Сад нашей памяти

– Нисколько. Давай, Коултон!

Либби подняла к лицу камеру. За объективом она всегда чувствовала себя спокойнее и увереннее, как будто он создавал некий барьер между ней и прочим миром. Когда люди смотрели в объектив ее фотоаппарата, они больше поглощены были собой и переставали замечать ее.

Делая снимок за снимком, Либби сместила ракурс, прослеживая поток солнечного света, падающий из-за полога листвы. Скопившаяся на стеклянном куполе грязь большей частью перекрывала свет, однако некоторым лучам все же удавалось просочиться в оранжерею. И благодаря этому она выглядела немного сверхъестественно, словно сияла изнутри.

– Я уже пару лет подумывала ее открыть, – молвила Элайна. – Но, как и во всем прочем, это вопрос выбора приоритетов. Столько всего надо было отремонтировать в главном особняке и привести в порядок в открытых садах. Так что эта идея до поры держалась на периферии.

Коултон тем временем просунул плоский конец монтажки между рамой и дверью и стал осторожно пошевеливать ее взад и вперед. Местами «сросшийся» металл разъединился, однако дверь все равно не подавалась. Коултон принялся терпеливо работать монтажкой, медленно двигаясь кверху вдоль всей спайки. Минут двадцать он методично ее разъединял и сверху, и снизу, по всей длине рамы, пока не сумел расклинить створку. Тогда Коултон отложил монтажку в сторону и руками в рабочих перчатках с усилием открыл дверь.

В этот момент со склона холма донесся приближающийся собачий лай, и, обернувшись, Либби увидела, как Келси и Сэйдж несутся к ним.

– Потом я вообще сниму на замену весь этот дверной блок, но сейчас уже можно войти внутрь. Элайна, я бы пропустил вас первой, но будет лучше, если я проверю, нет ли там змей или еще каких опасностей.

– Да уж, проверь, пожалуйста, – согласилась Элайна.

– Не могу сказать, чтобы я сам был любителем змей, – усмехнулся Коултон, – но тут уж ничего не остается.

Элайна смешливо фыркнула.

– Если б не ты, Вудмонт давно превратился бы в руины.

Либби почувствовала, что Элайну и Коултона связывают теплые товарищеские отношения, настолько близкие к настоящей дружбе, насколько это вообще возможно между хозяином и работником. Но, как бы то ни было, в этом мире всегда будет существовать граница между занимаемыми ими положениями в жизни, сколь бы ни объединяло их взаимное уважение и любовь к земле.

Вытягивая на ходу из кармана маленький фонарик, Коултон вошел в оранжерею. Либби продолжила фотосъемку, жалея про себя, что не прихватила широкоугольный объектив, который больше бы захватывал в кадр жутковатой, сверхъестественной красоты этого места.

Либби прислушалась к ровным, уверенным шагам Коултона, прошедшего вглубь оранжереи. Дневной свет слабо проникал внутрь, не в силах разогнать потемки или царящий в ней запах сырости. Сквозь заросшее мхом и подернутое плесенью стекло Либби едва различала двигающуюся внутри фигуру Коултона.

– А вы когда-нибудь бывали там, внутри, Элайна? – спросила она хозяйку поместья.

– Да, – отозвалась та. – Я частенько ходила туда с бабушкой, когда была еще маленькой. Мы с ней вместе сажали растения, и она даже завела мне собственный маленький садовый дневник, чтобы я могла вести там свои записи, как делала она.

– Если она вела дневники садовода, то у вас, значит, должно быть где-то записано, что именно она здесь выращивала?

– Да, бабушка оставила весьма скрупулезные записи. Первый дневник она завела в 1942 году и затем каждый год заводила новый, вплоть до закрытия этого зимнего сада уже в восьмидесятых. – Элайна окинула взглядом оранжерею, словно могла увидеть в ее непроглядном стекле печальные отражения своих потерь и сожалений.

Либби завладело любопытство.

– А почему ваша бабушка вдруг перестала всем этим заниматься?

– Я точно не могу сказать, почему она перестала сюда ходить.

– Вы, верно, были очень с ней близки, – не отступала с расспросами Либби, пытаясь установить некую связь.

Элайна окинула взглядом оранжерею, явно уносясь мыслями куда-то в прошлое.

– Она во многих отношениях была изумительной женщиной. И на мою жизнь она оказала большее влияние, чем кто бы то ни было. Она готова была на все, лишь бы защитить меня.

– А для Коултона там не опасно находиться? – вдруг спросила Либби.

– Коултон уже произвел предварительный осмотр всей конструкции и сказал, что опорные балки там внушают доверие.

– Без обид, конечно, но он все ж таки скорее специалист по саду, – возразила Либби. Она уже представила, как вся эта штука обрушивается им на головы, и мысленно пометила для себя добавить к экипировке для съемок еще и защитную каску.

– Он садовник с дипломом инженера-механика, – с усмешкой пояснила Элайна.

В этот момент в дверном проеме появился Коултон.

– Все чисто. Просто смотрите под ноги, а то там много всякой грязи. – Он поглядел на собак: – Тубо!

– Не желаете войти туда первой? – спросила Элайна у Либби.

– Нет, это же ваш проект. Вам первой туда и заходить.

В глазах у Элайны внезапно появилось какое-то нервное напряжение, и она застыла перед входом.

– Я зайду сразу после вас, – попыталась успокоить ее Либби. Чего Элайна могла там бояться?

– Нет, идите первой, – качнула головой Элайна. – Не хочу вас задерживать.

Либби всегда отличалась природным любопытством и смелостью. Когда она была маленькой, то постоянно изводила родителей всевозможными вопросами и оспаривала их ответы. Впоследствии эта жажда все узнать, увидеть и испытать побудила Либби отправиться через всю страну в Калифорнию, поступать там в колледж для подготовки медсестер. И именно это придало ей некогда храбрости сделать третью попытку забеременеть и выносить дитя.

В последние же пару лет в Либби безмерно развилась неспособность чем-либо рисковать. Поначалу она считала, что ее решение отступить и удалиться было вполне стратегическим, как это порой бывало в детстве. Однако в те давние дни она непременно нашла бы потом способ двигаться дальше. А теперь Либби все чаще задавалась вопросом: а сумеет ли она вообще когда-нибудь покинуть отцовский дом и снова оказаться на коне?

Как бы то ни было, сейчас она стояла, попросту боясь зайти в эту чертову оранжерею, потому что заранее представляла, как на нее обрушится эта дурацкая старая крыша, или же ее укусит там змея, или еще что-либо случится. А мир тем временем проходил мимо нее… что лишний раз доказывали тут же возникшие в голове образы Джереми и Моники. Осознание этого факта все ж таки побудило Либби шагнуть через порог. В конце концов, что может случиться? Она вскинула взгляд к обросшему мхом куполу кровли. «Обрушение крыши. Крысы и змеи. Разбитое стекло».

Первым впечатлением от оранжереи изнутри был ее запах. Насыщенный, землистый, зловонный дух напоминал запах овощей, сильно перележавших в холодильнике. Влажный кисловато-затхлый воздух казался почти удушающим.

Тут же ее взгляд устремился в центр бывшего зимнего сада, где стоял давно замерший фонтан – точно часовой, наблюдающий за доверенной ему территорией. Все три яруса фонтана заполнила грязь, в которой давно пустили корни сорные травы.

Вокруг бороздчатого основания фонтана была выложена «в елочку» широкая, на половину оранжереи, кирпичная площадка, тоже уже порядком заросшая мхом. В некогда плодородной земле по краю площадки сидели давно переросшие растения, одичавшие до полной неузнаваемости. Вдоль стены зимнего сада тянулась наверх, к свету, туго перекрутившая свои лианы жимолость.

Келси с Сэйджем пробрались внутрь теплицы, оба привлеченные новыми запахами. Сэйдж тут же задрал лапу и демонстративно пометил территорию. Келси последовала его примеру.

Коултон хотел было их отловить и выдворить наружу, однако Элайна его остановила:

– Не беспокойся, все нормально. Они ведь тоже члены семьи.

– Мне тут нравится, – сказала Либби, вскинув взгляд к купольной кровле.

– Это была невероятная роскошь по тем временам, – заговорила Элайна. – Моя бабушка очень любила орхидеи, и дедушка построил для нее этот зимний сад, чтобы она могла любоваться ими круглый год. Бабушка родом из Англии, и она говорила, что оранжерея эта была в точности такой, какая была у ее родителей в Лондоне. Она разрушилась вместе с родительским домом во время бомбежки.

Коултон между тем подошел к одной из стеклянных панелей и внимательно оглядел идущую по диагонали трещину.

– Знаете, Элайна, – молвил он, – а вы могли бы даже сколотить небольшое состояние, демонтировав это сооружение и продав все до последнего фрагмента какому-нибудь обществу спасения архитектуры. Очень качественная конструкция.

– Мы уже это обсуждали, – возразила Элайна. – Я хочу восстановить оранжерею. Сделать ее такой, какой она была когда-то.

– На это потребуются месяцы.

– И деньги. Я имею представление, во что все это выльется. – Элайна провела кончиками пальцев по краю чаши фонтана. – Я так подозреваю, что трубы, по которым сюда подавалась вода, тоже нуждаются в ремонте?

– Да, – кивнул Коултон. – Вода сюда шла самотеком от колодца, что рядом с главным особняком.

– Отличное инженерное решение, – оценила Либби.

– Дедушка хотел для своей невесты только самого лучшего, – задумчиво сказала Элайна.

– А каким был ваш дедушка Эдвард Картер?

– Чрезвычайно преданным своей работе, что временами воспринималось неоднозначно.

– Кажется, я что-то читала о нем много лет назад, – припомнила Либби.

– Да, той публикации трудно было не заметить.

Воздух в оранжерее казался тяжелым, причем не только от избыточной влажности – в нем царили глубокая печаль и чувство потери. Зимний сад был задуман для того, чтобы выращивать там цветы и фрукты, однако долгие годы пренебрежения и забвения сделали его бесплодным. Семейной реликвией, которая больше доставляла теперь хлопот, нежели пользы. Тут по спине у Либби пробежал холодок, и она подумала: а что, если версия о проклятии, которую она услышала от Сьерры, не так уж далека от истины?

Храня молчание, Коултон прошел в дальний конец оранжереи и опустился на корточки, разглядывая фундамент. Поднял с земли пустую банку из-под пива, помятую и давно выцветшую.

– Когда я учился в старшей школе, некоторые ребята любили иногда сюда забраться.

– Такое впечатление, что и сам ты был среди той компании, – улыбнулась Элайна.

– Это было много-много лет назад, – отозвался Коултон.

В нынешнем Коултоне все, казалось, было в равновесии. И Либби вдруг пробрало любопытство: а в свои шестнадцать он был таким же сдержанным и рассудительным?

– Либби, а вы тоже сюда втихаря пробирались? – спросила ее Элайна.

– Я в том возрасте училась в пансионе, так что пропустила все удовольствие.

В кармане у Коултона затрезвонил будильник телефона. Он достал сотовый и отключил сигнал.

– Мне надо съездить забрать мальчишек. Они сегодня играют у приятелей, – произнес он мягким и очень спокойным тоном. – Как только их устрою дома, то сразу вернусь сюда и примусь за расчистку. Либби, обратно к особняку ты со мной поедешь или с Элайной?

– Она сможет вернуться со мной, – ответила за нее Элайна.

– Хорошо, – кивнул он.

– Коултон, если тебе понадобится нанять еще рабочей силы – то пожалуйста, – добавила Элайна. – Я хочу, чтобы все здесь было сделано как надо и без отлагательств.

– Будет исполнено. – Коултон вышел из оранжереи, свистнул собакам, и те радостно помчались за ним к пикапу.

Взгляд Либби скользнул по выложенному елочкой кирпичному полу оранжереи к небольшому каменному столику, пристроившемуся в одном из ее углов.

– Я рада, что вы решили открыть имение для публики. А с деловой точки зрения это даст вам дополнительные средства, чтобы поддерживать его красоту и историческую ценность.

– Может, и так, – ответила Элайна. – Или я могла бы держать его закрытым для посторонних и доступным исключительно для членов семьи. Мой муж называет это очередной моей спасательной миссией.

Либби вдруг подумалось, а не является ли, часом, она сама одним из объектов этой «спасательной миссии», – хотя с полной уверенностью могла сказать, что ни в каком спасении со стороны не нуждается.

– Я думаю, это по-любому достойное дело, – вслух сказала она.

– Мне приятно, что вы считаете именно так, – ответила Элайна.

Либби нацелила объектив на небольшую статую, изображающую ангелочка. Вываяна она была из белого мрамора и, как и все прочее здесь, обросла местами толстым слоем мха. Либби прошла к противоположной стене, чтобы оглядеться оттуда. Сделала еще несколько снимков, а потом, глянув вправо, заметила несколько корявых букв, нацарапанных на стеклянной панели.

– «Сэйди», – вглядевшись, прочитала она.

– Что? – как будто даже вздрогнула Элайна.

– «Сэйди, 1942». Имя и дата нацарапаны на стекле.

Либби сделала еще несколько снимков.

Элайна подошла к ней и с нежностью провела кончиками пальцев по буквам:

– Я уже успела об этом забыть.

– А кто такая Сэйди?

– Это местная девушка, которая какое-то время работала у моей бабушки.

– А она еще живет в городке?

– Она умерла в девяностых.

Либби быстро прикинула, что если поискать в местных архивах, то наверняка можно побольше узнать об этой Сэйди. И в то же мгновение, как это пришло ей на ум, Либби подумала: какое это, в сущности, для нее имеет значение?

Вслед за Элайной Либби прошла к ее пикапу и забралась на пассажирское сиденье. Элайна завела двигатель, включила заднюю передачу, сдала назад и ловко развернулась, будто проделывала здесь это уже сотни раз.

– Изумительное местечко! – Либби просмотрела сделанные ею снимки купольной крыши, где стекло, преломляя солнечный свет, разбивало его в радужное сияние.

Уткнувшись в холм, пикап стал неспешно взбираться на него, направляясь к наезженной гравийке, что вела к кружной дороге перед главным особняком. Спустя некоторое время Элайна припарковалась позади машины Либби.

В который уж раз Либби задалась вопросом: почему все-таки бабушка Элайны внезапно отвернулась от столь невероятной красоты?

– Я составлю бизнес-предложение и пришлю его по электронной почте.

– У меня сегодня будет маленький семейный ужин. Будут только Маргарет, Коултон и его мальчики. Возможно, присоединится и моя дочь Лофтон. Привозите свое предложение лично и присоединяйтесь к нам.

– Вы уверены, что это будет удобно?

– Вполне.

– Тогда да, конечно. Это было бы замечательно. Спасибо. А в какое время?

– В пять. Я понимаю, что это слишком рано для ужина, но мальчикам к семи надо будет уже отправляться домой спать. Дети, как никто, умеют перестроить под себя нашу жизнь.

– Да, так мне об этом и говорили.

Глава 7

Либби

Понедельник, 8 июня 2020 г.

Поместье Вудмонт

Либби уже выезжала из Вудмонта в направлении Блюстоуна, когда мобильник пискнул, приняв сообщение от Сьерры: «Встретимся возле бывшего магазина. С.». Остановившись, она отправила в ответ эмоджи с двумя воздетыми большими пальцами, после чего включила передачу и направилась к центру городка.

Напротив старого здания бывшего универсального магазина был припаркован красный «Мини-Купер» Сьерры. Либби пристроила свое авто прямо за машиной подруги и перешла тротуар к парадной двери. Широкое витринное окно было заделано крафтовой бумагой с табличкой «Магазин закрылся». Потертая дверная ручка была из потускневшей меди. Над верхней перекладиной дверного косяка была натянута паутина и покоилось маленькое птичье гнездышко.

Толкнув входную дверь, Либби из яркого летнего солнца шагнула в полутемное пространство со спертым воздухом. И пол, и три сохранившихся там стеллажа были покрыты многолетним слоем пыли. В глубине напротив входа высилась стойка, за которой некогда обслуживал клиентов хозяин магазина. На ней стояла укупоренная завинчивающаяся банка, доверху наполненная прозрачной жидкостью.

Либби взяла в руки банку и вытерла с крышки пыль. Она уже достаточно прожила в этих краях, чтобы понять, что содержимое банки – местный самогон, причем давно уже перестоявший срок безопасного употребления. По-любому это было чертовски ядовитое зелье.

– Сьерра, только прошу тебя: не говори, что ты собираешься купить эту точку!

– Я уже ее купила! – донесся голос подруги из потемок заднего помещения, и через пару мгновений появилась и она сама. Сьерра успела переодеться в черную футболку, джинсы с бахромой, доходящие лишь до середины икр, и красные сандалии на толстой пробковой подошве.

– Ты серьезно? – опешила Либби.

Подруга просияла широкой улыбкой, что появлялась на ее лице всегда, когда Сьерра пыталась подавить нешуточную панику.

– Из хороших новостей: мне удалось сторговаться с продавцом, и он значительно снизил цену, – сообщила Сьерра.

– А как с кредитом на ремонт этого здания?

Та легонько пожала плечиком:

– Кредит мне не дали.

– Но почему? Ты же унаследовала от Адама земельный участок! Разве он не сойдет для тебя как залог?

– Земля еще десять лет будет в доверительном управлении. Его семейство опасалось, что он женится на какой-нибудь охотнице за деньгами. – На краткий миг ее улыбка потускнела, но потом снова засияла на лице. – Таннер был уверен, что я смогу взять кредит под залог этой недвижимости, но теперь выходит, что на это потребуется одобрение отца Адама.

Либби даже испытала нечто вроде сочувственной симпатии к этому человеку. Покупка старого магазина была не самой разумной инвестицией, а между тем хранение денег в трасте означало, что у Сьерры всегда будут какие-то денежные источники в будущем.

– И тебе не переубедить своего свекра?

– Он не уступит.

Либби прошлась по пыльному помещению.

– И здесь предположительно будет твоя сэндвичная?

– Да, именно такого заведения в наших местах и не хватает! В радиусе двадцати миль полным-полно пиццерий – и это замечательно, если тебе надо покормить детей или самой по-быстрому перекусить. Но если ты едешь на пикник к какой-нибудь из здешних виноделен и хочешь взять с собой приличный ланч – то ты придешь ко мне. Все, что я здесь буду продавать, прекрасно подойдет для пикниковой корзины. Кстати, именно так я и собираюсь назвать свое заведение: «Пикник».

– Пикник, – повторила Либби. Она уже имела представление о собственном бизнесе и знала заранее, что Сьерра будет пахать здесь долгие часы в лучшем случае за минимальную прибыль. – Просто и прямолинейно. И когда ожидается открытие?

– Планировалось в середине осени. Но поскольку я буду делать в основном все работы сама, то, скорее всего, уже только весной.

– В следующем году тебя ждет отрицательный денежный поток, – заметила Либби.

– Ну, по прикидке, да. – Сьерра слегка пожала плечами. – Но знаешь, для меня вламывать с утра до ночи совсем не тяжело. Тяжело сидеть наедине со своими мыслями и переживаниями. Если что, я и сама тут все сделаю.

– Тебе когда-нибудь доводилось сносить стену?

– Нет, но могу поискать, как это делается, на «Ютьюбе».

– Ты серьезно?

– Разве не так ты сама освоила фотографию?

– Это так, но в фотосъемке нет несущих балок. Как нет ни водопровода с канализацией, ни электропроводки, которая просто может тебя убить.

– Все, что понадобится, я могу узнать на «Ютьюбе», – с легкостью сказала Сьерра. – Я абсолютно верю в свое начинание.

– Ну, хорошо.

– Порадуйся за меня, Либби! Мне это так необходимо.

– Я за тебя очень рада.

Это была чертовски рискованная затея – но, по крайней мере, Сьерра не боялась рискнуть.

Либби принялась щелкать фотокамерой.

– Самое время уже начать запечатлевать всю эту авантюру. Когда на телеканале «Дом и сад» наткнутся на твой сетевой дневник и позвонят, у тебя будет в запасе уже масса фотографий.

– Ух ты! Мне нравится ход твоей мысли! – Сьерра уперла руки в бока, чуть отклонила корпус и широко улыбнулась: – Вот моя лучшая поза для фото.

Либби сделала несколько снимков:

– Твое место – на обложке глянцевого журнала.

Тогда Сьерра изменила позу, сложила у груди руки и проникновенно уставилась в объектив:

– И чтобы ты знала, что я все же не совсем еще с катушек съехала: завтра ко мне придет подрядчик. Он и позаботится о том, чтобы я не снесла какую-нибудь не ту стену и не обрушила все здание. Его зовут Джон Стейплтон. Мы с ним учились в старшей школе.

– Ну, это хорошо, что он из знакомых.

– Если точнее, мы с ним даже когда-то встречались.

– Да ну! Правда, что ли?

– Это, скажем, долгая история.

– Тогда не стану и расспрашивать.

– Да, лучше не спрашивай. Но он все такой же привлекательный.

Либби указала рукой на стеклянную банку, стоящую на прилавке:

– Это, часом, не самогон?

Сьерра подняла повыше банку с прозрачной жидкостью.

– Очень на то надеюсь. Там, в заднем шкафчике, нашелся ящик с шестью такими банками.

– Только не вздумай это пить. Неизвестно, сколько там все это простояло. Можешь ослепнуть, если эта отрава тебя сразу не убьет.

Рассмеявшись, Сьерра поставила банку обратно на стойку.

– Я не настолько сумасшедшая. Просто мне это показалось любопытным. Первый владелец магазина, мистер Салливан, похоже, к этому делу был неравнодушен. Ну, а как у тебя прошла поездка в Вудмонт?

– У Элайны Грант тоже, как и у тебя, великие планы по ремонту и восстановлению. Она собирается вернуть прежний вид оранжерее, что, как выяснилось, есть в ее имении.

– Ах, оранжерея! Какие о ней нежные воспоминания!

– Откуда ты могла узнать про тамошнюю оранжерею? Я вот никогда о ней не слышала.

– Так ты же была в пансионе. А мы старшеклассниками порой туда наведывались поздним вечерком.

– Коултон говорил примерно то же самое. Как же вам удавалось пробраться внутрь?

– Ну, это было, скажем, непросто. Для начала приходилось пробираться пешедралом вдоль реки, а потом долго взбираться на холм. Как правило, делалось это на «слабо».

Это объясняло ту банку из-под пива, что обнаружил в оранжерее Коултон.

– Но зачем?

– Потому что это проклятое место, детка! – рассмеялась Сьерра. – Покойная миссис Картер…

– То есть бабушка Элайны?

– Ну, видимо, да. Короче говоря, как гласит история, ее муж преподнес ей этот зимний сад в качестве свадебного подарка. Ходят слухи, что где-то в середине сороковых она оказалась причастна к убийству…

– Кто?

– Ну, тут уже кто как рассказывает. Якобы благодаря семейным связям она сумела отвертеться от тюрьмы или от громкого скандала. И говорят, тот мертвец доселе бродит по их землям, особенно по оранжерее, поскольку знает, как она ее любила.

– А ты сама-то хоть раз видела там призрака?

– Зачем видеть какого-то призрака, чтобы бояться? Достаточно просто лежать под этим стеклянным куполом, попивая «Фаербол» и представляя, как по темному лесу вокруг подкрадываются темные духи. Это восхитительно жутко!

– Ты когда-нибудь слышала имя «Сэйди»? Это имя было нацарапано там на стекле.

– Нет, никогда не слышала.

– Она, должно быть, была очень близка к семейству Картер. А еще под именем указан год – 1942-й.

– Очень любопытно.

– Я теперь чувствую себя вконец обделенной, – громко вздохнула Либби. – У нас, в пансионе, никогда не было никаких историй с призраками.

– Ой, детка, как же я тебе сочувствую! Ну, может, когда в следующий раз поедешь в Вудмонт, то наконец твое желание сбудется.

Учеба в пансионе, конечно, подразумевала хорошее образование, однако это создавало и определенный разрыв между Либби и ее привычным кругом, включая также отца. У нее была бы возможность поравняться с друзьями летом – но отец частенько отправлял ее летом учиться в Европу.

– Кстати, Элайна пригласила меня сегодня вечером на ужин, – сообщила Либби.

– О-о, да ты, я смотрю, скоро будешь вась-вась с богатыми землевладельцами!

– Она говорит, что мы там сможем обсудить мое бизнес-предложение по фотосъемке.

– Это, дорогая моя, можно сделать по электронной почте или эсэмэс. Так что, скорее всего, ты произвела большое впечатление на миссис Грант.

– Может, и так. – Шорох чьих-то маленьких лапок за старой стеной вернул Либби к действительности. – Я помогу тебе здесь, когда выпадет свободное время.

– Это когда у тебя выпадает свободное время?

– Да, иногда оно вдруг приподымает свою жуткую голову. Как ты уже сказала, пахать с утра до ночи куда легче.

Сьерра взяла ее под руку:

– Ну, вот скажи: разве мы, две созависимых отщепенки, не ищем себе новую яркую жизнь?

Либби рассмеялась:

– Если так говорить, то мы должны наводить скорее ужас!

– А мы, быть может, и наводим.

– Мне бы как-то не хотелось, чтобы нас воспринимали таким образом.

Во взгляде Сьерры на мгновение промелькнула тень, и вновь засияла улыбка.

– Тогда будем это отрицать до конца.

* * *

Вторую половину дня Либби прокорпела над распорядком фотосъемок предстоящей в ближайшие выходные свадьбы и обмениваясь сообщениями с невестой по имени Джоанна. И предсвадебный банкет накануне, и сама свадьба должны были состояться на историческом вокзале Ричмонда «Main Street Station». Поскольку это был по-прежнему действующий железнодорожный вокзал, то в заметках у Либби имелись не только имена непосредственных участников и гостей брачной церемонии, но также и расписание поездов (в 6:35 и в 8:30 пополудни). Она еще раз проверила свою бронь номера в ричмондской гостинице и трижды перепроверила готовность к работе нанятого ею на этот день второго фотографа. И тут же составила в голове новый перечень наихудших вариантов развития событий: «Сезон ураганов и дождей. Поток пассажиров поезда, вливающийся в кадры. Перепившие гости, разошедшиеся по вокзалу».