Межзвездная неотложка
Казалось, минула вечность, прежде чем Ча Трат решилась ступить в зеленую пучину палаты, после чего отважилась доплыть только до скобы, укрепленной неподалеку от входа. Грубые, угловатые контуры металла визуально были смягчены пятнами краски и закрепленной искусственной растительностью. Ча Трат проплыла вокруг островка, вне всяких сомнений устроенного для того, чтобы напоминать пациентам о родной среде обитания.
Гредличли была права: ей удалось быстро привыкнуть к передвижению в воде. Толкнувшись ногами, она погрузилась глубже, потом устремилась вверх. Вскоре Ча Трат выяснила, что, если одну-две из средних верхних конечностей держать ровно, а руки – под углом, можно довольно ловко управлять телом. Раньше ей никогда не удавалось удержаться под водой больше нескольких секунд, и теперь новые ощущения ее даже радовали. Она еще покружила над подводным островком, поплавала вдоль него вперед и назад, более внимательно рассматривая водоросли. Тут и там виднелись настоящие заросли каких-то водяных фруктов, и когда Ча Трат приближалась к ним, они загорались разноцветными огоньками – то есть, видимо, служили для освещения палаты. Однако радостям открытий не суждено было продлиться долго.
Одна из длинных темно-зеленых неподвижных теней, лежащих на дне палаты, вдруг всплыла и бесшумно направилась к практикантке. Замедлила ход, приняла чудовищную, пугающую трехмерную форму и плавно поплыла вокруг Ча Трат.
Создание напоминало гигантскую шипастую рыбу с тяжелым, острым, как нож, хвостом, устрашающе выставленными короткими плавниками и расположенными кольцами пластичными щупальцами. Щупальца торчали из ряда бойниц его природной брони. Когда чудовище двигалось, щупальца прилегали к телу, но длины их вполне хватило бы для того, чтобы протянуться дальше толстенной, обрубленной спереди головы. Страшилище приблизилось, и Ча Трат увидела единственный маленький глаз без ресниц, изучающий ее.
Вдруг голова ощерилась, раскрыв огромную розовую пещеру – пасть, уставленную рядами громадных белых зубов. Чудище подплыло еще ближе – так близко, что соммарадванке стало видно, как колеблется вода около его жабр. Страшная пасть открылась еще шире.
– Привет, сестрица, – застенчиво проговорило чудище.
Глава 5
Ча Трат не знала наверняка, кто составил график дежурств по палате АУГЛов – Старшая сестра Гредличли или серьезно поврежденный компьютер, поломку которого не заметили техники. А справиться об этом не могла, не подвергнув сомнению чей-то уровень умственных способностей. «Оно не правильное», – вот что думала Ча Трат, и не важно к кому относилось «оно» – к графику, неведомому сотруднику из техотдела или к самой Гредличли. Отработав шесть дней и две с половиной ночи, снуя словно мелкая рыбешка, выбивающаяся из сил, между громадинами-чалдерианами, соммарадванка получила два выходных. Два дня на то, чтобы заниматься всем, чем пожелает, – с учетом того, что часть ее свободного времени будет уделена занятиям.
Эта часть, по предложению занудного нидианца-преподавателя, Креск-Сара, должна была составить девяносто девять процентов.
Коридоры госпиталя теперь уже не так пугали Ча Трат, и она пыталась решить: то ли отправиться на прогулку, то ли продолжить самостоятельные занятия, когда зазвенел звонок у входной двери.
– Тарзедт? – спросила она. – Входи.
– Надеюсь, ты удивлена тем, что я к тебе заглянула, – проговорила стажерка-кельгианка, вползая в комнату, – а не тем, что это я. Уж могла бы научиться меня узнавать!
Еще Ча Трат научилась тому, что лучшим ответом при подобных выпадах было полное отсутствие ответа.
ДБЛФ остановилась перед экраном учебного компьютера и продолжала болтать:
– Это что – нижняя челюсть ЭЛНТ? Везучая ты, Ча Трат. Ты эту пакостную физиологическую классификацию усекаешь быстрее всех. А может, ты всю дорогу учишься? Не забуду, как ты блеснула, когда Креск-Сар всего только три секунды нам показывал стоп-кадр, а ты сразу догадалась, что перелом плюсны и фаланги у ФГЛИ...
– Ты права, мне повезло, – прервала ее Ча Трат. – Дело в том, что к нам в палату два дня назад приходил диагност Торннастор. Возникло небольшое недоразумение, я не слишком ловко двигалась, когда мы готовили больного к осмотру. Тралтан постарался не наступить на меня, и несколько мгновений я видела его большой палец на ноге очень близко.
– Ну а Гредличли, наверное, напрыгнула на тебя всеми этими пятью штуками – ногами своими?
– Она мне сказала... – начала было Ча Трат, но Тарзедт болтала без умолку и шерсть ее находилась в постоянном движении.
– Жалко мне тебя, – продолжала Тарзедт... – Она такая вредина – эта хлородышащая. Она же была Старшей сестрой в палате ПВСЖ, где я практиковалась, а потом ее перевели к чалдерианам. Мне порассказали про нее много чего, в том числе и про то, что они вытворили со Старшим врачом ПВСЖ на пятьдесят третьем уровне... Знать бы точно что. Мне пробовали, правда, втолковать, да только кто разберет, что такое правильное, не правильное, а то и вовсе скандальное поведение, когда речь идет о хлородышащих. Да, кое-кто в этом госпитале действительно странный.
Мгновение Ча Трат, не мигая, смотрела на серебристое тельце с тридцатью лапками, сидевшее перед экраном монитора и похожее на пушистый вопросительный знак.
– Согласна, – сказала она.
Вернувшись к ранее заданному вопросу, Тарзедт спросила:
– Так у тебя напряженка с Гредличли? Ну, то есть из-за твоей неповоротливости в тот день, когда к вам диагност наведался? Она тебя заложит Креск-Сару?
– Не знаю, – ответила Ча Трат. – После окончания вечернего обхода хирургических больных она сказала, чтобы я ей на глаза не попадалась ближайшие два дня, а я, конечно, буду этому рада не меньше ее самой. Я тебе говорила, что теперь она позволяет мне менять больным перевязки? Под ее наблюдением, конечно, да и раны почти зажившие.
– Ну, – сказала Тарзедт, – значит, беда невелика, раз она дает тебе работу. И что ты собираешься делать эти два дня? Заниматься?
– Не все время, – отвечала Ча Трат. – Мне хотелось бы походить по госпиталю, познакомиться с его планировкой, побывать там, куда позволит проникнуть мой защитный костюм. Торопливые экскурсии, которые проводит Креск-Сар, и его рассказы на лекциях не позволяют где-то задержаться и задать вопросы.
Кельгианка опустила на пол еще три-четыре пары лапок – явный признак того, что она собиралась ретироваться.
– Тогда тебе предстоит опасная жизнь, Ча Трат, – сказала она. – Что до меня, то я стараюсь знать об этой психушке как можно меньше, а иначе недолго стать здешним пациентом. Но мне говорили, что вроде бы стоит побывать на рекреационном уровне. Ты могла бы оттуда начать свою ознакомительную прогулку. Пошли?
– Ладно, – ответила Ча Трат. – По крайней мере всякие громадины там отдыхают, расслабляются, а не носятся по коридорам, словно стихийные бедствия, готовые навалиться на нас.
Чуть позже Ча Трат пришлось гадать: и как это она могла так жестоко ошибиться?
Надпись над входом гласила:
< РЕКРЕАЦИОННЫЙ УРОВЕНЬ.
ВИДЫ ДБДГ, ДБЛФ, ДБПК, ДЦНФ,
ЭГЦЛ, ЭЛНТ, ФГЛИ И ФРОБ.
ВИДЫ ГКМН И ГЛНО -
НА СВОЙ СТРАХ И РИСК.>
Для тех сотрудников, на языке которых это не было написано, содержание вывески непрерывно передавалось через транслятор.
– ДЦНФ, – отметила Тарзедт. – Гляди-ка, уже внесли твою классификацию. Наверное, это тут автоматическая процедура.
– Наверное, – согласилась Ча Трат, но обрадовалась, впервые почувствовав себя важной персоной.
После дней, проведенных в переполненных больничных коридорах, после своей крошечной каютки, поработав в тесном скафандре внутри зеленоватой пучины палаты АУГЛов, она немного испугалась того, как просторно оказалось на рекреационном уровне. Однако и простор, и открытое небо, и распахнутый горизонт, как она вскоре поняла, были скорее кажущимися, чем реальными. Испуг сменился чувством радостного удивления.
Умелое освещение и красивые пейзажи придавали рекреационному уровню иллюзию обширного пространства. В целом создавалось впечатление, будто находишься на небольшом тропическом пляже, с двух сторон замкнутом скалами и выходящем к морю. К морю, которое тянется до горизонта. Небо было синим, безоблачным, вода в заливе – темно-синей, а у берега – лазурной. Волны набегали на золотистый береговой песок.
Зрелище ничем не отличалось бы от тропического побережья Соммарадвы, если бы не красноватый оттенок искусственного солнца и незнакомая растительность, покрывавшая скалы и часть берега.
Ча Трат помнила, что еще во время первого разговора в столовой ей было сказано, что свободного места в Главном Госпитале мало и что тем, кто вместе работает, и питаться приходится вместе. А теперь выходило, что и отдыхать тоже нужно было вместе.
– Воспроизвести облака очень трудно, – принялась объяснять Тарзедт. – Поэтому, дабы не создавать впечатления искусственности, от облаков вообще отказались. Это мне рассказал один сотрудник эксплуатационного отдела. Еще он сказал – самое лучшее здесь то, что сила притяжения поддерживается на уровне, равном половине земного, а это почти что нормально для кедьгиан и соммарадванцев. Для тех, кто предпочитает активный отдых, это очень удобно, а остальные могут валяться на песочке... Осторожно!
Трое тралтанов, каждый на шести слоновьих ножищах, протопали мимо них и грузно шлепнулись в мелкую воду у берега, подняв фонтаны брызг и замутив море. Половинная сила притяжения позволяла медлительным, тяжелым ФГЛИ прыгать подобно двуногим созданиям, и они вздымали тучи песка, медленно оседавшего на побережье. Однако осели не все песчинки – из глаз Ча Трат текли слезы и она пыталась проморгаться.
– Пошли вон туда, – сказала Тарзедт. – Примостимся между ФРОБом и двумя ЭЛНТ. Эти на активных отдыхающих не смахивают.
Но Ча Трат вовсе не хотелось лежать без движения и заниматься только впитыванием искусственного солнечного света. В голове ее вертелась масса вопросов, которые она не решалась задать, боясь кого-либо серьезно обидеть. Вдобавок раньше у нее была возможность убедиться, что физическая активность позволяет снять психологический стресс – хотя бы иногда.
Соммарадванка смотрела, как набегают на песок легкие пологие волны. Но если движение волн создавалось искусственно, то у берега вода колебалась естественным порядком из-за того, что в ней плескались существа разного размера, проявлявшие в плавании различную активность. Наибольшей популярностью пользовался такой вид спорта, как прыжки в воду с трамплина, установленного на скале. Занимались этим большей частью самые тяжелые, необтекаемой формы создания. Трамплинов было несколько, и поначалу Ча Трат показалось, что установлены они чересчур высоко, но потом она вспомнила о низкой силе притяжения и немного успокоилась. Добираться до трамплинов приходилось по туннелям, прорубленным в скалах. Самый высокий трамплин был снабжен парапетом и не прогибался под тяжестью прыгунов – видимо, это было сделано для того, чтобы особо резвые ныряльщики не размозжили головы об искусственные небеса.
– Хочешь поплавать? – вдруг спросила Ча Трат. – То есть я хотела сказать – если ДФЛБ могут плавать.
– Могут, но я не буду, – ответила кельгианка, забираясь в ямку, выкопанную в песке. – От воды у меня шерсть слипнется и не сможет двигаться до конца дня. И если мне повстречается другой ДФЛБ, я с ним толком поговорить не сумею. Ложись. Расслабься.
Ча Трат сложила две задние ноги и осторожно приняла горизонтальное положение, но даже ее инопланетной подружке стало ясно, что она вовсе не расслабилась.
– Тебе что-то не дает покоя? – спросила Тарзедт, участливо пошевелив шерстью. – Кто? Креск-Сар? Гредличли? Твоя палата?
Ча Трат молчала, не зная, как ей, целительнице воинов, ответить существу, принадлежащему к иной расе, имеющему совершенно другие моральные принципы, – существу, которое, вероятно, вообще было рабом. Она решила пока относиться к кельгианке как к равной и сказала:
– Не хочу никого обидеть, только мне кажется, что невзирая на возможность приобретения большого объема знаний, на то, что мы имеем дело с множеством разных, прежде незнакомых нам существ, и используем в работе удивительные приборы, деятельность наша однообразна, унизительна, лишена личной ответственности и постоянно осуществляется под наблюдением... она... она рабская. Нам следовало бы использовать свое время более продуктивно – по крайней мере какую-то часть времени, – а не заниматься выбрасыванием экскрементов больных в канализацию.
– Так вот что тебя мучает, – понимающе проговорила Тарзедт, повернув к Ча Трат конусообразную головку. – Глубокое резаное ранение гордости.
Ча Трат на ее замечание не ответила, а та продолжала:
– На Кельгии я была сестрой-суперинтендантом и отвечала за работу сестринского персонала в восьми палатах. Там лежали, конечно, больные одного вида, но мне по крайней мере работа медсестры не в тягость. Кое-кто из нынешних практикантов, и ты в том числе, были врачами, так что я могу себе представить, как они – и ты – себя чувствуют. Но если это и рабство, то рабство временное. Ему придет конец, как только мы завершим курс обучения и удовлетворим запросам Креск-Сара. Постарайся не переживать. Здесь ты занимаешься изучением инопланетной медицины – только не обижайся – практически с нуля.
Постарайся проявить больше интереса к больному с другого, так сказать, конца вместо того, чтобы автоматически собирать его выделения, – посоветовала Тарзедт. – Поговори с пациентами, попробуй понять, что их волнует.
Ча Трат задумалась о том, как же ей втолковать кельгианке, представительнице общества, которое ей представлялось пускай и довольно развитым, но при этом совершенно неорганизованным и бесклассовым, что существуют вещи, которые должен делать соммарадванский военный хирург и которых он ни в коем случае делать не должен. Даже несмотря на то, что медицинскому братству Соммарадвы теперь вряд ли было до нее, она понимала, что в Главном Госпитале Сектора обстоятельства то и дело склоняют ее к не правильному поведению. Ча Трат действовала как ниже, так и выше своей компетенции, и это ее очень удручало.
– Я с ними разговариваю, – сказала она. – Особенно с одним пациентом, и он говорит, что ему нравится беседовать со мной. Я стараюсь никого не обделять вниманием и, наоборот, не выделять, но этот опечален сильнее других. Мне не следовало бы с ним говорить, поскольку его лечение не входит в мою обязанность. Но остальные его просто не замечают.
Шерсть Тарзедт сочувственно пошевелилась:
– Он умирает?
– Не знаю. Не думаю, – отозвалась Ча Трат. – Но он находится в палате уже очень давно. Иногда его осматривают Старшие врачи в присутствии опытных практикантов. Диагност Торннастор разговаривал с этим больным, когда последний раз приходил к нам в палату, но при этом даже не спросил, как тот себя чувствует. Я не читала его истории болезни, но уверена, что препараты, прописанные этому больному, скорее паллиативные [то есть приносящие временное облегчение.], чем лечебные. Не то чтобы его игнорировали или обижали – на него вежливо не обращают внимания. Только я выслушиваю его жалобы, поэтому он ко мне обращается при любой возможности. А мне бы с ним говорить не стоило, пока я не знаю, что с ним, и потому, что это не в моей компетенции.
Шерсть Тарзедт задвигалась еще ритмичнее, и она воскликнула:
– Чушь! Разговаривать – это в компетенции любого, а немного словесно выраженного сочувствия и поддержки твоему больному не повредит. А если он неизлечим, то воды в твоей палате должны кишмя кишеть диагностами и Старшими врачами, стремящимися доказать, что это не так. Да, тут так заведено: медики не сдаются до последнего. И потом: заботы этого больного ты можешь обдумывать, пока занимаешься менее привлекательным трудом. Или тебе не хочется с ним разговаривать?
– Нет, – отозвалась Ча Трат. – Мне очень жаль этого страдающего гиганта, и хотелось бы ему помочь. Но стоит мне задуматься о том, уж не правитель ли он, как у меня сразу пропадает охота с ним беседовать – мне это не позволено.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
