Лазурный питон

Дядя лежал на постели навзничь, с закрытыми глазами и самым трагическим выражением на лице. Чарли начисто забыл о несостоявшемся визите мисс Инглдью.

– Дядя Патон, извините, что потревожил, – тихо, но настойчиво окликнул его Чарли. – Тут… такое случилось! Такое! Просто потрясающе!

– Что? – вяло отозвался дядя.

– Помните, вы брали с собой волшебную палочку, когда ездили в замок Юбим? И она там вся обгорела? Так вот, она почему-то опять в полном порядке, совсем как новенькая! Посмотрите! И еще я попробовал поколдовать, чтобы она мне помогла французский вызубрить. И знаете что? Сработало! Разве не фантастика? – единым духом выпалил Чарли.

Дядя открыл глаза, не без труда сел и с интересом посмотрел на Чарли, а затем – на сверкающую палочку.

– Весьма любопытно, – пробормотал он. – Чрезвычайно.

– Может, это мне глупости в голову лезут… – Чарли замялся. – Дядя Патон, а вдруг палочка на самом деле моя?

– Милый мой, но как это может быть? – возразил дядя. – Ты же извлек ее из старинной картины.

– Да, но… – Чарли заколебался, сообщать ли дяде, что Скорпио не пожелал забрать палочку обратно. Как-никак, дядя Патон неоднократно предупреждал его, Чарли, чтобы больше не смел носа совать в картину.

Дядя неожиданно уставился Чарли под ноги, и мальчик мгновенно с дрожью догадался, на что тот смотрит. Дверь-то он запереть забыл, вот в комнату и пролезла незваная гостья. Чарли тоже глянул себе под ноги. Ну точно – вот она! Сидит около его ботинка и попискивает.

– Это непростая мышь, – заметил дядя Патон. – Я и раньше знал, что у нас дома водятся мыши, но эта какая-то несусветно дряхлая. Не знаю, почему мне так кажется.

– Она и есть дряхлая, – со вздохом сознался Чарли.

Дядя перевел на племянника подозрительный взгляд и потребовал немедленно объясниться.

Чарли, экая, мекая и запинаясь, рассказал, как на минутку заглянул в картину к Скорпио… одним глазком… туда и обратно…

– Я для вас старался, дядя Патон! – оправдывался он. – Думал, может, у Скорпио найдется что-нибудь целебное. Вот тогда-то он и сказал, что палочка на самом деле моя. Представляете, этот колдун так и рвался на вас посмотреть, но я его не пустил. Ну вы же видите, я выбрался оттуда цел и невредим, а мышь почему-то пролезла вслед за мной, хотя вообще-то сидела у Скорпио в кармане.

– Что?! – Дядя Патон рухнул обратно на подушки. – Значит, чародей тоже здесь!

– Может, еще и нет… – со слабой надеждой в голосе предположил Чарли. – Я хочу сказать, если бы он пробрался в наш мир, он бы уже успел натворить бед, разве нет?

– Дурень! – сердито сказал дядя. – Раз мышь здесь, значит, и Скорпио здесь.

– Так ведь он до сих пор на картине! – робко возразил Чарли.

– Это просто его изображение, понимаешь? – повысил голос дядя. – А его сущность, его дух, его дурь, его колдовство и коварство – все это на свободе! У нас! Здесь!

Чарли невольно втянул голову в плечи. Повисло тягостное молчание. Потом мальчик спросил:

– А как мне быть с мышью?

Та на всякий случай юркнула под дядину кровать.

– Да какая теперь разница! – обессиленно отмахнулся дядя Патон. – Чарли, Чарли, что же ты натворил! Я уж думал, положение мое хуже некуда, ан нет: я лежу пластом, а этот тип шастает на свободе. – Он прикрыл глаза.

Пристыженный Чарли хотел было вернуть разговор к завлекательной теме волшебной палочки, но понял, что дядя не желает больше его видеть.

– Извините, дядя Патон, я нечаянно, – прошептал мальчик и прикрыл дверь, оставив дядю в одиночестве, если не считать общества древней бурой мышки.

На кухне позвякивали чашки и блюдца – это мама вернулась с работы. Обрадованный Чарли для скорости съехал по перилам.

– А где Билли? – удивилась мама. Пришлось поведать ей о неожиданном посещении мистера Иезекииля.

– Бедный ребенок, – вздохнула мама. – Должно быть, ему очень одиноко. Надо что-то придумать! Уверена, желающие его усыновить найдутся, он такой славный.

– Блуры нипочем его не отпустят, – хмуро сказал Чарли. – Им нравится держать людей в рабстве.

– Что да, то да, – тихо отозвалась мама, на миг замерев с чайником в руке. – Отнесешь дяде чаю, ладно?

– Кхм… – замешкался Чарли, – по-моему, лучше мне к нему не соваться.

– Почему вдруг?

– Ну… мы с ним… кажется, он на меня немножко рассердился.

Чарли всегда считал, что мама у него просто отличная: никогда не делает трагедии из его ссор с домашними. Вот и сейчас она только вздохнула и, поставив на поднос чашку и вазочку с печеньем, сказала:

– Хорошо, я сама.

Через несколько минут мама вернулась с пустым подносом и обеспокоенно сказала Чарли:

– Что-то мне Патон совсем не нравится. Лежит носом в подушку, бледный как мел, без сил и еле отвечает. Чарли, что с ним такое стряслось?

– Он побывал в замке Юбим. – Чарли решил не скрывать правду.

Мама чуть поднос не выронила.

– Как? В обиталище этой жуткой Иоланды? Это она с ним такое сотворила?

– Нет, мам, это кто-то другой. Или что-то другое. Дядя ни в какую не говорит, кто и что. А Иоланда сейчас не у себя в замке, а тут, у нас в городе. Она живет у теток, только не в виде старухи, а в виде девочки – примерно моего возраста. Называет себя Беллой. Она с тетками уже один раз приходила в гости, когда ты была на работе.

Испуганная, мама прижала ладонь ко рту.

– Чарли, не становись им поперек пути! – взмолилась она. – Когда-то Иоланда пыталась силой оставить у себя в замке твоего папу. Он тогда был еще ребенком. Ему повезло: оказалось, что он не из одаренных, поэтому Иоланда утратила к нему интерес.

– Не знаю, повезло или нет, – усомнился Чарли. – Будь папа одаренным, он бы, может, еще постоял за себя.

– Кто знает? – Лицо у мамы сделалось задумчивым. – Как жаль, что ты тоже из этого семейства!

– Ничего не попишешь, какой уж есть. – Чарли расправил плечи. – И я их не боюсь. Пусть только попробуют ко мне лезть – крепко пожалеют!

Мама ободряюще улыбнулась ему.

В воскресенье Чарли решил прогуляться в «Зоокафе»: благодаря волшебной палочке он как раз успел подготовиться к контрольной и выучить все уроки.

– А, вот и ты, Чарли! – приветствовал его швейцар Нортон. – А Спринтер-Боб тебя заждался. Ты ведь с ним погуляешь?

Чарли виновато замешкался на пороге. Он совсем забыл про бедного пса.

– До парка далековато, – неуверенно сказал мальчик.

– Тогда хоть на пустоши погуляйте, – предложил Нортон. – Ты не представляешь, как он без тебя скучал.

Чарли уже хотел было пройти на кухню, но заметил в дальнем углу Оливию и Лизандра. Едва завидев Чарли, Оливия вскочила и замахала руками: мол, иди к нам! Выглядела она сегодня до странности нормальной: ни тебе радужного грима, ни тебе экстравагантной прически дикой расцветки.

Не без труда Чарли пробрался к столику – под ногами путалось целое полчище мохнатых кроликов.

– Что это ты нынче без боевой раскраски? – поинтересовался он у Оливии, причем чуть не споткнулся о ее белого кролика и ухватился за стул.

– Готовлюсь к спектаклю перед каникулами, – объяснила девочка. – Дай, думаю, похожу пока в человеческом виде, а потом ка-а-а-ак загримируюсь на премьеру – все просто рухнут!

– Жду не дождусь! – заверил ее Чарли. – Вот уж не ждал встретить вас здесь.

– Мне надоело сидеть дома, – сказала Оливия. – А у Лизандра были свои резоны прийти.

Чарли бросилось в глаза, что африканец, обычно весьма жизнерадостный, сегодня просто не мог усидеть на месте: он ерзал на стуле, бросал по сторонам встревоженные взгляды. Его серый попугай Гомер то и дело перепархивал с одного плеча хозяина на другое, а то и на голову.

– А Танкред где? – спросил Чарли.

– Отец засадил его за уроки – к контрольной готовиться. Я-то уже все вызубрил, не мог больше дома торчать.

– Что-то случилось? – забеспокоился Чарли. Лизандр покачал головой.

– Духи предков на меня рассердились, – пробормотал он. – Спать не дают. Всю ночь грохотали у меня в голове своими барабанами и завывали заклинания.

Попугай вдруг завопил:

– Кар-ра-ул! Катастр-р-рофа!

– Гомер нутром чует, когда дело неладно, – кивнул на птицу Лизандр. – Он всегда такой, когда предки мной недовольны.

– А почему бы предкам не объяснить тебе, что им не нравится? – удивилась Оливия.

Лизандр бросил на нее мрачный взгляд:

– Потому что я должен сам это выяснить! Надо сказать, духи предков Лизандра были больше, чем просто какие-то заурядные привидения: они обладали огромной магической силой. Чарли уже случалось иметь с ними дело: не раз и не два их сильные коричневые руки, их острые копья и крепкие щиты вызволяли мальчика из беды. И если уж духи предков разгневались, то неспроста.

– Пошли прогуляемся! – предложил друзьям Чарли, надеясь, что свежий воздух приободрит Лизандра.

– Отличная идея! – Оливия подхватила за шкирку своего кролика.

Как раз в этот момент мистер Комшарр и вывел в зал Спринтера-Боба. Пес рвался к Чарли, а кошки с кроликами так и брызгали от него в разные стороны.

– Он соскучился по тебе, Чарли, – сказал мистер Комшарр, наблюдая за тем, как мальчик терпеливо сносит крепкие псиные объятия и липкие поцелуи в нос.

– А как Босх? – спросил Чарли, когда Спринтер-Боб немного угомонился.

– Цветет и пахнет, – сообщил хозяин «Зоокафе». – Моя жена души в нем не чает, да и Огнецы тоже.

– Надо же! – поразилась Оливия. – Кошки мышку не едят.

– Это непростые кошки, – серьезно напомнил ей мистер Комшарр. – Ну, шагайте, ребятки. Чарли, смотри погуляй с псом как следует, и пусть он побегает. Мне-то за ним не угнаться.

Троица друзей и их питомцы отправились на вересковую пустошь, которая начиналась сразу за окраиной города. Оливия несла кролика в корзинке, а попугай так и ехал на плече у Лизандра, подскакивая в ритм его шагам.

На пустоши Чарли сразу спустил Спринтера-Боба с поводка, и пес, заливаясь счастливым лаем, стал носиться туда-сюда и нюхать траву. Попугай Гомер снялся с плеча Лизандра и тяжелыми нырками летел за Спринтером, хрипло выкрикивая какую-то чушь:

– Кар-ра-ул! Сор-р-рвался с катушек! Слетел со свор-р-рки!

– Гомер! Наоборот! Это со сворки срываются, а с катушек слетают! – весело крикнула вслед попугаю Оливия.

– Что ты к словам цепляешься, это он от расстройства, – одернул ее Лизандр.

– Умственного, что ли? – захихикала девочка, бойко прыгая по вереску.

– Ничего смешного! – зарычал африканец. – Когда Гомер расстроен, он все путает! Как я! А я тоже расстроен!

– Ах, извини-и-и! – пропела Оливия. – Вижу, ты тоже с катушек слетел.

Чарли недовольно покосился на хохочущую Девочку. Вольно ей потешаться над Лизандром!

Она и понятия не имеет, каково бедняге! Слов нет, Оливия – отличная девчонка и надежный друг, но некоторых вещей она в упор не понимает, особенно насчет одаренности. Вот побывала бы в нашей шкуре, так знала бы, что одаренным быть – не сахар. Совсем не сахар…

– Уймись, – вполголоса попросил он Оливию, поймав за рукав.

Та вопросительно подняла брови, но многозначительный взгляд Чарли сделал свое дело.

– Пожалуй, не пойду я завтра в школу, – пробурчал Лизандр.

– Почему? – спросил Чарли.

– Сам не знаю. Не хочется. Что-то мне подсказывает – попаду я там в передрягу. – Лизандр говорил все тише и тише, так что Чарли с Оливией еле разбирали его слова.

– Как это не пойдешь? – взвился Чарли. – Надо! А как же скульптура? Как же Рики Сверк?

– А тебе-то что? – удивился его горячности Лизандр.

– Мне? Тоже сам не знаю, – подумав, ответил Чарли. – Ну, вроде как виноватым себя чувствую перед Рики, потому что больше не пытался его спасти. Не до того было. Но ты сам подумай, каково ему там, на чердаке, одному, в пылище, в темнотище, да еще и невидимкой. И к тому же он понятия не имеет, сколько там просидит и выберется ли вообще! Нет, надо его вытащить, и как можно скорее! Мы должны, Лизандр, мы обязаны! Ну пожалуйста, пообещай, что придешь в понедельник в школу! Прошу тебя!

– Ладно, подумаю, – неопределенно откликнулся Лизандр.

Он посвистал попугаю, и большая серая птица, покружив, опустилась к нему на плечо.

– Пока! – Лизандр повернулся и размашисто пошел прочь, глядя себе под ноги.

Попугай Гомер ехал у него на плече задом наперед, глядя на Чарли с Оливией блестящими круглыми глазами.

– Бер-р-р-регитесь! – прокричал он напоследок.

Глава 11

ПОЗОЛОЧЕННАЯ ПАУТИНА И БЫК ИЗ БИФШТЕКСОВ

Поднимаясь по крутому склону холма к дому, на Вершины, Лизандр неожиданно для себя запыхался. Мальчик насторожился: раньше с ним ничего подобного не случалось! С чего бы это он, такой сильный, на голову выше всех в классе, отличный спортсмен и школьный чемпион по легкой атлетике, вдруг стал задыхаться, как дряхлый старик?

Барабаны предков! Вот в чем дело! Они оглушительно гремели в голове у Лизандра, и голова у него шла кругом. Вот потому-то он и задыхался.

– Катастр-р-рофический обор-р-рот! – проорал попугай с плеча хозяина.

– Хуже некуда, – согласился Лизандр. Он как раз преодолел самую крутую часть подъема, с облегчением очутился на ровной площадке и остановился передохнуть. Отсюда, с Вершин, город был виден как на ладони, и над всем властвовал огромный и величественный купол собора. Прочие здания рядом с ним казались скворечниками, и только мрачная постройка на северном конце города могла с ним состязаться.

– Академия… – неприязненно процедил Лизандр.

От одного вида школьных стен ему почему-то стало дурно: глаза ело, кожа горела, горло саднило. Лизандр рванул воротник рубашки так, что пуговица отлетела, а сам рванулся к дому. Вот наконец и высокие кованые ворота! Миновав их, мальчик припустил по ровно подстриженным зеленым лужайкам к шикарному белому дому.

Его мама, миссис Джессамин Вед, красивая и статная женщина, смотрела какую-то телевизионную игру, но, стоило зазвучать шагам Лизандра, она мгновенно поняла, что с сыном неладно. Он с топотом промчался к себе в комнату, и каждый его шаг отдавался под крышей дома барабанным грохотом. Лизандр унаследовал свой дар именно от матери: миссис Вед тоже временами слышала, как духи предков барабанной дробью требуют внимания, чтобы сообщить какое-нибудь пророчество или дать совет.

Миссис Вед не без труда поднялась из удобного глубокого кресла. Ей, такой полной и крепкой, последнее время стало тяжеловато двигаться, но миссис Вед и без голосов предков точно знала, что ждет ребенка. Придерживаясь за перила, она спустилась на первый этаж. Комната Лизандра помещалась между комнатами его сестер, десяти и четырнадцати лет, и обе девочки слушали что-то оглушительное и крайне немелодичное – судя по всему, рэп. Громкий речитатив и гитарные аккорды заглушали барабанный бой, если он и раздавался.

– Гортензия! Александра! Утихомирьтесь! – Повелительный голос матери прозвучал так непререкаемо, что обе дочки тотчас послушались и сделали музыку потише. Теперь стала отчетливо слышна громкая барабанная дробь в комнате у Лизандра, а когда миссис Вед заглянула к нему, звуковая волна едва не сшибла ее с ног.

– Лизандр, успокойся! – крикнула миссис Вед, попятившись. Она всегда выражалась весьма лаконично: зачем тратить лишние слова?

Сын лежал на кровати, закрыв глаза и заткнув уши. Но мамин голос он услышал и поднял веки.

– Ну-ка о дереве думай, сынок, – нараспев начала миссис Вед, – ствол его крепок, могуч и высок, ветви его до небес достают, листья его не шуршат, а поют. Думай о дереве – о короле, долго бродившем по этой земле…

Лизандр больше не затыкал уши и с облегчением вздохнул.

– То-то же! – Миссис Вед опустилась на край кровати. – Тебе лучше?

Мальчик кивнул. Заклинание всегда срабатывало. Стоило Лизандру представить себе дерево с алой листвой или портрет Алого короля, украшавший класс в академии, где одаренные учили уроки, – и он успокаивался. Барабанная дробь постепенно стихала и теперь звучала у него в голове не громче стука дождя по крыше. По крайней мере, соображать она уже не мешала.

– Рассказывай, – велела мама.

– Передр-р-ряга! – подал голос попугай, сидевший на подоконнике.

– Тебя не спрашивают! – цыкнул на него Лизандр. – Но он прав, случилась какая-то беда – не знаю, что именно, но в академии стряслось нечто скверное. Я видел, как над ней поднимается дым, и у меня вся кожа просто огнем горела. И еще, мам, предки вне себя от гнева.

– Без причины они не гневаются, – коротко заметила миссис Вед.

– Не пойду я в школу в понедельник, – заявил Лизандр. – Я… мне никогда не было так паршиво. Я просто не могу… не готов столкнуться с тем, что там произошло.

– Ты должен. – Миссис Вед ободрительно похлопала сына по плечу. – Тебе обязательно надо пойти в школу.

– Вот и Чарли Бон то же самое говорит.

– Чарли?

– Да. Ну, знаешь, тот пацаненок, который вечно ходит лохматый. Помнишь, мы были на дне рождения у его дяди? Чарли младше всех, но он только и делает, что ввязывается в какие-то истории, а мы с Танкредом и Габриэлем – вслед за ним. На этот раз он пытается вызволить одного мальчика, которого превратили в невидимку.

– В невидимку? – встревоженно переспросила миссис Вед.

– Ага. Я вырезаю его портрет из дерева, – продолжал Лизандр. – Знаешь, мам, так здорово получается! Наверно, самая удачная моя работа. Понимаешь, я решил, что предки помогут расколдовать невидимку, если будут знать, как он выглядит. Но барабаны… они твердят, будто я сделал что-то не так.

Миссис Вед встала.

– Не ты, сынок. Кое-кто другой. Отправляйся в школу и разберись. – Она двинулась к двери, и ее длинная цветастая юбка шуршала, как морской прибой.

– Пр-рекр-р-расное р-р-развлечение! – закричал попугай.

– Кому как. – И миссис Вед удалилась.

Наступил понедельник, и предчувствия Лизандра не замедлили оправдаться.

Первое, что увидели Чарли с Фиделио, выбежав в сад после контрольной по истории, была компания их друзей, столпившаяся вокруг кострища, причем довольно свежего. В самом кострище ничего особенного не было – завхоз Уидон частенько жег на задворках академии мусор, – но вот выражение на лицах друзей Чарли насторожило. Лизандр как будто окаменел и уставился на угли, точно не веря своим глазам. Танкред весь напрягся, и его соломенная шевелюра искрилась от волнения. Оливия, стоявшая по другую руку от Лизандра, заметила Чарли и отчаянно замахала ему. Чарли с Фиделио мгновенно оказались рядом.

На выжженном пятачке валялись какие-то обгорелые сучья, клочки бумаги, а из них смотрели… два голубых глаза. Это было все, что осталось от деревянного шедевра, в который Лизандр вложил столько времени и сил.

– Как они могли?! – одними губами спросила Эмма.

Лизандра затрясло. Он стоял руки по швам, сжав кулаки, и весь дрожал от гнева и обиды. Говорить он, похоже, просто не мог.

Чарли краем глаза заметил, что на них, как на подопытных зверьков, глядит кучка старшеклассников, все как на подбор – заклятые враги Чарли и его друзей. Тут был Аза Пик с удовлетворенной усмешечкой на остренькой физиономии, рядом злорадно ухмылялась Зелда Добински. А вот Манфред не улыбался – он свирепо уставился прямо на Лизандра: не иначе злился, что тот придумал такой отличный способ выручить Рики Сверка.

– Никто же про нее не знал… – прошелестел Лизандр. – Никто, кроме нас… Как же… Кто же…

– Кто-то с живописи, ясное дело, – откликнулась Оливия.

Повисло молчание. Затем Лизандр, а за ним и остальные посмотрели туда, где у входа в руины за ними наблюдали Белла и ее хвостик – Доркас.

– Но почему? – Лизандра все еще трясло.

– Потому что скульптура получилась слишком хорошо, – мрачно объяснила Оливия. – И еще потому, что кое-кому совершенно не улыбается, чтобы Рики расколдовали.

– Ты только не сдавайся, Лизандр! – решился Чарли. – Ладно?

– Знал бы ты, каково ему! – вмешался Танкред. – Он же душу в эту скульптуру вложил! Ему же самому больно – верно, Зандр? А ты, Чарли, и понятия не имеешь, что это такое!

Чарли смутился.

– Извини… – выдавил он. – Я правда не знал… что это так.

Фиделио навострил уши. Потом помотал головой.

– Что за дела? – удивился он. – Барабаны бьют. Совсем рядом!

– А ты как думаешь? – обрушился на него взвинченный Танкред. – Хватит, Зандр, пошли отсюда. – Он крепко ухватил друга за руку и повлек за собой к школе. Лизандр шел покорно, с пустыми глазами, но, похоже, плохо соображал, кто и куда его ведет. Чарли и остальные смотрели ему вслед и отчетливо слышали затихающий вдали звук барабанов, похожий на стук огромного сердца.

– Я же его не просил скульптуру резать! – тоненько, сдавленно сказал Чарли, обращаясь к невыносимо живым голубым глазам, глядевшим из пепла. – Он сам захотел! Сам придумал!

– Ты ни в чем не виноват, – подбодрил его Фиделио. – Ничего, оклемается Лизандр. А нам просто надо придумать другой способ.

– Все равно ужас. – Эмма даже не могла смотреть в кострище. – Точно… сгорел настоящий мальчик.

– Ладно, будет терзаться, пошли, – сквозь зубы сказала Оливия, косясь на розовощекую Беллу и Доркас. – А то эти вон прямо упиваются, на нас глядя. Хватит им потешаться.

Не успели они направиться к школе, как к кострищу подбежал Габриэль.

– Слушайте, со мной сейчас такое было! – выдохнул он. – Я пошел на урок фортепиано и… В общем, чуть не застрял там лет так на сто! А еще… – Тут его взгляд упал на кострище, и Габриэль воскликнул: – Это что?! Неужели…

– Именно. Скульптура Лизандра, – подтвердил Чарли. – И все мы прекрасно знаем, кто ее спалил.

Оливия попыталась переключить внимание друзей на что-нибудь повеселее и сказала:

– А я фрисби из дома привезла! Давайте сыграем!

Десять минут прыганья по траве и метания летающей тарелки сделали свое дело: компания немножко приободрилась. Оливия то и дело теряла туфли и очень веселилась. Когда они, запыхавшиеся, уселись на бревно, Габриэль вновь вернулся к рассказу о необычайном уроке фортепиано.

Собственно, мистер Пилигрим, который преподавал этот предмет, всегда был престранным человеком и уж точно самым чудаковатым из всех школьных учителей. Долговязый, бледный, темноволосый, всегда с отсутствующим видом, он редко появлялся где-нибудь помимо музыкальной комнаты наверху западной башни и даже позволял себе пропускать утренние собрания в актовом зале. Кроме того, мистер Пилигрим славился крайней молчаливостью, из-за которой желающих учиться у него почти не было: в самом деле, какой же это учитель музыки, если ты играешь-играешь, а он и слова не вымолвит? Только Габриэль и ходил к нему на занятия. И, о чудо, на этот раз мистер Пилигрим разговорился (конечно, на свой лад), причем сообщил пораженному Габриэлю немало интересного.

– Ну, так что он сказал? Не тяни! – Оливия нетерпеливо постучала носком канареечно-желтой туфли по траве.

– Да бред какой-то, – ответил Габриэль. – Дело было так. Играл я, играл, а мистер Пилигрим вдруг ни к селу ни к городу говорит: «Не знаю, как его сюда занесло, но я ему помочь не смог». Я спрашиваю: кого занесло? А он в ответ: мол, для него это слишком, и светофоры, и транспорт, и пластмасса всякая. Они ему не нравятся – слишком непонятно. Рано или поздно он все это уничтожит, но я бы не стал его винить. – Габриэль развел руками. – Ничего себе, а? Потом посмотрел на меня в упор и говорит: «Только не знаю, как именно он это сделает, а ты? Ты что думаешь?» А я ему на это…

В душе у Чарли зашевелилось нехорошее подозрение, и он уронил летающую тарелку на ногу Габриэлю.

– Ты чего? – вскинулся тот.

– Рассказывай! – потеребила его Оливия, сгоравшая от нетерпения. – А ты ему на это…

– Я говорю: понятия не имею, сэр. А что тут еще скажешь?

– Эх ты! Надо было спросить: «Кто такой он и что именно сделает?» – подсказал Фиделио.

Нехорошее подозрение набирало силу, и Чарли нервно заерзал.

– Что случилось? Ты прямо позеленел! – участливо заметила Эмма.

– Минутку-минутку… – Чарли дернул Габриэля за рукав. – А мистер Пилигрим не сказал, как выглядел этот таинственный «он»?

Габриэль помотал головой:

– Нет, и даже имени его не назвал. Просто расписывал, какой этот тип могущественный и необыкновенный. А потом показывает мне ноты – между прочим, Бетховена, сонату номер двадцать семь, – и говорит: «Смотри, что он сотворил с музыкой!» У меня глаза на лоб полезли: все ноты до единой из черных стали золотыми! Потом я огляделся, – а у мистера Пилигрима же в башне летучих мышей полно. Они вообще-то симпатичные, мне нравятся, считай, те же хомячки, только крылатые…

– И что мыши? – поторопил его Фиделио.

– Тоже стали как позолоченные! – выпалил Габриэль.

– Мамочки… – вырвалось у Чарли. Он чуть с бревна не упал.

Эмма забеспокоилась:

– Нет, тебе определенно плохо!

– Все нормально, – промямлил Чарли.

– И пауки с паутиной тоже стали позолоченные, – растерянно продолжал Габриэль, – но это как раз мило, похоже на новогодние украшения.