Гений дзюдо

Но надо же было такому случиться, что все они куда-то исчезли как раз в тот момент, когда я вышел из дома! Я спокойно и деловито пошел, толкая коляску с братом впереди себя, прочь со двора. И, воровато оглянувшись, перешел улицу Трехгорный вал.

Затем я оказался в родном скверике, сел на лавочку и сразу увидел Колупаева.

* * *

Колупаев подошел ко мне, чинно пожал руку и вежливо заглянул в коляску.

– Твой, что ли, брательник?

– Ну да, – неохотно подтвердил я. – Мишкой звать. Спит.

– Понятно, – сказал Колупаев. – А то я вижу, тебя все нет и нет. А ты, значит, это… в няньки подался.

Повисла тяжелая пауза.

– Как он вообще… Ведет себя как? – вдруг поинтересовался Колупаев.

Я недоверчиво посмотрел на друга. Но Колупаев смотрел на меня, бесхитростно моргая белесыми ресницами, и в его взгляде не было никакого подвоха.

И тогда я понял, что должен отвечать солидно и спокойно.

– Нормально ведет, – поджал я плечами. – Орет только много. Спать не дает, гад.

Мы еще немного посидели.

– Ладно! – сказал Колупаев. – Давай. До встречи. Долго еще тебе?

– Примерно полчаса, – сказал я.

Колупаев ушел, вразвалочку шагая по зеленой аллее. А я вдруг увидел сразу, какой вокруг чудесный майский день. Как пахнет наша молодая листва, и как бьет через крыши наше солнце.

Я послушно досидел с братом еще тридцать пять минут.

Быстро перевез коляску через трамвайные пути. Поднялся на наш шестой этаж. Позвонил в дверь.

Мне открыла мама, вытирая мокрые руки о фартук.

– Мам! – заорал я. – Можно я теперь пойду во двор погуляю? А? Очень погода хорошая.

– Иди! – сказала она и улыбнулась. – Иди. Только приходи не поздно. Я тебя еще научу пеленки стирать.

* * *

И я побежал вниз, перепрыгивая через две ступеньки.

Двор ждал меня, пустой и прохладный. Весь такой солнечный.

Я стоял и смотрел на наш двор. На наш маленький двор с колясками и мамашами, с пенсионерами на лавочках, с бродячими кошками и мокрым весенним мусором в углах.

Я стоял и не понимал, что же случилось. Что же со мной случилось.

Потом отошел от дома на несколько шагов и посмотрел на наши окна.

Куртка кофейного цвета

В детстве я очень не любил покупать одежду. Это была просто беда. При виде магазина с одеждой я начинал ныть, скулить и изворачиваться, как уж. Иногда мама покупала что-то и без меня. Но это было весьма рискованно. Я мог просто отказаться носить новую одежду, потому что очень любил старую. И занашивал ее просто до умопомрачения.

Но в какой-то момент умопомрачение кончалось. И тогда мама говорила максимально строгим голосом:

– В чем ты ходишь, а? Какой кошмар! Просто оборванец какой-то. Нищий. Мне стыдно с тобой по улицам ходить! Завтра мы идем с тобой в магазин. Без всяких разговоров! Ты меня хорошо понял?

* * *

И мы шли. Мы шли по Трехгорному валу, затем переходили через улицу Красная Пресня в ее самом широком месте, затем мы подходили к огромному дому на площади, который и был Краснопресненским универмагом.

Я помню, как мама помедлила, собираясь с духом, затем она вздохнула, крепко взяла меня за руку и повела внутрь.

* * *

Никогда не забуду того чувства, с которым я впервые переступил этот волшебный порог! В магазине играла музыка, на полках и полочках виднелись различные товары, от прилавка к прилавку медленно и чинно ходили люди, а в центре зала, в самой его середине стоял милиционер.

Здесь были фарфоровые сервизы на шесть и на двенадцать персон, ножи столовые, чайники электрические со шнуром, утюги, наборы банок для сыпучих продуктов, атласные подушки и верблюжьи одеяла – всего теперь и не упомнишь…

Честно говоря, мама еще никогда не покупала мне новые вещи в таком огромном магазине.

– Не верти головой, – попросила она. – Тут потеряться можно запросто. Ищи тебя потом по всем закоулочкам.

Мы уже подошли к огромной высокой лестнице, как вдруг мамин взгляд случайно упал на стеклянную вазу с голубым рисуночком.

– Лева, а как ты думаешь, нам нужна такая ваза? – дрогнувшим голосом спросила она меня.

Я лишь равнодушно пожал плечами.

– Ну ладно, это потом, – твердо сказала мама и уже взяла меня за руку, как вдруг опять ее отпустила и сделала несколько нетвердых шагов к прилавку. Вернулась она оттуда довольно быстро и выглядела слегка бледной.

– Что с тобой? – участливо спросил я, как хороший сын.

– Со мной ничего! – твердо и ясно ответила она. – А вот у них что-то явно с головой не в порядке. Пятнадцать рублей за какую-то вазу!

– Слушай, не хочешь – не покупай, но ругаться-то зачем? – зашипел я. – Кстати, нам действительно нужна такая ваза.

– Знаешь что, ты меня не учи, ученый выискался, – нахмурилась мама. – И вообще, нам, между прочим, с тобой нужно на третий этаж, в детский отдел. Нам с тобой нужна одежда, а не товары массового спроса.

* * *

Мы долго поднимались с мамой на третий этаж, крайне недовольные друг другом. Так, вяло и неохотно, мы дошли до отдела детской одежды.

– Вас что интересует, женщина? – громко спросила скучающая продавщица.

– Куртка демисезонная, вот на него… есть? – робко спросила мама, зачем-то подтолкнув меня в плечо.

– Сюда подойдите, – так же громко и лениво сказала продавщица. – Размер какой, сорок – сорок два? Ну, вот эту модель посмотрите, примерьте на мальчика, как на нем сидит.

Мама осторожно и медленно сняла куртку с вешалки и надела на мои плечи. Куртка страшно шуршала и странно пахла. Это была абсолютно чужая вещь дикого бледно-оранжевого цвета.

– Ну прям на него! – радостно изумилась продавщица.

Я решительно снял куртку и отдал ей в руки.

– Ты чего, Лева? – испугалась мама. – Цвет не нравится?

– Мне все не нравится, – сурово сказал я и ткнул пальцами в черную куртку с блестящими морскими пуговицами. – Вот эту дайте посмотреть.

– Твоего размера, наверное, нет, – подозрительно сощурилась на куртку продавщица. – Потом эта модель дорогая, а маме, наверное, нужно подешевле. Правильно я говорю, мамаша?

– Мам, я хочу померить! – громко сказал я.

Мама долго разглядывала этикетку. Потом она молча протянула мне куртку и подозрительно уставилась на мое отражение в зеркале…

– Да! – вздохнула продавщица. – Великовата! А так, конечно, смотрится неплохо. В общем и целом.

– На вырост купим! – упрямо сказал я и начал застегиваться.

Мама стала медленно краснеть.

– Послушай, – сказала она. – Объясни, пожалуйста, зачем тебе эта мрачная взрослая куртка, к тому же не твоего размера? Лева, ты меня слышишь? Или ты меня не слышишь?

Я молча стоял и смотрел в мутное зеркало – на кончики пальцев, которые еле-еле высовывались из рукавов. В первый раз в жизни мне понравилась какая-то одежда! И вот на тебе!

…Это была великолепная, почти военная форменная куртка из плотного шерстяного материала с блестящими пуговицами, в которой я утопал, как в дворницком ватнике, нет, как в матросском бушлате, и ее прямой негнущийся воротник остро резал мне подбородок.

– Больше-то ничего нет? – умоляюще спросила мама.

Продавщица пожала плечами и показала на какие-то девчачьи куртки неопределенно-розового цвета, которые висели рядом с той бледно-оранжевой. Затем она неожиданно исчезла, будто растворилась в тумане.

Мама тяжело взглянула на меня и отвела за руку в какой-то угол. В углу военный человек пожилого возраста мерил ботинки, кряхтя и постанывая.

– Лева! – громким шепотом сказала мама. – Ты проявляешь просто какое-то невиданное упрямство. Я бы с удовольствием купила именно то, что тебе нравится! Но пойми, эта куртка тебе не по росту! Ты можешь это понять или нет?

* * *

Я оглянулся вокруг.

Здесь было слегка темновато и немного пахло туалетом. Люди деловито поднимались и спускались по лестнице, осторожно обходя нашу с мамой композицию: мама на корточках и я, отвернувшийся от нее. Наверное, всем было ясно, что здесь происходит вечная борьба добра со злом, и никому не хотелось в нее вмешиваться.

Лично мне не хотелось быть ни злом, ни добром, и было довольно стыдно, что мама сидит на корточках, даже не подобрав полы пальто. Но носить бледно-оранжевую куртку, шуршащую, как на девчонке, было выше моих сил. И вдруг произошло чудо.

Вернее, сначала я не понял, что это чудо. Сначала я думал, что это какая-то ерунда. Кто-то звал маму:

– Женщина! Я вам говорю, женщина! Идите сюда!

Мама растерянно оглянулась.

– Женщина! – снова зашипела толстая тетка с добрыми глазами навыкате и ярко накрашенными губами. – Пойдемте, женщина, я вам кое-что покажу.

Мама встала и, неуверенно оглядываясь, сделала шаг навстречу доброй вестнице с яркими губами и в цветном платке на плечах.

– Вам куртка детская нужна? – тихо и страстно заговорила вестница, подойдя к маме совсем близко. – Пойдемте в туалет, я вам там покажу. Хорошая, польская. И цвет приятный. Типа кофе с молоком. Кофе с молоком любишь? – ласково обратилась женщина ко мне.

Я пожал плечами…

На лице у мамы отразилось подлинное смятение.

– Ну иди посмотри, – сказал я, чтобы прекратить ее душевные муки. – Я тебя здесь ждать буду.

Мама неуверенно кивнула и понуро удалилась вместе с теткой в платке за дверь женского туалета. А я остался ждать…

* * *

Ждать пришлось довольно долго.

Я потоптался немного на лестничной площадке. Здесь все время ходили люди и вообще было довольно неудобно. Простояв в мучительно-неподвижной позе возле окна несколько минут, я решил вернуться в торговый зал, где мы с мамой только что мерили разные куртки.

Однако и здесь мне не понравилось. Тетка-продавщица из отдела детской одежды все время подозрительно посматривала в мою сторону, а когда я подошел к отделу женского белья, все женщины просто разом уставились на меня и начали пристально рассматривать, как будто я и был тот самый лифчик или чулки, за которыми сюда приходят.

Тогда я стал медленно спускаться с третьего этажа на второй. Тут было царство суровой мужской красоты. Строгими рядами висели темные мужские костюмы, на специальных вешалках со штрипками – брюки, а еще чуть поодаль – плащи и пальто. Точно в такой одежде всю жизнь ходил мой папа – не примерно в такой, а именно в такой, – потому что всю жизнь папина одежда выглядела как новенькая.

* * *

…Например, я никогда не мог вытерпеть до конца, когда папа чистил щеткой плечи пиджака или пальто. Он стоял в прихожей перед зеркалом и внимательно смотрел на себя, а потом брал щетку и начинал счищать пылинки с плеч. А потом еще просил меня, чтобы я пару раз для порядка провел ему щеткой по спине.

– Зачем ты это делаешь, пап? – спросил я его однажды, уже совершенно устав смотреть на эти его приготовления к выходу из дома.

– Такой порядок, – сухо ответил папа и стал медленно, аккуратно застегивать пуговицы.

– Ну почему же ты не в отца пошел? – иногда с горечью спрашивала меня мама, когда я возвращался с улицы, весь мокрый, грязный и очень довольный. – А в кого? – горестно вопрошала она саму себя и уходила в ванную – застирывать и замачивать то, что я стаскивал с себя прямо в прихожей, чтобы «не нести грязь в дом».

Запах папиной одежды я помнил хорошо. Поэтому, когда я подошел ближе к длинным рядам, на которых висели темные болгарские костюмы и драповые пальто с меховыми воротниками, мне сразу показалось, что это папина одежда. Только без папы.

– Парень, ты кого потерял? – спросил меня мужчина-продавец, крепко взяв за руку.

– Никого! – я вырвался и быстро побежал еще ниже, на первый этаж. Продавец что-то кричал мне вслед. Я даже не заметил, как толкнул какую-то тетю. Тетя несла огромный, завернутый в плотную бумагу сверток. Я воткнулся ей в бедро, и сначала она слегка покачнулась, застыла в неудобной позе, как будто задумалась о чем-то, а потом вдруг начала садиться на попу, выпустив сверток из рук, и оттуда что-то покатилось с глухим стуком, медленно перекатываясь со ступеньки на ступеньку, а я побежал вниз, проталкиваясь сквозь толпу, к самому выходу…

Двери Краснопресненского универмага медленно и неохотно распахнулись передо мной. И я опять оказался на площади.

* * *

Было уже довольно темно. Проносились одинокие машины, светили фонари, красиво поблескивал окнами пьяный магазин, как раз через дорогу от меня. Я уже представил себе, как побегу на зеленый свет, пронесусь мимо улицы Заморенова, мимо магазина «Башмачок»…

Впереди мелькнул призывно зеленый зрачок светофора, я уже сделал первый шаг – и, конечно, сразу остановился. Мама!

Как же я забыл о маме? Ведь она со своей польской курткой уже, наверное, избегалась и изнервничалась там, наверху, на третьем этаже. Сколько, интересно, прошло времени?

Двери Краснопресненского универмага вновь медленно и неохотно распахнулись передо мной, и я сразу очутился в ужасном людском водовороте.

Водоворот взял меня и тихо-тихо потащил к неизвестному мне месту. Я не сопротивлялся. Я сразу понял, что очутился в центре главных событий. И точно. Возбужденные локти, плечи и животы теснили меня все глубже и глубже в центр этих самых событий.

– Чешский хрусталь выкинули! – крикнул кто-то позади меня. Я с ужасом представил себе, как небритые рабочие выкидывают на заднем дворе деревянные ящики с битым чешским хрусталем. Но тут же понял свою ошибку. Сквозь шуршащие женские плащи и крепкие мужские спины я вдруг увидел, как что-то ярко и необычно блеснуло впереди, каким-то синим цветом с глубокой красной жилкой внутри неизвестного мне сосуда.

Понятное дело, это и был чешский хрусталь, который «выкинули», то есть поставили на прилавок для продажи.

– Видите, как играет? – возбужденно сказал чей-то голос над моей головой.

– Не говорите. Просто вообще.

Хотя я ничего не понял из этого разговора, общий его смысл был мне понятен. Вдруг тот человек, который говорил над моей головой, стал лихорадочно рыться по карманам и вытащил, к моему ужасу, толстую пачку денег, которую тут же стал пересчитывать прямо перед моим носом.

– Люся! Иди сюда! – заорал над моей головой его голос, и я совершенно машинально обнаружил, что денег у него было ровно двести пятнадцать рублей.

Но постепенно толпа стала рассасываться. Выяснилось вдруг, что все хотели просто так, совсем немного полюбоваться на это чудо природы, а деньги были далеко не у всех. Небольшая очередь, тем не менее, успела образоваться, я немного потоптался в ее хвосте. Посмотрел на толстый, уверенный в себе хрусталь, по которому продавец щелкал простым карандашом и давал всем послушать, и пошел себе дальше.

И тут я понял, что оказался в отделе игрушек. «Что ж это за магазин такой! – опять изумился я про себя. – Какие-то копи царя Соломона!»

Я быстро осмотрел все виды вооружений и транспорта, представленные в этом отделе, и вдруг наткнулся взглядом на настоящую немецкую железную дорогу!

Такая дорога, конечно, уже встречалась на моем жизненном пути – в застекленной витрине большого «Детского мира» на площади Дзержинского. Но там я даже и думать не смел, чтобы ее трогать, щупать и смотреть – столько там всегда толпилось народа и такая там была нервная атмосфера. Здесь же атмосферы не было никакой, и народа тоже было немного.

– А у меня таких вагончиков знаешь сколько? – вдруг очутился рядом со мной маленький толстый мальчик, который, как и я, был почему-то без родителей.

Я не ответил, и тогда он решил окончательно добить меня, случайного встречного:

– Сто штук! Мне дедушка из-за границы привез!

Разговаривать мне с ним совершенно не хотелось, но и терпеть такую наглую похвальбу я тоже не мог.

– Сейчас как дам по башке, полетишь на горшке, – произнес я лениво и отошел на всякий случай подальше от этого странного типа.

Мальчик неожиданно заплакал. Он ревел все громче и громче, уже в полный голос, пока наконец к нему не подошла его мама. Она стала утешать своего бесценного мальчика, а я вдруг почувствовал, что тоже давно и безнадежно хочу увидеть свою несчастную мать, запертую в женском туалете вместе с моей курткой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.