Полная версия
Благие знамения. Подарочное издание с иллюстрациями Пола Кидби
Иными словами, это была нью-йоркская топ-модель, и в руках она держала книгу.
– О, простите, мистер Соболь, надеюсь, вы меня извините, – пролепетала она. – Но понимаете, ваша книга, она изменила мою жизнь, и я подумала, может, вы не откажетесь подписать ее для меня…
Она взирала на него глубоко запавшими и мастерски оттененными глазами.
Соболь благосклонно кивнул и взял у нее книгу.
Неудивительно, что она узнала его: темно-серые глаза Соболя глядели с фотографии на тисненой обложке. Книга называлась «Диета без еды: худейте красиво» с подзаголовком «Диетическая Библия века!».
– Как пишется ваше имя? – спросил он.
– Шеррил. Два «р», одно «л».
– Вы напомнили мне об одном моем старом и добром друге, – сказал он, быстро и аккуратно надписывая титульную страницу. – Ну вот и все. Рад, что вам понравилось. Всегда приятно встретить поклонницу.
А написал он следующее:
Шеррил,
Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай.
Откр. 6:6.
Доктор Вран Соболь
– Это из Библии, – пояснил он.
Она благоговейно закрыла книгу и, отступая от стола, продолжала благодарить Соболя: он не представляет, как много это значит для нее, как он изменил ее жизнь и какой он поистине…
На самом деле он, хоть и называл себя доктором, вовсе не имел медицинского образования, поскольку во дни его юности еще не было ни колледжей, ни университетов. Впрочем, никакой степени и не требовалось, чтобы увидеть: Шеррил умирает от истощения. Он дал ей самое большее пару месяцев. Голодание. Радикальное решение проблемы веса.
Фрэнни алчно терзала свой ноутбук, планируя очередной задуманный Соболем этап трансформации пищевых традиций западного мира. Соболь сам подарил ей эту машинку. Вещица была очень дорогой, очень мощной и ультратонкой. Он питал слабость к тонким вещам.
– Для начала мы приобретем одну европейскую фирму – холдинг «Холдингз инкорпорейтед». В результате получим налоговую базу в Лихтенштейне. Тогда, если мы переправим капиталы с Кайманов в Люксембург, а оттуда в Швейцарию, то сможем заплатить за фабрики в…
Но Соболь уже не слушал. Он вспоминал престижный ресторанчик. Никогда еще он не видел так много богатых людей такими голодными.
Соболь улыбнулся искренней, широкой улыбкой, порожденной чистым и полным удовлетворением от проделанной работы. Да, он попросту убивал время до прихода главных событий, но весьма изощренными способами. Время, а иногда и людей.
Его называли по-разному: Уайтом или Пэйлом, Альбусом или Бланком, Беловым или Вайссом и множеством подобных имен. У него была светлая кожа, пепельные волосы и бледно-серые глаза. На первый взгляд ему можно было дать чуть за двадцать, а больше чем одним небрежным взглядом его никто и не удостаивал.
Он был на редкость неприметен.
В отличие от двух своих коллег, он никогда не задерживался подолгу на одном месте.
Он делал самую разную интересную работу во множестве компаний и стран.
(Он потрудился на Чернобыльской АЭС, в Уиндскейле и на Трехмильном острове, хотя нигде не занимал заметной и ответственной должности.)
Порой он числился среди младших, но ценных сотрудников многих научно-исследовательских организаций.
(Не без его участия были изобретены бензиновый двигатель, пластмасса и жестяная банка с кольцом на крышке.)
Он был мастером на все руки.
Но никто не замечал его. Он был сама скромность; его присутствие сказывалось лишь впоследствии, причем по нарастающей. Если бы вы постарались припомнить, то согласились бы, что где-то там он был и чем-то таким занимался. Возможно, даже беседовал с вами. Но вы сразу же забыли о нем, об этом мистере Уайте.
На сей раз он устроился палубным матросом на нефтяной танкер, идущий в Токио.
Пьяный капитан закрылся в своей каюте. Первый помощник капитана торчал на носу. Второй помощник – на камбузе. Вот, собственно, и весь экипаж: корабль был практически полностью автоматизирован. Человеку там и работы-то почти не оставалось.
Однако если человек, по чистой случайности, нажмет на кнопку «АВАРИЙНЫЙ СБРОС ГРУЗА», автоматические системы обеспечат выброс в море огромного количества черной маслянистой жидкости – миллионов тонн сырой нефти, что самым плачевным образом отразится на обитающих поблизости птицах, рыбах, растениях, животных и людях. Разумеется, было множество блокировок и защит от случайного нажатия кнопки, но когда и кому это мешало?
Последовало долгое разбирательство. Виновника аварии искали, но не нашли, а потому ответственность поделили на весь экипаж. Капитана и его помощников навсегда отстранили от работы.
И никто почему-то не вспомнил о матросе Уайте, который к тому времени был уже на полпути в Индонезию: ему случайно подвернулся пароход, под завязку груженный ржавыми металлическими бочками с исключительно токсичными гербицидами.
И был Еще Один. Он был на площадях Камболаленда. И в ресторанах. Он был в рыбе, и в воздухе, и в бочках с гербицидами. Он появлялся на улицах и в домах, во дворцах и в лачугах.
Он входил в любую дверь как к себе домой, и никто не мог от него укрыться. Он делал все, что мог, и был тем, что делал.
Он не ждал. Он работал.
Гарриет Даулинг вернулась домой со своим малышом, которого, по совету сестры Веры Нудд (оказавшейся куда более убедительной в своих речах, чем сестра Мэри) и с телефонного согласия мужа, назвала Магом.
Атташе по культуре приехал домой через неделю и заявил, что младенец, судя по всему, пошел в его родню. Также он поручил своему секретарю разместить на страницах «Леди» объявление о поиске няни.
Как-то раз под Рождество Кроули посмотрел фильм о Мэри Поппинс (демон приложил руку к созданию множества телевизионных передач, но предметом его особой гордости было изобретение игровых шоу). Ему показалась забавной мысль о том, что ураган – это весьма эффективный и очень стильный способ избавиться от очереди из нянь, которые должны столпиться или даже занять круговую оборону возле резиденции атташе по культурным связям в Риджент-парке.
Но он заставил себя ограничиться несанкционированной забастовкой в метро, так что в назначенный день у резиденции появилась лишь одна няня.
На ней был трикотажный твидовый костюм и скромные жемчужные серьги. Что-то в ней говорило, что это и правда няня, но говорило тоном британского дворецкого из американского фильма. Вдобавок это что-то, тихонько покашливая, бормотало, что она вполне может относиться к той разновидности нянь, которые дают в известных журналах объявления о неких таинственных, но вполне очевидных услугах.
Ее туфли без каблуков хрустели по гравию дорожки, а рядом с ней неслышно трусил серый пес, из пасти которого падали капли белой слюны. Его глаза посверкивали красными огоньками, и он с голодным видом посматривал по сторонам.
Подойдя к массивной деревянной двери, будущая няня самодовольно улыбнулась и позвонила в колокольчик. Послышался тоскливый перезвон.
Дверь открыл дворецкий, как говорится, старой школы[13].
– Меня зовут нянюшка Аштарот, – сказала она. – А это, – продолжала нянюшка, пока серый пес пожирал дворецкого взглядом, размышляя, возможно, о том, где половчее спрятать кости, – мой Пират.
Оставив собаку в саду, она победоносно прошла собеседование, после чего миссис Даулинг отвела няню к новому питомцу.
Ее губы сложились в неприятную улыбочку.
– Какое очаровательное дитя, – сказала она. – Скоро ему понадобится трехколесный велосипедик.
По странному совпадению персонал особняка в тот же день увеличился еще на одного человека. Им стал садовник, оказавшийся замечательным мастером своего дела. Никто не мог понять, как у него что-то растет, ведь он, казалось, даже к лопате не притрагивался и не прилагал никаких усилий, чтобы избавить сад от птичьих стай, которые внезапно повадились собираться здесь, при первой же возможности усаживаясь садовнику на плечи. Он посиживал в тенечке, а вверенные ему растения обильно цвели.
Едва научившись держаться на ногах, Маг привык навещать садовника, когда няня брала выходной и отправлялась по своим делам.
– Смотри, вот братец Слизняк, – говорил ему садовник. – А эта крошечная тварь – сестрица Гусеница. Запомни, Маг: когда ты пошагаешь по этому миру, по его столбовым дорогам и пустынным тропкам, встречай каждое живое существо с любовью и уважением.
– Няня говолит, эти твали плосто плах у меня под ногами, мистел Фланциск, – отвечал Маг, осторожно касаясь братца Слизняка и тщательно вытирая руку о свой комбинезончик с изображением лягушонка Кермита.
– А ты не слушай эту женщину, – говорил ему Франциск. – Ты меня слушай.
По вечерам нянюшка Аштарот пела Магу колыбельные песенки:
О, славный старый герцог Йорк!Сто тысяч воинов повиновались ему,И возглавил он путь к Вершине ХолмаИ все народы подлунного мира покорил и привел их Во владения господина нашего, Сатаны.А также:
Вот поросенок, который отправился в ад,Вот поросенок, который дома остался,Вот поросенок, что парной человечинки вкусил,Вот поросенок, который насиловал девственниц,А вот поросенок, который взобраться сумел На высокую гору из мертвых тел.– А блат Фланциск, наш садовник, говолит, что я долзен самоотвелзенно стлемися к доблодетели и любить все зивые твали, – говорил Маг.
– А ты не слушай этого садовника, мой милый, – приговаривала няня, укладывая мальчика в кроватку. – Слушай лучше меня.
Так они и жили.
Соглашение действовало прекрасно. Игра шла со счетом ноль-ноль. Нянюшка Аштарот купила ребенку трехколесный велосипед, но никак не могла убедить его покататься на новой игрушке в доме. А Пирата Маг попросту боялся.
Тем временем Кроули и Азирафаэль тайно встречались на крышах автобусов, в картинных галереях и на концертах, дабы обменяться впечатлениями и улыбками.
Когда Магу исполнилось шесть лет, няня ушла, забрав с собой Пирата; в тот же день уволился и садовник. Оба они покидали дом в легкой растерянности.
Образованием Мага стали заниматься два новых наставника.
Мистер Гаррисон рассказывал ему о царе гуннов Аттиле, о Владе Дракуле и Темной Сути Человеческой Души[14]. Он пытался обучить Мага искусству демагогии, репетируя с ним политические речи, способные покорить сердца и умы миллионов.
Мистер Кортезе рассказывал ему о Флоренс Найтингейл[15], Аврааме Линкольне и приобщал к искусству. Он говорил о свободе воли, самопожертвовании, а также о том, что С Людьми Следует Поступать Так, Как Ты Хотел Бы, Чтобы Они Поступали С Тобой.
И оба постоянно читали мальчику Откровения Иоанна Богослова.
Несмотря на все их старания, Маг проявлял прискорбно хорошие способности к математике. Оба гувернера не слишком радовались его успехам.
Когда Магу исполнилось десять лет, он увлекся бейсболом; ему нравились пластиковые игрушки, которые превращались в другие пластиковые игрушки, хотя разницу между теми и другими мог заметить лишь натренированный глаз; он тщательно собирал марки, обожал жевательную резинку со вкусом банана, любил комиксы, мультфильмы и свой гоночный велосипед.
Кроули забеспокоился.
Они встретились в кафетерии Британского музея – еще одном укромном приюте усталых пехотинцев холодной войны. Слева от них за столиком сидела парочка американцев в строгих костюмах и с военной выправкой – они незаметно передавали портфель, набитый сомнительными долларами, маленькой чернокожей женщине в темных очках; за столиком справа замначальника МI7 и офицер местного подразделения КГБ спорили о том, кому из них платить за чай со сдобными булочками.
Наконец Кроули высказал то, о чем не позволял себе задумываться все эти десять лет.
– Если тебя интересует мое мнение, – сказал Кроули, – он чертовски нормальный ребенок.
Азирафаэль положил в рот очередной кусочек яйца в соусе «Адское пламя» и запил его глотком кофе. Потом промокнул губы бумажной салфеткой.
– А все мое благотворное влияние, – сказал он, сияя. – Или, вернее сказать, моей маленькой команды. Что есть, того не отнять.
Кроули отрицательно мотнул головой.
– Это я учел. Послушай, в этом возрасте он уже должен пытаться менять мир вокруг по своему желанию и подобию, ну и все такое прочее. И не пытаться даже. Он должен делать это, сам того не осознавая. Ты что-то похожее замечал?
– В общем, нет, но…
– Он уже должен стать средоточием чистой силы. И где она?
– Ну, пока я не замечал, однако…
– Он слишком нормален. – Кроули побарабанил пальцами по столу. – Не нравится мне это. Что-то не так, но я никак не возьму в толк, что именно.
Азирафаэль позаимствовал с тарелки Кроули кусочек торта «Пища богов».
– Что ж, он еще только растет. И небесное влияние, конечно, сказывается на его характере.
Кроули вздохнул.
– Надеюсь, он справится с цербером.
Азирафаэль приподнял одну бровь.
– С цербером?
– Подарочек к одиннадцатому дню рождения. Вчера вечером сообщили из Ада.
Сообщение пришлось прямо на середину «Чирс», одного из любимых телесериалов Кроули. То, что можно было изложить за одну минуту, заняло целых десять, и, когда инфернальная передача снова сменилась земной, Кроули уже потерял нить сюжета.
– Они посылают цербера, чтобы тот везде сопровождал и охранял мальчика. Самого здоровенного выбрали.
– Неужели никто не заметит, что откуда-то вдруг взялась здоровенная черная собака? Его родители, к примеру.
Кроули резко встал, отдавив ногу болгарскому атташе по культуре, который оживленно беседовал с хранителем антикварной коллекции ее величества.
– Никто ничего не заметит. Это же реальность, мой ангел. А юный Маг, догадывается он об этом или нет, может делать с ней все, что пожелает.
– И когда же появится эта собака? Как ее зовут?
– Я же сказал: в его одиннадцатый день рождения. В три часа пополудни. Она учует его присутствие и придет к нему. И он сам должен придумать ей кличку. Это очень важно. Имя определит ее сущность. Киллер, Террор, Кошмар – там увидим.
– Ты будешь при этом присутствовать? – небрежно спросил ангел.
– Во что бы то ни стало, – сказал Кроули. – Я все-таки надеюсь, что дела у парня обстоят не так уж плохо. Увидим, кстати, как он отреагирует на эту псину. Глядишь, кое-что и прояснится. Надеюсь, он отправит ее восвояси или хотя бы испугается. Если же он даст ей имя, мы проиграли. Он обретет все свои силы – и добро пожаловать, Армагеддон!
– Что ж… – откликнулся Азирафаэль, потягивая вино (которое только что перестало быть кисловатым «Божоле» и стало вполне приемлемым, но весьма удивленным «Шато Лафит» урожая 1875 года). – Полагаю, там мы и увидимся.
Среда
В центре Лондона царила дымная августовская жара.
День рождения Мага стал настоящим событием.
В гости пришли двадцать мальчиков и семнадцать девочек. Среди детей сновали блондины с одинаковыми короткими стрижками, в стандартных темно-синих костюмах и с плечевыми кобурами. Целая команда поставщиков привезла конфеты, торты и чипсы. Процессию фургонов возглавлял антикварный «Бентли».
«Удивительных Харви и Ванду» («Детские праздники – наша специальность!») неожиданно постигло желудочное расстройство, но, по счастливому и поистине удивительному стечению обстоятельств, им сразу же нашлась замена: на выручку охотно пришел некий фокусник.
У каждого есть маленькое хобби. Невзирая на решительные возражения Кроули, Азирафаэль твердо вознамерился приспособить к доброму делу свое.
Азирафаэль ужасно гордился своим мастерством фокусника. В 1870-х годах он брал уроки у самого Джона Маскелайна – почти целый год практиковался в ловкости рук, пряча монеты в ладонях и извлекая кроликов из цилиндров. Как ему казалось, он вполне преуспел в этом искусстве. Вся беда в том, что, хотя способности Азирафаэля позволяли ему проделывать трюки, при виде которых самым знаменитым иллюзионистам осталось бы лишь сдать свои волшебные палочки в утиль, он никогда не применял то, что называл своими врожденными дарованиями. Это и было его слабым местом. Он даже потихоньку начинал жалеть, что забросил тренировки.
Однако, рассудил он, это ведь почти то же, что кататься на велосипеде. Раз научившись, никогда не разучишься. Его чародейский фрак успел слегка запылиться, но, облачившись в него, Азирафаэль почувствовал себя вполне уверенно. Ему даже начала вспоминаться привычная скороговорка фокусников.
Дети следили за ним с пренебрежительным недоумением. Кроули в белом фраке официанта поеживался от сочувственной неловкости за буфетной стойкой.
– Итак, юные господа и дамы, видите ли вы мой потрепанный старый цилиндр? Вы, молодежь, наверняка скажете: какая ужасная старая шляпа! И смотрите, она совершенно пуста! Но… вот так чудо! Что это за подозрительный субъект? О, да это же наш пушистый приятель, Братец Кролик!
– Он был у тебя в кармане, – заметил Маг. Остальные дети согласно закивали. Кем он их считает? Безмозглыми малышами?
Азирафаэль припомнил, что Маскелайн советовал делать, если публика настроена скептически: «Превратите все в шутку, вы, олухи царя небесного… Да, да, это я вам говорю, мистер Упалло. – Так тогда звали Азирафаэля. – Заставьте их смеяться, и вам все простят!»
– Ха-ха-ха, значит, я сел в шляпу, – с деланым смешком произнес он.
Дети безучастно таращились на него.
– Фигня какая-то, – констатировал Маг. – Лучше бы мы мультики посмотрели.
– Правильно! – закричала девочка с конским хвостом. – Полная фигня. Он еще и педик, наверное.
Азирафаэль в панике взглянул на Кроули. Ему уже было очевидно, что юный Маг порочен до глубины души и чем скорее появится Черный Пес, тем быстрее они смогут убраться из этого дома.
– А ну-ка, скажите, есть ли у кого-нибудь при себе, дети, трехпенсовая монета? У вас нет, юный джентльмен? Тогда что же это за вашим ухом?..
– А вот у меня на дне рождения показывали мультики, – заявила девочка. – И еще мне подарили трансформера, а еще моего маленького пони, а еще истребителей-десептиконов, а еще танк, а еще…
Кроули застонал. Любому ангелу, если у него есть хоть капля здравого смысла, следует держаться подальше от детских праздников. Циничные дети пронзительно заулюлюкали от восторга, увидев, как Азирафаэль уронил цепочку из трех металлических колец.
Кроули отвернулся, и его взгляд упал на стол, заваленный подарками. Из недр большой пластмассовой конструкции на него внимательно смотрели два блестящих глаза-бусинки.
Кроули вгляделся в них, пытаясь обнаружить отблески алого пламени. С адскими бюрократами ни в чем нельзя быть уверенным. Они запросто могут прислать вместо собаки хомячка какого-нибудь.
Это и был хомяк, самый обыкновенный грызун, посреди удивительного сооружения из цилиндров, сфер и бегущих дорожек – такое могла бы изобрести испанская инквизиция, будь в ее распоряжении штамповочный пресс и пластмасса.
Кроули сверился с часами. Ему ни разу не приходило в голову поменять батарейки, разрядившиеся уже три года назад, но часы неизменно показывали точное время. До трех оставалось две минуты.
Азирафаэль суетился пуще прежнего.
– Есть ли в вашей компании обладатель такой полезной вещи, как носовой платок? Неужели нет?
В викторианские дни никому бы и в голову не пришло, что у зрителей может не оказаться при себе платков, а без этого маленького клочка ткани очередной фокус (чудесное появление голубя, раздраженно клевавшего запястье Азирафаэля) был совершенно невозможен. Ангел попытался привлечь внимание Кроули, потерпел неудачу и в отчаянии указал на одного из охранников, который сразу встревожился.
– Прошу вас, любезный. Подойдите-ка сюда! Итак, если вы заглянете в свой нагрудный карман, то, как мне кажется, обнаружите там изящный шелковый носовой платок.
– Никакнетсэр. Боюсьчтонетсэр, – скороговоркой произнес охранник, глядя прямо перед собой.
Азирафаэль отчаянно подмигнул ему.
– Да посмотрите же, милый мой, посмотрите, прошу вас!
Охранник сунул руку во внутренний карман пиджака и с удивлением вытащил оттуда обшитый кружевами шелковый носовой платок цвета морской волны. Почти мгновенно Азирафаэль понял, что кружева были лишними, поскольку они зацепились за пистолет, который, совершив перелет по комнате, приземлился в вазу с конфитюром.
Дети восторженно захлопали.
– Эй, а это уже неплохо! – воскликнула девочка с конским хвостом.
Маг, пробежав по комнате, выудил пистолет из вазы.
– Руки вверх, ищейки! – радостно закричал он.
Охранники растерялись.
Одни полезли за своими пистолетами, другие кинулись к мальчику, третьи – наоборот, подальше от него. Остальные дети завизжали, что тоже хотят пистолеты, а самые решительные попытались отнять оружие у охранников, которые имели неосторожность вытащить пушки.
Потом кто-то швырнул в Мага конфитюром.
Мальчик взвизгнул и спустил курок. В руках у него был «магнум» 32-го калибра, штатное оружие ЦРУ, серое, грозное и увесистое, способное с тридцати шагов разнести человека в клочья, оставив за собой лишь облако кровавого тумана, ужасный хаос и некоторое количество канцелярской работы.
Азирафаэль моргнул.
Тонкая струйка воды вырвалась из дула пистолета и обрызгала спину Кроули, который поглядывал в окно, высматривая огромную черную собаку.
Азирафаэль смутился.
Потом ему залепили в лицо куском кремового торта.
Было уже почти пять минут четвертого.
Легким движением руки Азирафаэль превратил все оружие в водяные пистолеты и вышел.
Стоя на дорожке, он пытался извлечь из рукава чародейского фрака полузадушенного голубя; за этим занятием его и застал Кроули.
– Уже поздно, – сказал Азирафаэль.
– Я заметил, – кивнул Кроули. – Не надо было запихивать его в рукав.
Наконец он вытащил вялую птичью тушку из фрака Азирафаэля и вновь вдохнул в нее жизнь. Признательно курлыкнув, слегка пришибленный голубь полетел прочь.
– Я не о птице, – сказал ангел. – Собака. Опаздывает.
Кроули с сомнением покачал головой.
– Сейчас посмотрим.
Он открыл дверцу машины и включил приемник.
– Это просто счастье, счастье-счастье-счастье, это просто счастье в лю… ПРИВЕТ, КРОУЛИ.
– Привет. Гм, кто это?
ДАГОН, ПОВЕЛИТЕЛЬ МУК, ВЛАДЫКА БЕЗУМИЯ, ПОДКНЯЖИЙ СЕДЬМОГО МУЧИТЕЛЬСТВА. ЧЕМ МОГУ ПОМОЧЬ?
– Цербер. Я лишь хотел, э-э, убедиться, что он отправлен вовремя.
ЕГО ВЫПУСТИЛИ ДЕСЯТЬ МИНУТ НАЗАД. А ЧТО? ЕЩЕ НЕ ОБЪЯВИЛСЯ? ЧТО-ТО НЕ ТАК?
– Да нет. Все по плану. Все прекрасно. Ага, а вот и он. Отличная собака. Хороший песик. Ужас что такое. Вы там внизу отлично поработали, ребята. Ладно, приятно было поболтать с тобой, Дагон. До связи.
Он выключил приемник.
Они переглянулись. Из дома донесся громкий выстрел, и оконное стекло разбилось вдребезги.
– Вот те на, – пробормотал Азирафаэль, воздерживаясь от ругательства с легкостью, рожденной многовековой практикой (он не сквернословил уже шесть тысяч лет и не собирался изменять этой привычке даже теперь). – Похоже, один я все-таки проворонил.
– Собаки нет, – сказал Кроули.
– Собаки нет, – сказал Азирафаэль.
Демон вздохнул.
– Залезай в машину, – сказал он. – Нам нужно потолковать об этом. Только, пожалуйста, Азирафаэль…
– Да?
– Почисти свой чертов фрак от этого чертова торта.
А за пределами Лондона в этот августовский день было жарко и тихо. Сорняки на обочине дороги, ведущей в Тадфилд, клонились под тяжестью пыли. В зеленой изгороди жужжали пчелы. Воздух казался перестоявшим и перегретым, как вчерашний суп.
Вдруг словно бы тысяча металлических голосов хором выкрикнули отрывистое «Хайль!» и сразу же умолкли.
И на дороге появилась черная собака.
Это определенно была собака. По крайней мере, форма у нее была соответствующая.
Есть такие собаки, встреча с которыми заставляет вспомнить, что, несмотря на тысячи лет искусственного отбора, любую собаку отделяют от волка всего лишь две кормежки. Эти твари приближаются к вам медленно и целенаправленно – воплощенный зов предков, с желтыми зубами и зловонным дыханием, – и пусть их владельцы сколько угодно уверяют вас: «Да это же старая развалина, просто отпихни его, если будет надоедать», в глубине зеленых глаз мерцают костры плейстоцена…