Фиолетовый гном

Несмотря на оправдывающее отсутствие верхнего образования, оно, чтение, все-таки накладывало на Серегу пятно скрытой интеллигентности. Таких в парфюмерной охране не выдвигали наверх. Вполне логично. Если у тебя больше одной извилины в голове, трудно быть полностью лояльным ко вверенному тебе дверному проему…

5

Что удивляло Серегу, Танька абсолютно не боялась ездить пьяная за рулем. И хорошо ездила, кстати. Несмотря на расхожее мнение о женщинах-водителях. Она объясняла, что всегда держит в бумажнике несколько сотен долларов. На случай гаишников. Случается, но редко. Москва большая, не так часто они и останавливают. Всего-то попадалась с запахом два-три раза.

– А если не возьмут, – спросил однажды Серега. Хоть и понимал, что берут всегда. Вопрос – сколько предложишь, но это всего лишь вопрос денег.

– Тогда я им дам, – просто объяснила она.

– Чего? – не сразу понял он.

– Себя.

Возразить было нечего. Тоже выход.

– И что? Случалось уже давать? – поинтересовался Серега, как мог, равнодушно.

– Не ревнуй. Не случалось пока. Обходилась долларами. Это же не мужики, это карманы на ножках…

Еще его удивляло, со сколькими разными людьми она была знакома. Часто они срывались среди ночи и ехали куда-нибудь на другой конец города. В компанию, в бар, на дачу, просто попить пива с ее знакомыми на берегу Москвы-реки. В бесчисленной веренице ее знакомых он быстро запутался. Это тоже иногда раздражало. Хотелось побыть наедине, а тут – новая компания…

Когда она познакомила его с Сашей Федотовым? Весной, это Серега точно помнил. Кажется в мае, потому что все вокруг расцветало и пахло…

Однажды Серега с Таней сидели за столиком в открытом кафе, в парке Сокольники, а к ним неожиданно подсел высокий мужик. Ростом не меньше Сереги, по-спортивному сухощавый, с острыми чертами лица и черными, круглыми как у вороны глазами. Он весь походил на ворону. Или грача. Только большого грача, грача-хищника, который на полдник закусывает ястребами. На нем был серый костюм, дорогой с виду, модная белая рубашка с полосками и галстук в тон костюма. Часы точно дорогие, швейцарские, Серега видел такие в Пассаже, несколько тысяч долларов стоят.

Сначала Серега решил, что это какой-нибудь коммерсант.

Тот обнялся с Танькой и крепко пожал руку Сереге. Пальцы у него были твердые и горячие. Саша Федотов, отрекомендовался он.

Именно так. Не просто Саша, понял Серега. Сашей много, навалом, как грязи вокруг, а он – Саша Федотов. Один-единственный и неповторимый. Серега никак не мог определиться, нравится ему новый знакомый или нет.

Они втроем пили терпкое сухое вино, закусывали местными шашлыками с приятным привкусом дыма и говорили о сравнительных достоинствах немецких и японских автомобилей. И Саша Федотов, и Танька сходились на том, что немецкие машины дороже, зато у них ремонт дешевле. У японцев – наоборот, купить приличную модель можно сравнительно недорого, зато эксплуатация обходится в большую сумму. Так на так и получается, рассуждали оба. Серега, водитель «Жигулей», скромно помалкивал.

В общем, хорошо посидели. Вина выпили изрядно. Мужик Сереге скорее понравился. К таким хорошо подходит приблатненое словечко «конкретный». Быстрый, резкий в словах и движениях. На прощанье Саша Федотов снова крепко пожал ему руку и дал визитную карточку. Бумага плотная, буквы – с золотым тиснением. «Александр Кириллович Федотов. Охранное агентство». И только один телефон.

Когда он ушел, Таня сказала, что Саша Федотов кому попало свои визитки не раздает. Серьезный человек. Раз дал, значит, надо позвонить. Будет предложение по поводу работы. Она с Сашей предварительно разговаривала. Сколько можно, в конце концов, загнивать в своей парфюмерной лавочке?!

Серега в очередной раз объяснял ей, что загнивают помидоры на овощной базе, а он – бездельничает. Разные вещи, кто понимает.

Только теперь он сообразил, что Саша Федотов появился за их столиком не просто так. Своего рода смотрины. Похоже, Десантница всерьез озаботилась устроить его на престижное место. Да, она недавно что-то говорила об этом, вспомнил он.

– Кстати, откуда ты его знаешь? – спросил он Таньку этим же вечером, когда они лежали вдвоем на скрипучей Серегиной тахте. Курили, пуская дым в потолок.

– Между прочим, он мой бывший шеф. Я у него в охране банка работала.

– Только шеф? – уточнил Серега.

– Не только. Когда-то я с ним трахалась, – призналась она без стеснения.

– Приличные люди говорят – спала, – заметил Серега.

– Спать – не спала, врать не буду, а трахалась с удовольствием. Он спортивный мужик, – пояснила Танька.

– Это я заметил.

– Ты что, ревнуешь?

– Да нет, не особенно.

– А зря, – предупредила она.

Он обиделся, если честно. Не за то, что она трахалась с Сашей Федотовым, мало ли кто, когда и с кем, жизнь – штука долгая. Но признаваться не надо было. Вот так, со всего маху по самолюбию…

Танька тоже обиделась, заметил Серега. Наверное, что не встал в позу и не зарычал от звериной ревности. Странный они народ, эти женщины. Ревнуешь – козел, не ревнуешь – дурак… Как ни крути, а все равно кругом виноват… Всю жизнь он категорически отказывался понимать эту вывернутую логику и всегда в нее вляпывался.

Свою обиду Десантница тут же поспешила выплеснуть на него.

– Сволочь ты, – категорично определила она. – Я, между прочим, для тебя же старалась, дозванивалась, договаривалась…

– Интересно, интересно! С этого места подробнее, пожалуйста… Где, как, в каких позах?

– Чурбан!

– Новое определение, – заметил Серега. – Нестандартное. Баба – она нутром человека чует. Спит себе с человеком и чует его до невозможности.

– Медведь полярный!

Она продолжала дуться.

Глупо! Впрочем, Серега знал как ее успокоить. Несмотря на все карате у нее были очень чувствительные кончики пальцев ног. Язык мой – не враг твой. Когда молчит и делает дело.

Они помирились.

Через несколько дней Серега позвонил Саше Федотову…

Это тоже было давно… В прошлой жизни?

Сам Серега не слишком верил в модную теорию повсеместной реинкарнации. Дорога греха, тянущегося за человеком из седой старины, и искупления собственной жизнью развеселых деяний дедов-прадедов? Что-то в этом есть, признавал он, как в любой куче можно при желании отыскать непереваренное зерно истины, но, в общем, все достаточно наивно и откровенно надуманно. Слишком примитивная концепция, как раз в стиле человеческого ума, а не «высшего разума». В конце концов, простое понятие «генная память» тоже все объясняет не хуже пресловутого переселения душ.

Хотя само словосочетание «в прошлой жизни» сразу легло на язык и прочно прилипло. Красиво и с надеждой на будущее бессмертие…

А кто сказал – чтобы начать жизнь заново, надо обязательно умереть? У человека, вообще, много жизней, что в принципе ни для кого не новость. Когда Серега учился в школе – это была одна жизнь, потом, после армии, бравый и одинокий, он зажил совсем другой жизнью, дальше, на службе у Шварцмана, началась третья жизнь…

Другая жизнь… Теперь остается сидеть в нарядном греческом доме, чесать в затылке и думать о том, что он приобрел и что – потерял…

Так получилось.

С другой стороны, кто из людей хоть когда-нибудь получал все, что хотел? Нет, конечно, таких. Даже история царей и героев подобных примеров не знает.

Мысль простая, но отрезвляет от рефлексии. Так мир устроен!

6

Саша Федотов предложил Сереге пойти работать телохранителем. К одному очень богатому человеку по фамилии Шварцман.

Хозяин признает только сотрудников охраны не ниже метра девяносто, пожаловался вскользь Саша Федотов. Преторианская гвардия, пунктик у него такой. Чтобы идти среди телохранителей как в питерском дворе-колодце – только небо над головой. Чемпиона страны по дзюдо не взял на работу, потому что у того всего метр восемьдесят восемь, доверительно рассказал Саша. Коротышка, сказал… А где ему найдешь столько баскетболистов, готовых профессионально стеречь и защищать? Так что приходится выкручиваться и готовить рослые кадры на месте. У тебя, значит, метр девяносто два? Повезло тебе, парень, на целых два сантиметра повезло…

Серега еще не знал, повезло ему или нет, но представиться богатому человеку согласился. Чем черт не шутит, когда Бог спит?! Придумано, наверное, самим чертом…

Саша Федотов работал у того замом по безопасности. Возглавлял службу телохранителей и охрану предприятий.

В общем, крутой мужик Саша. Когда Серега на своем «жигуле» проехал через полосатый шлагбаум и предъявил паспорт людям в камуфляже, охранявших элитный коттеджный поселок, он понял насколько крутой мужик Саша Федотов. Не говоря уже о его боссе.

Куда ни посмотри – впечатляло. Такие дома, как здесь, Серега до этого видел только в кино. И не в нашем кино, где оббитые финской вагонкой чердаки до сих пор заменяют спальни. В «их» кино, про тяжелое, полное невзгод и опасностей существование миллиардеров и преуспевающих мафиози.

Дом босса вообще поразил Серегу. До тех пор новорусские поселения связывались в его представлении с глухими стенами из красного кирпича и забетонированными площадками для «мерседесов» вместо привычных огородов с картошкой. Этот дом одним фактом существования перечеркивал не только приусадебное говноедство, но и претензии чемоданообразных «меринов». Он был белым, синим и голубым. Цвет – первое, что бросалось в глаза. Потом Серега разглядел башенки, извивающиеся перекрытия, причудливые балкончики и огромные, тонированные под серебро стены-окна. И все равно первое ощущение летящей неопределенности форм оставалось. Дом напоминал птицу, приготовившуюся взмахнуть крыльями. Или, допустим, корабль. Парусник, легко скользящий при попутном ветре. Бегущий по волнам, как у Грина. К причалу, на золотую цепь… Тоже вполне уместно вспомнить.

Наверняка при постройке этого дома архитектор озолотился, решил Серега. Впрочем, архитектор такого уровня, скорее всего, озолотился гораздо раньше…

Как договаривались, Саша Федотов встретил его перед въездом на участок. Если можно назвать этим блеклым словом территорию в несколько гектаров, с подстриженными лужайками, беседками, всякими кукольными скамеечками, живыми изгородями из хвойных кустов и даже небольшим сосновым бором. Еще перед домом был бассейн, больше похожий на естественное озеро в каменной чаше, и небольшой искусственный водопад, выложенный гладкими гранитными валунами. Эти валуны, ему потом рассказали, специально доставили для Шварцмана с побережья Белого моря.

По теплому времени в каменной чаше голубела вода, а по валунам журчали сверкающие на солнце струи. Все это смотрелось настолько естественно, что выглядело уже не бассейном, а живописным лесным озерком где-нибудь в Карелии.

Саша Федотов твердо пожал руку Сереге. Хозяин ждет, – значительно сообщил он. Как показалось Сереге, с сомнением глянул на его привычные джинсы, кроссовки и тертую ветровку цвета уходящего лета. Но комментировать не стал. В конце концов, они не договаривались, что Серега будет при параде и галстуке, договаривались, что просто приедет.

Он приехал. Как обещал. И нечего зыркать пренебрежительными глазами на человека без галстука! Пусть по нему видно, что он не только не носит галстуков, но и завязывать их не умеет, и что из того? Человек без галстука – такое же создание по образу и подобию божьему…

В знак протеста у Сереги возникло желание поинтересоваться: с нетерпением ли его ждет Хозяин, или так, спустя рукава, время проводит?

Классовая ненависть, наверное. Когда при виде окружающей роскоши душа закипает из глубины и хочет немедленно все отнять, поделить, промотать, в общем, чтоб следа не осталось.

Серега ничего не стал говорить. Понял, сообразил, конечно, что здесь много не говорят. И, тем более, не говорят лишнего. Как в колонии, каждое слово – ответа стоит.

– Иди за мной, – бросил Саша Федотов.

И снова Серега едва удержался от уточнения – след в след, как по минному полю?

Что еще ему оставалось, как ни ерничать про себя, шагая по мраморным плитам дорожки за прямым, как штык, Сашей Федотовым?

Богатого человека звали Иван Иванович. Конечно, он был такой же Иван Иванович, как Серега – Рахим Рахимович. Исаак Исаакович он был, по одному носу меньше двух исааковичей не дашь. Но представился как Иван Иванович. А Сереге что, пусть будет хоть Черт Чертович, раз ему озвучили такую зарплату в у. е., в конверте и без налогов.

Богатый человек встретил их сидя на диване из ослепительно белой кожи перед низким стеклянным столиком на восьми изогнутых ножках. Перед ним на стене было раскинуто плоское полотно телевизора величиной, наверное, с дверь. По телевизору показывали что-то стреляющее, звук был убран почти до минимума.

Богатый человек был одет в спортивный костюм простого синего трикотажа и шлепанцах на босу ногу. Виднелись голые щиколотки, поросшие густым черным волосом. На груди и голове волосы были с проседью, соль с перцем – и не понять, чего больше. Он был невысоким, пухлым и густоволосым, под растянутым спортивным костюмом отчетливо обозначались брюшко и бока.

Хозяин сегодня отдыхает, предупредил Саша Федотов, провожая Серегу в дом.

Отдыхал Иван Иванович чисто по-русски. На столике, на веере разноцветных журналов, стояла бутылка банальной водки, демократичная стопка и тарелка квашенной капусты. Увидев вошедших, богатый человек первым делом выпил объемистую стопку и закусил ее горстью капусты, которую нагреб в рот рукой. Поморщился, пожевал, аккуратно вытер руку большим носовым платком в сиреневую клетку и промычал что-то похожее на приветствие.

Честно говоря, Серега ожидал нечто более грандиозное. А тут – обычный рыхлый мужик с явной восточной кровью и свисающим на губы носом. Широкое и, может быть, когда-то красивое лицо перечеркивали сиреневые прожилки. Словом, по классификации видов – ханыга вульгарис. Такому место не на сияющей коже дивана перед плазменной панелью, а где-нибудь в гараже за откидным столиком, единственным святым убежищем от чад и домочадцев, решил Серега. В лучшем случае – где-нибудь на рынке, в глубине собственной палатки с просроченными полуфабрикатами.

Потом, спустя время, он понял, что так думали все, кто впервые видел Шварцмана. Свой интеллект Хозяин не носил на лице, а про манеры вообще говорить не приходилось…

– Вот, Иван Иванович, человек, о котором я вам говорил, – представил Серегу Саша Федотов. – Сергей Кузнецов. Планирую парня вместо Афанасьева.

– Тоже десантник? – спросил Шварцман, небрежно сплюнув остатки капусты на гладкий паркет с узорчатыми завитушками рисунка.

– Никак нет, внутренние войска, – сказал Серега.

Он сам не понял, откуда вырвалось это армейское «никак нет». Но, похоже, к месту.

– Парень стоящий, – добавил Саша Федотов. – Я навел справки.

Интересно, когда он успел?

– Ага. Горячие точки, интернациональный долг Родине, – сказал Шварцман, глянув на Серегу крупными и темными, как сливы, глазами. Взгляд у него был внимательный и умный. Цепкий взгляд, заранее уверенный в собственном превосходстве.

– Никак нет, – на этот раз Серега уже сознательно использовал военную терминологию. – Я еще при коммунистах служил. Охранял колонии с заключенными.

– Ну и как там? В колониях? – лениво поинтересовался Хозяин.

– Сидят… Кто не может выбраться.

Этот ответ понравился Ивану Ивановичу. Он покивал головой.

– Да, молодое поколение… – проворчал он. – Выбрало пепси, чтобы запивать гамбургеры…

К чему он это сказал, Серега не понял.

– Не такое уж молодое, – уточнил на всякий случай. – Я с шестьдесят четвертого года.

– Все равно молодое, – возразил Шварцман. – До сорока все молодые. Потом начинают молодиться. Это уже старость на подходе…

Он не слишком твердо налил и, жадно хлюпая, выпил водки. Переморщился. Покосился на капусту и, видимо, решил не закусывать.

– Эстраду любишь? – неожиданно спросил Иван Иванович.

– Какую? – не понял Серега.

– Всякую. Современную, например… Имей в виду, я в машине этого барахла не терплю.

– Не любите, Иван Иванович? – рискнул, в свою очередь, спросить Серега.

– Не люблю. Когда меня держат за идиота – совсем не люблю. Ладно певцы, шут с ними, они свои бабки зарабатывают, барабанят народу по ушам навязчивыми мотивами. Но почему я должен все это слушать? Я не против эстрады, я против того, чтобы меня держали за идиота… Вот этого – точно не люблю!

Предупреждение?

Шварцман погладил толстыми пальцами кончик носа. Потом начал активно ковырять в ноздре, извлек оттуда черную волосину. С удовлетворением сдул ее с пальцев. Снова погладил нос и помотал головой. Словно мух отгонял. Только сейчас Серега сообразил, что Шварцман уже крепко пьян.

Иван Иванович еще раз внимательно посмотрел на него печальными еврейскими глазами. В которых, как положено, отражалась вековая скорбь древнего народа. Или что там еще должно отражаться?

Серега тоже смотрел на него. Чего ему терять? Работа и так есть, над ним не капает. Он сильно не напрашивается.

– Я тебя беру на работу, ты мне понравился, – вдруг заключил Иван Иванович. – Детали обсудишь с Сашей, он все расскажет…

Аудиенция явно была закончена.

Шварцман, больше не глядя на них, снова потянулся к бутылке. Попал пальцами в тарелку с капустой, оперся на нее и горько, обреченно вздохнул. Медленно высвободил руку и стряхнул с нее капустную стружку. Собрался, с двух попыток поймал бутылку за горлышко, и было видно, уже не отпустит. Теперь нужно было налить. Непростая задача, совсем не простая… Видимо, обдумывая этот предстоящий физкультурный подвиг, Шварцман настолько сосредоточился, что забыл про посетителей. Углубился в проблему, как ученый, глазами меряя расстояние от стопки до горлышка и что-то пришептывая.

Отдыхал Хозяин…

Оказывается, он не просто пьяный! Нажратый до полной задницы, мысленно определил Серега. Странно, а по глазам не скажешь…

Саша Федотов тронул Серегу за локоть. Тот понял, начал вежливое, вполоборота, отступление к выходу…

Когда прошло уже много времени и они с Хозяином откровенно разговорились, Шварцман объяснил Сереге смысл этого в общем-то пустого разговора. Пьяный, пьяный, а все помнил, оказывается. К тому времени Серега уже знал его особенность – никогда ничего не забывать в любом состоянии.

– До тебя приходил один, – объяснил Щварцман. – Десантник, капитан в отставке, кандидат в мастера по чему-то там. В общем, круче десятка вареных яиц, вместе взятых. И рекомендации хорошие, и Федотов за него горой… А он стоит и смотрит на меня как на жида. Я же вижу… Слушает, конечно, не вякает. Но смотрит. Стоит и думает про себя, как он, русский офицер, весь из себя боевой, к жиду в холуи пойдет. Трудно ему бедолаге будет. Я ему облегчил жизнь. Послал к ядерной матушке.

– Мне, вообще-то, все эти национальные вопросы до фонаря, – сознался Серега. – Чурок только не люблю. Еще с армии. Во внутренних войсках тогда было много чурок, все время приходилось с ними драться.

– Чурок можно не любить, – разрешил Иван Иванович. – Тупые они, за что их любить?

Шварцман был почти олигарх, скоро узнал Серега. Хозяин сам так о себе говорил: «Я – почти олигарх, и определение „почти“ меня абсолютно устраивает. Пока останусь „почти“, буду живым, здоровым, богатым, и даже не за решеткой, как некоторые самые умные. Нам, Шварцманам, всякие Гусинские и Ходарковские – не указка, а информация к размышлению!»

Шутить изволил…

«Пресловутая еврейская осторожность?» – думал Серега.

Шварцман торговал зерном. А также хлебом, хлебопродуктами и макаронными изделиями, которые выпускали два принадлежащих ему завода в Подмосковье. Из хлеба поставляемого его же торгово-закупочными фирмами. Еще ему принадлежал крупный подмосковный банк и сеть супермаркетов.

Он был действительно богатым человеком. Очень скоро Серега понял, что все его умопомрачительные дома, квартиры внутри Садового кольца и лимузины длиною с дом – это даже не часть его состояния, а незначительные предметы роскоши – как, например, дорогие часы или бумажник. Для Шварцмана деньги давно уже не были деньгами как таковыми. Работая у Шварцмана, Серега впервые по-настоящему понял, что действительно большие деньги – это уже совсем не деньги. Это капитал. Это вложения, инвестиции и счета во всевозможных банках. Своего рода игра в богатство, за которой самих денег, как бумажек с покупательной способностью, уже давно не видно.

Позднее Серега узнал некоторые подробности его коммерческой биографии.

Как и все честные советские люди, которым надоело быть советскими и, тем более, честными, он начал с того, что ушел из своего НИИ и устроился лепить тесто в какой-то чебуречно-пирожковый кооператив. Подкормившись на чебуреках, они с приятелем залезли в долги и начали возить из-за рубежа подержанные компьютеры. Сами ремонтировали, собирали и продавали, в НИИ им уже приходилось иметь дело с такой техникой.

Скоро приятель купил себе «Жигули» восьмой модели и забурел, рассказывал Шварцман. Потом запутался между женами и бабами и окончательно сошел с дистанции. А Шварцман продолжал вкладываться в компьютеры. Потом приватизировал по случаю бензоколонку, следом – еще несколько, занялся поставками бензина и нефти. Когда этот лакомый бизнес начали подминать под себя организованные преступные структуры, успел вовремя уйти в сторону со всеми капиталами и переключился на черные и цветные металлы. Здесь он тоже не задержался, отхватил пару кусков пожирнее и тоже ушел. Иначе бы точно убили, рассказывал он, слишком крутая драка начиналась в металлургии. Наконец, с подачи другого старого приятеля, переключился на зерно, а затем – на хлеб и макароны.

В принципе абсолютно все равно, чем торговать, сказал он как-то Сереге. Главное, соблюдать единственный принцип торговли: купить дешевле, а продать – дороже. Все ведь просто на самом деле, объяснял Шварцман, даже непонятно почему у многих людей импортное слово «бизнес» вызывает такой священный трепет. Деньги – товар – деньги, все по старику Марксу, ничего нового…

Сначала Серега долго удивлялся Ивану Ивановичу. Никак не мог понять, что он за человек. По виду – типичный еврей, носатый, курчавый и въедливый, способный за мгновения довести до точки кипения самого флегматичного антисемита. По умению зарабатывать деньги – еврей в квадрате, даже в кубе. По поведению – типичный русский ханыга. Как он сам про себя говорил: бывший гениальный мальчик с физтеха, с соплями в носу, рублем на завтраки и бутылкой бормотухи в кармане.

Теперь, во взрослой своей ипостаси, бывший гениальный мальчик превратился в откровенного пьяницу и, под настроение, бабника. Когда не лень было оторвать задницу от дивана перед бормочущим телевизором.

Иван Иванович не просто много пил. Он пил очень много даже по самым строгим российским меркам, где отсчет начинается от ведра с гаком. До этого Серега считал, что евреям такое запойное пьянство не свойственно. Оказалось, зря он так считал, любимому пороку покорны не только все возрасты, но и национальности.

В день Иван Иванович выпивал не меньше бутылки водки. Предпочитал этот традиционный напиток всем западным виски, джинам и коньякам, которых называл происками гнилого Запада против российской печени.

Впрочем, бутылка в день – это было еще немного. Для него – обычно. Время от времени у Шварцмана случались запои, и тогда начиналось много. Он по несколько дней не выходил из дома, не брился, не мылся, носом по полу катал бутылки и засыпал в самых неожиданных местах. Оставляя семье и прислуге почетное право транспортировать его драгоценное тело до кровати.

Через несколько дней, когда запой ему самому надоедал, в доме появлялись два вежливых, улыбающихся врача в чистых белых халатах. Начинались капельницы, всевозможные очистки крови, массажи и сауны. Через сутки Хозяин становился трезвым, злым и деловым. Твердел лицом и отправлялся по объектам, вершить руководство на местах. Там никто и представить себе не мог, что всего лишь сутки назад всемогущий Хозяин валялся где-то под столом, разобранный, как списанный двигатель.

Все-таки деньги могут многое. С этим Серега никогда не спорил.

Удивительно, но даже в самое запойное время Шварцман продолжал руководить своей хлебно-макаронной империей, не отрываясь от трех мобильников. Он, похоже, и спал с ними. В работе для него не существовало дня или ночи. Его рабочее время делилось на часы, сутки, недели и т. д. Хоть трезвый, хоть пьяный, хоть никакой – он действительно никогда ничего не забывал.

– А что ты хочешь, Сергей? Математический склад ума и десять лет занятия наукой, – как-то объяснил ему Иван Иванович. – Четыре кандидатские диссертации написал в свое время. Одну – для себя, три – для друзей, сам понимаешь, не за просто так… Да и докторскую, было дело, почти сварганил, только защититься не успел, страна начала разваливаться, а с ней – и наука. Так что сразу такие мозги не пропьешь даже при большом желании….