Живые мертвые

Симеон укоризненно покачал головой.

– Ну куда его понесло из постели, с таким-то жаром. – Он открыл дверь, там стояла Кристия (хорошо что снаружи, а не в комнате). – Позови кого-нибудь из слуг, пусть отнесут его назад к себе.

Найл, наклонившись над братом, положил руку ему на лоб. Удивительно: температура совершенно нормальная. Спустя секунду Вайг открыл глаза и, поднатужившись, сел. Симеон пытался проявить заботу, но Вайг сердито тряхнул головой:

– Оставьте меня. Со мной все в порядке.

– У тебя был обморок, – сообщил Симеон.

– Ничего у меня не было. Просто запнулся и упал.

Минуту спустя в комнате появилась Кристия в сопровождении двух дюжих грузчиков с кухни. Когда Вайг вскарабкивался на ноги, она пыталась помочь, но он сердито ее оттолкнул.

– Пошла прочь. Со мной все в порядке. Девушка умоляюще посмотрела на Симеона.

– Доктор советует, чтобы вы вернулись в постель. Найл коснулся руки брата.

– Прошу тебя, послушайся.

Просьба возымела действие. Вайг неохотно кивнул и двинулся к дверям, следом за ним Кристия. Но при выходе – от Найла не укрылось – он бросил вороватый взгляд в сторону кровати.

– Ты думаешь, с ним будет все в порядке? – спросил Найл.

– Да, наверное. На него временами находит какое-то забытье. Но, по-моему, это не очень серьезно. Кристия, надеюсь, уговорит его остаться в постели.

Найл повернулся к Джарите, стоящей в дверях.

– Найди мою мать и попроси ее сходить к брату. Скажи, чтобы заставила его отдохнуть.

Натягивая на девушку одеяло, он обратил внимание, что румяней с ее щек сошел, а дыхание стало таким слабым, что едва уловимо.

– Я пошел обратно в больницу, – сказал Симеон. – Ты идешь?

Найл думал остаться с Вайгом и поэтому замешкался. Но затем решил, что польза здесь от него небольшая.

– Хорошо, идем.

Когда зашагали по коридору, навстречу вышла Нефтис.

– Господин, с вами хочет поговорить советник Бродус. Он дожидается внизу.

– Сейчас иду.

– Этот Бродус жуткий зануда, – вполголоса заговорил Симеон. – Дашь ему волю – задержит тебя на час.

Бродус стоял в передней возле камина, грея руки. Возле него топтался небольшого роста лысоголовый человечек, в котором Найл признал члена Совета от Диры. Когда Найл спустился, оба застыли в почтительном поклоне. Бродус тихо сиял, очевидно, неимоверно довольный своей персоной.

– Господин правитель, я сделал открытие чрезвычайной важности.

– Насчет убийц Скорбо?

– Да, господин правитель. Я выяснил, где они скрывались.

– Отлично! Где?

– Дом в квартале рабов.

Найл поглядел на лысого коротышку, неловко переминающегося с ноги на ногу; Найл помнил его как одного из самых немногословных членов Совета.

– А что твой коллега?

– Ах, да, Фергус… – протянул Бродус скучливо. – Ты помнишь советника Фергуса?

– Разумеется. – Лысоголовый неуклюже поклонился. – А какую роль в этом открытии играли вы, советник?

– Я… п-провел вечер и ночь в квартале рабов, спрашивал о незнакомцах. – У коротышки был небольшой дефект речи, и это вгоняло его в краску, даже лысая макушка рдела, когда он говорил. – Т-там запомнили троих мужчин и женщину, живших в доме возле реки. Дверь была з-заперта, но мне удалось взломать замок. В д-доме было пусто…

– Иначе и быть не могло, – кивнул Найл.

– Но можно б-было определить, что там жило несколько ч-человек. И они не были рабами.

– Как вы это определили?

– У них было слишком м-много одежды. У рабов, в основном, к-кроме своего рубища, ничего нет.

Было видно, что коротышка и рассудителен, и сметлив. Тут Бродус, определенно изнывавший от ревности к коллеге, торопливо перебил:

– Все наверняка было спланировано очень тщательно. Они выбрали дом возле реки, зная, что рабы боятся крыс. Я специально выезжал на место и уверен, что эти люди не были рабами.

– Молодцы. Я вынесу вам обоим благодарность на следующем заседании Совета.

Коротышка смущенно потупился, зато Бродус довольно осклабился.

– Господину правителю угодно, чтобы мы сопровождали его на место?

– Спасибо, сейчас не могу, дела. Но кое о чем я вас хотел бы попросить. Сходите в обиталище Смертоносца-Повелителя и спросите там Сидонию, старшую служительницу. Скажите ей, пусть вышлет к тому дому стражу, чтобы никто до моего прихода туда не входил.

– Будет сделано, господин правитель. – Бродус склонился с удивительной для своей комплекции грациозностью.

Симеон, дождавшись, когда за ними захлопнется дверь, заметил:

– Ты, безусловно, понимаешь, как оно было на самом деле? Коротышка сделал всю работу, а Бродус желает заполучить все почести.

– Какая мне разница – почести, не почести. Может, это и есть прорыв, которого мы так ждали.

День выдался такой же солнечный, хотя в северном ветре чувствовалась колкость, Холодно-синий простор неба был наполнен пушистыми как вата белыми облаками. На окружающей башню траве лежало несколько пятен уцелевшего покуда снега – и тот уже весь был истоптан следами. А чуть изогнутый шпиль Белой башни по-прежнему покрывал толстый слой снега в форме козырька. На их глазах изрядная его часть, соскользнув, вдребезги разбилась о землю.

С угла главного проспекта было видно, как из обиталища Смертоносца-Повелителя вышла Сидония и подошла к Бродусу и Фергусу, дожидающимся на тротуаре под недвижным взором двух бойцовых пауков.

– Ты в самом деле решил, что без стражи не обойтись? – спросил Симеон, лукаво улыбнушись. – Или просто хотел отослать Бродуса с глаз долой?

– Нет, я теперь напрочь исключаю всякий риск. Мне кажется, недооценивать врага было бы ошибкой. Он постоянно опережает нас на пару шагов.

– Мне сдается, пока у тебя все идет как надо.

– Да, – согласился Найл, – пока удача нам сопутствует. Но все может непредсказуемо измениться, пока мы не выясним, кто этот человек и к чему стремиться.

– Ты уверен, что это именно человек? – серьезным тоном спросил Симеон.

– А кем же еще ему быть? – недоуменно ответил Найл, застигнутый врасплох таким вопросом.

– Ты называл его магом.

– А маг что, не человек? Симеон покачал головой.

– Моя бабка – упокой богиня ее душу – говаривала, что существуют сверхъестественные существа трех рангов. Есть боги-творцы, создавшие Землю. Потом идут духи природы, которым нет дела ни до чего, кроме деревьев, озер и гор. Наконец, есть чародеи, стоящие на полпути между богами и людьми. Твой маг, сдается мне, относится именно к ним.

Всю эту небыль о богах и духах природы Найл выслушивал безо всякого удивления. Он привычен был к тому, что даже слуги жуков-бомбардиров принимают ее за чистую монету. Он и сам, по сути, думал примерно так же, пока его образованием не занялся Стигмастер.

– Все равно я не верю, что он – сверхъестественное существо.

– Тогда кто же он?

– Человек. Злобный, безжалостный, но все же человек. Симеон поглядел искоса.

– Ты говоришь таким тоном, будто знаешь о нем все.

– Мне кажется, я даже видел его раз, – открылся Найл. Симеон уставился на него в изумлении:

– Да ты что?

– Во сне, во сне, конечно, – поспешил объяснить Найл.

– И как он выглядел?

– Вот такая борода, вилкой, – Найл попытался передать форму, растопырив пальцы под подбородком, – и лицо скрыто под черным капюшоном.

Симеон кивнул с серьезным видом.

– Да, в самом деле, похоже на чародея. Бабка рассказывала, что они вдвое умнее человека и вдвое злопамятнее. Уж лучше, говорила, дразнить очковую кобру.

При этих словах в душе у Найла возникло чувство, будто на солнце надвинулась туча. Остаток пути к больнице они проделали молча, каждый занятый своими мыслями.

У бокового входа стояли две четырехколесные повозки, одна пустая, другая загруженная тремя телами в коконах из паутины. Найл обратил внимание, что пешеходы при виде коконов отворачивают глаза и убыстряют шаг, словно боясь оскверниться их видом. Да, стало быть, в этом городе большинство по-прежнему предпочитает не знать о секретах бывших своих хозяев. Сверху из протянутых через улицу тенет на коконы с любопытством поглядывал паук-охотник в бурую и черную полоску, должно быть, недоумевая, кому это взбрело в голову почем зря выбрасывать такие порции отменного кушания. Со двора вышел дюжего вида работник, перекинул кокон через плечи, как мешок картошки, и понес его внутрь.

Бесчувственные тела были разложены на узких столах в просторном помещении по соседству с женской палатой. Рослый молодой мужчина с темными волосами до плеч вспарывал кокон огромными ножницами. У Найла при их виде чуть щипнуло в темени; в целом они смотрелись как те, из сна.

– Мне кажется, вы с Фелимом еще не знакомы, – сказал Симеон. – Это Фелим, мой племянник и ассистент.

Найл с Фелимом сомкнулись предплечьями. Красавцем этого молодого человека назвать было нельзя, но его глубоко посаженные глаза и неправильной формы нос выдавали недюжинную твердость характера. У него были твердые ладони и открытая дружелюбная улыбка. Найл втайне был рад, что тот не сделал попытки поклониться.

– По службе есть что сообщить? – осведомился Симеон.

– Разве только это. – Фелим подступил к телу мужчины в тунике раба и, вытянув, показал висящую у того на шее цепочку. – Никто не скажет, что это? – Он помотал кулоном между большим и указательным пальцем.

Найл с Симеоном переглянулись.

– Еще такие не попадались? – спросил Симеон.

– Нет, – Фелим показал головой. – Так что это?

Симеон стянул с ног у мужчины распоротый кокон, сбросил одну за другой сандалии. Когда раздвинул пальцы на ногах, Найл увидел зарубцевавшийся шрамик в месте, где перепонка была разделена.

– Это передающее устройство, – объяснил Найл. Фелим смотрел, ничего не понимая.

– Ты шутишь? – И тут он, чуть заметно вздрогнув, выронил кулон.

– Ты чего?

– Да так, ничего. – Он осмотрительно коснулся кулона кончиком пальца. – Мне показалось, он колется… Найл подобрал вещицу – абсолютно инертная. Фелим повернулся к дяде:

– Да что здесь, черт возьми, творится? (в голосе сквозило раздражение).

– Он здесь всего пару часов, – пояснил Найлу Симеон. – Я еще не успел всего рассказать.

Взяв у Фелима ножницы, он примерился и начал разрезать тунику на рабе – судя по виду, мужчине лет тридцати. Дыхание у того было слабым, но размеренным. Порода та же, что и у остальных – нос клювом, морщинистый лоб, на редкость крупный чувственный рот и покатый подбородок – впрочем, хотя и покатай, но как-то не передающий впечатление слабости. Фигура рельефная, с твердыми мускулами, но кожа очень уж бледная. На груди и ногах курчавился густой черный волос, придающий ему сходство с животным.

Симеон, потянувшись к волосатой груди, снял оттуда небольшой бурый ошметок, похожий на сухой листик.

– Что это? – спросил Фелим.

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Симеон, подавая ему ошметок. Фелим взял, посмотрел, нюхнул.

– Водоросль, что ли? Он где-то плавал?

– Вот это все нам бы и хотелось выяснить, – сказал Симеон.

Найл пристально смотрел на неподвижное лицо и желтые зубы, видневшиеся в полуоткрытом рту. Положив руку на холодный, влажноватый морщинистый лоб, он испытал странную неприязнь. Затем, даром что на виду у всех, отрешился от мыслей и слился умом с сознанием спящего. Ощущение было странно знакомым, будто заимствованным из прошлого опыта: незаметный выход из собственной сущности и слияние с посторонней. Вокруг образовалась некая пустота, это было все равно что зависнуть среди бездны. Найл невольно схватился за край стола, чтобы не упасть. Через несколько секунд ум вроде как освоился с пустотой. Темнота сделалась привычной; местами ее перемежали тусклые вспышки, подобные зарнице или сполохам молний. У Найла возникла неосознанная мысль, что все это как-то связано с электрической активностью человеческого мозга. Затем, к удивлению, последовал звук, напоминающий отдаленный громовой раскат. Секунду спустя через темноту стал цедиться бледно-голубой свет; вернее, мерцание. И тут послышался еще один громкий раскат. Взору открылся пейзаж – странный, смутный, видимый как бы с огромной высоты. Найл затаил дыхание, внезапно охваченный уверенностью, что сейчас откроется нечто важное.

И тут один за другим последовали два события. Найла на миг одолела гнусная тошнота, будто от дурного запаха – ощущение примерно такое же, как при прощупывании убийцы Скорбо – и почти одновременно сознание Найла точно взрывом было вышвырнуто наружу из сущности незнакомца – как камень, брошенный в воздух рукой атлета.

В глазах резко заломило и тошнота ударила по солнечному сплетению упругим, тугим комом. Молча смотревшие за Найлом Симеон и Фелим увидели, как он поперхнулся дыханием и покачнулся. Фелим успел подхватить, когда у Найла подогнулись колени.

Открыв глаза, он понял, что лежит на одном из узких столов, а Фелим щупает ему пульс. Голос Симеона зазвучал неподалеку:

– Он мертв.

– Кто, я?

– Нет, он мертв, – Симеон указал на мужчину. Найл заставил себя сесть, превозмогая поднимающуюся из желудка тяжелую тошноту, и снял ноги со стола, поддерживаемый под локоть Фелимом. Остекленевшие глаза мужчины бездумно пялились в потолок. Челюсть откинулась, а волосатая грудная клетка застыла, перестав подыматься и опадать.

Найл протяжно застонал и хватил себя по лбу кулаком.

– Ну и кретин же я! – рванул цепочку у трупа с шеи, он с досадой швырнул ее в угол.

Фелим недоуменно повел плечами.

– Да скажет мне хоть кто-нибудь, что здесь происходит?

– Я угробил его по дурости, вот что, – горько сказал Найл.

Симеон положил руку ему на плечо.

– В том не было твоей вины.

– В том-то и дело, что была. Мне надо было сначала снять кулон.

– Но кулон его даже не касайся, он свешивался на стол.

– Какая разница, – Найл поглядел сверху вниз на желтозубого мертвеца, – Он может убивать на расстоянии.

– Кто? – спросил Фелим.

– Тот, кто его послал. Маг.

Фелим посмотрел на Найла с неподдельным изумлением.

– Да ну? Настоящий?

– Я все, когда надо, объясню, – торопливо вмешался, Симеон.

– Но…

– Сейчас не время этим заниматься. Фелима, по всей вероятности, одолевала тревога.

– Я бы все-таки хотел знать, что его убило.

– Если тебе нужна моя догадка, то пусть будет сердечный приступ. – Симеон протянул руку и опустил веки на выпученные глаза.

– А я думал…

Симеон оборвал его, бесцеремонно махнув рукой.

– Давайте прежде снимем остальную паутину. Я хочу видеть, есть там еще кулоны или нет.

Через десять минут шелковистая кисея была снята с остальных тел. Всего тел было четырнадцать, и судя по одежде, Скорбо с дружками добывал съестное в городе пауков. Особенно заметно по лицам: черты у всех одновременно и броские, и вместе с тем какие-то вялые – породистость и тупость, полулюди-полускот. Трое были из сословия слуг. Четверо женщин, семеро юношей и девушек, из которых некоторые едва достигли подросткового возраста. У каждого (Фелим указал) на плече или на шее имеются следы клыков – свидетельство, что любители человеченки накидывались сверху.

Все это время Найлом владела гневливая досада; он по-прежнему клял себя за неосмотрительность. Когда было покончено с последним коконом, Фелим подытожил:

– Кулонов больше нет.

Симеон высказал вслух то, что было на уме у Найла:

– Значит, в живых у нас остается одна только девушка. Надо беречь ее как зеницу ока.

– А еще лучше сделать как-нибудь так, чтобы она очнулась.

– Как насчет гадючьей сыворотки? – поинтересовался Фелим.

Симеон подумал.

– Слушай, а ведь может, и получится. Во всяком случае стоит попробовать.

– Что еще за сыворотка? – переспросил Найл.

– Противоядие от яда рогатой болотной гадюки. Я ее создавал, вводя яд под кожу лошади, пока у той не выработался иммунитет. Это однажды спасло мою жену в Великой Дельте. Яд болотной гадюки действует примерно так же, как и паучий яд – от небольшой дозы наступает паралич, от большой – смерть.

– А мы ее тем самым не убьем?

– Да ну, что ты. Яд в сыворотке уже нейтрализован. Если на то пошло, мы могли бы ее вначале опробовать на одной из этих спящих красавиц. – Он повернулся к Фелиму. – Помоги-ка мне подыскать кого-нибудь с хорошим, стойким пульсом.

Фелим пощупал запястье девушки, лежащей по соседству.

– Может, эту?

Симеон взял другое ее запястье, деловито кивнул. Затем приподнял ей веко и тихонько коснулся кончиком пальца глазного яблока. Найлу показалось, что второй глаз, под закрытым веком тоже слегка шевельнулся.

Из деревянного ящичка-аптечки Симеон вынул предмет, в котором Найл узнал шприц. Шприц он видел впервые, но урок истории в Белой башне открыл ему их существование. Симеон догадался, о чем он думает.

– Я тоже никогда ими не пользовался. – Он протянул шприц Найлу, чтобы тот получше рассмотрел. – Красота, правда? Всего один такой мог бы спасти моему отцу жизнь. А теперь их у нас под сотню штук.

– Двенадцать дюжин, – послышался голос. В дверь вошел паренек лет четырнадцати. Волосы у него были коротко подстрижены, в остальном же – вылитый Фелим.

– Что, нашел еще? Молодчина. – Симеон положил руку пареньку на плечо. – Это мой племянник Бойд, юный гений механики, разбирается лучше всех в семье.

– А угадай, что я еще нашел? – живо спросил Бойд. – Электрический генератор! Здорово, правда? Фелим смешливо фыркнул.

– Может, было бы здорово, если б нам от этого электричества имелась какая-то польза.

– Польза? – в голосе паренька чувствовалась уязвленность. – Что значит, «польза»?

– Ну скажи, на кой он тут ляд, – усмехнулся Фелим.

– Ну, для начала, осветил бы эту комнату; это уже кое-что. Генератор-то аварийный. У тебя что, в голове совсем уж темный лес? – было видно, что братья при случае не прочь поддеть друг друга.

– Не обращай внимания, – сказал Симеон пареньку, – Я думаю, это прекрасная находка. А что там еще у тебя?

Бойд держал гибкую металлическую ленту бледно-золотистого цвета.

– Точно не знаю. Наверное, или бипартитный энцефалоскоп, или аппарат Галлстранда. Я думал, может, ты знаешь.

Фелим взял ленту у брата.

– По мне, так это просто надо напяливать на голову.

Действительно, лента была вроде той, которую носит Мерлью, чтобы держалась прическа. Вместе с тем было что-то чарующее в ее золотистом поблескивании и изяществе этой металлической полоски.

– Пошел бы да поискал название в Большой медицинской энциклопедии, – подал идею Симеон. – Ты уже закончил распаковывать?

– Куда там! Там еще целая груда.

– Тогда иди и доканчивай. Мы скоро подойдем.

– Ты не хочешь за компанию? – спросил Бойд, впервые поворачиваясь к Найлу.

– Нет, он остается с нами, – решительно сказал Симеон. – Иди, заканчивай с разгрузкой.

Бойд, покосившись на Найла, скорчил кислую мину. Когда он уносился по коридору, Фелим с шутливой сокрушенностью сказал:

– Головушка у моего братика светлейшая, но докучать любит ужасно.

Паренек вообще-то сразу пришелся Найлу по душе; глаза у того светились разумом.

Симеон уже осматривал предплечье девушки.

– Давай гадючью сыворотку.

Фелим подал стеклянный флакончик, наполненный желтоватой жидкостью. А когда Симеон уже наполнил шприц, Найл вдруг испытал нехорошее предчувствие.

– Может, для начала попробуем дозу поменьше? Симеон пожал плечами.

– Ничего страшного быть не должно. А, в общем, ты прав, ни к чему понапрасну изводить сыворотку. – Он утопил плунжер, и часть жидкости стекла обратно во флакончик.

Найл посмотрел сверху на лицо спящей девушки. Хорошенькая, темноволосый подросток со смугловатой кожей и полными губами. Было что-то на редкость привлекательное в ее безмятежности. Почти сам того не сознавая, Найл своим сознанием проник через лицо в ее спящий мозг. Это было равносильно погружению в море забвения, полное отсутствие бытия. Хотя через призму бесчувственности Найл продолжал сознавать свое собственное гело, стоящее сейчас у изголовья и смотрящее сверху вниз. Но свою сущность он сознавал не как всегда, а словно сталвдругноворожденным, бездумно глазеющим на мир.

Одновременно с тем потусторонность смутно освещалась вспышками наличия жизни, напомгнающими слабый проблеск рассвета на горизонте. Это было спящее сознание девушки, смутное сознавание собственного тела и комнаты, в которой она лежит. Это зыбкое, едва уловимое чувство жизни стало сразу же более отчетливым, стоило Симеону ввести ей в вену иглу и утопить поршень шприца.

– Ты понимаешь, – сказал Симеон, – что эта вот штуковина пускается в ход впервые за тысячу лет?

От его голоса Найл чуть вздрогнул и пришел в себя. Было отрадно воссоединиться с собственюй сущностью и вновь осознать, что он – Найл, а не безымянный бесплотный фрагмент.

Втроем они молча смотрели на лицо лежащей девушки, на то, как поднимаются и опадают холмики ее грудей. Примерно через минуту ее дыхание участилось, и на щеках пятнами проступил румянец.

– Действует, – коротко сказал Фелим. Симеон покачал головой.

– Не спеши с выводами.

Когда он это сказал, Найл еще раз вошел в ум девушки. Едва это сделав, он понял: что-то не так. Сразу стало как-то неуютно, душно, вены будто жгло. Волна горячки настолько выбивала из равновесия, что Найл поспешил выйти.

Девушка теперь дышала часто, как в лихорадке, и лицо Симеона постепенно приобретало озабоченное выражение. Фелим, протянув руку, осторожно поднял ей веко. Открылся мечущийся по глазу зрачок; впечатление неприятное, будто смотришь на затравленное животное. Симеон, подержав запястье девушки, качнул головой.

– Ты был прав. Слава Богу, я не дал ей дозу покрупнее.

– А что случилось?

– Не знаю. Может взялись противоборствовать два нейротоксина.

Филим вынул из аптечки еще один флакончик.

– Как насчет белладонны? Симеон яростно замотал головой.

– Что ты, это смерть! Атропин стимулирует сердце, а у нас пульс и так уже сто тридцать. Гиоцин бы еще куда ни шло, но я больше не хочу рисковать. – Он опустил запястье. – Думаю, все нормализуется.

Но у Найла, сознающего горячечную сумятицу в мозгу девушки, оптимизма было меньше. Даже при стороннем взгляде на ее сознание возникала жгучая жажда и невольное желание кинуться в ледяную воду.

– На данный момент поделать ничего нельзя, – сказал Симеон. – Давайте сходим посмотрим, как там дела у Бойда.

Было облегчением последовать за ним из комнаты. Лишь оставив за собой полкоридора, никак не раньше, Найл почувствовал, что жжение унимается.

В большой комнате наверху еще недавно работали плотники, и там пахло свежеструганным деревом и мастикой. Пять ящиков из хранилища стояли теперь у стены; пол и длинные узкие столы были заставлены всякой всячиной, от рулонов бинтов и ваты, до странного вида медицинских приборов, чем-то напоминающих те, что доводилось видеть в зале Белой башни.

Бойд увлеченно поддевал ломом крышку на ящике. Он указал на большую коробку на полу:

– Электронный микроскоп. Знаешь, во сколько раз увеличивает? – Фелим покачал головой. – В полмиллиона! А это, – он указал на блестящее хромированное устройство, лежашее на столе, – компаративный микроскоп, – он коснулся кнопки у основания прибора, и вспыхнул мелкий, но удивительно яркий огонек, ответив предметное стекло.

– Отчего оно зажглось? – недоуменно спросил Фелим.

– От батареи, разумеется. – ответил Бойд с усмешечкой. – К двадцать второму веку изобрели батареи емкостью в тысячу вольт. – А как вам это?

– Он взял со стола черную трубку и нажал на кнопку; на противоположную стену упал мощный сноп света. Трубку Бойд навел на лицо Фелима и покрутил у основания; свет был таким ослепительным, что Фелим прикрылся руками. – Ну не чудо, а? Аварийная подсветка для операционной. А на это – взгляните! – Он открыл пластмассовую коробку и выташьл оттуда плоский приборчик с ручкой посреди основания. Приборчик был квадратный, сантиметров тридцать, и сделан, казалось, из матового стекла.

– Что это?

– Переносной рентген. – Он повернулся к Найлу. – Положи-ка руку на стол.

Найл безропотно подчинился. Бойд установил над ней стекло, затем нажал на выключатель. Стекло зажглось зеленоватым светом. Найл с изумлением смотрел, как плоть на глазах исчезает и обнажается кость. Бойд довольно хмыкнул и подставил приборчик к лицу Фелима; вместо лица немедленно возник оскаленный череп с пустыми глазницами. Когда Фелим начал отводить голову, Бонд сказал:

– Погоди еще минутку. – Обеими руками он потянул ручку. Череп Филима начал постепенно облекаться плотью – не обычной, а студенисто прозрачной, через которую ясно просвечивали все жилы и артерии. Внутри черепа можно было различить очертания мозга.

– Вот видишь, дядя, а ты говоришь! У Фелима, оказывается и в самом деле есть мозги. – Он ловко увернулся от шутливого удара Фелима.