Чужое наследие

Совсем недавно в штате охраны числились и воины Тирании Чин, другого зарубежного государства, тоже заключившего с землянами мир, правда, не так «охотно», как истерзанная ядерными бомбардировками Технократия. Но дарить своих солдат Преображенскому зарубежный правитель Ергелан не стал. Более того, все чиниды были отозваны еще раньше технократов. Судя по всему, ловкий трюк Ван Ли, тайного помощника князя Сергея, возымел на Тирана Ергелана и Главного инженера Кноппуса лишь временное действие. Перстень Сунджи, который предъявил правителям парламентер, не стал панацеей. Сначала оба зарубежных лидера воодушевились, но когда Ван Ли заявил, что Преображенский и есть тот Единственный, тот Идущий, о котором говорится в древних пророчествах, они мгновенно скисли.

Скорее всего, Ван Ли действительно перестарался, и то, что главная реликвия зарубежья досталась Преображенскому, человеку из чужого мира, а не одному из «законных наследников» древнего тирана Сунджи, сыграло, по большому счету, отрицательную роль. Ведь ни Сергей Павлович, ни Ван Ли, ни его призрачный покровитель из высших сфер не могли открыть союзникам всю правду о сути развернувшегося в двух соединенных мирах противостояния…

Они не могли рассказать, что постигшая их миры Катастрофа – всего лишь отзвук, побочный эффект таинства рождения высшей сущности: двенадцатого хранителя Первополя – многомерной энергоинформационной структуры, зачем-то стремящейся создать виртуальное отражение всех элементов Галактики. Союзники им все равно бы не поверили. Да и поверив, не сумели бы ничем помочь. В неведомые высшие сферы и лабиринты соседних измерений могли заглянуть лишь двое: Преображенский, единственный человек современности, не имеющий отражения в Первополе, и Ван Ли – последний из народа Сунджи. По сути – полубог…

Кстати, проблема доверия стояла не только перед участниками тройственного союза. Сергей Павлович, например, абсолютно не понимал, как «полубог» Ван Ли умудрился не только уцелеть, но и прожить довольно долгое время после исчезновения своего народа. Преображенский знал, кто помог Ван Ли, но как это осуществлялось на практике? Тайный покровитель помогал и Сергею, но исключительно добрым словом и своевременным советом. Вряд ли слова могли защитить человека от вакуума, огня или галактического взрыва. А ведь народ Сунджи погиб в катастрофе гораздо большего масштаба, чем та, которая постигла государство землян и Тиранию-Технократию. Что за секрет хранил Ван Ли и почему скрывал его даже от Сергея? Не доверял? Тогда должен ли доверять ему князь?

«Ты говоришь о народе Сунджи?.. Ты хотя бы знаешь, что это был за народ и кто был Сунджа?» – вспомнилась Преображенскому недавняя напряженная беседа с существом из другого измерения, перворожденным по имени Высший. Тогда Сергей Павлович был твердо убежден в собственной правоте и ответил хранителю Первополя довольно резко:

«Мне все равно. Они имели право на жизнь, а вы его отняли. Вы судили их не будучи законными судьями».

Но перворожденный говорил довольно убедительно. Более того, теперь, остыв и подумав спокойно, Сергей Павлович понял, что Высший был по-своему прав.

«Их судило Первополе. Оно имеет право на все, что его составляет. Ведь ты не спрашиваешь разрешения у головной боли, когда выпиваешь таблетку, чтобы от нее избавиться?»

«Мы тоже стали для Первополя головной болью?»

«Теперь – да. Но еще не поздно. Ты можешь исправить положение».

«Я не буду этого делать. Разбирайтесь у себя в многомерных лабиринтах сами. А нам просто оставьте наше обычное пространство и время».

Тогда Преображенский был взвинчен и страшно зол на перворожденных, которые добивались своего, не обращая внимания на потери человечества, а потому слушал только себя. Но ведь князь и сам зачастую ставил интересы всего ОВК выше интересов отдельных планет. Наводя в Галактике «порядок», он превратил в радиоактивное пепелище Данаю, бомбил Терцию и Европу, подверг репрессиям население мятежных Юнкера, Старта и Натали… Вспоминая теперь слова Высшего, он относился к ним иначе. Более трезво. А вдруг хранитель был прав?

«Ты даже не заметишь, как у твоего народа отнимут и то и другое… Ты думаешь, твои союзники бескорыстны? Думаешь, они праведники, восставшие против угнетения? А ты не задумывался над тем, что любая частица почитаемого ими Изначального мира уничтожает материю твоей Галактики?! Не только Первополя, до которого тебе справедливо нет дела, а всего Млечного Пути, того самого участка бесконечной Вселенной, в котором помещается и твое любимое пространство и твой вариант хода времени! Изначальное поле – это антимир, в котором каждая частица имеет противоположный заряд, а каждый миг вливается в обратный поток отсчета антивремени. Неужели ты до сих пор не осмыслил такие очевидные вещи?»

«То, что Изначальное поле – это информационная основа антимира, – лишь твое голословное утверждение, Высший. Если не сказать больше – полный бред! Я тебе не верю… И оставь меня в покое!»

«Хорошо. Но не удивляйся, когда окажется, что я прав и что людям лучше было бы перетерпеть неприятный момент рождения Последнего, нежели вверять свою судьбу пришельцам из темных миров! Возможно, осознав ошибку, ты захочешь воззвать к перворожденным. Я оставлю тебе такой шанс. Всего один. Пусть это будет твоей страховкой от последней, фатальной ошибки. Слуга дал тебе перстень Сунджи, но даже он не знает всей его силы. Когда придет время воспользоваться этим подарком, вспомни о нашем разговоре и сделай правильный выбор…»

«Я его уже сделал! – заупрямился Преображенский. – А вы, если не хотите, чтобы вам мешали, перенесите колыбель Последнего в другую Галактику! Ведь для вас это проще простого. Так что же вы привязались к нашим звездным мирам? Ведь Вселенная бесконечна!»

Высший тогда ничего ответил. Он просто «отключил связь». Словно не видел смысла убеждать упрямого человека в необходимости думать, прежде чем решаться на серьезные шаги. Так безрезультатно закончились единственные переговоры с главным противником. Сейчас-то князю стало понятно, что ситуация в смежных мирах действительно не столь однозначна, как ему казалось вначале. Но в тот момент он был в запале, а теперь пятиться поздно. Свой выбор он сделал и, похоже, обрек себя на одиночество, не доверяя даже ближайшему союзнику. А уж Тирану и технократам – подавно. Потому их тройственный союз и распадался на глазах…

– Ты с зарядами не перестарался? – негромко спросил князь у Горохова, когда эскорт остановился перед проломом в стене резервного хранилища. – Учения учениями, а в государстве кризис. Стройматериалы в дефиците. Без этой дыры было никак?

– Я… сам не пойму, ваша светлость, – Горохов лихорадочно порылся в карманах и вынул мятую бумажную схему. – Вот тут у меня все указано… Три хлопушки. Одна в подвале, одна напротив приемной, третья перед караулкой – вроде как чтобы охрану отсечь. Хранилища в плане не было!

– Но и дыры здесь тоже не было, – возразил Сергей.

– И дыры, – эхом ответил лейтенант. – Ерунда получается, ваш свет…

– Или утечка информации, – Преображенский задумался. – Кто знал о плане учений?

– Я и вы, – адъютант расстегнул воротник, но спохватился и застегнул снова. – Еще саперы. Двое. Только они наши, с Каллисто. Ветераны.

– И все?

– Да.

– А Катерина?

– Кто? Моя Катька? Не-ет… Ну то есть знала, что в три у меня «тревога», но в тонкости не вникала.

– Но о времени сболтнуть могла, – сделал вывод Сергей Павлович.

– Без умысла! – забеспокоился Горохов. – По безалаберности женской!

– Я понимаю, – успокоил его Преображенский. – А теперь подумай, кто мог знать, что здесь расположено спецхранилище?

– Вот уж точно – только свои! Мы ж его два дня назад оборудовали. И тоже силами наших саперов.

– Однако кто-то все же узнал и о том, что этот сейф построен специально для одного ценного предмета, – он поднял руку, демонстрируя перстень, – и о том, что взрывать следует именно в этом месте. Как это объяснить?

– За наших людей я готов поручиться, – уверенно отрезал Горохов.

– Здравая мысль, – князь перевел задумчивый взгляд на стоящих поодаль технократских роботов. – За людей… А за машины?

– На запчасти развинчу! – Лейтенант схватился за кобуру. – Пылесосы ходячие!

– Не спеши, – остановил его князь. – И не кричи так. Развинтить шпионов, если это действительно сделали роботы, мы всегда успеем. Сейчас будет полезнее использовать их в наших интересах.

– Какие тут интересы?! Они же скоро все государственные тайны разнюхают и технократам сольют!

– Вот мы и поможем им «разнюхать» то, что нам выгодно.

– Дезинформацию подкинем? Это я понимаю. Но вы не забывайте, что они еще и стрелять обучены. А вдруг им поступит приказ на вас покуситься?!

– А ты проследи, чтобы они его не получили, – Преображенский усмехнулся.

– Нет, все, ваша светлость! – Горохов поднял руки и шагнул назад. – Я, как временно исполняющий обязанности начальника вашей охраны, принимаю волевое решение!

– Любопытно, – Сергей Павлович сложил руки на груди и иронично улыбнулся.

– Я вызываю Воротова! С экономикой на Каллисто и без него справятся, армией Вяземский покомандует, от него не убудет, а в ваш фамильный дворец теперь сам шайтан не проникнет. Потому как его охраной Карим Мурза командует. Этого янычара даже бешеные псы стороной обходят… А здесь без Игоря Ярославича так и будет аврал за авралом.

– Волевое решение, ничего не скажешь, – Преображенский рассмеялся. – Свалить все проблемы на чужие плечи.

– А мне бы со своими проблемами разобраться! – в запале ответил Горохов. – Вот вы, ваша светлость, когда прилетел гонец из Пояса Освоения, поручали мне разобраться со странностями на Грации? Поручали. Я разобрался? Нет. Потому что в связи с дефицитом кадрового состава занялся не своим делом – начал командовать охраной Кремля. А поддерживать связи с Министерством Освоения и Комитетом по гражданской космонавтике, а координировать Чрезвычайную Службу и строительные бригады вы тоже мне поручали, или кому? Я их координирую? Нет! Поскольку ломаю голову над планами всяких учений! Которые в результате оказываются прикрытием для вражьих диверсий!

Он скомкал бумажку и швырнул ее в одного из роботов. Стальной воин даже не шелохнулся. Вот если бы комок бумаги бросил кто-то другой… Но лейтенант Горохов в его боевой программе числился под кодом «подлежит защите», вторым после князя.

– Что это ты разошелся? – князь нахмурился. – Нервы сдали?

– Виноват, ваша светлость, – лейтенант немного остыл. – Виноват… Только разжалуйте меня обратно, Богом прошу. Хоть в адъютанты, хоть снова в летный состав… Не гожусь я в начальники. Мозга тонка. Тоньше кишки.

– Ладно, – Преображенский рассмеялся. – Что с тобой делать? Вызывай Игоря, сдавай ему дела, а сам… Знаешь что, Горох, слетай-ка ты на Грацию. Совсем я закрутился и забыл, что после того гонца еще целых три рапорта с этой Колонии поступило. И все три какие-то странности описывают. Как бы там новая неприятность не сформировалась, пока мы тут завалы разгребаем.

– На Грацию? – адъютант почесал в затылке. – Планету вечного полдня? Это можно…

– Заодно и нервишки успокоишь, – Сергей Павлович похлопал его по плечу. – Можешь Катерину прокатить. Молоденьким фрейлинам на Грации нравится.

– Чего ж я в Тулу с самоваром-то? – буркнул Горохов.

– И то верно, – Преображенский снова рассмеялся и махнул рукой. – Трое суток командировки в рай. За верную службу. Совместишь полезное с приятным, позагораешь… но десятого как штык!

– Есть! – взбодрился Горохов.

Нет, все-таки напрасно он думал, что после потери любимой жены, кровопролитнейшей войны с чинидами, Катастрофы и множества других испытаний на прочность князь никогда не станет прежним. Вот же он, тот самый Сергей Павлович, спокойный и снисходительный, как когда-то на Каллисто. И ничего нет в нем от деспота и палача, коим его – если честно, не без оснований – считает половина подданных ОВК и Колоний…

* * *

Главная достопримечательность Грации, единственной обитаемой планеты в тесном звездном скоплении, вовсе не горы, как думают туристы-скалолазы. Самое впечатляющее – небо над планетой. Его украшают десятки крупных звезд, видимых даже в полдень. Плотность звездного скопления обеспечивает планете вечный день, и такое обилие света заражает местных жителей чуточку истеричной жизнерадостностью. А горы… Они красивы, спору нет, но считать их главным достоинством планеты по меньшей мере странно. Да, когда-то давно притяжение близких звезд повлияло на ее формирование. Так же, как, например, Луна повлияла на внешний вид и цикличность многих процессов на Земле. Близкие звездные массы тянули «одеяло» Грации каждая на себя, и в результате ландшафт на ней получился пересеченным. Это очень мягко выражаясь. Тот, кто дал планете название, наверное, желал пошутить. Или знал, что древнеримские грации – это те же греческие хариты, вечно юные, жизнерадостные богини, имеющие некоторое отношение к горам. Из множества покрытых густой растительностью отрогов особо выделялись три мощных хребта. Они разделяли главный континент планеты почти параллельными стенами на четыре части. Неудивительно, что каждый из хребтов получил имена трех наиболее известных граций-харит: сияющей Аглаи, цветущей Талии и благомыслящей Евфросины… Вот так романтично, хотя и опасно для ног.

Но так или иначе, Грация – не худшее место в Галактике. Пусть и гористая, зато богатая зеленью планета, купающаяся в жизнеутверждающем море солнечного и звездного света. И никаких тебе Катастроф и Метаморфоз, как в индустриальных секторах ОВК, никаких проблем и кризисов. Тихая, спокойная твердь на самой окраине. Официально – в Поясе Освоения. Неофициально – у черта на куличках.

Ну и ладно, ну и не важно, где… Особенно, когда тебе двадцать, ты красива и полна счастливых ожиданий, а размышляешь об этом, сидя в окружении цветущих кустов на теплом солнышке и звездочках. И болтаешь ногами в прозрачной воде горной, но вовсе не холодной речушки…

– Шура, идемте купаться, – Стас поправил очки.

Девушка прищурилась и взглянула на кавалера. В очках он выглядел забавным. Такие штучки не носил никто уже лет двести, но технику экспедиции они почему-то нравились. Наверное, ему казалось, что в очках он выглядит солиднее. Смешной. Лучше бы подстригся да спортом занялся. Например, этим… где тяжести поднимают, а после мажутся кремом и принимают всякие обалденные позы на сцене. Шура однажды побывала на таком соревновании. Сидела в третьем ряду и видела на телах атлетов каждую жилку. Вот это мужчины! А Стас…

– Мне еще посуду мыть, – Шура вспенила ногами воду и склонила голову чуть набок. – Вы идите…

– А, давайте, я помогу вам с посудой, – предложил парень.

Нет, как ни смотри, но Шуре, поварихе, а по совместительству – предмету обожания всей экспедиции, Стас не нравился. То есть как товарищ он ей конечно нравился, но как кандидата в кавалеры она его не воспринимала. В этом смысле ее вообще никто не интересовал. Ну разве что Павел Германович. Только в отличие от прочих мужчин научный руководитель экспедиции оказался неприступен, как скала. Даже как весь горный массив Аглая, у одной из пещер которого расположился лагерь. Его совершенно не волновали ни стройные ножки, ни талия, ни бюст поварихи, ни ее одухотворенное и потому вдвойне привлекательное личико с аккуратным чуть вздернутым носиком…

Шура взглянула на свое отражение в реке и вздохнула. Всего этого задумчивому ученому почему-то мало. Девушка никак не могла придумать, чем бы поразить Павла Германовича до такой степени, чтобы он хоть на минуту забыл о своих исследованиях. После долгих раздумий в голове осталась лишь одна мысль. Единственный выход – откровенный флирт. Сегодня же вечером.

Шура еще немного поболтала ногами в прозрачной воде и вновь подняла взгляд на все еще ожидающего ответа Стаса.

– Ой, я что-то замечталась… Что вы говорили?

– Давайте помогу, – парень улыбнулся.

Шурочку все именно так и называли – мечтательницей. Видимо, эта черта характера и являлась причиной того, что она иногда не успевала вовремя приготовить обед и все пересаливала, но возмущался по этому поводу лишь лохматый пес по кличке Барт.

– Я справлюсь, – Шура встала и потянулась.

Ее непосредственное поведение вызвало у Стаса новую улыбку.

– Ну ладно, – он покачал головой. – Может быть, вечером?

– Может быть, – девушка приставила ко лбу руку козырьком. – Кто это там не наелся?

– Смирнов, – взглянув в ту же сторону, определил Стас. – Ненасытное чудовище!

– Нет, он очень милый, просто еды ему действительно надо больше, чем другим, – Шура спрыгнула с мостков и пошла по дорожке к лагерю.

Экспедиция расположилась на небольшой площадке между двумя высоченными скалами. Они стояли, словно массивные колонны, по сторонам от входа в пещеру, где и пропадали весь рабочий день исследователи. В их отсутствие компанию Шуре составляли только Стас – специалист по электронике, постоянно дежуривший у аппаратуры спутниковой связи, и Барт – специалист по охране лагеря от мелких хищников и грызунов.

– Юра, давай я тебе еще первого налью, – предложила Шура, приблизившись к столовой: паре лавок и общему столу под длинным навесом.

Увлеченный едой Смирнов вздрогнул, словно его застали на месте преступления, и, быстро прожевывая, помотал головой.

– Я уже пошел… – сквозь набитый рот промычал он.

– Да ничего ты не пропустишь, – Шура добродушно улыбнулась. – Ну задержишься на пять минут. Павел Германович даже не заметит.

– Ровно в три запускаем главную установку, – сообщил Смирнов, зачарованно наблюдая, как девушка выливает остатки борща в его тарелку прямо через край кастрюли. – А Барту?

– А у него сегодня особое меню, – Шура потрепала высунувшего язык пса по загривку. – Стас разделал барашка, и все, чему я не нашла применения, досталось господину начальнику охраны.

– Это счастье, – серьезно заявил Юра, уплетая густые остатки борща с таким аппетитом, словно до этого и не обедал.

Шура сочувственно провела ладонью по его массивному, мягкому плечу.

– Второго не осталось. Зато компота сколько угодно. Налить?

– Угу, – Смирнов кивнул, не отрываясь от борща.

– Юрий… – ожил лежащий на столе приемопередатчик. – Заканчивай обед…

Голос руководителя экспедиции звучал очень строго.

– Павел Германович, он уже идет, – заверила Шура. – Только компот допьет…

– Весь?

Шутит руководитель или говорит серьезно, Шура, как всегда, не поняла. Он вообще очень сдержанный и даже мрачноватый для уроженца Грации, этот Павел Германович. Иногда он, конечно, улыбается и шутит, но это случается редко и зачастую оказывается за пределами Шуриного понимания. Другие участники экспедиции могли смеяться над шутками Павла Германовича до слез, и не из вежливости, а от чистого сердца, но Шура примерно в половине случаев лишь смущенно улыбалась. Особенно когда шутки касались специальных вещей или произносились вот как сейчас – серьезным и ровным тоном.

– Иду! – крикнул Смирнов.

– И… прихвати… – половину фразы руководителя поглотили странные помехи.

– Что прихватить? – Юра вытер губы посудным полотенцем и поднялся из-за стола.

– Смирнов… куда пропал? – сквозь эфирный треск пробился голос Павла Германовича. – Слышишь меня?

– Слышу! Что прихватить? – Смирнов удивленно взглянул на Шуру и пожал плечами. – Откуда такие помехи? Тут вокруг на десять километров никаких приборов, кроме наших…

– Юрий… слышишь меня?!

– Я-то слышу! – Смирнов повертел в пальцах-сосисках передатчик. – Вроде целый… Сейчас приду!

– Смирнов! Черт, что со связью?!

– Может, Стаса позвать? – забеспокоилась Шура.

– Да, – Юрий бросил приборчик на стол. – Пусть разберется. А я пойду…

– А что прихватить? Павел Германович что-то говорил… Мы же так и не выяснили…

– Ничего, разберемся, – Смирнов провел рукой по объемистому животу и довольно улыбнулся. – Спасибо, Шурочка.

– На здоровье, – девушка поставила тарелку Юрия в большой тазик с моющим раствором. Эти ученые не жалели денег на свои дорогущие приборы, но готовы удавиться, лишь бы не покупать практичную одноразовую посуду. Никакой заботы о нежных женских руках. Мужчины называется! – К ужину не опаздывайте. А то заработаетесь, как вчера. Я три раза разогревала.

– Можешь мне довериться, – Смирнов клятвенно приложил руку к груди. – Исследования исследованиями, а обед по расписанию. Ужин и завтрак – тем более.

Он надел панаму и, тяжело ступая, двинулся вверх по склону. При его весе каждый такой подъем мог считаться отчасти подвигом.

– Ладно, пойду за Стасом, – Шура покосилась на тазик с посудой. – Помыть всегда успею. Барт, охраняй!

Она погрозила собаке пальчиком и направилась по склону вниз, к большой отмели, где, сгоняя послеобеденную дрему, плескался Стас. За шумом бурлящей между валунами воды Шура не услышала нового вызова.

– Шура! Стас! – ожил оставленный на столе прибор. – Ответьте! – Голос Павла Германовича звучал тревожно и даже немного испуганно.

– Ребята! Срочно ответьте!

Барт подошел к столу и, нетерпеливо поплясав, несколько раз пролаял. Иначе ответить он не мог, а потому руководитель экспедиции продолжил вызывать Стаса и Шуру. Барт жалобно заскулил и заметался, словно разрываясь между инстинктивным желанием бежать вверх по тропинке, в пещеру, где явно что-то случилось, и неясным чувством, которое люди назвали бы проблеском мысли. Наконец, неведомое «мыслительное нечто» победило, и Барт, аккуратно взяв в зубы приемопередатчик, помчался вниз к реке.

– Что случилось? – высвободив приборчик из зубов Барта, спросил Стас.

На дисплее высвечивалась надпись «связь прервана».

– Вот, я же говорила, – Шура с тревогой взглянула в сторону пещеры. – Павел Германович был чем-то встревожен. Надо пойти посмотреть!

– Идем, – Стас быстро натянул штаны прямо на мокрые плавки. – Барт, вперед!

Пес умчался вверх по склону с такой прытью, будто преследовал дичь. Когда Шура и Стас, запыхавшись, добрались до пещеры, собака успела вернуться из прохладных лабиринтов и теперь тревожно поскуливала, сидя у входа.

– Где они, Барт? – Шура погладила пса. – В каком тоннеле?

Пес коротко гавкнул и метнулся в полумрак. Первым за ним пошел Стас. Девушка опасливо оглянулась и, вздохнув, двинулась следом. Темноту она не любила. Однажды, еще в школе, она летала с родителями на Медею. Там были настоящие темные ночи, а днем светили всего лишь два небольших солнца. Одно желтое, другое, поменьше, оранжевое. Такой тоски Шура не испытывала никогда в жизни. Воспоминания о неуютных сумерках и пугающих ночах еще долго преследовали ее в кошмарных снах, а потому за все время своего первого опыта самостоятельной трудовой деятельности она ни разу не заходила в темную пугающую пещеру. Да ей было и неинтересно, что за опыты ставят там мужчины. Слишком уж все это сложно.

Они прошли всего десяток шагов, когда Стас вдруг остановился и резко присел, рассматривая что-то на земле. Шура даже вздрогнула от неожиданности. Когда же техник вдруг вынул из чехла на поясе трубку спутникового передатчика и набрал аварийный код, девушка не на шутку испугалась.

– Что там, Стас? – громко прошептала она.

– Иди в лагерь, – приказал техник. – Немедленно! Барт, уведи Шуру!

Пес недоверчиво взглянул на Стаса, но приказ выполнил. Он ухватил замешкавшуюся девушку за штанину и потянул к выходу.

– Стас… зачем? – попыталась слабо сопротивляться Шура.

– Уходи! – Парень даже не обернулся. – Если я не вернусь через полчаса, отправляйся вниз по реке, в лагерь Краузе. Это километрах в десяти от нас. Скажешь Альфреду, чтобы вызывал главную базу по коду три ноля. Поняла?

– Да… но…

– Иди!

Стас выпрямился и расстегнул еще один поясной чехол. В нем лежал массивный складной нож. От этих приготовлений Шуре стало и вовсе не по себе. Она поежилась и, уступая настойчивости треплющего штанину Барта, попятилась…

…Стас не вернулся ни через полчаса, ни через час. Но Шура из лагеря не ушла. Она заперлась в пластиковой коробочке своего домика, села на низкую койку и, обняв за шею Барта, залилась горючими слезами… Сквозь молочно-белые пластмассовые стены она не могла видеть, как на площадку перед пещерой садятся армейские магнитопланы, как удивленно жестикулирует, стоя у гладкой отвесной скалы, руководитель соседней экспедиции Альфред Краузе и как недоверчиво ощупывает сплошную породу в том месте, где час назад была пещера, какой-то крепкий рыжеволосый офицер в униформе великокняжеской гвардии. Лишь когда мокрый от ее слез Барт наконец-то вырвался и с громким лаем выбежал из домика, Шура очнулась.

Поведение пса вселило в ее душу проблеск надежды. Она быстро вытерла слезы, мельком взглянула в зеркало и тоже выбежала на свежий воздух.

– Ты голову помыл, что ли? – обращаясь к настороженному Барту, спросил подошедший к домику офицер. – Хоть с шампунем? А чего не вытер?