Врата Мертвого дома

– Ты мне так и не объяснил, что собираешься делать, когда их получишь.

Икарий обернулся к другу и едва заметно улыбнулся:

– Мое проклятие, Маппо, заключается в том, что я прожил сотни лет, но мало что знаю о своем прошлом. Где мои воспоминания? Как я могу судить о собственной жизни, не обладая этим знанием?

– Многие сочли бы подобное проклятие великим даром, – возразил Маппо, и по лицу его пробежала тень печали.

– Но только не я. Это схождение для меня – шанс получить ответы. Надеюсь, что меня не вынудят обнажать оружие, но я возьмусь за него, если придется.

Трелль снова вздохнул – и поднялся.

– Боюсь, дружище, что до этого дойдет в самом скором времени. – Он взглянул на юго-запад. – По нашему следу идут шесть пустынных волков.

Икарий развернул свой лук и одним плавным движением натянул тетиву.

– Пустынные волки не нападают на людей.

– Это верно, – согласился Маппо. До восхода луны оставался еще целый час. Он увидел, как Икарий выложил перед собой шесть длинных стрел с каменными наконечниками, а затем прищурился, глядя во тьму. Холодный страх пополз вверх по шее. Волков еще не было видно, однако трелль их чувствовал. – Их шесть, но он один. Д’иверс.

«Лучше бы это оказался одиночник. Превращаться в одного зверя – само по себе неприятно, а уж в нескольких сразу…»

Икарий нахмурился:

– И весьма могущественный, коли сумел принять облик шести волков. Не знаешь, кто бы это мог быть?

– Есть подозрение, – тихо проговорил Маппо.

Оба замолчали и стали ждать.

Полдюжины покрытых рыжеватой шерстью зверей появились из неестественного сумрака в тридцати шагах от них. На расстоянии двадцати шагов волки рассыпались полукругом, не спуская глаз с Икария и Маппо. Пряный запах д’иверса заполнил ночной воздух. Один из поджарых хищников шагнул было вперед, но остановился, когда Икарий поднял лук.

– Не шесть, – пробормотал Икарий, – но один.

– Я его знаю, – заявил Маппо. – Жаль только, что сам он того же сказать о нас не может. Он не уверен, но на всякий случай принял звериный облик. Сегодня ночью кровь в пустыне проливает Рилландарас. Интересно, он охотится за нами или за кем-то другим?

Икарий пожал плечами:

– Кто будет говорить первым, Маппо?

– Я, – ответил трелль и шагнул вперед.

«Тут потребуются хитрость и коварство. Ошибка может стоить жизни».

Он произнес низким и хриплым голосом:

– Как я погляжу, далеконько ты от дому убежал, а? Твой брат Трич думал, что убил тебя. Где там находилась эта пропасть? В Дал-Хоне? Или в Ли-Хене? Ты тогда был д’иверсом шакалов, помнится.

Рилландарас заговорил в сознании каждого из них голосом срывающимся и нетвердым, поскольку он очень давно им не пользовался: «Меня мучает искушение посостязаться в остроумии, прежде чем убить тебя, трелль».

– Не стоит, – легко откликнулся Маппо. – Я странствую в такой компании, что, как и ты, давно не упражнялся в этом, Рилландарас.

Ярко-голубые глаза вожака метнулись к Икарию.

– Я не силен в острословии, – мягко пояснил яггут-полукровка едва слышным голосом, – но я теряю терпение.

«Глупо. Только обаяние может спасти тебя. Скажи мне, лучник, неужто ты вверяешь жизнь хитроумной лжи своего спутника?»

Икарий покачал головой:

– Разумеется, нет. Я разделяю его мнение о себе.

Рилландарас был сбит с толку: «Значит, вы странствуете вместе только ради выгоды. Стали спутниками без взаимного доверия, без уверенности друг в друге. Что же, ставки, должно быть, очень высоки».

– Мне становится скучно, Маппо, – заметил Икарий.

Шесть волков вдруг оцепенели, как один.

«Маппо Рант и Икарий? Ага, теперь мы понимаем, в чем дело. Знайте же, что мы не питаем к вам вражды».

– Благоразумие одержало верх, – заявил Маппо, и его ухмылка на миг стала шире, а затем вовсе исчезла. – Ищи добычу в другом месте, Рилландарас, иначе Икарий может оказать Тричу непрошеную услугу. Ты меня понимаешь? – А про себя добавил: «Иначе он обрушит на мир все то, что я поклялся предотвратить».

«Наши дороги… сходятся там, – сказал в ответ д’иверс, – где пролег след демона Тени…»

– Вовсе даже не Тени, – возразил Маппо. – Этот демон служит Ша’ик. Священная пустыня пробудилась.

«Похоже на то. Вы запрещаете нам охотиться на него?»

Маппо взглянул на Икария, который опустил лук и пожал плечами.

– Если хочешь скрестить клыки с апторианским демоном, это твое дело. Наш интерес он привлек лишь случайно.

«Значит, наши клыки вопьются в горло демону».

– Хочешь сделать Ша’ик своим врагом? – спросил Маппо.

Вожак стаи склонил голову набок: «Это имя мне ничего не говорит».

Оба путника смотрели, как волки отошли восвояси и вновь исчезли в магическом сумраке. Маппо осклабился, затем вздохнул, а Икарий кивнул и произнес вслух то, о чем оба они подумали:

– Ничего, скоро скажет, причем очень многое.

Виканские кавалеристы верещали и дико кричали от восторга, когда сводили своих крепких коней по трапу с имперского грузового корабля. В гавани Хиссара воцарился хаос: всюду толпились буйные кочевники обоих полов, тут и там над заплетенными в косицы черными волосами и остроконечными шлемами поблескивали железные наконечники копий. Расположившись на наблюдательном пункте у парапета припортовой башни, Дукер смотрел на эту жутковатую иноземную армию с большой долей скепсиса и растущей тревогой.

Рядом с имперским историком, сложив на пузе толстые изнеженные руки и распространяя вокруг сильный запах арэнских духов, стоял представитель первого кулака, Маллик Рэл. Он был совершенно не похож на главного советника командира всех малазанских войск в Семиградье. Официально джистальский жрец древнего бога морей, Маэля, должен был поприветствовать от имени первого кулака нового командующего Седьмой армией, однако в действительности это было завуалированным – и хорошо рассчитанным – оскорблением. Впрочем, спохватился Дукер, подобные догадки лучше держать при себе. Маллик Рэл сделал головокружительную карьеру, очень быстро став одним из главных имперских игроков в Семиградье. Чего только не болтали солдаты об этом гладеньком невозмутимом жреце, который приобрел небывалую власть над первым кулаком Пормквалем, но все это говорилось исключительно шепотом, поскольку путь Маллика наверх сопровождался таинственными несчастьями, самым необъяснимым образом постигавшими всякого человека, который мешал ему, и приводившими, как правило, к его гибели.

Политическая трясина, где увязли малазанцы, оккупировавшие Семиградье, была непроглядной и смертельно опасной. Как Дукер подозревал, новый командующий мало что поймет в принятых здесь завуалированных знаках презрения, поскольку недостаточно разбирается в нюансах местного этикета. Этот человек вообще не был по натуре приспособленцем, а потому неизбежно возникал вопрос: как долго Колтейн из клана Ворона продержится на новом посту?

Маллик Рэл сложил пухлые губы и медленно вздохнул.

– Историк, – тихо проговорил он со своим пришепетывающим гедорско-фаларским акцентом. – Я рад твоему присутствию здесь. Равно как и заинтригован. Далеко же от Арэна ты забрался… – Жрец улыбнулся, но не показал своих выкрашенных зеленой краской зубов. – Полагаю, так проявляется осторожность, порожденная отзвуками Великой чистки, что развернулась ныне в столице.

«Слова катятся, будто волны, коварные в своем обманчивом спокойствии. Ну просто истинный жрец морского бога Маэля. Сегодня я уже в четвертый раз общаюсь с Рэлом. Ох, до чего же я не люблю этого типа!»

Дукер откашлялся.

– Императрица уделяет мне мало внимания, джистал…

Тихий смех Маллика прошелестел, словно погремушка на хвосте змеи.

– Ласин уделяет мало внимания историку или истории? Ты обиделся из-за того, что твой совет отвергли или, того хуже, вообще не выслушали? В любом случае беспокоиться не о чем. Отсюда до башен Унты очень далеко.

– Рад это слышать, – пробормотал Дукер, гадая, откуда ушлый жрец все знает. – Я остался в Хиссаре с исследовательской целью, – объяснил он через некоторое время. – Практика ссылки узников на отатараловые рудники на острове не нова, она уходит корнями во времена императора, хотя он обычно приберегал эту судьбу для магов.

– Для магов? Любопытно.

Дукер кивнул:

– Наказание весьма действенное, однако последствия его непредсказуемы. Как известно, отатаралавая руда способна подавлять магию, однако свойства ее еще до конца не изучены. Большинство сосланных сюда чародеев лишились рассудка, но до сих пор неведомо, что стало тому причиной: отатараловая пыль или же невозможность коснуться своего Пути.

– А среди следующей партии узников есть маги?

– Да, есть несколько.

– Тогда ты вскоре получишь ответ на свой вопрос.

– Возможно, – согласился Дукер.

Т-образную пристань захлестнула волна воинственных виканцев, перепуганных портовых рабочих и недовольно храпящих боевых коней. В самом начале пристани, возле полукруглой мощеной площади, словно пробка в горлышке огромной бутылки, застыл кордон хиссарской стражи. Стражники – все родом из Семиградья, – подняв круглые щиты и обнажив тальвары[1], грозили широкими изогнутыми клинками виканцам, которые нисколько их не боялись, а, напротив, лишь всячески подначивали.

К парапету подошли двое. Дукер кивнул в знак приветствия. Маллик Рэл не удосужился заметить ни бывалого вояку-капитана, ни последнего выжившего кадрового мага Седьмой армии. Оба явно были слишком мелкими сошками, чтобы представлять интерес для бывшего жреца.

– Знаете, Кальп, – сказал Дукер приземистому седовласому чародею, – а вы, похоже, очень вовремя.

Узкое, обожженное солнцем лицо Кальпа скривилось в невеселой ухмылке.

– Я сюда сбежал, чтобы мясо на костях удержать, Дукер. Не желаю становиться мягким ковриком, с которого Колтейн шагнет прямо на свой пост. Это ведь все его люди, в конце концов. А он палец о палец не ударил, чтобы предотвратить грядущую драку. Это не делает ему чести.

Капитан согласно заворчал.

– Этот Колтейн – ну прямо кость в горле! – буркнул он. – Да, между прочим, половина местных офицеров впервые пролила кровь, сражаясь с этим ублюдком, а теперь он, видите ли, явился, чтобы принять командование. Худовы костяшки! – Капитан сплюнул. – Никто и слезинки не уронит, если хиссарская стража прирежет Колтейна и всех его виканских дикарей прямо на причале. Седьмой армии они не нужны.

– Угроза восстания вполне реальна, – полуприкрыв глаза, сказал Маллик Рэл. Обращался бывший жрец исключительно к Дукеру. Семиградье – настоящее гадючье гнездо. И Колтейн – довольно странный выбор…

– Ну, не такой уж и странный, – заметил историк, пожимая плечами.

Он снова сосредоточил внимание на том, что происходило внизу. Виканцы на причале принялись расхаживать туда-сюда перед закованным в броню семиградским кордоном. До начала полномасштабной битвы оставались считаные секунды: сейчас «бутылочное горлышко» станет полем смерти. Историк почувствовал холодок в животе, когда увидел, что многие виканцы уже натягивают тетиву на роговые луки. По улице, справа от главной колоннады, подошла еще одна рота стражников с пиками.

– Можете объяснить, что вы имели в виду? – попросил Кальп.

Дукер обернулся и с удивлением обнаружил, что все трое внимательно смотрят на него. Историк припомнил свое последнее замечание и снова пожал плечами:

– Колтейн в свое время объединил виканские племена для восстания против Малазанской империи. Покойному Келланведу нелегко было совладать с ними – это некоторые из вас знают по личному опыту. Но старый император остался верен своим привычкам и сумел, как всегда, превратить врага в союзника…

– Но как ему это удавалось? – заинтересовался Кальп.

– Никто не знает. – Дукер улыбнулся. – Келланвед редко объяснял причины своих успехов. Как бы там ни было, поскольку императрица Ласин не слишком-то жаловала любимых полководцев своего предшественника, Колтейн до сих пор гнил где-то в глухомани в Квон-Тали. Теперь положение изменилось. Адъюнктесса Лорн убита в Даруджистане, верховный кулак Дуджек Однорукий и его армия подняли мятеж и фактически провалили всю кампанию на Генабакисе, а здесь, в Семиградье, приближается год Дриджны, когда, согласно пророчествам, восстание неминуемо. Ласин нужны умелые военачальники, пока ситуация не вышла из-под контроля. Новая адъюнктесса – Тавора – еще не прошла проверку. Поэтому…

– …Императрица вспомнила про Колтейна. – Капитан кивнул и нахмурился пуще прежнего. – И отправила его сюда командовать Седьмой армией, чтобы задушить восстание…

– В конце концов, – сухо заметил Дукер, – кто лучше сумеет подавить мятеж, чем полководец, который прежде и сам был мятежником?

– Коль вспыхнет бунт, шансы его невелики, – проговорил Маллик Рэл, не сводя глаз с происходящего на причале.

Дукер увидел, как блеснули тальвары, заметил, что виканцы отступили и обнажили свои длинные ножи. Кажется, дикари нашли себе предводителя – высокого грозного воина с фетишами, вплетенными в длинные косы: он теперь ревел, подбадривая других и потрясая оружием над головой.

– Худова плешь! – выругался историк. – Ну и где же этот проклятый Колтейн?

Капитан хохотнул:

– Да вон тот, высокий, который размахивает длинным ножом.

Глаза Дукера округлились.

«Этот сумасшедший – Колтейн? Новый кулак Седьмой армии?»

– Ни капельки не изменился, как я погляжу, – продолжил капитан. – Если хочешь сохранить голову на плечах среди всех этих виканских кланов, нужно быть более злобным, чем все остальные, вместе взятые. За что, думаете, старый император так любил его?

– Храни нас Беру! – с ужасом прошептал Дукер.

Вздох спустя пронзительный вопль Колтейна заставил всех виканцев замолчать. Клинки скользнули обратно в ножны, луки опустились, а стрелы вернулись в колчаны. Даже норовистые, злобные кони замерли, подняв головы и навострив уши. Вокруг Колтейна, который повернулся спиной к стражникам, образовалось пустое пространство. Высокий воин взмахнул рукой, и четверо на башне увидели, как в полной тишине всех лошадей аккуратно оседлали. Меньше чем через минуту виканцы уже были верхом и выстроили коней в плотный строй, который мог бы соперничать с парадным каре элитной малазанской кавалерии.

– Вот это, – сказал Дукер, – было проделано великолепно.

Маллик Рэл тихонько вздохнул:

– Дикарское поведение, звериное чутье, высокомерное презрение к опасности. Похоже, послание сие было адресовано не только стражникам, но и всем нам тоже.

– Если хотите знать мое мнение, то Колтейн – хитрый змей, – заметил капитан. – И коли верховное командование в Арэне считает, что его легко будет обвести вокруг пальца, их ждет неприятный сюрприз.

– Благодарю великодушно за предупреждение, – хмыкнул Рэл.

Капитан испуганно скривился. Ну надо же было такое ляпнуть! Он явно упустил из виду, что бывший жрец имеет самое непосредственное отношение к верховному командованию.

Кальп откашлялся:

– Колтейн выстроил виканцев для марша. Думаю, дорога до казарм окажется, как это ни странно, вполне мирной.

– Признаюсь, – с сухой иронией заметил Дукер, – я с нетерпением жду встречи с новым кулаком Седьмой армии.

Не сводя с пирса глаз под тяжелыми веками, Рэл кивнул:

– И я тоже.

Оставив позади острова Скара, рыбацкий баркас двинулся на юг и вышел в море Кансу. Его треугольный парус надулся и поскрипывал. Если ветер продержится, можно будет добраться до эрлитанского побережья часа за четыре. Скрипач нахмурился сильнее.

«Эрлитанское побережье, Семиградье. Терпеть не могу этот треклятый континент. И в первый-то раз я его возненавидел, а теперь уж и подавно».

Он перегнулся через планширь и сплюнул в теплые зеленые волны.

– Ну что, полегчало тебе? – спросил с носа Крокус, и на его юном загорелом лице отразилась искренняя забота.

Ох, до чего же старому саперу захотелось съездить прямо по этой роже! Однако он лишь невнятно заворчал и снова привалился к борту.

От руля донесся громкий смех Калама:

– Скрипач у нас с морем не в ладах, парень. Только глянь на него: зеленее, чем твоя летучая мартышка!

Кто-то сочувственно засопел рядом со щекой Скрипача. Он приоткрыл покрасневший глаз и увидел маленькое сморщенное личико.

– Проваливай, Моби, – прохрипел сжигатель мостов.

Фамильяр, который прежде служил дяде Крокуса, покойному историку Маммоту, теперь, кажется, прибился к саперу, как это частенько делали бездомные собаки и кошки. Калам, правда, утверждал, что его друг и сам прикипел душой к осиротевшему животному.

– Ох уж этот Калам! – прошептал Скрипач. – Все бы ему врать… А ведь это по его милости они целую неделю проторчали в Руту-Джелбе, в надежде, что в гавань зайдет какой-нибудь торговец из Скрея.

«„Поплывем с удобствами, а, Скрипач?“ – так говорил Калам. Ха, как будто бы это важно, они ведь вполне могли и без всяких удобств пересечь растреклятый океан. Подумать только, целую неделю провели в Руту-Джелбе, этой выгребной яме, где, куда ни глянь, одни ящерицы ползают вдоль кирпичных стен. Ну и чем в результате дело закончилось? Пришлось заплатить восемь джакат за этот пополам распиленный пивной бочонок, где дырка пробкой заткнута».

Равномерное покачивание на волнах на несколько часов усыпило Скрипача. А теперь его память вновь обратилась к невыносимо длинному путешествию, которое привело их сюда, и к невыносимо долгому странствию, что ждало их впереди.

«Никогда мы не ищем легких путей, верно? – Сапер не возражал бы, если бы вообще все моря высохли. – Недаром человеку ноги даны, а не плавники. Поскорее бы уж оказаться на суше. Хотя даже там нас не ждет ничего хорошего: нужно ведь еще пройти через полную мух пустошь, где люди улыбаются, только чтобы объявить, что сейчас тебя прирежут».

А день тянулся дальше, и все вокруг покачивалось в зеленоватом мареве.

Скрипач подумал о товарищах, которые остались в Генабакисе, и пожалел, что не смог отправиться вместе с ними на войну с Паннионским Провидцем.

«Вообще-то, они сражаются с религиозным фанатиком, – напомнил он себе. – А такие войны – штука скверная. Фанатики никогда не руководствуются здравым смыслом».

И все равно сжигатель мостов чувствовал себя обездоленным, расставшись со своим взводом, ведь долгие годы он не знал иной жизни.

«Один Калам остался из старой компании, но он уроженец Семиградья. И кстати, тоже улыбается перед тем, как убить. А ведь Калам до сих пор так толком и не объяснил мне, что именно они с Быстрым Беном задумали».

Тут чья-то мягкая рука коснулась его плеча, и Скрипач по голосу понял, что это Апсалар.

– Смотрите, опять летучие рыбы! – воскликнула девушка. – Сотни рыб!

– Видать, кто-то гонит их из самых глубин, – проговорил Калам.

Скрипач со стоном оттолкнулся от борта и сел прямо. Моби тут же, воспользовавшись моментом, свернулся у него на коленях и закрыл свои желтые глаза. Сапер ухватился за планширь и вместе с тремя спутниками уставился на косяк летучих рыб, который показался в сотне ярдов по правому борту. Молочно-белые рыбины длиной в руку взлетали в воздух, опускались обратно на волны, футов тридцать плыли вдоль поверхности, а затем снова уходили на глубину. В море Кансу летучие рыбы были хищниками вроде акул: один их косяк за считаные минуты мог разорвать в клочья кита. Благодаря способности летать они падали на спину киту, когда тот поднимался на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.

– Да кто же, во имя Маэля, охотится на них самих?

Калам нахмурился:

– Да никто тут, в Кансу, на них не охотится. В Ловцовой бездне водятся, конечно, дхэнраби…

– Дхэнраби! Ох, вот это ты меня утешил, Калам! Просто слов нет!

– Это какой-то морской змей? – спросил Крокус.

– Представь себе многоножку длиной в восемьдесят шагов, – ответил Скрипач, – которая запросто обхватывает китов и корабли, крепко их сжимает и идет ко дну, словно камень, – вместе с добычей.

– Дхэнраби очень мало, – сказал Калам, – и никогда прежде они не были замечены на мелководье.

– До сегодняшнего дня, – возразил Крокус; в голосе его звенела тревога.

И тут, бешено мотая головой и выхватывая добычу широкой, острой как бритва пастью, среди летучих рыб и впрямь вынырнул дхэнраби. Голова его была огромной – не меньше десяти саженей в ширину, а темно-зеленую чешую чудовища покрывал слой ракушек. Удивительное создание на самом деле напоминало гигантскую многоножку.

– Говоришь, восемьдесят шагов в длину? – прошипел Скрипач. – Только если его пополам распилить!

Калам поднялся у руля:

– Берись за парус, Крокус. Сейчас будем удирать. На запад.

Скрипач спихнул взвизгнувшего Моби с коленей, раскрыл заплечный мешок и стал торопливо распаковывать арбалет.

– Если этот монстр решит, что мы вкусные, Калам…

– Знаю, – прорычал убийца.

Быстро собирая крупные железные части своего оружия, Скрипач поднял глаза и встретил перепуганный взгляд Апсалар. Ее лицо побелело от испуга. Сапер подмигнул ей:

– Есть у меня один сюрприз, если этот монстр захочет нами пообедать.

Девушка кивнула:

– Я помню…

И тут дхэнраби их увидел. Отвернувшись от косяка летучих рыб, он, извиваясь, заскользил по волнам к баркасу.

– А ведь это не обычная тварь, – пробормотал Калам. – Чуешь то же, что и я, Скрипач?

«Пряный, горьковатый запах».

– Худов дух! Да это же одиночник!

– Кто? – переспросил Крокус. – Какой еще одиночник?

– Оборотень, – пояснил Калам.

В голове Скрипача вдруг зазвучал скрежещущий голос – и по выражениям лиц своих спутников сапер понял, что они тоже его услышали: «Смертные, не повезло вам увидеть меня в пути. – Скрипач фыркнул. Судя по голосу, никакого сожаления чудовище не испытывало. А мерзкая тварь продолжала: – Поэтому вам придется умереть, хотя я и не стану осквернять вашу плоть и пожирать ее».

– Очень мило с твоей стороны, – пробормотал сжигатель мостов, укладывая толстую стрелу на ложе арбалета. Железный наконечник на ней заменял глиняный шар размером с грейпфрут.

«Еще одна рыбацкая лодка таинственным образом пропала без следа, – иронично проговорил дхэнраби. – Увы и ах».

Скрипач подобрался к корме и присел рядом с Каламом. Убийца выпрямился и обратился к дхэнраби, одной рукой удерживая руль:

– Одиночник! Плыви своей дорогой – нам нет дела до твоего странствия!

«Я убью вас без излишней жестокости».

Огромная тварь рванулась к корме баркаса, рассекая воду, как корабль с острым килем. Пасть его широко распахнулась.

– Ну смотри, тебя предупреждали, – буркнул Скрипач, поднял арбалет, прицелился и выстрелил.

Стрела влетела в раскрытую пасть чудовища. Дхэнраби молниеносно сомкнул челюсти, его тонкие зазубренные клыки легко разрезали древко и разбили глиняный шар, так что в воздух посыпался скрытый в нем порошок. Последовал громогласный взрыв, который разнес голову монстра на куски.

В воду со всех сторон полетели обломки черепа и куски серой плоти. Зажигательная смесь и дальше жгла все, к чему прикасалась, так что вверх с шипением устремились облака пара. Безголовое тело продолжало по инерции двигаться вперед; оно оказалось в четырех саженях от баркаса и лишь потом, погрузившись в воду, исчезло из виду – а последнее эхо взрыва по-прежнему звучало над волнами. Над морем поднимались небольшие клубы дыма.

– Не тех рыбаков ты выбрал, приятель, – хмыкнул Скрипач, опуская оружие.

Калам снова сел у руля и повел баркас на юг. В воздухе повисла странная тишина. Сапер разобрал арбалет и заново упаковал его в промасленную ткань. Как только Скрипач уселся обратно на свое место, Моби снова забрался к нему на колени. Вздохнув, он почесал обезьянку за ухом.

– Ну что скажешь, Калам? И как это понимать?

– Сам не знаю, – признался убийца. – Что привело одиночника в море Кансу? Почему он хотел, чтобы его передвижение осталось в тайне?

– Если бы тут был Быстрый Бен…

– Да вот только его здесь нет, Скрипач. Придется нам записать это происшествие в загадки и надеяться, что с другими оборотнями мы не столкнемся.

– Думаешь, это связано с?..

Калам скривился:

– Нет, вряд ли.

– С чем связано? – не выдержал Крокус. – О чем вы оба говорите?

– Так, просто гадаем, – ответил Скрипач. – Одиночник плыл на юг. Как и мы.

– И?

Скрипач пожал плечами:

– И… все. Больше ничего. – Он снова сплюнул за борт и опустился на палубу. – Я с перепугу даже про морскую болезнь позабыл. А теперь вот опять вспомнил, будь она неладна.

Все замолчали, но угрюмое выражение лица Крокуса подсказывало саперу, что юноша очень скоро примется допрашивать их снова.

Продолжал дуть сильный, ровный ветер, который быстро гнал баркас на юг. Не прошло и трех часов, как Апсалар крикнула, что видит впереди землю, а еще через сорок минут Калам повернул судно и повел его вдоль побережья Эрлитана, в полулиге от кромки прибоя. Они плыли на запад, вдоль поросшей кедрами гряды, а день медленно клонился к вечеру.