Гнев ангелов

– Мне очень жаль, Мун, но без этого никак, – извиняется Семьяса уже в третий раз.

Я киваю, потому что больше не в состоянии говорить. Невероятно, какой слабой я стала. Будто никогда в жизни и не сражалась. То, что мы делаем, – особенно после предупреждения Алессио, – совершенно неразумно, но абсолютно необходимо.

– Последний рывок до входа в наши покои, и ты сможешь отдохнуть.

То, что я делаю, сложно назвать рывком – это скорее шатание, но я добираюсь до двери и умудряюсь не упасть. Дверь открывается, когда я кладу ладонь на ручку, и я теряю равновесие. Руки Люцифера обхватывают меня, когда я падаю ему на грудь. Откуда он здесь взялся? Я не видела его несколько дней.

– Ты чем с ней занимался? – прикрикивает он на Семьясу. – Она даже на ногах не стоит!

– Мы тренировались, – сквозь вату, будто заткнувшую мои уши, его голос звучит виновато.

Почему именно Люцифер всегда видит меня такой слабой? Я хочу оторваться от него и собираюсь с последними силами. В тот же момент он поднимает меня на руки. Я пытаюсь обороняться, ведь я не какая-то кукла, но он огрызается на меня:

– Хватит ерзать, или я сейчас потеряю терпение! В таком состоянии тебе нужно лежать в кровати.

– У нас так мало времени для подготовки, – слышу я голос Семьясы позади.

Люцифер рычит что-то непонятное ему в ответ и идет дальше. Когда мы подходим к моей комнате, он просто бросает меня на кровать. Матрас очень упругий, и меня подкидывает на пару сантиметров.

– Ай! – кричу я. – А поаккуратнее нельзя? Я больна.

Меня поражает смертельный взгляд Люцифера.

– Не смеши меня. Я буду обращаться с тобой аккуратно только тогда, когда ты станешь благоразумнее.

– Неужели из твоих губ могут вырываться только оскорбления? – шепчу я, дергая покрывало. На самом деле мне следовало бы пойти в душ, потому что я вспотела, но с этим я не справлюсь. Я просто хочу свернуться калачиком и заснуть.

Люцифер напряженно вздыхает и накрывает меня одеялом. Я чувствую его пальцы на своем лице, когда он укрывает мои плечи.

– Я тебя не оскорбляю, – тихо говорит он, – я просто не пытаюсь тебя обманывать. Речь идет о жизни и смерти. Не забывай об этом.

Как же. Не проходит и дня, чтобы мне об этом не напомнили.

Вокруг темнота. Я не вижу ничего, ни единого луча света. На моей грудной клетке, на моих ногах и лице лежит что-то тяжелое. Я слышу смех.

– Это твое наказание, брат, – слышу я чью-то высокомерную усмешку. – За то, что ты такой всезнайка, за твое неподчинение и предательство.

Я хочу сдвинуться с места, но мне это не удается. Когда я открываю рот, чтобы издать стон, что-то проникает в меня и душит каждый звук. На кончике языка я чувствую кислый вкус земли, и отчаянная злоба закипает во мне. Я потерпел крах. Я пожертвовал всем, что хоть что-то для меня значило. И для чего? Люди доверяли мне, потому что я пообещал им впустить их в рай. Я дал им смысл жизни, и они последовали за мной. А теперь мои братья победили. Я всеми силами пытаюсь подняться. Напрасно. Они похоронили меня заживо и положили камни на мою могилу. Как им это удалось? Ответ, к сожалению, очень прост. Я был слишком надменным, считал себя умнее братьев и думал, что разум восторжествует. При этом мне давно следовало понять, что они замышляют. Я закрываю глаза и подавляю в себе обиду и отчаяние. Я сделал все, что мог. Теперь судьба людей находится в их руках. Я молюсь о том, чтобы они не совершали тех же ошибок, что и я.

– Десять тысяч лет, брат, – слышу я голос Рафаэля, доносящийся до моей могилы. – Надеюсь, к тому времени ты поймешь, кто может называться венцом творения.

Я смеюсь и глотаю песок. Он никогда не поймет, в чем дело. Рафаэль топчет мою могилу, и я стоически выслушиваю поток его причитаний и обвинений. Все, что он говорит, я и так знаю. Я слышал это миллион раз, но я никогда не подчинюсь воле судьбы. Я засыпаю, пока вой не пробуждает меня ото сна. У меня есть примерные представления о том, что происходит наверху.

– Врата! – рычит он. – Почему врата закрываются?

Он и вправду думал, что я оставлю ему сад Эдема? Что за придурок.

– Люц! – он распускает нюни. – Открой врата! Сейчас же.

Я не издаю ни звука и медленно наслаждаюсь его гневом. Он должен был оставить мне землю и людей. Я бы позаботился о них лучше, чем он когда-либо сможет. Но теперь ему придется ждать еще десять тысяч лет. Он не сможет сам снять свое же проклятие. Я стараюсь не думать о тех, кого я оставляю. Если я буду это делать, то сойду с ума. Возможно, это произойдет само собой. Темнота постепенно лишит меня любого доброго и приятного чувства. Я и представить не могу, что буду делать после того, как пройдет это время. Во мне уже сейчас зарождается желание умереть и тоска по смерти. Время проходит. Столетие за столетием. Я больше не могу терпеливо принимать свою судьбу. Я принц ада. Своего собственного ада. Возмущение сменяется горечью, горечь становится безумством. Тысячелетие за тысячелетием я упрекаю себя за это. Всему виной было мое высокомерие, сделавшее моих друзей и людей несчастными. Моя надменность, моя гордыня. Я вознесся над себе подобными, а другие вынуждены платить за это. Одиночество – это худшее наказание, но я заслужил его. Никогда не думал, что буду в ком-то нуждаться. Я был для этого слишком горд. В какой-то момент я растворяюсь в горе и тоске. Вся моя смелость и надежда покидают меня, и я не могу ничего с этим поделать.

Я открываю глаза и не двигаюсь. Тяжелое одеяло лежит у меня на груди, словно центнер камней. Я чувствую вкус земли у себя на языке. Я должна была закричать, но не могу. Этот сон или это видение было хуже, чем все предыдущие. Я не могу дышать, потому что отчаяние, которое я прочувствовала, все еще перехватывает дыхание. Я не хочу представлять, каково это – быть погребенным заживо на десять тысяч лет. Разве от этого не сойдешь с ума? Люцифер кажется мне слишком социализированным. Как он пережил это? Я откидываю одеяло в сторону и встаю с кровати. Я должна убедиться в том, что я жива и достаточно свободна. Кроме того, мне нужно что-то выпить, чтобы избавиться от этого привкуса во рту, а еще я голодна, потому что заснула сразу после тренировки. Мой живот урчит, а ребра болят от напряжения. Я быстро одеваюсь и подкрадываюсь к двери. На мне вещи, которые ангелы доставляют во дворы. Узкие темно-серые брюки такие удобные, будто были сшиты специально для меня. Примерно так же дело обстоит и с белой блузой, ткань которой мягче, чем все, что я когда-либо носила. Алессио, конечно, принес мне вещи из дома, но я не могу заставить себя надеть эту поношенную старую одежду. Тихо открываю дверь. До этого я никогда не выходила из комнаты одна: ни ночью, ни днем. Я думала, что все будет ярко освещено, но зажжено всего несколько свечей. Я брожу по покинутым коридорам. Большинство дверей закрыты, а большой салон пустует. Я не знаю, какие ангелы отправляются ночевать на небо, а какие остаются здесь. До некоторых пор меня это и не интересовало, но сейчас я задаюсь вопросом, смогла бы я покинуть дворец? Но что тогда? Могу ли я вообще отказаться от задания, которое оставили мне мои родители? Я не нахожу ответа на этот вопрос, сколько бы я над этим ни размышляла. Не думаю, что смогу спасти человечество, но если есть хоть малейшая искра надежды на то, что я в силах остановить наше уничтожение, я постараюсь ее разжечь. Я бы с радостью подробно обсудила это с Алессио, но мы никогда не остаемся одни.

Я целенаправленно подхожу к большому арочному окну и выглядываю наружу. Я вдыхаю солоноватый запах моря и закрываю глаза. Медленно, но верно гнетущее чувство покидает мою грудь. Небо надо мной все еще существует, как и далекое море на горизонте. Почему же мне приснился именно Люцифер? Я не хочу испытывать к нему жалость. В том, что случилось, виноват только он сам. Почему он вообще связался со своими братьями?

– Не можешь заснуть? – раздается его тихий, теплый голос позади меня. Я поворачиваюсь. Люцифер сидит на диване и держит в руке бокал. Я не могу прочесть эмоции на его лице, потому что на него падает тень, но крылья архангела расслабленно лежат на подушках. До сегодняшнего дня я видела его только одетым в рубашку, но она небрежно сложена рядом с ним. Я тяжело сглатываю. Его грудь покрыта татуировками. К сожалению, я нахожусь слишком далеко, чтобы внимательно их рассмотреть, но все же вижу повернутую пентаграмму. В тумане, который окружает его и днем, и ночью, виднеются контуры вытянутых длинных ног. Он выглядит как усталый принц после тяжелого рабочего дня. Интересно, когда я пришла сюда из своей комнаты, он уже был здесь? Я не заметила Люцифера, потому что хотела поскорее подойти к окну.

– Мне приснился плохой сон, – признаюсь я, хотя и не собираюсь рассказывать ему о том, что именно это был за сон.

Люцифер поднимается и подходит ко мне. Он опирается на подоконник рядом со мной и выглядывает из окна. Я чувствую запах лимона и можжевельника.

– Я тоже не могу уснуть, – говорит он спустя какое-то время. – Вероятно, за последние десять тысяч лет я проспал так много, что больше не хочу отдыхать.

Он может сколь угодно рассказывать своим друзьям о том, что это было что-то незначительное, но не мне. Я чувствовала то, что чувствовал он, – и это было ужасно. У меня нет слов, чтобы описать эту безнадежность.

– Может, ты хочешь рассказать мне о том, каково вам было раньше? – спрашивает он. – Какой ты была, пока мы не вернулись? Как ты представляла свою жизнь? О чем был твой сон?

– Я не помню, – оборонительно отвечаю я. Он не должен узнать обо мне больше, чем уже знает. Мне было всего десять.

Хотя Люцифер и не отправил меня обратно в темницу, он использует меня не меньше, чем Кассиэль, хоть и не делает из этого тайны.

– Я втайне воровала помаду и лак для ногтей у своей матери и ругалась со своими подружками, – тем не менее рассказываю я ему.

– Ты знаешь дочь Нерона де Луки?

– Фелицию?

Он кивает и ни на секунду не спускает с меня глаз, пока я пытаюсь заставить себя не слишком пялиться на его полуголое тело.

– Она добровольно вызвалась на испытания ключей.

Я киваю.

– Она была моей лучшей подругой. Мы с ней творили много глупостей.

Его красивые губы изгибаются в улыбке.

– Могу себе представить.

– А что снилось тебе? – спрашиваю его я, хотя и так знаю ответ на этот вопрос, по крайней мере, если речь идет о последних десяти тысячах лет. Тем не менее я запрещаю себе смотреть на него другими глазами, нежели до этого. Возможно, именно это заключение сделало Люцифера дьяволом, которого боятся люди, но это не отменяет того факта, что он все еще дьявол.

– Мне уже много лет не снятся сны. – Он отходит от окна и, судя по всему, хочет закончить наш разговор. – Тебе лучше идти спать. Я разрешил Сэму потренироваться с тобой завтра, а твой Алессио будет упрекать меня в том, что я не даю тебе спать.

– Как будто его упреки тебя пугают.

– Когда речь о тебе, он может становиться очень даже властным, – Люцифер наклоняет голову. – Он дорожит тобой.

– Я им тоже. Что затеяла Наама? Почему она так интересуется Алессио? Я думала, что она не выносит людей.

Теперь внимание Люцифера направлено только на меня.

– Она флиртует со всеми, даже с Кассиэлем. Кому, как не тебе, это знать. Кроме того, не выносит она только тебя. Ты, по ее мнению, слишком симпатичная и к тому же одержала над ней победу. У Наамы обычно немного конкуренток.

Люцифер либо смеется надо мной, либо пытается меня спровоцировать. Я невольно касаюсь своего носа. Может, он больше и не болит, а синяки прошли, но я все еще и в подметки Нааме не гожусь, и мы вдвоем это знаем. Я стараюсь держать лицо, хотя воспоминание о том, как Кассиэль и Наама целовались у меня на глазах, все еще причиняет боль. Просто я одинока. Я скучаю по брату и сестре, я скучаю по возможности иметь рядом человека, которому я доверяю. Делаю вдох, чтобы собраться с силами.

– Я не хочу, чтобы она причинила боль Алессио.

– Так, как причинил тебе боль Кассиэль? – Я слышу любопытство в голосе Люцифера. – Ты по нему скучаешь?

– Это тебя, конечно, не касается, но нет. Разумеется, нет. Было слишком наивно с моей стороны думать, что я могу довериться ангелу. Со мной такого больше не произойдет.

Выражение лица Люцифера остается таким же бесстрастным, как и мое, но на его виске начинает пульсировать вена.

– Да, предательство – это не тот опыт, которому можно радоваться.

– А тебя кто предал? – вырывается у меня. – Рафаэль?

Я все еще помню сон.

По поднятой брови Люцифера я понимаю, что его этот вопрос удивил так же, как и меня. Он скрестил руки на груди и поднял подбородок. Впервые я думаю о том, что этот жест не несет в себе и намека на превосходство: он просто пытается так защититься. Люцифер не хочет рассказывать о себе больше, чем это необходимо. Я сама так полжизни делаю.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

  Кантуччини – это вид печенья, распространенного в Тоскане. Готовится из муки, сахара, масла, яиц с добавлением миндаля. Тесто формируют в виде батона, запекают, потом разрезают на ломтики и снова запекают.