Рыбалка в море демонов

Майкл Ши

Рыбалка в море демонов

Предисловие Шага Марголда к повести «Рыбалка в море демонов»

Кайрнгем, откуда несчастливая звезда Ниффта и Барнара завела их прямиком в первичный подземный мир, настолько же однороден в этническом отношении, насколько другие два континента разнородны. Нельзя сказать, что расовое разнообразие отсутствует здесь совершенно. По периметру Шормутских Ворот – огромной бухты на его восточном побережье – обитают представители самых разных народностей. Но в основном континент заселен кайрнцами, народом скотоводов, выходцами с южной оконечности Люлюмии, что за морем Катастора.

Кайрнцы переселялись в Кайрнгем в два этапа, с интервалом примерно в четыреста лет. Обе волны переселенцев принял на себя юго-восточный берег континента, занятый почти исключительно роскошными пастбищами, что тянутся на триста лиг от линии прибоя до самых Иконных гор на востоке. Именно эта земля пологих холмов, перевитых лентами полноводных рек, и носит название Кайрнлоу Изначальный. Территория эта как нельзя лучше приспособлена для скотоводства. Кайрнцы, которые завладели ею с самого начала, ни за что не хотели делить ее со своими родичами, прибывшими позднее, да, собственно, им и не пришлось идти на такую жертву, ибо их собратья – более многочисленные и жадные – прогнали их с исконных земель на северо-западное нагорье, холодную, каменистую, засушливую часть континента, известную ныне как Поздний Кайрнлоу.

Кайн Газер находится в Позднем Кайрнлоу, неподалеку от гор Костяного Топора, северного отрога Иконного массива. Как и другие города этих мест – Белый Язык, Косая Балка, Подворье Бейла, – он вырос на месте бывшего скотного рынка на берегу реки, выстроенного на скорую руку специально для продавцов и покупателей, не расположенных задавать слишком много вопросов о происхождении и прежних владельцах стада. Так же как их соседи, жители Кайн Газера даже в нынешний период умеренного процветания сохраняют пристрастия и склонности основателей города: опустошительные набеги, скотокрадство, споры из-за границ пастбищ, кровная вражда процветают в поселениях Позднего Кайрнлоу и поныне, что вполне понятно. Травы в этих местах немного, зимы холодные, и здешним скотоводам, чтобы не дать своим животным умереть с голоду, приходится постоянно кочевать с одного пастбища на другое. Только исключительная неприспособленность этого края к каким-либо другим видам деятельности да еще, если можно так выразиться, культурное упрямство позднекайрнлосцев заставляют их придерживаться традиционного занятия. Несмотря на все их усилия, пятнистые круторогие и карликовые быки – вот единственные породы скота, которые им удается разводить здесь, да и то с относительным успехом, тогда как в Кайрнлоу Изначальном процветают и эти породы, и еще четыре других: гнуторогие паломино, кресторогие, титаноплоды и джабобо (о которых более подробно чуть позже). Но если бы одной только бедности и тяжелых условий жизни было недостаточно для того, чтобы превратить обитателей Позднего Кайрнлоу в скотокрадов, это сделало бы непроходящее чувство горечи, владеющее ими с момента утраты исконных земель. Разумеется, не стесняются они грабить и друг друга, однако не только самую богатую добычу, но и уважение сограждан во все времена приносили набеги на стада узурпаторов.

Один из аспектов исторического конфликта – а именно вопрос о джабобо – оказался судьбоносным для обеих кайрнлоских наций, ибо послужил косвенной причиной их рискованно частых контактов с королевствами демонов. Ошибка Уимфорта и последовавшее за ней похищение, которое и заставило Ниффта и Барнара предпринять опасную экспедицию, в высшей степени показательны для образа мыслей, превалирующего в Кайрнгеме, а посему причина возникновения последнего заслуживает более пристального внимания.

Джабобо процветают в Кайрнлоу Изначальном, как нигде в мире. Это крупные квазидвуногие животные, размеры которых в два раза превышают человеческие. Они чистоплотны (моются на манер кошек), у них короткие мордочки, маленькие ушки, и, не считая толстых хвостовых обрубков и массивных бедер, во всем остальном они мало отличаются от человека. Ценятся они из-за своего молока, а не из-за мяса, поэтому самцов обычно в стаде не больше, чем это абсолютно необходимо для поддержания численности поголовья. Самки обладают чрезвычайно хорошо развитыми молочными железами, которые, если так можно выразиться, в высшей степени приспособлены для непосредственного использования людьми. Чувство общности со своими питомцами, испытываемое пастухами этих стад, как вы можете себе вообразить, чрезвычайно высоко. Не хотелось бы заострять на этом внимание, однако нельзя не заметить, что культы джабобо – берущие начало в разнообразных ритуалах плодородия, неофициально практикуемых пастухами, – чрезвычайно распространены сегодня в Кайрнлоу Изначальном. Выделяются особые священные стада, а ритуалы, в которых они принимают участие, имеют, по сообщениям многих источников, возможно достоверным, как дионисийские, так и приапические черты. (Местные циники именуют эти стада «священными сералями».) Доходили ли до подобных крайностей предки нынешних обитателей Позднего Кайрнлоу, былые владельцы этого коровьего Эдема, вопрос спорный. Нынешние жители Кайрнлоу горячо отстаивают изначальную чистоту как самого культа, так и представлений, с которыми он связан, и, возможно, они правы. Но, во всяком случае, у них тоже были священные животные, потомки которых почитаются таковыми до сих пор и рассматриваются как религиозная собственность позднекайрнлосцев. Вот почему они считают практикуемые нынешними владельцами джабобо культы вопиющей профанацией древних верований, повседневно возобновляемым гнусным святотатством. И именно этот вопрос по сей день разжигает боль и ярость позднекайрнлосцев, вызванную потерей земель предков много веков назад. Именно в годы Первых Войн Джабобо они и начали, не удовлетворясь отмщением при помощи меча и огня, покупать магию в городах Шормута. Жители Кайрнлоу Изначального поспешили запастись оружием из того же сомнительного арсенала, и так было положено начало трехвековой магической перестрелке, которая не утихла окончательно до сих пор.

Не один наблюдатель обращал внимание на огромное количество находящихся в Кайрнгеме ворот, ведущих в подземный мир. Некоторые – к примеру Каменоломни Гиганта – сходны с Темным Путем в том, что их открыла человеческая небрежность, однако большинство из них возникали зловеще самопроизвольно, благодаря землетрясению, эрозии почвы, а то и удару молнии. Напрашивается очевидный вывод о том, что под континентом расположена зона повышенной демонической активности, вывод, не затрагивающий, однако, сути вопроса. Суть же заключается в том, что столетия безудержного и беспорядочного использования демонического могущества кайрнцами способствовали концентрации вечно готовой к нападению злой силы подземного мира в непосредственной близости от их страны. Народы Кайрнгема никогда не обладали никакой последовательной магической традицией, устной или письменной. Импульсивные и невежественные, они представляют широкое поле деятельности для всякого рода магов-недоучек, а то и просто недобросовестных торговцев заклинаниями, которые в больших количествах расплодились сейчас в городах Шормута. Такие «чародеишки» обладают, как правило, силами, достаточными для того, чтобы призвать демонов на помощь, но не настолько существенными, чтобы обеспечить полный контроль над опасными союзниками. В сущности, торная дорога, по которой демоны приходят в наземный мир, лежит через сердца людей; стремиться к обладанию разрушительным могуществом уже значит открывать ворота обитателям преисподней, из чего мы можем заключить, что сами основания континента Кайрнгем источены демоническими тропами и путями, как кусок гнилого дерева – червями, и все это по воле самих жителей, поддерживающих регулярные контакты с демонами.

Содержащая данный рассказ рукопись написана самим Ниффтом. Он говорил мне, что в данном случае его заставило взяться за перо чувство особой ответственности и желание воздать должное Гильдмирту, к которому он испытывает неизменное уважение и самую теплую привязанность. Пират, разумеется, тоже заслуживает отдельного комментария. Его родной город – Сордон-Хед, что на южном берегу Колодрии, – так же богат и одержим идеями об империи сейчас, как и триста лет тому назад, когда Пират осуществил там свою знаменитую аферу, чтобы финансировать путешествие в подземный мир. В сущности, хитрость, к которой прибег Гильдмирт, только доказывает, что он был истинным сыном своей родины как в коварстве, так и в предприимчивой жадности, ибо основой политики сордонитов всегда служил обман в сочетании с военной силой. Многие летописцы считают, что безжалостная двуличность обитателей этого морского города выше (или ниже) человеческих возможностей, и приводят в качестве доказательства легенду о том, что в жилах его основателей текла и демоническая кровь. Однако ничто, кроме опасной близости Водоворота Таарга – морских врат в подземный мир, проскользнув в которые Гильдмирт спасся от своих разъяренных сограждан, – не подтверждает справедливости данной точки зрения. Гораздо более вероятными представляются слухи о связях многих сордонитских семейств с грозными волшебниками Астригальской цепи, что к юго-западу от Великого Мелководья. Гильдмирт, по крайней мере, наверняка такие связи поддерживал, ибо представляется невероятным, чтобы он постиг искусство менять свое обличье где-либо в другом месте.

I

На заре нас растянули на дыбах. Механизм их довольно прост. Твои запястья и лодыжки прикрепляют ремнями к четырем углам вертикально стоящей рамы, и ты болтаешься посредине, как угодившая в паутину муха. Устройство обслуживают три палача. Двое вращают рукояти до тех пор, пока все твои конечности не выскочат из суставов. Тогда в дело вступает третий: огромными ножницами для подстригания живых изгородей он делает глубокие надрезы вокруг разошедшихся суставов. После этого рукоятки снова начинают крутиться, и так продолжается до тех пор, пока конечности не оторвутся от тела по линиям надреза. Палачи меняются несколько раз. Самым высоким классом считается, когда туловище отделяется от всех четырех конечностей одновременно. Воров в Кайн Газере не жалуют.

Дыбы стояли во дворе дома Повелителя Кнута города Кайн Газер. Размерами двор нисколько не уступал городской площади, поскольку Повелитель Кнута славился своим богатством. В этом смысле у них с городом было много общего, именно потому мы туда и пожаловали. Что же касается происхождения этого богатства, то всякий, у кого есть нос, мог о нем догадаться. Даже здесь, среди украшенных мозаикой стен, выложенных каменными плитками садовых дорожек, кедров в кадках и цветочных вазонов воздух представлял собой коктейль из утренней свежести и ароматов коровьего навоза и конской мочи. Источником запаха служили, возможно, многочисленные коррали и скотные дворы, окружающие город, а может, и сами горожане, что собрались поглазеть, как нас будут четвертовать.

Честно говоря, настроение у меня было препоганое. Я не видел никакого выхода из сложившейся ситуации. Приказ к началу казни будет отдан, как только первые лучи солнца ворвутся во двор, а восток уже рдел. На эшафот, где болтались мы, вскарабкался бейлиф. Развернув пергаментный свиток, он начал густым сочным голосом читать. Толпа притихла.

– Милосердный и могущественный лорд Камин, Повелитель Кнута города Кайн Газер, нижеследующим приговаривает северянина Ниффта, известного также под прозвищами Тощий Ниффт и Ниффт Проныра, и Барнара Чилита, называемого Барнар Бычья Спина и Барнар Рука-Молот. Лорд Камин судил так: вы оба – отъявленные разбойники, нераскаянные негодяи и подлые воры, которые вошли в город Кайн Газер и бродили по его округам, преследуя противозаконные цели; в момент ареста при вас были найдены орудия запрещенной магии; поэтому вы заслуживаете смерти. Вам предоставляется право последнего слова. Желаете что-нибудь сказать?

– Я хочу сказать три вещи, – отозвался я.

– Говори, – разрешил бейлиф.

– Во-первых, – выкрикнул я, – выражаю свое сожаление по поводу того, что мне довелось провести в этом городе всего лишь неделю. Будь этот срок немного побольше, я наградил бы всех мужчин Кайна такими рогами, что их коровы позавидовали бы. Увы, до сих пор мне удалось снабдить этим украшением не более дюжины из вас. Дело бы шло скорее, если бы от женщин Кайна не пахло скотным двором. Так же я был в состоянии обслуживать лишь двух-трех в день.

Пришедшим полюбоваться на казнь мои слова пришлись явно не по вкусу, хотя, признаться честно, особого волнения они не выказали. Правосудие в этих краях сурово, и местным жителям, надо полагать, не привыкать выслушивать предсмертные речи.

– Во-вторых, – продолжал я, – хочу поделиться со всеми вами уверенностью в том, что милосердный и могущественный лорд Камин – покрытый бородавками слюнявый кретин, чье огромное состояние – всего лишь игра случая, чей единственный талант заключается в способности энергично онанировать (любой рукой), и чьи родственники настолько похожи на жаб, что я просто диву даюсь, как они умудряются разговаривать друг с другом, сохраняя при этом серьезное выражение лица.

Это им понравилось больше. Тут и там в толпе раздались возгласы одобрения. Скотоводы – народ грубоватый, но законопослушный, хотя и не впадающий в трепет перед властями. Вообще-то, они симпатичные люди и вполне могут прийтись по нраву, правда при более благоприятных обстоятельствах.

– В-третьих, – закруглился я, – позвольте мне высказать искреннее восхищение Кайн Газером в целом. Никогда бы не поверил, что такой большой город можно построить фактически из ничего, из лошадиного навоза да коровьих лепешек!

Вот от этого многие просто взбесились. Жители Кайна отличаются чрезвычайно сильным патриотизмом. Признаюсь, я получил некое мрачное удовлетворение, задев их самое чувствительное место, пусть даже совсем чуть-чуть. Сомнительное, конечно, утешение для человека в моем положении, но я постарался выжать из него все возможное. Барнар заявил, что хочет сделать два последних замечания. Бейлиф дал ему разрешение. Мой друг выпустил мощную струю газов, после чего смачно плюнул бейлифу под ноги, так что тот отскочил в сторону, спасая сапоги. Край солнечного диска показался над оградой двора и швырнул лучи нам в лицо, точно копья. Бейлиф поднял руку. В ту же секунду большая двустворчатая дверь в особняке Камина на противоположной стороне двора распахнулась, и из нее выскочил герольд.

И тут я все понял. Было что-то невыносимо театральное в том, как герольд выбежал из особняка в самую последнюю минуту, крича:

– Стойте! Камин приказывает остановить казнь! Перед нами и в самом деле разыграли спектакль, и для кого же он был затеян, как не для нас с Барнаром? Камин хочет взвалить на нас какое-то поручение, трудное и опасное, а чтобы мы не вздумали отказаться, решил как следует запугать нас для начала.

II

Повелитель Кнута Камин был крупным краснолицым мужчиной. Театральные представления наверняка были его слабостью. Он сидел на стуле с высокой спинкой в приемной зале своего особняка; на нем было парчовое одеяние, шею его украшали несколько ожерелий из переплетенных золотых цепей. Их концы, лежавшие у него на плечах, напомнили мне воротник бойцового петуха, когда он не дерется. Так он и восседал, величественный и неприступный, пока в зале не набралось горожан достаточно, чтобы обеспечить внушительной процедуре его перемещения в вертикальное положение достойное количество зрителей. Тогда Камин, Повелитель Кнута города Кайн Газер, поднялся на ноги.

Когда впечатляющий спектакль подошел к концу и в зале после надлежащей паузы установилась полная тишина, Камин высоким, звонким голосом, чтобы хорошо было слышно всем присутствующим, обратился к нам с Барнаром, или, точнее, начал бросать в нас слова:

– Слушайте меня, чужестранцы! Ваша вина доказана, но вам сохранят жизнь. Это решение продиктовано отнюдь не стародевической сентиментальностью. Ваши преступные навыки и воровская смекалка необходимы для спасения жизни куда более достойной, чем обе ваши, вместе взятые. Готовы ли вы купить жизнь ценой собственной храбрости?

Да, говорил он красиво, ничего не скажешь! Я невольно задумался, а не достигло ли мое замечание, сделанное во дворе, его ушей в этом святилище? Но в конце концов решил, что скорее всего нет. Подручные редко бывают излишне откровенны с хозяином, столь очевидно влюбленным в самого себя. Придя к такому выводу, я отвесил ему безукоризненно изящный поклон, от которого загремели цепи у меня на ногах и руках.

– Что касается храбрости, Повелитель, то у нас ее не больше, чем необходимо простым недалеким смертным для того, чтобы свести концы с концами в этом мире. Ну а раз речь зашла о покупках, то, думаю, нелишне будет сначала поинтересоваться ценой, а потом уже отвечать «да» или «нет», что бы мы нам ни предлагали приобрести.

Как ни странно, мое вполне резонное замечание, похоже, застало Камина врасплох. Неужели он всерьез рассчитывал настолько запугать нас своей любительской постановкой, чтобы мы согласились на любое предложение, даже не спросив об условиях? Человек, уверенный, что смерть на дыбе – худшее из всех возможных испытаний, которые только могут существовать в мире, наверняка окажется ненадежным союзником в рискованном предприятии.

Нижняя челюсть Камина дрогнула и поползла вниз, когда он услышал мой ответ, а в глазах мелькнула тень страха, что он не сможет заручиться нашим согласием. Но он тут же опомнился и поспешил скрыть неуверенность под суровой гримасой.

– В подробности этой трагедии вас посвятит тот, чьи руки запятнаны виной за случившееся. Он и заплатит страшную цену, если… если кто-нибудь не спасет положение. А теперь отправляйтесь к Чарналу! Потом вас приведут на Совет и вы скажете, согласны или нет.

Пока нас вели по коридору к лестнице, Барнар шепнул мне:

– Он боялся, что мы откажемся. Работенка-то, видать, та еще, Ниффт.

Сомневаться в этом, похоже, не приходилось. Нас привели в боковое крыло особняка, где мы поднялись по лестнице на четвертый этаж и оказались у массивной двери под усиленной охраной: двое часовых внутри, двое снаружи. Войдя в нее, мы увидели сухопарого лысоватого человека, который, сидя за столом, пожирал завтрак. Не вставая, он кивнул нам. По всей видимости, именно его руки пятнала вина, хотя мы не заметили на них ничего, кроме масла и хлебных крошек. Они же густо усеивали и поверхность стола. Фигурой Чарнал сильно напоминал морковку: тело его сужалось от плеч вниз; ел он при этом за двоих. Довольно распространенный тип. Одет он был в дорогую, но крайне неопрятную и основательно поношенную тунику. Его клочковатая бородка и реденькие седые волосики на затылке торчали в разные стороны. Глаза у него были умные, но взгляд рассеянный. На меня он сразу же произвел впечатление человека, больше привыкшего к обществу книг, чем людей.

Старший из сопровождавших нас охранников велел Чарналу прекратить жевать.

– Уже заканчиваю! – торопливо откликнулся тот и закинул в рот остатки завтрака. Потом, облизываясь и отряхивая крошки с ладоней, поднялся на ноги.

Слабое утешение завтраком осталось позади, надо было возвращаться к собственному незавидному положению и к нам. Чарнал и впрямь пребывал в глубоком унынии, – это было видно по тому, как опустились его плечи, пока он обдумывал информацию, которую ему приказали сообщить нам.

Несмотря на это, он все-таки не забыл, что за утро мы пережили. Вытянув из-под стола табурет, он придвинул его ко мне, а Барнару указал на свою койку. Сам же, смахнув со стола последние следы трапезы, уселся на него, длинные его ноги почти доставали до пола. Сложив руки на коленях, он некоторое время мрачно смотрел на них. Затем поднял на нас глаза и заговорил:

– Ты – Ниффт Проныра из Кархман-Ра. А ты – Барнар Бычья Спина, Чилит. Меня зовут Чарнал, я из Дальней Корнувии. Вы – лучшие в своем ремесле, и в любом деле, что требует остроты ума и ловкости рук, являетесь признанными мастерами не только по обе стороны Агонского моря, но и в западных водах. Я же – посредственность в своей профессии, хотя она куда значительнее вашей. Я изучаю слова Силы. Я достаточно далеко заходил по тропам темного знания, чтобы понимать, что и как следует покупать у настоящих чародеев. Однако хватит о наших совместных возможностях, господа. Их с лихвой хватило бы для решения любой задачи, что под силу человеку. Но задача, которая стоит перед нами, превосходит человеческие силы.

Она невыполнима. И все же, признаюсь, передо мной забрезжила искра надежды. Способны ли вы в это поверить? Столь неискоренима человеческая глупость, столь…

– Прошу прощения, Повелитель Заклинаний Чарнал, – перебил его мой друг. – У тебя была возможность свыкнуться с обстоятельствами этого дела, но и мы в свою очередь тоже хотели бы пройти через потрясение первого знакомства с ними. Утро задалось изнурительное. Может быть, начнешь с простого изложения фактов?

Чарнал отвесил Барнару насмешливый поклон.

– Разумеется, ты прав. В конце концов, именно вам двоим придется вынести основную тяжесть этого предприятия. Моя жизнь зависит от вашего успеха, так что рискуем мы одинаково, но внизу окажетесь именно вы – ах, простите! Все дело вот в чем: надо вернуть человека, захваченного в плен демонами, из первичного подземного мира обратно в мир живых. Пленник – юноша по имени Уимфорт. Он – единственный сын Повелителя Кнута и мой прежний… наниматель. По счастливой случайности нам примерно известно его местонахождение. В этом нам повезло, но вот место, где он оказался, не самое удачное. Видите ли, Уимфорт вы звал боншаду. Она его и утащила. Боншады – это водные существа…

Чарнал продолжал смотреть на нас, удивленно вскинув брови. Барнар медленно кивнул:

– По-моему, я понял. Мальчик где-то на дне моря Демонов.

III

Чарнал показал нам миниатюрный портрет Уимфорта, принадлежавший его отцу. Сын Повелителя Кнута был красивым парнишкой лет шестнадцати. Высокомерный взгляд ясных глаз и дерзко вздернутый подбородок, подмеченные художником, вполне соответствовали истории, рассказанной Чарналом. Медальон кованого золота, куда был упрятан портрет, подтвердил нашу догадку о том, что градоначальник Кайн Газера без памяти любит своего сына и все ему прощает. Неудачливый знаток Слова упомянул об этом лишь вскользь, не решаясь высказываться более откровенно в присутствии людей Камина.

В последние три года Уимфорт получал от отца столь значительное содержание, что денег с лихвой хватило на довольно обширное знакомство с искусством Силы. Разумеется, настоящих глубин юнец так и не достиг, ибо истинное понимание оплачивается полновесной монетой усердного труда и долгих размышлений. Однако он нанял себе в помощь Чар-нала и под его руководством пролистал несколько трудов по магии. Кроме того, он вменял в обязанность наставнику доставать для него и другие книги, о которых он узнавал из разных источников. Большую часть этих по-настоящему серьезных работ Чарнал не стал бы рекомендовать вниманию столь легкомысленного молодого человека, как Уимфорт, однако каждый раз уступал желаниям своего ученика, правда лишь до тех пор, пока они соответствовали его принципам. В Корнувийской Академии, где его разыскали агенты Уимфорта, он не заработал бы и половины тех денег, что платил ему сын богатого скотопромышленника. И тем не менее академик регулярно доводил своего ученика до бешенства, наотрез отказываясь помочь в исследовании особенно опасных областей магического искусства.

После каждой такой стычки с учителем Уимфорт, как правило, отказывался от своих изначальных намерений. Никакого плана или программы обучения юноша, разумеется, не терпел, однако даже в результате своих поверхностных и несистематизированных занятий он понял, что между различными аспектами чародейства существуют множественные и весьма сложные взаимосвязи. Он был упрям. Чарнал давно догадался, что каждый раз, когда мальчик нехотя уступал его доводам, про себя он давал зарок во что бы то ни стало прийти к желанной цели другим путем. Пока же ему приходилось считаться с принципами своего наставника, ибо другого выхода у него не было.

Его дебютным выступлением стал компромисс, на который Чарнал вынужден был согласиться, отвергнув предварительно несколько куда более безумных проектов. Мальчику хотелось непременно поразить воображение и вызвать трепет в сердцах сограждан, и это ему удалось. Голова его была битком набита дешевой романтикой баллад о диком прошлом Кайн Газера, когда неистовые стада вихрем проносились по грязным улицам и скотным дворам города, и свое первое волшебство он намеревался посвятить той эпохе. И вот однажды ночью, в полнолуние, они с Чарналом отправились в ту часть города, где испокон веку забивали скот. Там начинающий маг нараспев произнес мощнейшее заклинание призывания духов мертвых. И они ответили на его зов, тысячами прянув из пропитанной кровью земли, – духи всех до единого животных, когда-либо расставшихся с жизнью на скотобойнях Кайн Газера и в его окрестностях. Покорные воле пробудивших их от сна чародеев, призрачные стада грохочущей лавиной хлынули на улицы города.