К югу от платана

– Но ты ведь хочешь ребенка, правда? – спросил он, подступая ближе.

– Конечно, хочу когда-нибудь, – ответила я. – Но учитывая, как у нас обстоят дела, я не думаю…

– У нас все в порядке. – Флетч растянул губы в своей очаровательной улыбке. – Просто сложный период. Такое во всех семьях бывает.

Наши отношения были на последнем издыхании, валялись у наших ног и бились в конвульсиях. Может, что-то и могло спасти наш брак, но уж точно не ребенок.

– Может, сходим к психологу? – предложила я.

– Сара Грейс, я не желаю, чтобы кто-то лез в наши дела. Как ты себе это представляешь? Ты большую часть времени даже разговаривать со мной не хочешь.

– Это неправда, – солгала я.

Невысказанные слова забили горло, меня душили сожаления и разочарования. Мне хотелось напомнить ему все те разы, когда он твердил мне, что сдавать дома малоимущим семьям по сниженной цене – это глупость. Когда говорил, что лучше бы я в спортзал ходила, чем тратить время на подготовку к марафону. Работа и бег были двумя важнейшими элементами моей жизни, единственными, приносившими мне радость и удовлетворение. Он же хотел это изменить. Изменить меня. Однажды мне до смерти надоело это объяснять, и я просто перестала говорить с ним о работе и тренировках. Так что, да, пожалуй, он имел право сказать, что я не желаю с ним разговаривать.

– Поэтому нам и нужно обратиться к терапевту, – добавила я.

Я уже давно усвоила на горьком опыте, что доказать ему что-то, когда мы с ним наедине, не получится. Понимая, что я не готова сдаться и согласиться на то, что он считает для меня лучшим выбором, Флетч будет распаляться все больше и орать все громче. Вот почему мне хотелось, чтобы при нашем разговоре присутствовал медиатор. Человек, который мог бы вмешаться, если страсти чересчур разгорятся.

Флетч вскинул бровь, взгляд его посуровел.

– Нет, мэм, благодарю покорно. Забудь о терапии, Сара Грейс. Я считаю, именно ребенок может помочь нам вернуть все на круги своя.

Учитывая, сколько он выпил бурбона, я сейчас ходила по тонкому льду. Злить его точно не стоило, и все же я хотела осторожно донести до него свою точку зрения. И выпалила на одном дыхании:

– Мы оба знаем, что ребенок наши проблемы не решит.

И приготовилась к неминуемой вспышке. В этом доме мне пришлось заделать больше дыр в стенах, чем во всех остальных домах, которыми я занималась, вместе взятых. И все же меня Флетч ни разу не ударил. Все потому, что очень боялся пойти по стопам своих отца, деда и прадеда. А точнее – всех мужчин, когда-либо обитавших в этом доме. Пивших без меры, не способных обуздать свой горячий нрав, одержимых фамильными демонами. И колотивших тех, кого они вроде как должны были любить.

Флетч твердо решил разорвать этот порочный круг. К тому же знал, что если он меня хоть пальцем тронет, между нами все будет кончено. Что, в свою очередь, положит конец его политической карьере. Я согласна была исполнять свою роль только в определенных рамках.

Так что он не набросился на меня, наоборот, осторожно взял мои руки в свои, я же постаралась не отшатнуться. Сколько месяцев прошло с тех пор, как он в последний раз касался меня с чувством, хоть отдаленно напоминающим нежность? Два? Три? Я уже и не помнила.

– Мы можем все исправить, – произнес он. – По-моему, вся эта хреновина с ребенком – неплохая идея. Нужно поскорее заняться этим делом.

Хреновина с ребенком. Боже милостивый!

Его ладони скользнули вверх к моим плечам, огладили нежно, но моя кожа под его пальцами покрылась мурашками. Как мы до этого докатились? Как я до этого докатилась? Не решаюсь высказать свое мнение. Боюсь быть собой. Не могу вынести прикосновений собственного мужа.

Чтобы потянуть время, я выпалила:

– Я скоро иду к доктору на осмотр. Давай сначала удостоверимся, что механизм, как говорится, в порядке. А потом уж начнем.

– Ладно. – Он мгновенно успокоился, отпустил меня, но тут же добавил: – Но насчет ребенка, которого нашла Блу, тоже нужно что-то решить. Джад дал мне контакты хорошего адвоката. Нужно ввести мяч в игру.

Тяни время, тяни время.

– Над этим еще стоит подумать. Не будем ничего решать на ночь глядя. Ребенка ведь не так-то просто усыновить. Это долгий процесс.

– Ты же знаешь, Джад может подергать за ниточки.

То же самое мне сказала и мать. Баттонвуд был маленьким городком, а мой отец – влиятельным человеком.

– Я не хочу пользоваться такими приемами.

– Черт, да мне вообще этот ребенок не сдался, но из нас родители уж точно получатся лучше, чем из Блу.

– Ты ее почти не знаешь. Как ты можешь так говорить?

– Как будто ты знаешь ее лучше.

– Она моя подруга. Если не помнишь, мы в школе в одном классе учились.

Блу пошла в школу на год позже, чем полагалось по возрасту. И ладно, пускай мы не дружили, но как минимум приятельствовали.

– Нет у тебя никаких друзей, – фыркнул Флетч.

Я втянула голову в плечи, и он ухмыльнулся, сообразив, что наступил на больную мозоль. У меня, в самом деле, было мало друзей. Трудновато их завести, когда приходится скрывать огромную часть своей личности.

– Хватит и того, что она из Бишопов, – презрительно протянул он.

– А ты из Фултонов, – бросила я, пытаясь дать ему понять, насколько это нелепый аргумент. – Притом вылитый отец.

Флетч с шумом втянул воздух и уперся языком в щеку – верный признак того, что он уже с трудом себя контролировал.

– Принято. И все равно мы станем лучшими родителями, чем Блу, хотя бы потому, что нас двое.

– Если кто и способен вырастить ребенка в одиночку, так это Блу. Она и Перси практически одна воспитывала, и посмотри, какая прекрасная девушка из нее получилась.

– Что это ты так защищаешь Блу?

Щеки у меня вспыхнули.

– Просто высказываю свою точку зрения.

Флетч тяжело вздохнул.

– В конечном счете все это не важно. Твои родители жаждут, чтобы мы усыновили этого ребенка. Предвыборной кампании твоего отца это пойдет на пользу. Да и моей тоже. Если я решу занять кресло мэра, когда оно освободится.

Заметив, что он сказал «если», а не «когда», я склонила голову набок. Это было что-то новенькое.

– Если решишь занять его кресло? А что, у тебя появились сомнения?

Его широкие плечи окаменели.

– Я просто оговорился. Суть в том, что готовая семья, да еще приправленная душещипательной историей, привлечет избирателей. Завтра утром позвоню адвокату.

– Не надо. Дай мне время, – повторила я. Грусть захлестнула меня с головой. Похоже, пора было снова отправляться к Платану за советом. Я твердо верила, что способ снять проклятие существует. Счастье. Все, чего я хотела, – это испытать хоть немного счастья в жизни, в которой по моей собственной вине все так запуталось.

Тихий внутренний голосок нашептывал мне, что я стала бы счастливее, если бы ушла от Флетча. Очень знакомый голосок – впервые я услышала его вскоре после нашей с Флетчем свадьбы, он тогда сообщил мне, что я совершила огромную ошибку. Я привычно заставила его замолчать. Мне сейчас только развода не хватало. Трясти нашим грязным бельем у всех на виду? У меня внутри все переворачивалось от одной мысли об этом и о том, как подобное отразится на карьере отца. Ведь вся его предвыборная кампания строилась на образе безупречного семьянина.

Раздраженно вздохнув, Флетч буркнул:

– Ладно, но ты уж сама объяснись с Джадом.

– Хорошо.

Бросив взгляд на экран мобильного, он вдруг заявил:

– Мне пора.

– Снова уходишь? – В последнее время он либо допоздна задерживался на работе, либо вечерами засиживался с приятелями. – Куда?

– А какая разница?

– Просто мне кажется, мы так мало бываем вдвоем, что нашему браку это вряд ли пойдет на пользу. И почему, кстати, ты не хочешь сказать, куда направляешься?

Раз уж он считал возможным отслеживать мои перемещения с помощью видеорегистратора, мог бы хотя бы сообщать, куда уходит сам.

– Ты как будто не доверяешь мне. А разве это я сегодня заработался и опоздал на ужин? Нет. Это была ты, Сара Грейс. Так что завтра уж будь добра, постарайся вернуться вовремя. Не жди меня.

В голове снова зазвучал тоненький голосок, убеждающий меня уйти от него, от угроз, постоянно висевших в воздухе вместе с запахом бурбона, от всей той фальши, которую мы создали своими руками.

И господь свидетель, я очень хотела убежать.

Но потом я вспомнила о своих родителях, об их ожиданиях и подавила этот порыв. Если мы с Флетчем постараемся, у нас получится все наладить. Будь умницей. Подавай хороший пример.

Я открыла было рот, чтобы попросить его остаться дома, но заметив, что Флетч уже взял ключи, снова его закрыла. День выдался богатый на события, и у меня сейчас не было сил придумывать, как нам подлатать наш брак. Снова вернулись мысли о ферме Бишопов, закружились в голове, будто поддразнивая.

Починить что-то можно, только если ты точно знаешь, где поломано.

Я, правда, считала, что нашему браку не поможет и капитальный ремонт. Хлипкие стены, которые выстроили вокруг себя мы с Флетчем, были единственным, что удерживало нас вместе. И я не сомневалась, что если начну их подновлять, наш брак просто развалится на куски.

Услышав, что машина Флетча отъехала от дома, я взяла свой стакан с чаем, выключила свет в кухне, подобрала в холле сумку и направилась в кабинет.

Дверь в эту комнату часто заедала, и я толкнула ее изо всех сил, но только загнала занозу в ладонь. Тогда я навалилась на нее плечом, и дверь тут же поддалась, а я по инерции влетела в комнату.

– Не смешно, – бросила я, порадовавшись, что хотя бы чай не пролила.

Дом захихикал.

Все последние четыре года я пыталась с ним подружиться, но всякий раз встречала решительный отпор. И все равно, как дура, не оставляла попыток. Не только ради дома, но и ради себя самой. Здорово было бы завести хотя бы одного друга.

– И все равно ты мне нравишься, – сказала я, вытащила занозу из ладони и достала из сумки предложение о покупке, чтобы еще немного над ним поработать.

Пускай Флетчер и гроша ломаного за нее бы не дал, я собиралась предложить за ферму полную цену и надеялась, что вскоре смогу внести задаток.

Зазвонил мобильный и, прежде чем ответить, я взглянула на определившийся номер. Будь это мама или папа, я бы сбросила вызов. У меня сейчас не было сил разбираться с этой историей. Но увидев, что звонит Кибби, я сразу ответила. Моя двоюродная сестра Кибби – Кимберли Гастингс – недавно окончила второй курс колледжа Алабамы по специальности дизайнер интерьеров. У нее был отличный вкус, и нередко она помогала мне с отделкой недавно купленных домов.

– Просто хотела напомнить, что завтра работаю в книжном, так что в офисе меня не жди, – сказала Кибби в трубку. – Марло велела всему персоналу в полдень явиться на экстренное совещание – похоже, случилось что-то важное.

Моя Кибби была настоящей рабочей пчелкой. Всегда в делах. Вечно озабоченно жужжит. Она мало спала, пила слишком много кофе и постоянно куда-то спешила. Мне эта тактика была хорошо знакома. Моим способом справиться с болью был бег, а ее – работа. Сейчас она трудилась на полставки сразу в двух местах: в моем офисе и в книжном магазине. А еще была волонтером в ветеринарной клинике и считалась лучшей в Баттонвуде почасовой няней – как для детей, так и для домашних питомцев.

Мой взгляд задержался на стоявшем на столе фото. Снимок был сделан прошлым летом, во время вечеринки у бассейна в доме моих родителей. Кибби обнимала меня за плечи. По одинаковым высоким лбам, острым скулам, светлым волосам и широким улыбкам сразу было понятно, что мы родня. Только сложение у нас было разное: я словно вся состояла из длинных тощих конечностей, Кибби же, напротив, была низенькой пышечкой. На том фото обе мы, загорелые, сияющие, прятали за радостными улыбками снедавшую нас тоску.

– И что именно? – спросила я.

В «Кроличьей норе», магазине детских книг, Кибби начала работать еще в старших классах. А теперь, став студенткой, подрабатывала там во время каникул. Когда была жива моя тетя Кэролин, она каждую неделю приводила Кибби в книжный на «время сказок» – послушать, как хозяева вслух читают детям книжки. А после гибели родителей Кибби сама стала приходить в магазин. Там ей всегда было тепло и спокойно – помогали как добрые воспоминания, так и радушные хозяева магазина, Марло и Мо Аллеманы. И когда Кибби захотела работать в книжном, моя мать не нашлась, что ей возразить, хотя и знала, что Блу Бишоп тоже числилась в штате. Мама боялась, что такое тесное общение с девушкой из семейства Бишоп запятнает репутацию Кибби, но, к счастью, ее страхи не оправдались. И все же она строго-настрого запретила Кибби упоминать о Блу, словно при одном звуке ее имени на наш дом могло обрушиться проклятие.

К своим антипатиям мама относилась очень серьезно.

– Не знаю, – ответила Кибби. – Но я видела, как возле магазина ошивался какой-то непонятный тип. Может, это с ним как-то связано?

– Непонятный – в смысле незнакомый или в смысле с чудинкой?

– Незнакомый, – рассмеялась она. – Как только узнаю подробности, сразу же тебе расскажу.

Мы попрощались и повесили трубки. Я поработала еще несколько часов, наслаждаясь тишиной, затем решила, что пора и честь знать. Заперла входную дверь и пошла наверх. А тоска потащилась следом и вместе со мной улеглась в холодную постель. Пожалуй, не стоило откладывать визит к Пуговичному дереву в долгий ящик.

Блу

Я никогда не была соней. Ночами чаще всего засыпала лишь на пару часов, но теперь, когда рядом была Флора, мне совсем расхотелось закрывать глаза. Вот так бы смотрела на нее и смотрела.

Колыбель я отнесла в спальню, но большую часть ночи провела на кровати, держа малышку на руках. Всей кожей впитывала ее тепло. Пыталась запомнить звук ее дыхания, ритм, в котором поднималась и опадала маленькая грудка. Изучала ровные линии на ее ладошках, форму на удивление острых ноготков. Мне очень хотелось нарисовать ее профиль, но жаль было выпускать девочку из рук, чтобы достать альбом.

Впервые в жизни я без всяких сомнений могла сказать, что любовь с первого взгляда существует.

Несмотря на наши опасения, Флора и не думала буянить ночью. Она спала крепко и только раз, в час ночи, затребовала бутылочку со смесью. Покормив ее, я поменяла ей подгузник, и она тут же снова уснула.

Время близилось к четырем утра. Я знала, что мне нужно поспать. Но стоило мне закрыть глаза, как Флора издала жалобный писк.

– Ну-ну, – мягко сказала я, бережно придерживая ее головку рукой. – Зачем же так шуметь?

Услышав мой голос, она поначалу притихла, но вскоре принялась извиваться у меня в руках и сердито покрикивать.

– Ну хорошо. Иду. – С Флорой на руках я прошла по освещенному луной дому в кухню, быстро приготовила бутылочку, и мы снова поднялись в спальню.

Остановившись на площадке лестницы, я прислушалась, не доносится ли шума из комнаты Перси. Когда я в прошлый раз спускалась за смесью, из-за двери слышался ее приглушенный голос – она разговаривала с кем-то по мобильному. Мне ужасно неприятно было, что она что-то – или кого-то – скрывает от меня, и с каждым днем уважать ее право на личное пространство становилось все труднее.

Вернувшись в комнату, я с Флорой на руках забралась в старое плетеное кресло-качалку. Флора принялась за смесь, причмокивая на удивление громко для такого крохотного существа. В свете луны в ее серых глазках вспыхивали голубые искорки. Очень скоро она начала моргать, словно ей с каждой минутой все труднее было удерживать глаза открытыми. И наконец сдалась, смежила веки, и темные ресницы полукружьями легли на розовые щечки. Когда я забрала бутылочку, чтобы дать ей срыгнуть, она уже почти спала, лежала у меня в руках теплым расслабленным комочком весом в шесть фунтов.

Шесть фунтов весом. Восемнадцать дюймов ростом. Доктор сказал, что ей не больше трех дней от роду. Все это время заботились о ней хорошо, и я была за это очень благодарна ее неизвестной матери.

– Нет-нет, Флора, не засыпай пока. Ты же не хочешь, чтобы у тебя животик заболел?

Она причмокнула губами в ответ, но по ритму ее дыхания стало ясно, что она уже спит. Не желая сдаваться, я встала и начала ходить с ней по комнате. Я тоже была упрямой.

Проходя мимо окна, я заметила какое-то движение на заднем дворе Аллеманов. И поначалу подумала, что это Мо снова бродит ночами. Но нет, это была Марло. Давненько мне не доводилось видеть, как она танцует в свете полной луны. И я задержалась у окна, наблюдая за ее грациозными движениями, представлявшими собой причудливое сочетание балетных па и тай-чи. Не знаю, существовало ли у этого танца, который она исполняла в лунные ночи, официальное название, но лично я называла его лунный танец. Темная кожа ее, казалось, впитывала лунный свет, и когда Марло взмахивала руками, в ночном воздухе за ними тянулся золотистый мерцающий след.

Мягко похлопывая Флору по спинке, я принялась двигаться в такт с Марло. Но вскоре малышка срыгнула, и мне пришлось оторваться от этого завораживающего зрелища. Я неохотно отошла от окна, сменила Флоре подгузник, поцеловала ее в пушистую макушку и положила в колыбельку, стоявшую на расстоянии вытянутой руки от кровати.

Затем я забралась в постель и укрылась одеялом по самую шею. В голове крутились мысли о Марло, Мо и магазине. О Перси и ее тайнах. О старом доме на ферме и о том, как счастлива я была там когда-то, давным-давно.

Минуты бежали, и в конце концов я задремала. В ту ночь мне приснилась золотая ворона с гордыми черными глазами, державшая в клюве сияющую нить.

4

Блу

Следующим утром, к восьми часам уже умытая и одетая, я сидела за чертежным столом на утепленной террасе, где была оборудована моя студия. Взгляд мой то перебегал с лежавших передо мной рисунков, изображавших зверят в балетных пачках, к спавшей в колыбельке Флоре, то останавливался на окне, за которым виден был задний двор.

Когда я сюда переехала, там царила разруха. Предыдущие жильцы двором явно не занимались, и я, засучив рукава, взялась за дело и попыталась превратить его в место, о котором мечтала с детства. Истоптанную глину сменил зеленый газон, на месте сорняков выросли луговые цветы. На ветвях деревьев теперь покачивались расписанные вручную елочные шарики всех существующих в природе оттенков, создавая иллюзию, будто в моем дворе круглый год царит Рождество. Белый заборчик обвивали гирлянды из разноцветных лампочек, а между двух дубов покачивался гамак.

Сквозь распахнутые окна на террасу проникали свежий утренний воздух и яркий солнечный свет. На улице щебетали птицы, и каждый час раздавался звон колокола из расположенной в паре кварталов от дома церкви. Я же прикладывала все силы, чтобы оставаться на месте. Меня снова звал за собой ветер, и мне так отчаянно хотелось отправиться на поиски утраченного, что трудно было усидеть на стуле.

– Позже, – сказала я, вцепившись пальцами ног в деревянную рейку.

Намного позже.

Мне жутко не хотелось показываться сегодня с Флорой на людях, но Марло не так часто обращалась ко мне за помощью. Честно говоря, можно было по пальцам одной руки пересчитать все разы, когда она о чем-то меня просила. Я не могла ее подвести, а это значило, что через час с небольшим нам с Флорой предстояло отправиться в книжный, познакомиться с новым владельцем и объяснить ему, как проходит ежедневный ритуал открытия магазина. Марло обещала подойти позже, когда сводит Мо к доктору.

Теперь, когда у меня появилась Флора, я уже не так сильно расстраивалась из-за новостей о «Кроличьей норе», и все же от одной мысли, что хозяйничать в магазине отныне будет посторонний человек, у меня все внутри скручивалось узлом. Постепенно печаль как-то улеглась, и я постаралась найти в случившемся плюсы – ведь у Марло теперь станет больше свободного времени и денег, а это самое главное. И все же от чувства, что я теряю нечто глубоко любимое, никуда было не спрятаться. Без Марло магазин никогда не будет прежним. Она сама говорила, что «Кроличья нора» была ее сбывшейся мечтой, в этот магазин она вложила душу и сердце.

– Даже не верится, что Марло продала магазин, – словно прочитав мои мысли, сказала в кухне Перси. Голосу ее аккомпанировал звон посуды. – Точнее, не верится, что никто до последнего ни о чем не догадывался. В этом городе трудно сохранить что-то в тайне.

У меня было на этот счет другое мнение. Перси вот, например, отлично удавалось скрывать, где это она пропадает ночами.

– У нее были на то причины.

– Как и у всех, кому приходится скрытничать, верно?

Но почему Перси решила утаить от меня, что с кем-то встречается? Конечно, бурный роман в восемнадцать лет вряд ли привел бы меня в восторг, но все же я не была ханжой. И понимала, что в жизни бывает всякое. То, что она решила держать эти отношения в тайне, беспокоило меня гораздо больше. Почему она не приводила своего парня домой, не знакомила нас? Может, стыдилась? Но чего? Он что, намного старше? Или женат?

– Говорят, ее видели в городе с каким-то молодым парнем. Но как его зовут и откуда он, никто не знает. Одно можно сказать точно: он не местный.

– Правда? – я рада была отвлечься от мыслей о том, что из-за Перси доверие в нашей семье исчезает.

– Один из наших ветеринаров на днях видел их вместе в банке. Говорит – парень высокий, с каштановыми волосами и ямочками на щеках, – рассказала она, выходя на террасу.

От упоминания банка у меня заныло под ложечкой. Прошло уже почти двадцать лет с того дня, когда мои братья ограбили «Блэксток банк», но ни стыд, ни… горе с годами не померкли.

Держа в руках миску гритса[5], Перси опустилась в старое кресло. Влажные волосы она зачесала назад. Я знала, что, высохнув, они рассыпятся по плечам, обрамляя ее высокие скулы и упрямый подбородок.

Я, как и мой старший брат Мак, была светленькой, пошла в родню Твайлы. Но вот Перси, Уэйд и Тай были вылитый отец. И фигурой в него уродились, и румянцем, и цветом глаз и волос. Когда Перси появилась на свет, мать чуть с ума не сошла от счастья. Ей было уже сильно за сорок, и она считала, что с беременностями давно покончено. Персиммон[6] – имя ей дали в честь дерева, которое расцвело в саду в день ее рождения, – родилась почти на десять лет позже меня. Твайла долгое время и не подозревала, что беременна, и лишь на седьмом месяце догадалась, почему она так неважно себя чувствует. К счастью, на этот раз у нее осталось больше времени свыкнуться с этой мыслью, чем в случае со мной – ведь обо мне она узнала только в день моего рождения. Я оказалась для Твайлы полнейшим сюрпризом. Причем скороспелым сюрпризом. Врач, которому меня показали, объявил, что я родилась как минимум на полтора месяца раньше срока. Ну и тощей же я была – весила немногим больше четырех фунтов.

Перси повозила в миске вилкой, делая в гритсе вмятины, в которых тут же собиралось растопленное масло.

– Напиши мне потом, как все прошло. Ужасно любопытно, что это за парень, нет сил ждать до вечера. Хочу знать все подробности.

По понедельникам с девяти до одиннадцати у Перси в колледже был матанализ.

– Во время занятий нельзя переписываться.

В отличие от Университета Северной Алабамы, находившегося в полутора часах езды, до нашего местного колледжа было всего пятнадцать минут пешком. Сестра записалась туда на летние курсы, чтобы поскорее получить степень в области биологии.

– Хочешь, чтобы я ждала и мучилась? – надулась Перси. – Это жестоко. Просто жестоко. Я из колледжа сразу на работу поеду. Состариться успею, прежде чем все узнаю.

– Не забудь записаться в AARP[7]. Слышала, тем, кто состоит в этой организации, магазины предоставляют большие скидки.

– Ха-ха. – Перси скорчила рожицу.

Я, улыбнувшись, отпила кофе.

– До скольких ты сегодня работаешь?

– До пяти.

В ветеринарной лечебнице доктора Хеннеси Перси начала работать еще в старших классах – сначала волонтером, но со временем заслужила собственную строчку в платежной ведомости. И пускай сама она об этом ничего не говорила, я подозревала, что она мечтает однажды открыть собственную практику. Однако всему свое время – сначала ей нужно было закончить учебу. Уже через год она должна была получить диплом, а затем собиралась поступать в Обернский ветеринарный колледж.

Поставив миску на стол, Перси вытащила мобильный и сфотографировала Флору, которая как раз вздумала зевнуть. А затем зевнула сама. Я заметила темные круги у нее под глазами.

– Надеюсь, мы тебе ночью спать не мешали?

– Не-а. – Она сунула в рот вилку и не сказала больше ни слова.

Я отхлебнула кофе, сглотнув вместе с темной жидкостью вертевшиеся у меня на языке вопросы.

Мы помолчали, и вдруг Перси заговорила.

– Блу, можно задать тебе кое-какой вопрос? Наверное, не самый простой.