Адепт

– Каждый алхимик переписывает имущество на гильдию. Такое правило. И гильдия вступает в наследство, если у покойника не осталось наследников. А я единственный кровный родственник дяди.

– И что это за гильдия?

– «Серебряный замок».

– Это филиал «Северного ветра»?

Рудницкий кивнул.

– Что такого нашел твой дядя?

Поляк прикрыл глаза, казалось, что он задремал. Самарин терпеливо ждал, не нарушая тишины.

– Первичную материю, – наконец ответил он. – Любой алхимик отдал бы душу, чтобы ее добыть. Реализация извечных мечтаний человечества, таких как трансмутация или создание панацеи, возможны только с ее помощью. Это Святой Грааль алхимии.

– И что такое эта материя?

– На протяжении веков ее искали в воде, в завязях растений или животном мире. Но реальность оказалась менее сложной. Но одновременно очень сложной… Почти все в анклаве содержит первичную материю. Однако преимущественно в небольшом количестве, это что-то, что позволяет нарушать действующие законы физики, но не отменяет их. Отсюда успех алхимии, отсюда магия. Но в анклаве есть материя и в наичистейшем виде. Вот! Может, это даже больше, чем материя. Эта субстанция позволяет создавать настоящие чудеса. Одна из книг утверждает, что это из нее Бог создал первого человека.

– Из «земной пыли»? – удивился Самарин.

– Возможно, я же не теолог, – ответил Рудницкий. – Однако совпадения заставляют задуматься: некий Олимпиодор соединил что-то, что назвал «черная земля», с созданиями, прозванными как «theokatáratos», что переводится как «проклятые Богом». А в одном из текстов из собрания дяди говорится, что Бог создал не только Адама и Еву, но и… других существ. Тем не менее они выбрали зло и были прокляты. Только у них не забрали бессмертие, как у первых людей, а только изгнали.

– Поэтому…

– Вижу, ты уже догадался: да, эти демоны, или как их там зовут, это, собственно, и есть «theokatáratos». Их тела содержат не только элемент бессмертия, но и силу, которую можно создавать словом. Скорее СЛОВОМ. Актом воли. Потому мы выжили, потому оправились от ран, которые должны были убить нас в течение нескольких ударов сердца…

– То есть магия работает и без использования ингредиентов из анклава. Я сам видел, как…

– Естественно, – перебил его Рудницкий. – Однако это лишь маленькие трюки. Возможно, анклав образует что-то типа магнитного поля. Поля, которое влияет на законы нашей Вселенной. Так или иначе, об этом можно не беспокоиться. Другое дело, если в ритуалах используют элементы из анклава. Лишь они дают настоящую силу.

– А предметы? Например, этот меч?

Алхимик подошел к солидному настенному сейфу и после пары минут манипуляций с замком вытащил черный меч.

– Держи! – Он кинул его Самарину.

Офицер отскочил с проклятиями.

– Чокнулся? Я мог пораниться! Или отравиться.

– Не мог, – заверил его Рудницкий. – Возьми его за лезвие, – приказал он. – Ну, смелей.

Самарин осторожно дотронулся до лезвия, рассматривая его под лампочкой, наконец провел вдоль него пальцем.

– Это оружие тупое! – воскликнул он.

– Конечно, – кивнул алхимик. – Однако не совсем…

– Не понял.

– Идем со мной.

Мужчины спустились на первый этаж, и Рудницкий открыл двери во двор.

– Видишь ту перекладину? – спросил он.

– И что?

– Попробуй отрубить часть трубы.

– Смеешься? Она же толстая, как запястье мужчины. А если лезвие разлетится…

– Боишься?

Самарин гневно фыркнул и замахнулся, прикрывая глаза рукой. Черное лезвие разрубило толстую трубу, словно та была из фанеры, а не железа.

– Это невозможно!

– Возможно, возможно. Я говорил, что в контакте с первичной материей принимается во внимание намерение. Ты не хотел отрезать себе пальцы, поэтому лезвие стало тупым. А потом ты захотел что-то уничтожить.

Офицер долго разглядывал меч, несколько раз перекидывал его из руки в руку и снова разрубал железную трубу. Металлическая конструкция стала напоминать произведение абстрактного искусства, а не прозаичный инструмент для выбивания ковров.

– Значит, в анклаве можно найти оружие, – сказал Самарин.

– В определенном смысле, хотя ты сам понимаешь, что это не вундерваффе[4]. Такой меч мог дать преимущество в Средневековье, а не сейчас.

– Возможно…

– Вернемся. – Рудницкий протянул руку за мечом.

Офицер отдал его с явной неохотой.

– Ты поможешь мне? – спросил он.

– В чем?

– В предотвращении экспансии анклава, в чем же еще? Поскольку я сомневаюсь, что мог бы убедить тебя работать на Его Величество. А может, все-таки?

– Правильно сомневаешься, – сухо ответил Рудницкий.

– Эта кровь, что мы выпили, не приведет к каким-то побочным эффектам? – поднял тему Самарин, когда они снова сели за стол.

– Откуда мне знать? Никто этого не исследовал. Мы будем первыми. Главное, что мы выжили.

Россиянин тяжело вздохнул. Выражение лица офицера говорило, что он не слишком доволен тем, что услышал.

– Ну что снова?

– Не знаю, обратил ли ты внимание, но у создания, что мы убили, кое-чего не хватало в анатомии…

– Чего, к чертям, не хватало? Что ты несешь?

– У него не было одной детали, очень важной для мужчины…

Рудницкий нахмурил брови, не понимая, в чем дело, а когда до него дошло, он расхохотался.

– Ваше благородие боится за свою мужественность!

– Очень смешно! – обиженно буркнул Самарин. – Некоторые из нас имеют личную жизнь.

– Изв… извини, – пробормотал алхимик.

– Вернемся к делу: как тебе мое предложение?

Рудницкий пожал плечами, болтая алкоголь в стакане.

– Не знаю, – искренне ответил он. – Я должен подумать. Кроме того, переезд в Москву…

– Какой переезд?

– Ну, ты говорил, что граница московского анклава была разорвана?

– Я говорил про убийство московского начальника охраны, – поправил Самарин. – Границу анклава нарушили в Варшаве.

– Как в Варшаве?! Я читаю газеты, и там не было…

– Взрыв газа в каменице на Волчьей, – прервал его россиянин. – Трупы лежали в луже крови, но вскрытие не выявило никаких ран. Чтобы замести следы и не вызвать панику, здание взорвали. Поэтому меня вызвали из Петербурга.

– Что со стеной? – быстро спросил Рудницкий. – Все серебряные прутья соответствующей пробы и все на месте?

– Естественно, – хмуро ответил Самарин. – Даже такая гнида, как Круглов, не отважился их трогать.

– Невозможно! До этого времени серебро всегда было непреодолимым барьером!

– Ну да, невозможно, но случилось.

Алхимик вскочил на ноги, открыл окно и помассировал виски.

– Черт его побери! Не могу думать после выпивки! Если демоны вырвались на свободу, нужно предупредить людей!

Самарин скривился, услышав «демоны», но не стал протестовать.

– Не бойся, предупредим, – буркнул он. – Если в течение недели не уладим это дело, генерал-губернатор введет чрезвычайное положение.

– Вы исключили все естественные причины? То есть не естественные, но не связанные с анклавом? Газ, яд…

– А как же. Поверь, мы это проверили в первую очередь. Полиция обычно ищет преступников среди людей, а не демонов. Псевдодемонов, – исправился Самарин, игнорируя ироничную улыбку алхимика. – Ну что? Поможешь мне или нет?

Рудницкий сел на подоконник и подставил лицо холодному вечернему ветру. Они проговорили почти весь день.

– Ты же понимаешь, что это может плохо закончиться? – спросил он, глубоко вдыхая.

– Что конкретно?

– Это наше… сотрудничество. Как на это ни смотри, мы по разные стороны баррикады. Нет! – Он поднял руку. – Позволь мне закончить. Конечно, у нас общая цель: защитить границы анклава. Но что потом? Ты ступаешь по острию бритвы. Представь себе, что бы сказали твои подчиненные, если бы узнали, что ты позволил мне оставить меч. Ты же не заберешь его, правда?

– Не заберу, – признал Самарин, закусив губу. – Только знаешь что? Я доверяю тебе. Там, в анклаве, ты мог привести нас к чудищу и вмешаться только тогда, когда б мы его ранили. Тебе бы не понадобилось мое разрешение, поскольку трупы не могут протестовать. Потому я верю, что, если наши дороги разойдутся, ты просто скажешь мне. Я обещаю то же самое. Ну так что?

– Я же сказал: надо подумать, – после короткого замешательства ответил алхимик. – Дай мне немного времени.

– До послезавтра? Не хочу на тебя давить, но у меня нож у горла.

– Договорились, – пообещал Рудницкий. – А теперь, вашблагородие, принесите следующую бутылку, а то я немного не того… Да, из того шкафчика. Темное стекло. Те, слева не трогай. Это для потенции.

* * *

Рудницкий прислонился горящим лбом к большой банке с квашеными огурцами и тихо застонал. В это утро он все делал медленно и тихо, жизнь не подготовила его к последствиям такой мощной попойки. Горечь алхимика усиливало осознание того, что он страдает один: Самарин храпел в его кровати.

Еще одним тревожащим его вопросом было предложение россиянина. Рудницкий вздрогнул от мысли, что вынужден будет снова посетить анклав, и это не из-за нескольких алхимических ингредиентов. Если бы только это! Не было сомнений, что Самарин попросит помощи также и в деле рыскающих на свободе бестий. Между тем сама идея снова столкнуться с фауной анклава вызвала в нем дрожь. «Не все могут быть героями», – подумал алхимик со злостью.

Грустные размышления были прерваны звуком тяжелых шагов, похоже, его домработница пришла на работу. Писклявый мальчишеский голос свидетельствовал, что пришла с малолетним сыном. Рудницкий закусил губу, в этот момент он бы хотел, чтобы Оконёва забыла про свои обязанности. К сожалению, сорокалетняя крепкая баба из-под варшавской Зеленки была такой же неуклюжей, как и добросовестной. Ну и, в конце концов, он ее нанял не из-за интеллектуальных качеств…

– О, Иисусе милосердныя! – Женщина заламывала руки, остановившись на пороге. – Нажралися! – добавила она осуждающим тоном.

– Не могли бы вы говорить потише? – попросил Рудницкий.

Он не пытался оправдываться: колоннада пустых бутылок и царящий в квартире бардак говорили сами за себя.

– Алхоголикам всегда громко, – прокомментировала она хмуро. – И хужее тем, хто напивается один. И со стакана. Божья милость!

Рудницкий через силу сконцентрировал зрение – на столе стоял только один стакан. Похоже, россиянин свой забрал в кровать.

– Марек, – сказал он хриплым голосом сыну Оконёвой, – сбегай в книжный Шиллера в Новом Свете и купи мне книгу Ивана Блиоха «Будущая война». Все тома. Запомнил? Иван Блиох.

– А что там запоминать? – шмыгнул веснушчатым носом мальчик. – Блиох, «Будущая война». А на конфеты дадите? – спросил он хитро.

– Дам, но как вернешься. А сейчас держи, – алхимик протянул пять рублей.

Золотая монетка исчезла в не слишком чистой ладошке, и Марек побежал к дверям.

– Только бы покупать книги, – пробубнила женщина. – И пить. Чё такое?

– Я бы попросил вас потише, – застонал Рудницкий. – И не убирайте в спальне, чтобы не разбудить их благородие.

– Какое снова их благродие? – перепугалась домработница. – Это ж из господ? Тот, кто пьет кровушку из работников и девушек соблазняють?

Алхимик поднял банку и сделал несколько глотков кислого, освежающего рассола.

– Какое их благродие? Нормальное, русское. Вижу, вы снова читали социалистические листовки и дешевые романы, – заметил он. – Стыдно! А в костеле говорили, что нужно остерегаться красной чумы… И в кого же в этот раз влюбился прекрасный принц? Нет, не говорите! Я сам угадаю. В служанку!

– Не в служанку, а в дочь бедной вдовы, – с обидой в голосе ответила женщина. – А благородий я боюся. И моя нога не появится в этом доме, пока благородия тутай будут!

Рудницкий прикрыл глаза, пытаясь игнорировать грохот в висках. Несмотря на все недостатки Оконёвой, она была кристально честна, чего не скажешь об остальных, нанятых еще его дядей. А сейчас, больше чем когда-либо, он не мог себе позволить незнакомых людей в доме. Уборка предполагала слишком много возможностей для кражи.

– Он не из таких благородий.

– То есть не такой плохой? – неуверенно спросила женщина.

– Угу, – кивнул алхимик. – Да и немного в нем того благородия. Понимаете, благородия бывают разные, большие и маленькие. Он не из тех самых больших, что пьют кровь пролетариата.

– Это как с собаками? – спросила домработница. – У доктора Роттера борзая, а у пани Гуркевич карликовый пинчер.

– Именно так, – похвалил ее алхимик. – Это такой карликовый пинчер среди благородий…

– Ну тогда не большая он шишка, – с облегчением признала Оконёва. – Тогда я поубираю.

* * *

Рудницкий нетерпеливо перевернул следующую страницу, скользнул взглядом по графикам и таблицам. В отличие от других авторов, пишущих на военные темы, Блиох не подчеркивал своих знаний, не излучал уверенности в себе, подавал только данные. Сухие, точные, устрашающие…

«Постоянное соперничество держав в вооружении, благодаря которому война даже во время мира разрушает народы, чем дольше продолжается, тем больше становится обременительной, предоставляет материал для общественного брожения, способствует развитию революционных течений, которые продолжают действовать в Западной Европе».

«Не только в Западной», – подумал алхимик. «Революционных течений» хватает и в Восточной: эсеры, анархисты, большевики…

«Однако из всех этих орудий смерти всплывает мысль, утешающая человечество: может быть, когда-нибудь наука изобретет устройство настолько ужасное, настолько устрашающее, настолько шокирующее человеческое существо, что всякая битва станет тщетной».

Точно! И однажды солнце встанет на западе. Если война неизбежна, как утверждает Самарин, то анклав станет для военных бо€льшим искушением, чем магазин игрушек для маленьких мальчиков. И рано или поздно кто-то додумается, как использовать первичную материю в военных целях. И тогда даже кровавые видения Блиоха станут сказками для воспитанных детей.

«Нет выхода, надо помочь Самарину», – решил он. Ведь если упадут окружающие анклав барьеры, а генералы начнут играть с первичной материей, никто не будет в безопасности. Никто и нигде…

Глава III

Александр Борисович Самарин стоял перед большим настенным зеркалом. Обнаженный торс мужчины был залит потом, а грудь и плечи красовались старыми шрамами. На правом плече офицера виднелось серебряное пятно в форме двуглавого орла.

– Что за чертовщина? – пробормотал он.

– Я бы тоже хотел знать. – Матушкин отложил саблю на тренировочную стойку. – Это не шрам, не татуировка. У меня что-то подобное на ключице, только Батурин легко отделался.

– Оно меняется, – сказал Самарин. – Вчера напоминало голову змеи.

– Может, барин Рудницкий знает?

– Возможно. Господин алхимик вообще много чего знает. Больше, чем должен.

Матушкин подал ему бокал шампанского на подносе и тарелочку с только что вынутой из магического пакета клубникой, и подождал подходящий момент.

– Заняться им?

– Ни в коем случае! Наблюдать, и все. Как там Батурин?

– Ноет. Врач говорит, что он и так выздоравливает слишком быстро, но сейчас еще должен лежать.

– А ты?

Матушкин подошел к зеркалу и равнодушно пожал плечами. Через лоб и щеку солдата пролегал красный, опухший шрам.

– Не буду уже таким красивым, – сухо произнес он.

– Когда снимают швы?

– Послезавтра.

– Ты выяснил, кто пытался убить Рудницкого?

– Нет, не до конца. Это довольно скрытное общество. Все эти маги и алхимики.

– Какое общество?

– Прошу прощения, ваше высокоблагородие, забылся, – быстро произнес Матушкин. – Я хотел сказать, что трудно из них хотя бы что-то вытащить.

Самарин, ничего не сказав, отправился принять душ. Спортивный клуб для офицеров варшавского гарнизона был одним из самых современных во всей Империи: тренажерный зал, боксерский ринг, татами для джиу-джитсу, фехтовальный зал, тир, сауна. Да-а-а, в Варшаве жилось совсем не плохо. Ну и ничего странного, не просто так ее назвали «третьей столицей»…

Алхимик… Самарину почти сразу понравился Рудницкий. Это не изменяет факт, что верность Рудницкого Империи была проблематичной. Очень проблематичной. Но что касается личной лояльности Самарин не имел ни малейших возражений: Рудницкий доказал, что ему можно доверять, еще в анклаве. Хотя нельзя отрицать, что бросить «русских» на произвол судьбы очень облегчило бы ему жизнь. К тому же алхимик знал анклав лучше, чем любой магистр гильдии. И может, неохотно, однако он делился знаниями. Это все делало его очень ценным, особенно принимая во внимание миссию Самарина. Наконец, офицер, как и большинство солдат, был немного суеверным. А не судьба ли поставила поляка на его пути? Ведь только благодаря ему они вышли из анклава живыми. Нет, решил он, никто не будет «заниматься» Рудницким. Даже если отец алхимика принимал участие в печально известном бунте в тысяча восемьсот шестьдесят третьем…

* * *

Самарин прищурил глаза: некоторые улицы Варшавы были освещены электрическими фонарями. Их неприятный яркий свет напоминал пропущенное через кусок грязного льда солнечное сияние. Он ослеплял. Пусть и на мгновение. Чтобы убить, достаточно и секунды. Ну, может, две…

Шаги за спиной означали, что за ним следят. Характерный стук металла о мостовую доказывал, что таинственный преследователь носит подкованные сапоги. Значит, любитель, это хорошо. А если так, то он точно не один. Местные бандиты никогда не действовали в одиночку – это слишком рискованно. К сожалению, существовал еще один вариант: возможно, речь идет вообще не о грабеже. Что проще, чем нанять несколько местных головорезов? И проверить, кем в действительности является некий Александр Борисович Самарин? Или просто убить подозрительного залетного из Петербурга. Нет человека – нет проблемы…

Офицер свернул на Школьную, направился в сторону небольшого сквера. Если кто-то захочет на него напасть, то только там. На ходу он расстегнул пуговицы длинного до щиколоток плаща, слегка повернул набалдашник трости. Он сомневался, что нападавший или нападавшие воспользуются огнестрельным оружием недалеко от центра города. Слишком много патрулей.

Когда он ступил на засаженную деревьями аллейку, от ствола огромного каштана отделилась долговязая тень. Через мгновение к ней присоединилась еще одна: засада.

Лязг складного ножа говорил о том, что это не уличное ограбление, никаких требований, команд или угроз. Только смерть.

Самарин молниеносно вытащил из трости шпагу и заколол нападавшего, после чего, не обращая на него внимания, – со временем учишься различать смертельный удар – стегнул следующего по запястью. Тот выругался и полез в карман. Офицер ударил его коварным пинком под колено и оглушил массивной рукоятью.

Последний, тот, что в подкованных сапогах, не удивился. Ему удалось вытащить собственную шпагу и занять фехтовальную позицию.

– En garde! – прошипел он с иностранным акцентом.

Самарин прощупал его быстрым выпадом, но вынужден был отступить, поскольку мужчина от обороны сразу же перешел в наступление с невероятной, почти сверхъестественной скоростью. Через минуту офицер увеличил дистанцию, отбивая все более жестокие атаки противника. Скорее всего враг решил, что превосходит россиянина в мастерстве. Возможно, так и было. Но он бился по правилам поединков, а Самарин не собирался следовать джентльменским принципам.

Офицер избежал удара противника и сделал обманный выпад, провоцируя мужчину к контратаке, после чего схватил за лезвие ладонью в перчатке. Нападающий попытался вырвать шпагу из захвата, но было поздно: клинок Самарина уже достал его сердце.

Еще минуту офицер прислушивался, не слышно ли шагов в темноте, но ночь молчала, опасность миновала.

Самарин обыскал трупы и при свете спички осмотрел документы убитого: паспорт выдан на имя де Рюйтер. Россиянин засомневался, что оно настоящее. Следующий труп не имел при себе ничего, кроме оброненной монетки, а последний, оглушенный, как раз поднимался на колени.

– Кто ты? Кто вас нанял? – рявкнул Самарин.

Тот сжал зубы и затрясся, безуспешно пытаясь унять дрожь.

– Отвечай! – офицер ткнул его шпагой в шею.

– Да кто ж тебе скажет! – прохрипел язвительно противник.

Самарин пнул его в живот, но опоздал на удар сердца. Мужчина успел разгрызть капсулу с ядом. Судороги, пена изо рта и запах горького миндаля – цианистый калий.

– Вот черт, – проворчал Самарин.

Это не могли быть обычные бандиты, те никогда бы не покончили с собой. Применение яда говорило об огромной дисциплине, характерной исключительно для шпионов высшей категории. «Еще одна проблема», – устало подумал офицер. Еще одна держава присоединилась к игре.

* * *

Несмотря на поздний час, окна неоготической каменицы, принадлежавшей тетке Самарина, были освещены множеством свечей. Княгине не нравились новомодные изобретения типа газовых ламп, не говоря уже об электрических. Единственной новинкой, о которой она говорила с признательностью, был телефон, благодаря которому она терроризировала семью и друзей.

Самарин отдал плащ и шляпу дворецкому и направился в салон. Он замер перед дверями, остановленный властным жестом доверенного княгини. Похоже, ему надоело играть роль кучера, и сейчас старик развлекался ролью майордома.

– Что опять? – гневно спросил офицер. – Скучно стало?

Старик, одетый в изысканную ливрею, красноречиво коснулся своего запястья. Самарин посмотрел вниз – на его манжете было кровавое пятно.

– Позвольте, барин, – буркнул майордом, щелкнув пальцами.

Тут же вырос, как из-под земли, молодой слуга с безукоризненно белой рубашкой.

– Накрахмаленная, – обреченно произнес офицер. С детства ненавидел жесткие воротнички.

– Слегка, – заверил его старик с фальшивой улыбкой.

Самарин застегивал пуговицы, стараясь не обращать внимания на тот факт, что накрахмаленная рубашка скрипела при каждом движении. А воротничок давал меньше свободы, чем собачий ошейник.

– Вы довольны, Иосиф Андреевич? – спросил он с укоризной. – Тетя у себя?

– Ожидают в салоне, – проинформировал слуга, полностью проигнорировав первый вопрос. – И не сутулься, прохвост!

Самарин резко выровнялся, словно ему снова было семь лет, а Иосиф Черский давал ему первый урок фехтования. Офицер до сих пор не знал, кем для тетки был этот мужчина, притворяющийся слугой, но из весьма смутных воспоминаний, которые себе позволяла время от времени Ее Светлость, он пришел к выводу, что Черский появился в ее жизни во время последнего польского бунта, когда Мария Павловна Волконская была еще молодой. С того времени она безгранично доверяла ему и, надо признать, никогда не разочаровалась в его преданности. Как и Самарин.

– Тетя Мария… – офицер поцеловал руку старой женщины.

Княжне недавно исполнилось семьдесят лет, но она не выглядела на свои годы: стройная, изящная, с еще привлекательными чертами лица, напоминающими о былой красоте. Судя по портретам – ошеломляющей красоте.

– Сашка, негодник! Где тебя носило?

– Тут и там, – загадочно ответил офицер.

Княжна понимала, что внук вынужден умалчивать определенные вещи, но он никогда не врал ей.

– Совсем забыл старую тетушку!

– Скажете тоже! Тетушка, вы выглядите с каждым разом моложе…

– Льстец! – Старушка легонько ударила его веером. – Ты не пришел на бал, – добавила она с укором.

– К сожалению, не мог, но сейчас восполню это, – заверил он.

– В смысле?

– Я хотел попросить вас, тетушка, организовать маленький раут.

– Раут? С каких пор тебя привлекают такие развлечения?

– Не привлекают, но нужно разузнать… ситуацию. Поэтому я бы хотел, чтобы вы пригласили несколько нужных людей. Не знаю, придут ли они, поскольку это очень специфические люди, однако…

– Никаких певичек и танцовщиц! – предупредила княжна. – И что значит «не придут»?! Ко мне?

Офицер с трудом удерживал серьезное выражение лица, княжна была невероятно чувствительна на пункте своего общественного положения. И правда, вероятность того, что кто-то отклонит ее приглашение, равнялась нулю. Ну, может, за одним исключением.

– Никаких танцовщиц! – сразу пообещал он. – Только серьезные люди. Несколько магов и алхимиков. Местные сливки общества. К тому же некий Олаф Рудницкий, но с ним могут быть проблемы…

– Поляк?

– Да, однако дело не в национальности. Это гордый человек, боюсь, он может принять приглашение за проявление… как бы это сказать? Благодарности. И вежливо его отклонить. Но мне очень нужно его присутствие.

– Благодарности? И за что? – Старушка нахмурила брови. – Не знала, что у тебя есть какие-то знакомства в Варшаве?

– Это очень свежее знакомство. Короче говоря, господин Рудницкий спас мне жизнь. Несколько дней тому назад в анклаве.

– Господи, что ты там делал?!

Самарин развел руками в многозначном жесте, но видя, что тетка и дальше ожидает пояснений, неохотно ответил: