
Зеленая мать
Орб кивнула. С виду эти ребята действительно были хмыри хмырями, но играли они хорошо. Она тоже взяла арфу и запела.
Снова по залу поплыла магия, коснулась рук музыкантов и усилилась – теперь казалось, что все играющие наделены ею. Орб никогда раньше не видела подобного эффекта – правда, она никогда раньше не играла вместе с кем-нибудь. Девушка была удивлена и обрадована.
Песня кончилась.
– Черт! – сказал ударник. – Еще круче, чем раньше!
– Думаю, мы сумели – как вы выражаетесь? – сделать то, что хотели, – промолвила Орб, все еще под впечатлением от произошедшего.
– Ну, мы не совсем так выражаемся, – отозвался ударник. – Но ей-Богу, выходит у нас здорово!
В дверях снова появился Танатос, и все обернулись к нему. С ним была чернокожая девушка лет шестнадцати, тоненькая и красивая.
– Это Луи-Мэй, – сказал Танатос. – Она уже пела с вами однажды.
– Еще бы, и как пела! – воскликнул ударник и поднялся, чтобы подойти к девушке.
– Я… – нерешительно начала она. – Я хотела бы… Никогда раньше не пела ничего в этом роде, но с тех пор все не могу забыть, как это было…
– Ну ясное дело, – кивнул ударник.
– Когда наш проповедник увидел Смерть, он просто велел мне идти за ним. Он понял, что больше мне нельзя оставаться в хоре. Но… – девушка взглянула в сторону Орб, – я вижу, у вас уже есть певица?
– А разве существуют какие-то ограничения? – спросила Орб.
– Не-не! – быстро сказал ударник. – Если у нас с ней пойдет, значит, пойдет. Давайте попробуем!
И они попробовали. Луи-Мэй не знала ирландских песен, поэтому они нашли песню, которую знали все, и исполнили ее вместе.
Сработало. Магия слилась со звучанием инструментов и с голосом Луи-Мэй, и обычная песня стала волшебной. Голоса Орб и Луи-Мэй отличались по тону, но сливались в восхитительной гармонии, а музыка усиливала эффект.
Казалось, прошла целая вечность, пока песня кончилась.
Танатос кивнул:
– По-моему, вы сработаетесь.
Луи-Мэй обернулась в сторону двери. Там стоял старый чернокожий проповедник.
– Поезжай-ка ты с ними, девочка, – сказал он. – Видать, такое твое призвание. Я знаю. Бог хочет этого. Я поговорю с твоей родней.
Священник повернулся и вышел.
– Ну, видать, мы собрали группу, – сказал ударник. – Вы, пташки, хотите разъезжать с нами, ясно…
– Пташки? – спросила Орб. – Это что, маленькие птенчики?
Трое юнцов и Луи-Мэй рассмеялись.
– Ну, вроде того, – подтвердил ударник. – Но знаешь, нам надо, чтобы нас кто-нибудь позвал, иначе это все просто болтовня. Мы… ну, репутация у нас не то чтобы…
– Я устрою вам представление, – сказал Танатос.
– Как тогда? На улице?
– Нет, настоящий ангажемент. Я уверен, что Луна сможет все организовать.
– Кто?
– Моя кузина, – ответила Орб. Они с Луной редко объясняли людям, кем приходятся друг другу на самом деле. «Кузина» – вполне подходящее название.
Орб обернулась к Танатосу:
– Но как же мы можем навязываться? Луна не обязана…
– Она сама меня об этом попросила.
Значит, Луна намерена оказать ей реальную помощь, отметила про себя Орб.
– Вы бы собрали инструменты, – сказал Танатос, обращаясь к юным музыкантам. – Транспорт ждет.
– Транспорт? – испугался ударник. – Мы что, куда-то едем?
– В Кильваро.
– Но…
Танатос пристально посмотрел на ударника. Юнец побледнел:
– Ага, понятно. Едем.
Всей толпой они вывалились на улицу, где стоял Морт, по-прежнему в виде автомобиля. Барабаны, гитары, электроорган и кучу электронного оборудования свалили в багажник, хотя с виду ни за что нельзя было догадаться, что все это туда влезет. Потом молодые люди уселись на заднее сиденье, Орб и Луи-Мэй – на среднее, а Танатос занял место водителя.
Орб раньше не замечала, чтобы у этого автомобиля было три сиденья или чтобы в нем могло свободно разместиться шесть человек. Но, с другой стороны, она не слишком внимательно приглядывалась к Морту в этом обличье.
Машина выехала на оживленную улицу.
– Ох! – сказал вдруг Танатос. – Похоже, надо съездить забрать кое-что. Дело неотложное. Извините меня, ребята, это много времени не займет.
Никто не возражал. Но что он собирался «забрать»?
За окном все вдруг расплылось. Похоже было, что они с самоубийственной скоростью мчатся по незнакомой сельской местности.
– О Господи! – воскликнул вдруг кто-то из «Скверны». – Мы же насквозь все проезжаем!
Похоже, так оно и было. Машина преспокойно проносилась сквозь здания, деревья и даже какую-то гору, позволяя пассажирам на миг увидеть их изнутри. Орб и Луи-Мэй были потрясены этим зрелищем не меньше чем мальчишки. Орб заметила, как чернокожая девушка перекрестилась.
И вдруг все закончилось – так же внезапно, как началось. Декорации сменились; теперь машина ехала по какой-то проселочной дороге.
– Слушай, где это мы? – спросил гитарист.
– В Портленде, – ответил ему Танатос.
– Ну прям волшебство какое-то!
– Именно.
Автомобиль затормозил и остановился.
Во дворе одиноко стоящего дома лежала, навалившись грудью на стол, пожилая женщина. Танатос вышел из машины, подошел к ней, запустил руку куда-то внутрь ее тела и вытащил оттуда нечто невидимое. Но все понимали, что он не притворяется. Танатос положил это «нечто» в маленький чемоданчик и вернулся на свое место.
– Сердечный приступ. Нехорошо было бы заставлять ее долго страдать.
– Ты хочешь сказать, что она была жива? – спросила Луи-Мэй.
– Была, пока я не забрал ее душу.
– Ты что, должен забирать души всех умирающих?
– Нет, только те, что находятся в равновесии. Те, что не смогут ни взлететь, ни уйти вниз.
– О Господи!.. – вырвалось у ударника. – Хотя нам-то можно не дергаться на эту тему. Мы знаем, куда пойдут наши души. Прям вниз.
– Не обязательно, – возразил Танатос.
– Он способен определить соотношение между добром и злом в твоей душе,
– заметила Орб.
– Тогда он знает, – просто ответил ударник.
Машина снова неслась сквозь пейзаж.
– Нет, – сказал Танатос. – Узнаю, только если прочту твой баланс, а я никогда не делаю этого без причины.
– Так ты можешь сказать, спасемся ли мы? – спросила Луи-Мэй.
– Нет, я могу только определить баланс на текущий момент. Ваше спасение целиком и полностью в ваших руках.
– А ты не… не узнаешь мой баланс? Я знаю, что грешна, и…
Танатос обернулся к ней, бросив руль. Машина и сама прекрасно знала дорогу. Танатос вытащил оба своих камня и провел ими вдоль тела Луи-Мэй. Светлый камень мерцал и переливался, сверкая все ярче и ярче. Темный вспыхнул лишь пару раз и почти не помутнел.
– В твоей душе примерно девяносто пять процентов добра. Тебе придется грешить долго и постоянно, чтобы хоть немного приблизиться к Аду.
– Но я иногда думаю о таких дурных вещах, и…
– Сестренка! – рассмеялся ударник. – Если бы мысли влияли на эту штуку, я давно бы уже сгорел синим пламенем! Имеет значение только то, что ты делаешь!
– Верно, – кивнул Танатос.
– Но…
– Проверь меня, – сказал ударник. – Я вам покажу, что значит черная душа!
Танатос повторил ту же процедуру с ударником. Оба камня мерцали и вспыхивали. Когда Танатос соединил их, шар начал медленно опускаться вниз.
– Баланс у тебя отрицательный, хотя не слишком. Немного правильной жизни – и ты его исправишь.
– Но я же принимаю АП! – воскликнул ударник. – Да еще и заколдованную! Мы все такие! Нас ждут вечные муки!
– Даже проклятие не абсолютно. Должно быть, ты частично искупил свою вину. Думаю, ты сильно улучшил свой баланс, когда поддержал Луи-Мэй. Помнишь, как она пела с вами в тот раз?
– Так по-другому-то просто нельзя было! – возразил ударник. – Она хорошая девчонка, и нечего было ее смущать!
– То есть ты понял, что есть добро в данной ситуации, и поступил соответственно. Мысли действительно не принимаются во внимание – но не в том случае, когда они послужили мотивами поступков. Ты помог девушке из альтруистических побуждений. Ты хочешь поступать правильно и по возможности так и делаешь. Это компенсирует зло, которое накапливается в твоей душе из-за вашего образа жизни.
Ударник был поражен:
– Но я это сделал не из-за какого не из-за баланса! Я просто… Ну, иногда, короче, ты просто поступаешь так, как правильно. Тут нет выбора, просто так оно и есть.
– Именно поэтому такие поступки и засчитываются, – молвил Танатос и снова вернулся к рулю.
– Не понял, – пробормотал ударник. – У меня же не было выбора, чего ж тут считать-то?
– Я думаю, он хочет сказать, что другой человек мог на твоем месте думать иначе, – сказала Орб. – Он мог выбрать неверный путь или вообще ничего не заметить. Твое сознание не оставило тебе выбора, и вот это как раз и считается.
– Именно так, – кивнул Танатос.
– Черт возьми, – задумчиво пробормотал ударник.
Автомобиль снова начал тормозить. Вскоре он остановился у ворот поместья Луны.
Все вышли из машины. Музыканты вытащили инструменты. Орб, как всегда в таких случаях, держала арфу на коленях.
После этого Морт снова превратился в коня и начал щипать траву на ближайшем газоне.
Парни из «Скверны» уставились на него, не веря своим глазам.
– Мы что, были внутри лошади? – спросил ударник.
– Вы были в заднице у лошади, – хихикнула Луи-Мэй. И сразу посерьезнела: – Ой, я не должна была так говорить, это нехорошо!
– Приписала еще чуток зла к своей душе, – расхохотался ударник. – Такими темпами ты окажешься прям в Аду – века через три-четыре!
Вся компания спешно вступила в дом – в присутствии грифонов особенно медлить не хотелось.
Теперь бразды правления взяла в свои руки Луна.
– Мне кажется, вы хотите помыться, – сказала она. – И, может быть, сменить одежду. Все удобства – там.
Мальчишек как ветром сдуло. Вообще-то ребята из «Ползучей скверны» показались Орб довольно вспыльчивыми молодыми людьми, однако сочетание уверенности Луны с присутствием в той же комнате инкарнации Смерти и их собственным желанием играть сделало музыкантов на редкость послушными и понятливыми. Возможно, именно страсть к музыке и помогала добру удерживаться в их душах – она была искренней.
– Теперь что касается тебя, – обратилась Луна к Луи-Мэй. – Думаю, мы сумеем подобрать тебе подходящую экипировку. Пойдем.
И они с девушкой ушли. Орб и Танатос опять остались вдвоем.
– Почему Луна так уверена, что все получится? Она ведь даже не слышала нашей игры!
– Она просила меня привезти их только в том случае, если все будет хорошо, – ответил Танатос. – У Луны есть связи. Она устроит вам прослушивание.
Через час группа снова собралась в одной комнате. Мальчики помылись и переоделись, а волосы их были тщательно расчесаны. Теперь все трое выглядели на удивление прилично. Луи-Мэй смотрелась сногсшибательно в новом ярко-красном платье с большим рубином в волосах.
Луна оглядела их и повернулась к Орб:
– Ой, а тебя-то я и забыла! Но ты можешь надеть одно из моих платьев – у нас всю жизнь был одинаковый размер.
– Боюсь, это могло и измениться, – сказала Орб. Она забыла рассказать Луне о своем волшебном плаще и не хотела делать этого при всех.
В самом деле, после родов Орб несколько увеличилась в размерах. Луна готова была наскоро подогнать элегантное зеленое платье, но Орб объяснила ей про свой плащ и сделала себе такое же, не пользуясь иголкой. Для прически Луна дала ей изумруд – под цвет платья. Драгоценных камней у нее было навалом – как простых, так и волшебных. Луне досталась в наследство богатейшая коллекция отца. Камни были заколдованы таким образом, что всегда возвращались к хозяйке. Поэтому Луна не боялась ни воров, ни случайных пропаж.
– А теперь ищите себе подходящую песню, – сказала Луна, отведя всю компанию в комнату побольше. – А я позабочусь о прослушивании.
Музыкальные вкусы у всех были разные – впрочем, это никого не удивило. Мальчики хорошо знали современную музыку, Луи-Мэй – негритянские религиозные гимны, а Орб – народные песни Старого Света.
– Вы что, хотите сказать, что никто из вас не слышал «Лондондерри Эйр»?
– разочарованно спросила Орб. Эта песня была особенно дорога ее сердцу – ведь именно ее они пели когда-то с Мимой. Орб почему-то не сомневалась, что все на свете ее знают.
– Никогда не слыхал о такой, – сказал ударник. – Может, если ты изобразишь нам несколько тактов…
Орб так и сделала.
– А, так это «О, Дэнни, мой мальчик»! – воскликнул ударник. – Тогда слышал!
– И я, – сказала Луи-Мэй.
– Может, мы попробуем… – предложила Орб.
И они попробовали, а потом попробовали еще много раз, пытаясь создать аранжировку, которая устроила бы всех. Орб сидела со своей арфой, а Луи-Мэй стояла рядом с ней. Платья и драгоценности девушек отлично гармонировали друг с другом.
– А знаете, – сказал вдруг ударник, – я однажды слыхал, что это вовсе не милашка прощается со своим приятелем, а его старый отец. Это ведь совсем меняет дело.
– Истолковать можно по-разному, – согласилась Орб. – Хотя я привыкла считать, что с Дэнни, призванным на войну, прощается его возлюбленная. Но думаю, вы правы. Если бы у нас был певец…
– Да не, не надо, – передумал ударник. – Но знаешь, если бы могли это как-то показать…
Они попробовали. Ударник бросил свои барабаны и встал в позу, изображая Дэнни. Орб сосредоточилась на арфе, предоставив Луи-Мэй петь одной.
Орб и другие два музыканта из «Ползучей скверны» сыграли вступление, ударник с Луи-Мэй вышли на середину комнаты. Там они остановились, глядя друг другу прямо в глаза, и Луи-Мэй начала петь.
О, Дэнни, мой мальчик, трубят, зовут рога В долинах, ложбинах, на горных склонах.
Падают листья с осенних кленов.
Я буду ждать, ты должен идти на врага.
Чем дольше она пела, тем сильнее чувствовалась магия. Ударник и Луи-Мэй смотрели друг на друга не отрываясь, как будто действительно прощались и никак не могли расстаться. Потом все увидели призрачные горы и услышали, как звуки трубы, которые органист извлекал из своего инструмента, эхом катились по склонам холмов. Легкий ветерок шевелил ветви воображаемых деревьев, и листья, кружась, падали вниз, потому что была осень. Тот же ветер шевелил волосы и платье Луи-Мэй, и она от этого казалась еще красивее.
Когда песня закончилась, что-то случилось с исполнителями. Ударник шагнул к Луи-Мэй, она бросилась ему навстречу, и они обнялись так крепко, словно действительно виделись в последний раз. После долгого поцелуя молодой человек развернулся и пошел, спотыкаясь, вниз по склону холма, а девушка смотрела ему вслед, и по щекам ее текли слезы. Они знали, что никогда больше не встретятся.
Музыка кончилась, а вместе с ней и наваждение.
– Вот это да! – сказал гитарист. – Я готов был поспорить, что у вас любовь!
– Я и сам думал, что втюрился! – сказал ударник, выходя из соседней комнаты. Он взглянул на Луи-Мэй и поправился: – А может, и сейчас так думаю.
Девушка застенчиво отвела глаза.
– Может быть, – согласилась она, утирая слезы.
– Я посмотрю, что у нас со свободными вечерами, – раздался незнакомый голос.
Все обернулись. В дверях стояла Луна с каким-то незнакомым пожилым господином.
– Это директор Центра искусств Кильваро, – сказала Луна. – Я попросила его зайти сюда и прослушать вас. Мы решили, что лучше будет вас не прерывать.
– Мы определенно хотим вас пригласить, – сказал директор. – Я уверен, что в течение ближайших двух месяцев у нас найдется свободный вечер. Мы – организация общественная, так что денежное вознаграждение будет чисто символическим, но показать себя вы сможете. Если вы согласитесь на эти условия…
– Они согласны, – сказала Луна.
– То в ближайшее время я с вами свяжусь, – закончил директор. Луна вышла его проводить.
– Центр искусств? – переспросил гитарист.
– Это очень престижное приглашение, – объяснила Орб. – После удачного выступления там мы сможем получить приглашения откуда угодно.
– Это здорово! – воскликнул органист. – Но у нас ведь только одна песня! И как же мы состряпаем целый концерт?
– Думаю, надо поискать еще, – сказала Орб. – Попробуем сольные номера с добавлением групповых эффектов.
– Пойдет, – кивнул органист и обернулся к ударнику, чтобы тот подтвердил его слова. Но ударник не сводил глаз с Луи-Мэй и ни на что больше не обращал внимания.
– По-моему, какого-то результата мы уже добились, – заметила Орб.
– Нам дают сцену! – радостно сказал гитарист.
– Ты знаешь, неплохо бы где-нибудь упасть. В смысле, как же мы целый месяц…
– Думаю, моя кузина это устроит.
Ее уверенность оправдалась. Луна всех обеспечила жильем.
Группа регулярно собиралась и работала. Музыканты подбирали себе репертуар из разных жанров. Общим у всех номеров было только одно – магия. Работая вместе, Орб и ребята лучше узнали друг друга и стали с уважением относиться к достоинствам своих партнеров. Ударник и Луи-Мэй продолжали держаться за ручки, но Орб ясно дала понять, что, как бы ей ни нравилась их новая музыка, романа ни с кем из мальчишек у нее не будет.
И вот наконец пришел день представления. Зал был заполнен только на четверть, и директор признался, что так бывает почти всегда.
– Увы, искусство сейчас мало кто ценит, – вздохнул он.
– Все равно никогда не видел такой чертовой пропасти народу, – помотал головой ударник, затем смутился и поправился: – То есть я хотел сказать, что у нас никогда раньше не собиралось столько публики.
Концерт начался. Публика была довольно равнодушна, но только до тех пор, пока не зазвучала музыка и в воздухе разлилась магия. После этого ее как будто подменили. Шорох и кашель мгновенно прекратились, все застыли, не отводя от сцены восхищенных глаз. Казалось, в креслах сидят не живые люди, а мраморные статуи.
После перерыва народу в зале существенно прибавилось, и продолжали приходить все новые и новые зрители. К концу представления их набралось уже больше половины зала.
– Такого раньше никогда не случалось, – признался директор.
На следующее утро появились газетные рецензии. Похоже, сразу несколько городских критиков, узнав, что происходит, поспешили в зал, чтобы застать хотя бы часть представления.
Орб была ошеломлена происходящим.
– Неужели это про нас? – спрашивала она.
– Никогда еще ни одному провинциальному представлению не расточали столько похвал, – заверила ее Луна. – Это все магия, иначе критики отнеслись бы к вам гораздо спокойнее.
Днем начали приходить приглашения. По всей стране хотели услышать «Ползучую скверну» и предлагали за выступление такие деньги, что у мальчишек глаза на лоб полезли.
Настала пора отправляться в путь.
8. ИОНА
Луна была знакома с самыми разными профессионалами, поэтому она легко подыскала группе хорошего администратора. Миссис Глотч была женщиной пожилой и путешествовать с ними не хотела, но ее честность и опыт не подлежали сомнению. Миссис Глотч возьмет на себя все вопросы, связанные с финансами, организацией выступлений и записей. Все это она будет делать по телефону. Когда бы музыканты к ней ни обратились, она всегда подскажет им, как поступить. Более того, если с ними что-нибудь случится, миссис Глотч всегда их разыщет – Луна дала Орб специальный камень-маячок, который поможет пожилой даме определить, где сейчас находится группа.
Но как они будут передвигаться? До сих пор ребята были уверены, что спокойно наймут автобус, установят там кровати и кухонные принадлежности и прямо в нем и будут жить…
– Ноги моей не будет в этом автобусе! – заявила вдруг Луи-Мэй. – Я честная девушка!
Орб не так волновалась по поводу своего морального облика или безопасности – у нее был амулет. Но и ей не нравился подобный способ путешествия.
– Почему нельзя ездить нормальным транспортом и спать в гостиницах? – спросила она.
– А ты знаешь, сколько это стоит? – провозгласил ударник.
– Да и не доверю я свой орган всяким там! – добавил органист. – Возьмет да и поломается где-нибудь.
– Ох поломается! – воскликнул гитарист, и они с ударником громко заржали. Органист, похоже, обиделся.
Орб и Луи-Мэй переглянулись, пытаясь понять, в чем дело. Потом до Орб дошло, что ударение в слове «орган» можно поставить по-разному. Тогда все стало понятно.
Итак, у них, похоже, возникла проблема. Денег-то хватит на все, судя по тому, сколько им предлагают за каждое выступление, но общественному транспорту и в самом деле доверять не стоило. Надо было найти свое собственное средство передвижения.
Они попробовали снять железнодорожный вагон, но те, что им показывали, сплошь обветшали от старости и были уже заняты – клопами. Кроме того, железные дороги связывали далеко не все города, а расписание поездов оставляло желать лучшего. Аэроплан тоже не годился – цены там были чудовищные, а места почти никакого; в довершение всего гитарист боялся летать. Кто-то заикнулся было о передвижном доме, но Луи-Мэй заявила, что это та же передвижная спальня и она категорически против.
Луна с прискорбием отметила, что, похоже, придется вернуться к первоначальной идее с переоборудованным автобусом. Однако Луи-Мэй убедить не удавалось. У нее было стойкое предубеждение против автобусов. Почему-то девушка считала, что там к ней непременно будут приставать.
– Я прослежу, чтобы никто тебя не тронул! – уверял ее ударник.
– Тебя-то я больше всего и боюсь, Дэнни! – парировала Луи-Мэй и крепко поцеловала его.
Остальные уныло кивнули. Луи-Мэй с самого начала очень нравился ударник, а после успеха их первой песенки она звала его не иначе как Дэнни. Но девушка считала грехом близость с мужчиной вне брака и чуть меньшим грехом – саму возможность такой близости, пусть даже гипотетическую. Возможно, она просто боялась сама себя. В любом случае результат был таков: Луи-Мэй предъявляла свои требования, а молодые люди принимали эти условия игры, даже не пытаясь понять, чем они вызваны Автобус исключался. Что же остается?
– К примеру, магия, – предложила Луна. – Достаточно большой ковер смог бы…
– Нет! – взвыл гитарист. – Ни за какие деньги! Нас сдует ветром!
Его боязнь полетов даже усилилась при мысли об открытом ковре.
– Или фургон с запряженным в него драконом…
– Разве можно доверять свою жизнь дракону! – возмутился органист. – Эти проклятые твари только и мечтают вас поджарить! Когда магия была под запретом, добрая половина из них пряталась в Аду, и зло осталось в них на веки вечные. Конечно, погонщики знают защитные заклинания, но заклинание может и не сработать!
– Есть еще единороги.
– Так они же никого не слушаются! – возразил ударник. – Кроме как… – он покосился на Луи-Мэй. – Ну, и…
– Я всегда обожала единорогов, – призналась Луи-Мэй.
– Да, но если она… Если что-нибудь с ней случится, где мы тогда окажемся? – спросил органист, в упор глядя на ударника. – Застрянем в какой-нибудь проклятой дыре с парой разъяренных единорогов в придачу?
– Как это прикажешь понимать – «что-нибудь случится»? – возмущенно воскликнула Луи-Мэй. – Я же говорила, ничего не может… – Тут она взглянула на ударника, который безуспешно пытался спрятать от приятелей свое покрасневшее лицо. – То есть ничего не должно… Во всяком случае, это маловероятно.
Луи-Мэй тоже покраснела, но ей было проще – ее черная кожа служила неплохой маскировкой.
– Пожалуй, лучше нам обойтись без единорогов.
– Поговорю-ка я с местными цыганами, – сказала Орб. – Уж они-то знают толк в путешествиях с большим багажом.
– Так ты цыганка? – спросил гитарист. – Всегда думал, как было бы славно жить в фургоне и тащить все, что плохо ле… Ну, то есть…
Орб улыбнулась:
– Цыгане поступают так для того, чтобы выжить. Они совсем не плохие люди, просто не любят никаких ограничений.
– Понимаю их чувства, – сказал гитарист.
– Хочешь, пойдем со мной, послушаем, что они скажут.
– Еще как хочу!
Ковер Орб был способен при необходимости поднять двоих, но гитарист не смог бы лететь на нем ни при каких обстоятельствах. Поэтому они просто взяли такси и отправились в тот район, где стояли сейчас цыгане. Орб решила, что стоит прихватить с собой инструменты – цыгане любят музыку.
Увы, их ожидало горькое разочарование. Местные цыгане носили потрепанные, однако обычного покроя костюмы и ездили на помятых автомашинах. Более того, они были недружелюбны и плохо относились к незнакомцам.
– Уходи отсюда, женщина, – огрызнулся кто-то из них. – У нас и без тебя хватает неприятностей.
– Но я жила среди цыган в Европе! – воскликнула Орб. – Я знаю ваш язык!
– Да? Ну скажи нам что-нибудь!
– Я ищу средство передвижения, – сказала Орб на кало.
Цыгане смотрели на нее непонимающими взглядами. Потом одна старая женщина кивнула.