки. Можно я схожу в лавку для художников и куплю новые краски?
– Конечно, можно. Вот, возьми деньги. Только не ходи одна.
– И вы тоже не пойдете одна, миледи, – возразил Дэниар. – Вы же не думаете, что мы дадим вам заблудиться среди этих закоулков, где ходят падкие до чужих денег разбойники?
– А что, неплохая идея, – промычал Люциен себе под нос. Дэниар толкнул его локтем. – Ладно. В лавке для художников мне делать точно нечего, пойду с вами, миледи, в книжную. Встретимся через час на Дворцовой площади.
– Тогда я, если вы не против, мисс Эйнар, провожу вас в рай для художников.
– Как я могу быть против? – Лиссарина едва заметно улыбнулась. Она редко улыбалась, но Дэниар вызывал у нее самые лучшие чувства и вынуждал вести себя более женственно, чем обычно. Люциен лишь фыркнул, спрыгнул с коляски на землю и протянул руку, чтобы помочь Ровенне спуститься.
Когда они удалились, Дэниар предложил Лиссарине взять его под руку. В какой-то момент девушка подумала, что со стороны они наверняка выглядят как пара влюбленных, жених и невеста, мило беседующие о разных пустяках, смеющиеся над общими историями и глядящих друг на друга полными восхищением глазами. Но потом она вернула себя на землю: Дэниар станет бароном Андролейном, а она так и останется мисс Эйнар, дочерью двух безродных учителей без гроша за душой. Максимум, на чью руку и сердце она может претендовать, это какой-то военный не самого высокого звания или тот же учитель пения или рисования. Надо признать, что чем быстрее Ро и Ромаэль сыграют свадьбу, тем меньше воздушных замков она настроит в своей голове. И хотя ей будет ужасно больно оставить подругу в столице, а самой вернуться в унылый Геттенберг, это все равно будет лучше, чем вечные удары от падения с небес на землю.
Ее взгляд упал на богатого вида господина, расположившегося на небольшой скамеечке и читавшего газету, пока маленький мальчишка чистил ему туфли. Точнее, внимание привлек не сам мужчина, а его газета, где крупным текстом было написано: «Дейдарит-самозванец был казнен! Страна снова может спать спокойно». Перед ее глазами всплыла сцена с повешением молодого юноши, чья мать уливалась слезами на площади, и ей вдруг захотелось узнать эту историю по-настоящему.
– Можно спросить вас кое о чем, лорд Андролейн?
– Все, что угодно, только могу я рассчитывать на ответную просьбу? Мне бы хотелось, чтобы вы обращались ко мне по имени, без всяких титулов. И, если позволите, я тоже буду назвать вас по имени. Не будет ли это слишком большой дерзостью с моей стороны?
– Конечно, нет. Я буду только рада. – Отчего-то Лиссарина вспомнила, что лорд Монтфрей даже не спросил ее разрешения, прежде чем начать фамильярничать.
– Тогда спрашивайте все, что угодно, Лиссарина.
Девушка кивком указала на газету.
– Совсем недавно я стала свидетельницей свершившейся казни. И один мужчина сказал нам, что это был Дейдарит-самозванец. Судя по всему, в газетах пишут именно об этом. Не могли бы вы рассказать о том, кем был этот человек и что значит быть Дейдаритом-самозванцем?
На лице Дэниара мелькнуло беспокойство, но он быстро взял себя в руки. Оглянулся по сторонам и улыбнулся так ослепительно, словно они говорили о танцах.
– Я расскажу вам, только обещайте, что будете улыбаться и делать вид, будто я рассказываю вам самые смешные анекдоты.
Лиссарина кивнула и натянуто улыбнулась.
– Эта история не из тех, которую рассказывают на прогулке, но вряд ли нам доведется хотя бы раз оказаться наедине друг с другом, поэтому ничего не поделаешь. К сожалению, этот человек был непростым незнакомцем, которому практически не сочувствуешь, и я глубоко удивлен, что с ним произошла такая история. Видите ли, я знал его лично и довольно близко. Этого юношу звали Робейн Альдорски, и он был лучшим другом Лулу с детства.
Удивлению Лиссарины не было границ, но она постаралась ничем его не выдать. Продолжила улыбаться, как ее и просили. Насколько все-таки тесен мир. Раньше она думала, что лишь в маленьких городах и деревеньках все друг друга знают, и что бы ни произошло с одним человеком, тут же сказывается на другом. Все связаны. Но оказывается, столица – не исключение, сколько бы людей здесь не проживало.
– Они проводили много времени вместе, а когда я стал адъютантом Лулу два года назад, он меня познакомил с Робейном. И, должен признаться, это был лучший человек, которого я когда-либо встречал. Он был сыном королевского гвардейца из обедневшего дворянского рода, то есть происхождение не совсем идеально, однако манеры и воспитание вкупе с личными качествами делали его настоящим аристократом. Лулу стоило бы многому у него поучиться.
Дэниар прокашлялся, сознавая, что взболтнул лишнее и так не отзываются о друзьях, но продолжил:
– Не знаю, как много Лулу знал о его тайнах, но две недели назад стало известно, что схватили молодого человека, объявившего себя наследником рода Дейдарит, единственным выжившим принцем Симиэлем. Мы сначала не знали, кого заточили в крепость, но потом в газетах стали писать его имя.
Ненадолго воцарилось молчание, нарушаемое лишь разговорами проходящих мимо людей. Солнце то и дело пряталось за тучи, словно вот-вот должен был пойти дождь. Лиссарина слегка дрожала, но не от холода. Мурашки устраивали стремительные гонки по коже.
– Я не поверил. Лулу тем более отказывался смириться. Он ходил к отцу, требовал, чтобы Роба отпустили или хотя бы объяснили, на самом ли деле он собирался организовать заговор против Элитарии, но Эрцгерцог непреклонен в своих решениях, и, конечно же, он не освободил Робейна по просьбе Лулу. Однако рассказал, почему его задержали.
Чтобы посеять смуту, самозванец рассказывал народу легенду. Говорил, что отец Робейна Альдорски был среди убитых королевских гвардейцев, когда совершилось нападение на королевскую семью в Ульмарском дворце. И сам Робейн жил вместе с ним в этом же дворце, работал в оружейной. Так вот, во время нападения настоящий Робейн защитил собой принца Симиэля, а Симиэль, схожий с Робейном по цвету волос, назвался Робейном Альдорски. К тому времени капитана Альдорски убили, и он не мог никого опознать. Так принц Симиэль стал наследником обедневшего рода Альдорски и поселился в столице под именем своего защитника.
Около года он занимался подготовкой восстания, подстрекая людей на бунт против Элитарии, и хотел даже выкрасть какой-то важный документ из библиотеки, но его поймали и посадили в Кидмарскую крепость.
Но Робейн лгал. Не был он никаким принцем Симиэлем. Главным опровержением его лжи стало отсутствие специальной метки, говорящей о принадлежности к семье Дейдаритов, но я не знаю, что это за метка. Это секретная информация. Даже тетушка Вивиль, которая знает все и обо всех, не смогла ничего выяснить про нее.
– Это просто ужасно, – улыбка слетела с лица Лиссарины. Больше она не могла ее держать, скулы свело от напряжения. – Значит потомков на самом деле не осталось и любой, кто называет себя Дейдаритом, сразу же становится самозванцем?
– Да, и это карается. Элитария позаботилась, чтобы Дейдаритов на земле не осталось. Говорят, что они обладали разрушительной силой, и были побеждены немалым трудом, но никто не знает, что случилось на самом деле. А если появляется некий потомок, это зарождает в людях желание взбунтоваться. Народ недоволен своим положением, но им нужен символ, или лидер, если угодно. Элитария старается не дать этим символам расцветать и рубит сорняки на корню. Иначе они могут подорвать их авторитет.
Их окликнул какой-то молодой офицер с густыми бакенбардами, обнялся с Дэниаром и перекинулся с ним парой слов. Это прервало беседу. Осмотрел Лиссарину с головы до ног, чем ужасно ей не понравился, и откланялся. Распираемой нездоровым любопытством Рин ужасно хотелось продолжить расспросы, но что-то в лице лорда подсказывало ей, что эта тема ему неприятна.
Дэниар остановил ее у небольшого магазинчика, украшенного живописью, чтобы сразу стало понятно, что можно приобрести внутри. Лиссарина зашла туда на несколько минут и вернулась с целой корзинкой кистей и красок всевозможных размеров и цветов.
– Вы рисуете большую картину? – поинтересовался Дэниар, забирая у нее из рук тяжелую ношу.
– Да, в Армаше. Но там я не куплю таких качественных красок, поэтому решила закупить их сейчас. Но подождите, я хотела спросить еще кое-что.
– Что? – он снова предложил ей свою руку.
– Мне кажется, Люциен не очень переживает о смерти друга. Или мне только кажется?
– Боюсь, вам не понять. – Дэниар нахмурился. – Вы только не обижайтесь. Я не имею в виду, что вы бесчувственная или что-то подобное, просто… Вы не видели Лулу таким, каким он был раньше, и вам не с чем сравнить его состояние. Вы, наверное, думаете, что он всегда такой грубый, отрешенный. Грубый, да, возможно, всегда. Но раньше он часто смеялся и шутил, а сейчас все его силы уходят на то, чтобы не погрузиться в отчаяние и не подавать виду, что ему больно. Это как нарыв, который необходимо вскрыть, чтобы боль ушла, но Лулу никому не позволяет до него дотронуться.