День счастья – сегодня!

Психологи эти… Ну чего они понимают? Сами небось пьют не просыхая, а туда же – других жить учить пытаются. Господи, что же делать-то?

– Решайся! – резанул толстяк.

Да ты, я смотрю, прямо мысли читаешь. Я снова полез за сигаретами.

– Пять минут, Илья, – сказал толстяк, после чего, поиграв пультом, вышел из комнаты.

Нет, я с ним с ума сойду. Ну надо же было. Притормозил бы вовремя, и ничего бы не было, а теперь… А с другой стороны, что я теряю? Ну послушаю, что этот проныра скажет. Ну заплачу ему за это сколько скажет, и все. А дальше пошлю все далеко-далеко и забуду как о кошмарном сне. Решено? Решено. Давай, Олег Генрихович, прорабатывай.

И в тот же миг как по сигналу зашуршала дверь, и Берг вновь занял свое место.

– Давай, Илья, доверься мне и рассказывай все как на духу, – сказал толстяк, и его лицо выразило полную сосредоточенность.

– Да начинать-то в общем-то не знаю с чего. – Я действительно не знал, как и о чем говорить. – Тридцать три года. Женат. Дочке два года. Бизнесмен. Собственная лизиноговая компания «Корсо». Может, слышал?

Толстяк кивнул, и я продолжил:

– Что еще? – Я перевел дыхание. – Разве мало для счастья?

– Не знаю. Ты мне скажи, – пожал плечами толстяк.

– А я тоже не знаю. Такой ответ может быть? – Я уставился на него. – Я не успел его почувствовать. По каким-то там причинам мне отказали. Помахали перед рожей, а потом пнули под зад коленом. Все, дружище, свободен.

– Что ты имеешь в виду? – произнес Берг. – Я не совсем понимаю.

– Не понимаешь? Так слушай, если хочешь, конечно, – повысил я голос.

– Я весь внимание, – сказал толстяк, и от его спокойствия мне стало еще хуже.

– А тут и объяснять-то нечего. Все дело в страхе – я боюсь жить! – закричал я. – Точнее, боюсь не жить. Боюсь за свою жизнь. Ни за чью-нибудь, только за свою. Исключительно. Ни за жену, ни за ребенка, а за свою собственную шкуру.

Толстяк улыбнулся.

– Что смешного? Скажешь, так не бывает?

– Бывает, бывает, – сказал толстяк, но его губы все же сохранили какое-то подобие улыбки. – Дальше, я так понимаю, начался систематический поход по врачам, но все без толку?

– Вот видишь, ты и сам все знаешь.

– Да это немудрено. – Толстяк снова схватил пульт. – Сейчас разговоры временно прекращаем, нужно самим все проверить.

– То есть?

– Ну, если говорить по-научному – выявить все возможные патологические составляющие твоего состояния. И если их нет, то займемся напрямую твоей душой.

Про душу мне что-то не очень понравилось. Вернее, совсем не понравилось.

– Что, опять диспансеризацию проходить?

– Можно и так назвать, – нажимая на пульт, сказал толстяк. – Только помни, что ты в корпорации «Счастье», где не сделают ничего, чтобы человек чувствовал себя плохо. Если, конечно, он сам этого не захочет. Счастье ведь разное бывает. – Берг засмеялся. – Но ты, Илья, не бойся. У нас все по последнему слову техники. Кнопку нажали – и вот ты уже как на ладони. Со всеми своими болячками: настоящими, прошлыми, да и с будущими можно разобраться.

– Прямо как в фантастических фильмах, – удивился я. – И давно у вас такая аппаратура?

– У нас давно, – парировал толстяк. – И вообще не удивляйся ничему – не стоит. Многого все равно не поймешь. Доверься мне и, клянусь Богом, не пропадешь.

Берг, кажется, заканчивал манипуляции со своим пультом.

– Забавные машинки у вас, – сказал я, указывая на пульт.

Толстяк уставился на меня и проследил за тем, куда указывает мой палец.

– А, это… Это да, гениальная вещица, – ответил Берг и, словно ребенок, завертел в руках хромированный параллелепипед. – Только машинки разные, Илья. Одинаковых нет.

– А у консьержей? – спросил я.

– О-о-о… Не стоит даже сравнивать. Да и не важно это. – Толстяк поднял указательный палец над одной из кнопок пульта. – Главное, чтобы то, что тебе нужно, всегда было у тебя под рукой. Если нужно открыть дверь, то тебе совершенно наплевать на то, что эта, как ты сказал, машинка может разнести на части полгорода. Тебе просто нужно открыть дверь… А теперь смотри.

И не успел я ничего ответить, как толстяк вонзил палец в своего блестящего помощника. И в ту же секунду весь открывшийся вид на Москву, так впечатливший меня, исчез. «Что за жалюзи такие у вас, Олег Генрихович? Надо поинтересоваться, где заказывал», – подумал я и улыбнулся.

Но в следующий момент жалюзи снова открылись, но за окном была не Москва, а темная пучина моря или океана. Тяжелые водоросли покачивались в такт какой-то мелодии. Медленно проплывали огромные рыбы, пропуская сквозь свои жабры десятки литров воды; проносились стайки ярких маленьких рыбок-ракет. Я все ожидал, что тишину и спокойствие вскоре нарушит голос Дроздова из программы «В мире животных», но этого не происходило. Где я?

Где-то в области солнечного сплетения мгновенно образовался какой-то сосущий комок, и все положительные эмоции стали покидать мою и без того замученную душу. Когда толстяк отвернулся от экрана и посмотрел на меня, то по его сползающей улыбке я понял, что выгляжу не очень.

– Илья, тебе что, плохо? – испугался толстяк. – Я думал, это успокоит, настроит на нужный лад.

– Да нет, все нормально, – постепенно успокаиваясь, сказал я. – Неожиданно просто.

Хотя мысль о большом зеленом кузнечике в миллионе световых лет от нашей планеты вновь посетила мою голову. Если подводный мир – это какая-то телевизионная заставка, то и вид на Москву мог быть тем же!

– Расслабься, Илья. Это просто программа, – сказал толстяк, снова теребя пульт. – Если хочешь, я выключу.

– Да нет, нормально, – ответил я.

– Тогда продолжим. Смотри вот сюда, Илья, – сказал Берг и навел свой пульт мне в лицо.

Я хотел было сказать, что мне надоело, я передумал, но не успел. Фотовспышкой вспыхнула рука толстяка, глаза пронзила боль, и на несколько секунд я погрузился в кромешную тьму. Страх снова вонзил в меня свои когти, но только на миг. Потому что уже в следующее мгновение я снова видел перед собой ту же комнату, тот же вид из окна и того же тучного очкарика.

– Вот и все, – сказал толстяк. – Диагностика прошла успешно. Никаких серьезных отклонений не выявлено. Ну может, лишь небольшая дыхательная аритмия, но это норма для астеников. Курить бы, батенька, вам поменьше. Но в целом здоров как бык.

– Я не понял, что вы… Вернее, ты хочешь мне сказать? – удивился я, и новая мысль, точнее, догадка полезла мне в голову.

– Я хочу сказать, что ты совершенно здоров и тебе нужно забыть о бренном теле, а сконцентрироваться на делах душевных, то есть на психических.

Лохотрон, честное слово, позорный лохотрон. И я, как последний дурак, попался на всю эту чушь и еще сижу здесь и беседую с этим жирным ублюдком. И он еще хочет, чтобы я здесь с ним разоткровенничался. Е-мое! Ну надо же так лопухнуться. Лопух вы, ваша светлость, Илья Сергеевич. Полный лопух, если не сказать больше. Я взорвался.

– Здоров, говорите? Угу. Вот так – раз, два – и здоров, да? – Былая деликатность и благородный тон мгновенно улетучились. – Я неделями лежал во всяких диагностических центрах, жрал всякую дрянь, в меня тыкали шприцами, привинчивали к башке кучу проводов, запихивали руку по локоть в задницу, а оказывается, можно просто щелкнуть фонариком в глаз – и все готово: диагноз поставлен, садитесь, расписывайтесь.

– Илья, выслушай…

Толстяк попытался успокоить меня все тем же спокойным и уверенным голосом. Ну уж дудки. Ладно еще врачи обманывают, но те хоть видимость создают. А здесь…

– Как мне отсюда выйти? И сколько я должен за весь этот спектакль? – спросил я. – Прости, Олег, но нужно было сразу сказать, что я попал в театр.

– Илья, ты можешь спокойно выслушать то, что я скажу? – выпалил толстяк. – Просто сядь и послушай, сопляк.

– Вы, кажется…

– Ты можешь думать что хочешь! – Теперь в атаку пошел Берг. – Лохотрон, театр, обман… Или что-то там еще. Но ты сам знаешь, что у тебя проблемы и их надо решать. Если бы ты мог справиться с ними в одиночку, то наверняка бы уже справился. Но ты не можешь. Поэтому ты здесь. Подсознательно ты уже был здесь еще до того, как твоя нога переступила этот порог. Не упускай свой шанс. К тому же ни о каких деньгах я, кажется, не говорил.