Штамм «Андромеда»

Репутация Ливитта вполне оправдывала его приглашение в состав группы «Лесной пожар»; Ливитт в свою очередь предложил кандидатуру Холла. Известна была Ливитту и причина, почему окончательный выбор пал на Холла, – сам Холл о ней и не догадывался.

Когда Ливитт в свое время предложил ему присоединиться к группе, Холл осведомился, с чего бы это:

– Я же просто хирург…

– Верно, – сказал Ливитт. – Но вы хорошо знаете гематологию.

– Ну и что?

– Это может понадобиться. Химический состав крови, кислотность, щелочность и тому подобное. Со временем это может оказаться решающим.

– Но спецов по крови дай бог сколько, – заметил Холл. – И многие куда сильнее меня…

– Да, – ответил Ливитт, – но все они женаты.

– Ну и что?

– А нам нужен холостяк.

– Зачем?

– Необходимо, чтобы в составе группы был холостяк.

– Смешно, – сказал Холл.

– Может быть, смешно, – сказал Ливитт, – а может быть, и нет…

* * *

Они вышли из больницы и подошли к армейской машине. Застывший у машины молодой офицер откозырял им.

– Доктор Холл?

– Да.

– Будьте добры, предъявите удостоверение…

Холл протянул ему маленькую пластмассовую карточку. Больше года он таскал эту карточку в своем бумажнике; если это и было удостоверение, то довольно странное: фамилия, фотография, отпечаток большого пальца, и все. Никаких признаков, что это официальный документ.

Офицер взглянул на карточку, на Холла, потом снова на карточку.

– Все в порядке, сэр…

Он открыл перед ними заднюю дверцу. Холл влез в машину, Ливитт за ним. Хирург обратил внимание, как тот прикрыл ладонью глаза, защищаясь от красной «мигалки» на крыше.

– Что с вами?

– Да нет, ничего. Просто не выношу мигающего света. Напоминает мне о том, как я был шофером скорой помощи во время войны… – Ливитт откинулся на спинку, машина тронулась. – Так вот, – продолжал он, – на аэродроме вам дадут папку, с которой вы ознакомитесь в полете…

– В полете?..

– Вы полетите на истребителе «F-104».

– Куда?

– В Неваду. Постарайтесь прочесть все материалы в самолете. Как только доберемся до места, читать будет некогда.

– А другие где?

Ливитт посмотрел на часы.

– У Керка аппендицит, он в больнице. Остальные уже приступили к работе. В настоящий момент они в вертолете над поселком Пидмонт, штат Аризона…

– Никогда о таком не слышал.

– Никто не слышал, – откликнулся Ливитт, – до этого самого дня…

Глава 6

Пидмонт

В 9.59 того же утра с базы Ванденберг, с бетонной площадки особо секретного ангара № 9 поднялся реактивный вертолет «К-4» и взял курс на восток, в сторону Аризоны. Решение отправить вертолет именно из этого ангара майор Мэнчик принял, чтобы не привлекать излишнего интереса к скафандрам. Дело в том, что три человека в вертолете – пилот и двое ученых – были облачены в прозрачные надувные пластиковые костюмы и походили не то на тучных марсиан, не то, как выразился один из техников в ангаре, на рекламные воздушные шары фирмы «Мэйси».

Пока вертолет взбирался в чистое утреннее небо, два пассажира в кабине молча разглядывали друг друга. Один из них был Джереми Стоун, другой – Чарлз Бертон. Оба они прибыли на базу Ванденберг чуть больше часа назад: Стоун из Стэнфорда, Бертон – из Бейлорского университета в Хьюстоне.

Бертону шел пятьдесят пятый год. Он был патологом, профессором медицинского факультета университета, а кроме того, консультантом Центра пилотируемых космических полетов НАСА в Хьюстоне. До этого он выполнил ряд исследований в Национальном институте здравоохранения в Бетесде, посвященных влиянию бактерий на ткани тела человека.

Уж так получилось в истории науки, что этот жизненно важный ее участок до Бертона, в сущности, оставался нетронутым. То, что болезни вызываются микробами, было известно с 1840 года, когда Генле сформулировал свою гипотезу, и все-таки к середине XX века человек все еще не постиг, как и почему они оказывают вредоносное влияние. Механизм их действия оставался нераскрытым.

Как и многие его ровесники, Бертон начал с Diplococcus pneumoniae, возбудителя пневмонии. Перед войной пневмококками занимались многие, но после появления пенициллина в 40-х годах интерес к ним и ассигнования на их исследование сразу сошли на нет. Бертон переключился на Staphylococcus aureus, распространенный кожный патоген, вызывающий прыщи и чирья. Когда он занялся этой проблемой, коллеги потешались над ним, ибо стафилококки, как и пневмококки, весьма чувствительны к пенициллину. Коллеги сомневались, удастся ли Бертону добыть средства на проведение подобной работы.

В течение пяти лет казалось, что они правы. Денег было мало, и Бертону зачастую приходилось с шапкой в руке обращаться к филантропам и во всякие частные фонды. Тем не менее он стоял на своем, терпеливо исследуя оболочки клеточных стенок, от которых зависит реакция окружающих тканей, и открыл с полдюжины выделяемых бактерией токсинов, которые разъедают ткани, разносят инфекцию, разрушают красные кровяные тельца.

А в 50-х годах вдруг обнаружились первые штаммы стафилококков, устойчивые к пенициллину, – новые штаммы, очень опасные, вызывающие странные смертные случаи, нередко в результате абсцесса мозга. Чуть ли не наутро после первого такого случая Бертон обнаружил, что его работа приобрела первостепенную важность: десятки лабораторий по всей стране переключились на изучение стафилококков; теперь оно стало настоятельно необходимым. За один только год ассигнования, отпускаемые Бертону, подскочили с 6 до 300 тысяч долларов. Вскоре он стал профессором патологической анатомии.

Но, оглядываясь на свои прошлые достижения, Бертон не ощущал особой гордости: он знал, что это удача и только, – просто так случилось, что он занимался нужным делом и, когда пробил час, оказался, так сказать, под рукой. Теперь, сидя в вертолете, он размышлял о том, что получится из этой воздушной прогулки.

Джереми Стоун сидел напротив и старался скрыть свою неприязнь к обличью Бертона. Под пластиковым костюмом на Бертоне была грязная ковбойка с пятном па левом нагрудном кармашке и мятые обтрепанные брюки; даже волосы – и те были нечесаные и грязные.

Стоун уставился в окно, принуждая себя думать о чем-нибудь другом.

– Пятьдесят человек, – сказал он, покачав головой, – умерли в течение восьми часов с момента посадки спутника. Главный вопрос – как распространяется инфекция?

– Надо полагать, по воздуху, – ответил Бертон.

– Надо полагать.

– Все смертные случаи пока что имели место лишь в самом поселке. О жертвах за пределами Пидмонта сведений не поступало?

Стоун покачал головой.

– Я попросил военных выяснить. Они связались с дорожной полицией. Жертв вне поселка пока нет…

– Ветра не было?

– Чистая случайность. Вечером еще был – довольно свежий, пятнадцать километров в час, северный и достаточно устойчивый. А около полуночи прекратился. Говорят, в такое время года безветрие тут редкость…

– Повезло.

Стоун кивнул.

– Именно. И не только в этом. В радиусе двухсот километров – ни одного значительного населенного пункта. Дальше, правда, на севере Лас-Вегас, на западе Сан-Бернардино, на востоке Финикс. Если зараза дойдет до любого из них, дело будет плохо.

– Но пока нет ветра, мы можем кое-что успеть…

– Будем надеяться, – ответил Стоун.

С полчаса ученые обсуждали возможные направления распространения болезни, то и дело обращаясь к вороху рабочих карт, выданных за ночь вычислительным центром базы Ванденберг. На такие карты наносятся данные сложного комплексного анализа географических факторов; в данном случае карты представляли собой контурные модели юго-западной части Соединенных Штатов с учетом направлений господствующих ветров.

Затем они перешли к другому вопросу: как быстро могла наступить смерть? Оба слушали передачу из фургона и сделали один и тот же вывод: по-видимому, смерть настигла всех в Пидмонте внезапно.

– Даже если перерезать человеку горло бритвой, он и то не умрет так быстро, – сказал Бертон. – Если в один прием рассечь обе сонные артерии и яремные вены – и то пройдет от десяти до сорока секунд, пока померкнет сознание, и почти минута, пока наступит смерть.

– В Пидмонте все, очевидно, кончилось за одну-две секунды.

Бертон пожал плечами.

– Травма, – предположил он, – удар по голове.

– Да. Или газ нервно-паралитического действия.

– Тоже возможно.

– Либо газ, либо что-то очень похожее, – сказал Стоун. – Если это произошло из-за блокирования каких-то ферментных систем – вроде того, которое вызывается мышьяком, например, или стрихнином, – смерть наступила бы спустя пятнадцать-тридцать секунд, а то и позднее. А вот блокада нервных путей или нервно-мышечного узла или корковое отравление – они могут оказать стремительное, почти мгновенное действие…

Эти три схемы приводятся как пример поэтапного составления подобных схем при помощи ЭВМ.

Первая схема – это более или менее обычная карта, на которую нанесены необходимые для ЭВМ координаты и условные знаки вокруг населенных пунктов и других важных районов.

Вторая схема составлена с учетом направлений господствующих ветров и плотности населения; очертания штатов, соответственно искажены.

Третья схема – полученная на ЭВМ проекция влияния ветров и плотности населения, исходя из определенного «сценария».

Приведенные выше схемы не относятся непосредственно к программе «Лесной пожар». Они сходного типа, однако изготовлены по «сценарию» Центрального бюро погоды.

– Если это быстродействующий газ, – откликнулся Бертон, – он должен беспрепятственно диффундировать через легкие…

– Или через кожу. Или через слизистые. В общем через любую пористую поверхность.

– Но если этот газ так активно диффундирует… – Бертон дотронулся до своего костюма.

Стоун усмехнулся:

– Ну, это мы очень скоро выясним…

В переговорном устройстве раздался голос пилота:

– Приближаемся к Пидмонту. Прошу указаний.

– Сделайте круг, посмотрим сверху, – сказал Стоун.

Вертолет заложил крутой вираж. Оба ученых поглядели вниз, на поселок. Ночью стервятники опустились на землю и теперь густо облепили тела.

– Этого я и боялся, – признался Стоун.

– Они могут стать переносчиками инфекции, – отозвался Бертон. – Наглотаются зараженного мяса и разнесут микробы повсюду…

Стоун кивнул, не отрываясь от иллюминатора.

– Что будем делать?

– Отравим их газом. – Стоун включил переговорное устройство и осведомился:

– Вы захватили баллоны?

– Так точно, сэр.

– Еще один круг, и накройте газом весь поселок.

– Слушаюсь, сэр.

Вертолет накренился и пошел на новый разворот. Вскоре земля исчезла в клубах бледно-голубого газа.

– Что это за газ?

– Хлоразин, – сказал Стоун. – В малых концентрациях чрезвычайно сильно действует на обмен веществ у птиц. Ведь обмен у них идет с особой интенсивностью. Птицы – это мускулы да перья, сердце у них бьется обычно со скоростью сто двадцать ударов в минуту. Многие виды за день съедают больше, чем весят сами…

– Газ расщепляет органические соединения?

– Совершенно верно. Он уложит птиц наповал.

Вертолет сделал еще вираж и завис на месте. Вновь поднявшийся легкий ветерок развеял газ, относя его к югу. Вскоре видимость восстановилась. Сотни птиц лежали на земле, некоторые еще судорожно били крыльями, но большинство было уже мертво.

Стоун смотрел и хмурился. Где-то в глубине души он уже знал, что проглядел, упустил из виду нечто очень важное. Какой-то факт, какую-то важную нить, тянущуюся от этих птиц, за которую непременно надо было ухватиться…

– Дальнейшие распоряжения, сэр? – спросил пилот.

– Поверните к середине улицы и спустите трап, – сказал Стоун. – Вам оставаться на высоте шести метров и ни в коем случае не приземляться. Ясно?

– Так точно, сэр.

– Когда мы спустимся на землю, поднимитесь до высоты полтораста метров.

– Слушаюсь, сэр.

– Вернетесь, когда подадим сигнал.

– Слушаюсь, сэр.

– И если с нами что-нибудь случится… – Мне следовать прямым курсом на базу «Лесной пожар», – закончил пилот безжизненным голосом.

– Совершенно верно.

Пилот понимал, что это значит. Ему платили по самым высоким ставкам, какие только существуют в ВВС: основной оклад плюс надбавка за опасность, плюс надбавка за специальное задание в мирное время, плюс надбавка за выполнение задания над территорией противника, плюс особые полетные за каждый час пребывания в воздухе. За один сегодняшний день ему причиталось больше тысячи долларов, а если он не вернется, семья получит еще десять тысяч по краткосрочному страховому полису.

Такие деньги платят, разумеется, не за красивые глаза; если с Бертоном и Стоуном в Пидмонте что-нибудь случится, пилот должен лететь на базу «Лесной пожар», зависнуть там на высоте десяти метров и ждать, пока группа «Лесной пожар» не решит, каким именно способом лучше всего испепелить его и вертолет в воздухе.

Ему платили за риск. Он шел на этот риск добровольно. Он знал, что над ним на высоте шести тысяч метров патрулирует реактивный перехватчик, вооруженный ракетами класса воздух – воздух, и этому перехватчику приказано расстрелять вертолет в случае, если у пилота в последнюю секунду сдадут нервы и он не поведет свою машину на базу «Лесной пожар»…

– Будьте осторожны, – сказал пилот. – Прошу вас, сэр.

Вертолет прошел над улицей и завис. Вниз с треском полетел веревочный трап. Стоун встал, надел шлем, защелкнул герметизирующий замок и открыл вентиль. Костюм заполнился кислородом и раздулся. Баллончики, закрепленные на спине, обеспечивали его воздухом на два часа.

Подождав, пока Бертон проделает то же самое, Стоун открыл люк и выглянул наружу. Под вертолетом вздымалось густое облако пыли.

Стоун включил свою рацию.

– Вы готовы?

– Готов.

Он начал спускаться по трапу. Бертон подождал немного и последовал за ним. В клубах пыли Бертону вообще ничего не удавалось разглядеть. Наконец он коснулся ногами земли и отпустил трап. Вокруг стояла мутная, пыльная мгла, в которой еле проступал силуэт Стоуна.

Вертолет взмыл вверх, потянув за собой трап. Пыль осела. Теперь они могли оглядеться.

– Пошли, – сказал Стоун.

Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, они двинулись по улице поселка Пидмонт.

Глава 7

«Совершенно необычный фактор»

Между первым контактом человека со штаммом «Андромеда» и прибытием Стоуна и Бертона в Пидмонт прошло едва двенадцать часов. Много недель спустя, когда уже можно было спокойно разобраться в событиях, они живо помнили все увиденное до мельчайших деталей.

Зимнее солнце висело низко, заливая холодным и безрадостным светом заиндевевшую за ночь землю. С места своей высадки они могли видеть улицу из конца в конец – серые, обшарпанные деревянные дома. Но прежде всего их поразила тишина. Мертвая тишина – только ветерок подвывал слегка, проносясь беспрепятственно сквозь осиротевшие постройки. И повсюду лежали тела, тела – одни распростерлись на земле, другие свернулись клубком и застыли, словно скованные морозом…

Ни бодрого пофыркивания автомашин, ни собачьего лая, ни криков детей.

Тишина.

Стоун и Бертон переглянулись. Они с мучительной остротой понимали, как много им предстоит узнать, выяснить, как упорно придется искать. На этот поселок обрушилась катастрофа, и теперь они обязаны узнать о ней все, что только возможно. Но у них не было нитей, за которые можно ухватиться, не было никаких отправных точек.

По существу, им были известны лишь два факта. Первый: все, по-видимому, началось с приземления «Скупа-7». Второй: смерть настигла жителей поселка с потрясающей быстротой. Если эту болезнь занес спутник, то ничего подобного в истории медицины прежде не встречалось.

Они долго стояли и молчали, озираясь по сторонам, сопротивляясь ветру, который давил на их раздутые скафандры. Наконец Стоун прервал молчание:

– Почему все на улице? Если это случилось вечером, то люди должны были сидеть у себя дома…

– А потом, – сказал Бертон, – многие в пижамах. Вечер был холодный. Накинули бы что-нибудь, пиджак там или плащ. Что-нибудь, чтоб не простудиться…

– Может они спешили…

– Куда?

– Поглазеть на что-то, – ответил Стоун, беспомощно пожав плечами.

Бертон наклонился над ближайшим трупом.

– Странно… Обратите внимание, как он схватился за грудь. И многие другие в той же позе…

Стоун присмотрелся: действительно, у многих руки прижаты к груди. У одних просто прижаты, другие словно вцепились пальцами в грудь.

– Они как будто не испытывали боли. Лица совсем спокойные…

– Пожалуй, даже удивленные, – поддержал Бертон. – Словно бы застигнутые врасплох. И все хватаются за грудь…

– Коронарная? – предположил Стоун.

– Сомневаюсь. Это все-таки болезненно, на лицах осталась бы гримаса… Легочная эмболия – тоже…

– Но если все случилось очень быстро, они могли и не успеть…

– Что же, возможно. Но мне сдается все же, что смерть пришла без боли. И за грудь они хватались просто потому…

– Что не могли дышать, – закончил Стоун.

Бертон кивнул.

– Очень возможно, что это удушье. Быстрое, безболезненное, почти мгновенное удушье… Нет, все равно не то. Когда человеку не хватает воздуха, он первым делом ослабляет все застежки, особенно на груди и на шее. А взгляните на того мужчину – он даже не дотронулся до галстука. И у этой женщины тугой воротничок…

Бертон уже почти оправился от первого потрясения, мысль его начала работать четко. Они приблизились к фургону – тот стоял посреди улицы, фары все еще слабо светились. Стоун протянул руку к приборному щитку и выключил их. Затем он спихнул с баранки закоченевшее тело водителя и прочел фамилию на нагрудном кармашке куртки:

– Шоун.

В задней части кузова неподвижно застыл еще один человек – рядовой по фамилии Крейн. Оба трупа уже закоченели. Стоун показал на радиооборудование.

– Работать будет?

– Думаю, что да, – ответил Бертон.

– Тогда давайте найдем спутник. Это наша первая задача. Потом уж займемся…

Он запнулся, вглядываясь в лицо Шоуна, который в момент смерти, очевидно, рухнул всем телом на рулевое колесо. На лице была большая резаная рана, дугой рассекавшая кожу, переносица была перебита.

– Ничего не понимаю, – сказал Стоун.

– Что? – переспросил Бертон.

– Посмотрите на рану.

– Очень чистая. Прямо-таки удивительно чистая. Кровотечения практически не было.

Тут до Бертона дошло. В изумлении он хотел даже почесать себе голову, но рука уткнулась в пластиковый шлем.

– Такая рана на лице… – сказал он. – Порванные капилляры, раздробленные кости, перебитые вены… Да ведь должна была вытечь уйма крови!

– Вот именно. Должна была. А взгляните на другие тела: даже там, где стервятники рвали мясо, крови нет.

Бертон озирался вокруг со все возрастающим удивлением. Ни один из мертвецов не потерял ни капли крови. И как он раньше не заметил!

– Такова, вероятно, особенность этой болезни.

– Вот именно, – сказал Стоун. – Думаю, вы правы.

Он поднатужился, крякнул и, высвободив из-за руля закоченевшее тело Шоуна, вытащил его из фургона.

– Давайте найдем этот чертов спутник. Теперь он начинает беспокоить меня всерьез…

Бертон зашел сзади, вытянул тело Крейна из машины, а сам влез на его место. Стоун включил зажигание. Стартер лениво провернулся, но мотор безмолвствовал. Стоун еще и еще раз попытался завести машину, потом признался:

– Не могу понять, в чем дело. Аккумулятор подсел, конечно, но искру давать должен все равно…

– А как насчет бензина?

Стоун громко выругался. Бертон улыбнулся и выкарабкался наружу. Вместе они прошли по улице до бензоколонки, отыскали ведро, налили в него бензина – пришлось повозиться, пока сообразили, как включается насос, – потом вернулись с полным ведром к фургону и залили бензин в бак. Стоун вновь нажал на стартер – мотор чихнул и заработал.

– Пошел!..

Бертон запустил вращающуюся антенну. Тотчас же они услышали слабое попискивание спутника.

– Сигнал угасает, но еще различим. Вроде бы где-то слева…

Стоун включил скорость и тронул машину, стараясь не задеть тела. Писк стал сильнее. Проехали бензоколонку и магазин – писк начал слабеть.

– Проскочили. Разворачивайтесь…

Стоун не сразу нашел в коробке передач задний ход. Потом они двинулись назад, ориентируясь по силе радиосигнала. Прошло еще минут пятнадцать, прежде чем удалось установить, что источник его находится на северной окраине поселка. Наконец подъехали к одноэтажному каркасному домику. На ветру скрипела вывеска: «Доктор Ален Бенедикт».

– Ну, конечно, – сказал Стоун, – можно бы и догадаться, что потащат находку к доктору…

Они вылезли из фургона и направились к домику. Входная дверь была открыта и качалась на ветру. Стоун и Бертон прошли в первую комнату – никого. Тогда они повернули направо и очутились в кабинете врача.

Бенедикт, грузный, рыхловатый мужчина, сидел за столом, на котором громоздилась куча раскрытых учебников. У стены расположились пузырьки и шприцы, а над ними висели фотографии семьи и другие снимки – мужчин в военной форме. На одном из них были нацарапаны слова: «Дорогому Бенни от ребят из 87-го. Анцио». Сам Бенедикт смотрел куда-то в угол – незрячие, широко раскрытые глаза, умиротворение на лице…

– Ну что ж, – сказал Бертон, – этот-то по крайней мере помер не на улице…

И тут они увидели спутник.

Он стоял торчком, тускло поблескивающий конус высотой около метра, когда-то полированный, а теперь потрескавшийся и сплавившийся при вхождении в плотные слои атмосферы. Он был вскрыт, и вскрыт ужасно грубо, видимо при помощи зубила и клещей, которые валялись рядом на полу.

– Полюбопытствовал, – не сдержался Стоун. – Идиот…

– Откуда ему было знать?

– Мог бы хоть осведомиться у кого-нибудь, – Стоун вздохнул. – Зато теперь он в курсе дела. И с ним еще сорок девять человек… – Он нагнулся и, как мог, прикрыл зияющую треугольную дыру. – Контейнер при вас?..

Бертон вытащил сложенный мешок из пластика и развернул его. Вдвоем они накинули мешок на злополучный спутник и загерметизировали шов.

– Надеюсь, что-нибудь там еще осталось…

– А я, пожалуй, был бы рад, – тихо ответил Стоун, – если б там не осталось ничего…

Они вернулись к телу доктора Бенедикта. Стоун подошел и тряхнул его за плечи. Окоченевший труп свалился со стула на пол.

Бертон обратил внимание на локти, и внезапно его охватило сильное возбуждение. Он склонился над телом.

– Ну-ка помогите мне, – попросил он Стоуна.

– Что делать?

– Его надо раздеть.

– Зачем?

– Хочу проверить, есть ли признаки венозного застоя.

– Но зачем?

– Сейчас увидите, – сказал Бертон.

Он начал расстегивать рубашку и брюки доктора. Оба ученых сосредоточенно возились до тех пор, пока на полу не простерлось обнаженное тело.

– Вот, пожалуйста, – Бертон отступил на шаг.

– Черт возьми, – заявил Стоун.

Никаких следов отечных изменений кожи вследствие венозного застоя! Обычно, когда человек умирает, кровь под воздействием силы тяжести оттекает вниз. Бенедикт умер сидя, кровь должна была оттечь к тканям ягодиц и бедер. И к локтям, опиравшимся на ручки кресла. Должна была – но не оттекла.

– Очень странное явление, – сказал Бертон.

Оглядевшись, он увидел небольшой автоклав для инструментов. Достал оттуда скальпель и осторожно, чтобы не проколоть свой костюм, приладил лезвие.

– Попробуем для начала крупные поверхностные артерии и вену, – предложил он.

– А именно?

– Лучевые. У запястья.

Опасливо держа скальпель, Бертон провел им по внутренней стороне запястья доктора, как раз у основания большого пальца. Рана была совершенно бескровной. Он рассек жировую и подкожную ткани. Крови не было.

– Поразительно…

Надрезал еще глубже. Кровь не появлялась. Наконец дошел до крупного сосуда и резко рассек его. На пол посыпались черно-красные крошки.

– Черт побери, – сказал Стоун.

– Свернулась начисто.

– Не удивительно, что ни у кого не было кровотечения…

– Помогите-ка мне, – попросил Бертон.

Вдвоем они повернули тело на спину, и Бертон сделал глубокий разрез в средней части бедра. Добрался до артерии толщиной в палец, но и там не осталось крови, только плотная красноватая масса.

– Невероятно…

Он сделал еще один надрез, на этот раз в области грудной клетки. Обнажил ребра и оглядел кабинет доктора Бенедикта: не попадется ли на глаза какой-нибудь очень острый нож. Нужен был остеотом, инструмент для иссечения кости, но такого нигде не попалось. В конце концов он взял зубило, то самое, которым был вскрыт спутник, и с его помощью перерубил несколько ребер, открыв сердце и легкие. Опять-таки никаких признаков кровотечения!