Я – Гагарин. «Звездные войны» СССР

На тротуарах люди спешили по своим делам. И одеты они были отнюдь не в серые безликие робы, как в фильме «Стиляги». Обычные костюмы, только вот брюки, пожалуй, широковаты, но на то она и мода. Кстати, брючные костюмы носили не только мужчины, но и женщины. Легкие летние платья и сарафаны молоденьких девушек элегантно и без излишней пошлости подчеркивали изящные изгибы ладных и крепких фигурок. В большинстве своем ни излишней полноты, ни «Мы рады слышать вас! Вы подарили нам надежду!». Тяжеловесный, но устремленный ввысь «сталинский ампир» тоже потрясал воображение. Рядом с высотками, так называемыми «сталинскими сестрами», строились кинотеатры с крышами, напоминавшими наклонные эстакады для старта реактивных космопланов.

Юрий Савин помнил, как в юности листал старые подшивки журнала «Техника – молодежи». Там художники изображали прекрасные белоснежные города под прозрачными куполами, тракторы-роботы, прекрасно сложенных загорелых людей под парусами яхт, космические самолеты и русские базы на Луне. А сейчас он видел, как воплощаются эти утерянные в его времени и пространстве мечты! Это были его времена – пронизанные дикой, неуемной энергией русских побед.

Очень много в Москве было военных, особенно – летчиков, судя по голубым околышам фуражек и такого же цвета погонам и петлицам. Юрий несколько раз козырял офицерам, причем делал это абсолютно автоматически. Видимо, сказывались рефлексы старшего лейтенанта Гагарина. Много было и тех, кто воевал. Их Юрий мог приметить еще издали по необъяснимому ореолу уверенности в собственных силах. Еще свежи были воспоминания о Великой Отечественной, и совсем недавно завершилась Корейская война, в этой реальности окончившаяся созданием единой коммунистической Корейской Народно-Демократической Республики.

Вот что поразило Савина – так это изобилие. Витрины продуктовых магазинов буквально ломились от всевозможных колбас, копченостей, сыров, рыбы и прочих деликатесов. Ну и конечно же – знаменитые черная и красная икра! Конечно, Юрий, как человек, в зрелом возрасте переживший кризис «стыдливых восьмидесятых и бесстыжих девяностых», смотрел на витрины магазинов, как на музейную выставку. Как оказалось, что и стоит это не так уж и дорого. На деньги, которые ему выдали при выписке вместе с документами на имя Юрия Алексеевича Гагарина, нежданный гость в иных временах и иных реалиях мог достаточно безбедно жить.

На улицах висели красочные плакаты «1960 год – год великих побед!». На плакате несся над Землей спутник, красовались «космические собаки» – Белка и Стрелка, летела первая в мире станция «Земля – Луна» – с надписью СССР, раскалывал ледяные полярные просторы первый в мире атомоход «Ленин», прорезая мрак северной ночи снопом электрических лучей. Юрий был горд, что живет в величайшей стране мира, способной потрясать небеса. И погоны на его плечах обязывали ко многому.

Офицерское звание, тем более – летчика, здесь значило очень много, давая не высосанные из пальца копеечные «льготы», а вполне ощутимые привилегии. Юрий чувствовал себя причастным к масштабному общему делу, ощущал себя – впервые за много лет – нужным и полезным этому обществу. А это мотивировало похлеще, чем просто потребительский «закон прибавочной стоимости». И шел он по широким московским улицам и проспектам, развернув плечи, с гордой осанкой и выправкой настоящего офицера. В его поведении не было ни на йоту рисовки, превосходства над окружающими, просто он действительно ощущал себя летчиком – защитником мирного неба своей огромной страны.

* * *

Хотя все было не так-то и просто. До прошлого года американские разведчики-бомбардировщики «RB-47» и «высотные соглядатаи» «U-2», английские «Канберры» практически постоянно вторгались в воздушное пространство СССР. Противопоставить им было практически нечего. Конечно, получивший за воздушную войну в Корее «Золотую Звезду» Героя Евгений Пепеляев со товарищи показали, что прорыв высотных поршневых бомбардировщиков «B-29» «Суперкрепость» практически невозможен. Реактивные краснозвездные молнии истребителей «МиГ-15» и «МиГ-17» били их влет!

Но 4 сентября 1950 года четверка поршневых истребителей «Корсар» с авианосца «Вэлли Фордж» расстреляла в воздухе над Желтым морем наш двухмоторный разведчик «Дуглас» «А-20». Погибли пилот и штурман – лейтенанты Карполь и Мишин, а также воздушный стрелок-радист сержант Макогонов. Молодые ребята попросту не ожидали смертельной атаки от недавних союзников, ведь они ясно видели белые американские звезды на темно-синих крыльях палубных «Корсаров». А избалованные легкими победами американские мальчики расстреляли их, словно в тире, сияя белозубыми улыбками.

Уже 8 сентября два реактивных истребителя «F-84» «Шутингстар» нанесли штурмовой удар по аэродрому Сухая Речка под Владивостоком, где дислоцировался 821-й истребительный авиаполк 54-й воздушной армии. На земле сгорели девять старых винтовых «Аэрокобр», поставленных американцами еще в сорок пятом, по ленд-лизу.

Еще летом 1950 года к базам Балтийского флота в Эстонии пытались прорваться два шведских самолета: летающая лодка «PBY» «Каталина» и самолет радиоэлектронной разведки «Дуглас-3». Гидросамолет-нарушитель перехватили и сбили у острова Хийума пара истребителей: старшие лейтенанты Семерников и Яценко-Косенко. A радиоэлектронный разведчик «DC-3» «Дакота» совершил свое последнее пике у Вентспилса от атаки «МиГа-15» капитана Осинского.

В августе 1951 года пограничники НКГБ отловили в Молдавии американских парашютистов – завербованных эмигрантов Османова и Саранцева. Предатели были заброшены на нашу территорию с диверсионными и террористическими заданиями с авиабазы в Греции. После выполнения миссии они должны были пробираться в проамериканскую Турцию. Оба были расстреляны – суровость законов являлась в те времена благом для миллионов обычных граждан. Ни одно преступление не оставалось безнаказанным, ибо безнаказанность преступников как раз и порождает беззаконие.

В октябре того же года США предпринимают смелую операцию, пытаясь разжечь гражданскую войну в Албании, которая при Сталине была верным союзником империи. Группы агентов-эмигрантов инструкторы ЦРУ готовят в лагерях, разбросанных по Ливии, на Мальте, Кипре и Корфу. Один из лагерей располагался в немецкой зоне оккупации Германии, в Баварии, неподалеку от знаменитой ставки Гитлера в Берхтесгадене. Но во время ночной высадки их встречают пулями. Ким Филби, связной британской и американской разведок, работал на русских. Поэтому Иосиф Сталин узнал о готовящемся десанте и предупредил албанского лидера Энвера Ходжу…

В апреле 1953 года русские спецслужбы снова ловят четырех парашютистов-бандеровцев, которые были выброшены на Украине с американской «летающей крепости», стартовавшей из Греции. Трое из них, как оказалось, были «подарены» американцам гитлеровской разведкой. При шпионах кроме разведывательного снаряжения нашли портативные радиомаяки.

У диверсантов ЦРУ был приказ: провести операцию внедрения в Киеве и Одессе и ждать заданий от радиоцентра в Западной Германии…

В том же 1953-м были десантированы: парашютист Хмельницкий – в Белоруссии, агент Кравец-Сорокин – близ Краснодара. В 1954 году была перехвачена и задержана группа Кудрявцева на Урале, а в 1955-м – Кукк и Тоомла, заброшенные в Эстонию[3].

* * *

Но и среди тех, кто в свои тридцать пять – сорок лет тревожно вглядывался в изумрудное мерцание радаров, было немало офицеров, которые прошли Курскую дугу и Сталинград, освобождение Украины и Белоруссии, огненный ад Берлинской наступательной операции. Они учили таких, как Юрий Гагарин, личным примером мужества и тяги к знаниям, ответственности и любви к Родине. Да и молодые офицеры подчас хранили в памяти детские впечатления от марширующих по нашей земле гитлеровских колонн, виселиц, страшных приказов немецких комендатур, расклеенных по стенам. Такое никогда не забывается. А тогда это было так живо и ярко.

Например, командующий ПВО Московского военного округа Евгений Савицкий сбил 28 немецких самолетов, в том числе и первый в мире турбореактивный истребитель «Мессершмитт-262». Дважды Герой маршал Савицкий любил устраивать подчиненным внезапные проверки. Подлетая на реактивном истребителе к аэродрому, он бросал в эфир: «Я – «Дракон»! Перехватывайте меня!»

Юрий Савин внутренне усмехался. Он помнил, как в девяностые годы после распада СССР, в его времени, стало дурным тоном Родину любить. На смену патриотизму, изрядно потрепанному «совковой» обывательщиной, пришло потребление всего и вся. От масштабных идей отмахивались – мол, все это пафосная чушь! Проще надо быть, набивать карманы и брюхо, наслаждаться… О патриотизме вспомнили уже тогда, когда война разразилась на пороге России – в Донбассе.

* * *

Мысли Юрия приняли иной оборот. Как встретит его семья? Семья… Там, в другой жизни, он был однажды женат, но его брак с той женщиной оказался неудачным. В общем, они разошлись, и больше Савин не вспоминал о ней. А вот Юрий Гагарин нашел свое счастье раз и навсегда. И сейчас Савин чувствовал себя вором.

Но все изменилось, когда он увидел невысокую изящную женщину, ее карие, полные затаенного внутреннего света глаза. Повинуясь внезапному порыву, он поцеловал эту хрупкую женщину в маленький, чуть «припудренный» веснушками нос.

– Юра, я так волновалась!

– Ну что ты, Валюша, все же ведь нормально… – услышал Юрий будто бы со стороны собственный голос. – А я гостинцев Леночке привез.

Валентина кинулась в комнату и вынесла дочь. Девочка сонно смотрела на отца, а потом обняла за шею.

Юрий стоял и не смел пошевелиться. Новые, до этого абсолютно неведомые чувства захлестнули его. Что это было? Чьи на самом деле чувства проецировались на эту женщину и ребенка – свои собственные, «попаданца» Савина, или же переживания самого Гагарина? Но потом все как-то закрутилось, Юрия поглотили на какое-то время семейные заботы. Было приятно сесть за стол, насладиться покоем, семейным уютом и вкусным домашним ужином.

Ночь была полна нежности и любви. Юрий с восторгом и ужасом нырнул в этот омут смятенных чувств. Утро стало для «попаданца» зарей новой жизни. Теперь он осознал и окончательно решил для себя: как говорится, нужно жить «за себя и за того парня». Это огромная ответственность и ноша на всю жизнь, но Юрий уже был готов к ней.

– Что с тобой, Юра, ты как будто бы сам не свой?

Валентина и не предполагала, насколько она близка к истине.

– Нет-нет… Все нормально, просто после госпиталя еще не оклемался…

Юрий все свободное время старался проводить с семьей – своей новой семьей. Жена пленила его, наверное, так же, как и самого курсанта Гагарина тогда – на танцах в Оренбурге, в Доме офицеров. Обретя не только новую Родину, но и семью, Юрий старался все делать для них, отдавать всего себя жене и дочери. Вот так, нежданно-негаданно в его жизнь ворвалось ошеломительное счастье. Поначалу он стыдился этих нахлынувших чувств, но с каждым днем Юрий все больше и больше свыкался со своей новой судьбой. Он просто принял все как есть. И стремился теперь лишь к одному – семейному счастью.

Глава 3

«Земля нас награждала орденами, а небо награждало сединой»

Небольшой автобус ехал по хорошо заасфальтированной дороге, которая, словно пробором, рассекла зеленую «шевелюру» подмосковного леса. Вот он свернул и притормозил перед зелеными воротами с красными звездами. В Подмосковье таких вот безлико-зеленых ворот с красными звездами как грибов после дождя в окрестных лесах. Но воинская часть № 26266 была особенной.

Именно здесь проходили подготовку будущие космонавты.

Отбор кандидатов для первых полетов в космос проводился по «совершенно секретным» постановлениям ЦК КПСС и Совета Министров СССР, вышедшим еще 5 января и 22 мая 1959 года.

В мае 1959-го по инициативе заместителя председателя Совета Министров СССР, председателя Комиссии президиума Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам Дмитрия Устинова было принято решение об утверждении разработки пилотируемого комплекса «Восток».

11 января 1960 года был подписан приказ о создании Центра подготовки космонавтов – ЦПК. В марте того же года и приказом Главкома ВВС была организована «в/ч 26266». Начались теоретические занятия и парашютная подготовка. Среди космонавтов 7 марта 1960 года считается днем рождения отряда космонавтов.

Юрий Гагарин вернулся в тесную и дружную семью Отряда космонавтов. Здесь Савин знал каждого: и Павла Поповича, и Германа Титова, и Александра Беляева, и Алексея Леонова, и Виктора Савиных, и Владимира Комарова. Причем знал он их как-то странно: с одной стороны, как их товарищ и соратник, а с другой – как увлеченный космосом человек, читавший о них в книгах под рубрикой «Жизнь замечательных людей».

– Ну вот, вернулся наш «блудный сын»! – поприветствовали Юрия строгие наставники космонавтов, заместитель начальника по боевой подготовке ВВС Николай Петрович Каманин и начальник Центра подготовки космонавтов полковник медицинской службы Евгений Анатольевич Карпов.

Встреча была искренней, полной душевного тепла. Будущие космонавты собрались вечером, символически выпили по полрюмочки, кто-то принес гитару. Впрочем, разошлись в то время, когда в обычных компаниях только и начинается настоящее застолье. Но у них у всех – строжайший режим. У Саши Беляева завтра с утра вестибулярные пробы. А у Германа Титова – испытания на двенадцать «же» на центрифуге. У самого Юрия – провозной полет на учебно-тренировочной «спарке» «МиГ-15УТИ».

Вот она – специфика абсолютно новой для них работы. И хотя все кандидаты в космонавты были отобраны из лучших летчиков-истребителей со всех авиаполков Советского Союза, многое даже для этих молодых, отчаянно смелых и пышущих богатырским здоровьем парней было в новинку.

Ну а сам Юрий Савин в теле «космонавта № 1», правда будущего, чувствовал себя в некоторой степени «космическим туристом». И воспринимал все случившееся еще и как увлекательную экскурсию.

* * *

У двухместного реактивного истребителя «МиГ-15 УТИ» Юрия ждал инструктор-методист Отряда космонавтов, заслуженный летчик-испытатель, Герой Советского Союза Марк Галлай.

– Лейтенант Гагарин к полету готов! – отрапортовал Савин, привычно бросив правую ладонь к кожаному шлемофону.

– Вижу, что готов, – откозырял и крепко пожал руку опытный летчик. – Что, сегодня провозной?

– Так точно, Марк Лазаревич. Но хотелось бы не только, как говорится, «за ручку подержаться», но и отработать пилотаж самостоятельно.

Подошел техник самолета, отрапортовал о готовности машины к вылету. Оба летчика обошли истребитель и осмотрели его, заглядывая под крылья и фюзеляж. Потом расписались в журнале технической готовности.

Юрий привычно уселся-упал в объятия пилотского кресла и привязных ремней в передней кабине. Марк Галлай занял место в задней. Опустился прозрачный фонарь кабины, отсекая все посторонние шумы на аэродроме. Взвыл стартер, хлопнула и взвыла раскручивающаяся турбина. Самолет завибрировал мелкой дрожью.

– Я – Кедр! Прием. Вышка, разрешите взлет, – назвался Савин позывным Юрия Гагарина.

– Я – Вышка! Прием. Кедру взлет разрешаю.

– Юра, взлетай и пилотируй самостоятельно, я подстрахую, – сообщил по СПУ[4] из задней кабины Марк Галлай.

– Вас понял. – Савин двинул вперед сектор газа, а чуть погодя взял ручку управления на себя.

«МиГ» легко разбежался по бетонке и взмыл в воздух. Юрий осторожно заложил неглубокий вираж, проверяя не только самолет, но и собственные ощущения. Он летал в аэроклубе на легких винтомоторных машинах «Як-52», «Як-55», «Су-26». И даже прошел программу подготовки на реактивном учебно-тренировочном и пилотажном самолете «L-39» «Альбатрос». Но еще у Юрия Савина остались пилотажные навыки и опыт Гагарина, сплавившись в новой личности. И он уже смело пилотировал истребитель «МиГ-15УТИ». К тому же этот послушный самолетик мало чем отличался от современного Савину чешского учебно-тренировочного «Альбатроса». Так что Юрий пилотировал спокойно и уверенно, беря все лучшее и от личности Гагарина, и от своей собственной. Хотя все больше и больше эти зыбкие границы психики размывались, происходило взаимопроникновение личностей. И это позволяло жить Савину в прекрасном и удивительном для него мире параллельной вселенной СССР, во главе которого стоял не кукурузный авантюрист, а сын отца своего, молодой маршал авиации, не спившийся и не растерявший сталь в своей фамилии.

Маленький юркий истребитель кувыркался в бездонной синеве неба, даря двум летчикам ни с чем не сравнимое радостное чувство полета.

* * *

Но поздно ночью, когда замирала кипучая жизнь в Отряде космонавтов, Юрий мучительно размышлял о том, как жить дальше. Временами он все еще чувствовал неловкость в общении с женой и дочерью. Хотя Савин знал, что Гагарин очень трепетно относится к семье, знал он и другое, что для молодого лейтенанта ВВС слабый пол – чересчур уж соблазнительная слабость… Но все мы – люди, все мы – человеки. И никому не чужды чисто человеческие слабости.

Юрия Савина все же волновала другая сторона вопроса: как семья Гагарина отреагирует на его скованность? И потому он, что называется, с головой ушел в полеты, тренировки и эксперименты, тем более что и время поджимало.

* * *

Последующие месяцы после возвращения в Отряд космонавтов слились для Юрия Савина, ставшего Гагариным, в одно сплошное истязание. Весь его прошлый опыт аэроклуба был практически бесполезен. Ведь чем он занимался до этого? Любительский акробатический пилотаж, парашютные прыжки, что называется, «в охотку». А теперь приходилось вкалывать до седьмого пота. Испытания в Отряде космонавтов скорее напоминали изощренные пытки.

Отбор в Отряд космонавтов был жесточайшим, достаточно сказать, что сначала со всего Советского Союза был отобран 3461 летчик-истребитель, из них на собеседование пригласили 347 человек. А к дальнейшему медицинскому отбору были допущены 206 летчиков, они проходили всестороннее медицинское обследование в Центральном военном научно-исследовательском авиационном госпитале. Всего за октябрь 1959 – апрель 1960 года полностью прошли все этапы медицинского обследования всего 29 человек. А к концу 1960 года из 3000 кандидатов «пройти комиссию по теме № 6», так туманно тогда в документах назывался отбор, удалось всего лишь двум десяткам летчиков-истребителей.

А в первый Отряд космонавтов мандатной комиссией были зачислены 12 молодых, бесшабашных и улыбчивых парней.

Юрий Савин еще до своего «воплощения» в Гагарина читал воспоминания Бориса Чертока, соратника и первого заместителя Сергея Королева. Он писал: «…впервые увидев возможных космонавтов, я был разочарован. Они запомнились мне молодыми, похожими друг на друга и не очень серьезными лейтенантами… Если бы нам тогда сказали, что через несколько лет эти мальчики один за другим станут Героями, а некоторые даже генералами, я бы ответил, что такое возможно только во время войны…»

Но в том мире, в который попал Юрий Савин, война шла и сейчас. Причем это было высокотехнологичное (разумеется, для уровня развития техники 60-х годов) противостояние. Война эта уже добралась до верхних слоев атмосферы и вот-вот должна была выйти в космос.

Именно поэтому жесточайшие испытания продолжались в Отряде космонавтов и после сурового отбора.

Юрию Савину, ставшему Гагариным, убедиться в этом пришлось довольно скоро. В самое ближайшее время ему были назначены физиологические пробы на центрифуге с ускорением в двенадцать «же». Это был максимально допустимый для организма предел.

После того памятного катапультирования, когда Савин очнулся в теле Гагарина в параллельной вселенной и после госпиталя, его вводили в строй постепенно. И вот пришло время серьезных испытаний.

* * *

В огромном круглом зале каждый, даже самый слабый звук отдавался гулким эхом. В центре дремала до поры до времени громада центрифуги: ажурная стальная ферма, увенчанная овальной кабиной. Это чудовище могло раскручиваться с бешеной скоростью, создавая в своем центробежном движении перегрузки до двадцати «же».

Юрий опасливо посмотрел на это сооружение. Среди кандидатов в космонавты о центрифуге ходили самые зловещие разговоры. Ни термокамера, ни барокамера, ни испытания на выживание не вызывали таких настроений среди смелых и бесшабашных ребят. Это было стальное божество, безжалостный Молох, который мог сожрать, сгубить самую блестящую летную или космическую карьеру.

Пока лаборанты настраивали свои мудреные приборы, врачи занялись «богатым внутренним миром» испытуемого. Измерили Юрию пульс, давление, взяли анализ крови на биохимию, тонким фонариком-«карандашом» проверили зрачковую реакцию, провели пальце-носовую пробу Ромберга. Потом налепили на голое тело электроды чувствительных датчиков. Юрий облачился в специальный комбинезон, подключил провода к соответствующим штекерным разъемам. На голову ему надели кожаный шлемофон, тоже весь опутанный проводами, закрепили небольшие черные «таблетки» ларингофонов у горла.

– Ну что, Юрий Алексеевич, вы готовы? – с певучим прибалтийским акцентом спросил Йонас Станкявичус, начальник комплекса по моделированию и изучению критических значений перегрузок.

Интеллигентный литовец, доктор медицинских наук всех называл на «вы». И Савин в очередной раз удивился. Центр подготовки космонавтов объединил все народы огромного Советского Союза. Здесь в отличие от XXI века его Земли не рвались бомбы и снаряды на Донбассе, а Эстония не вопила истошно о «русской оккупации» и не считала русских – «неграми», то есть «не-гражданами». Великий народ великой страны объединяла не только стальная воля Верховного, не только новая угроза, но то светлое будущее, которое не ждали, а строили сами люди. Новые горизонты были осязаемы: будь то космос или же построенный в тайге с нуля город у нефтеносного месторождения, железнодорожная магистраль или крупный машиностроительный комплекс в Нижнем Тагиле. Перспективы не были туманны, а цели – расплывчаты. Все было предельно четко и ясно именно потому, что сами люди понимали: от усилий каждого зависит благосостояние всех. Как всегда, прописные истины познаются с огромными усилиями.

– Так точно, к заданию готов, – четко отрапортовал кандидат в космонавты.

– Поскольку вы допустили изрядный перерыв в экспериментах на центрифуге, то нагрузку мы будем давать медленно. Сначала – двойную перегрузку, потом пять единиц, восемь и только через минуту после восьми – одиннадцать «же». А уж под конец эксперимента и двенадцать. И снижать обороты стоит тоже медленно.

В комбинезоне и шлемофоне, с пучком проводов в руках Юрий Гагарин уселся в стандартное пилотское кресло. Пристегнуты привязные ремни, лаборанты вставили провода датчиков в разноцветные штекерные разъемы на контрольной панели кабины.

Прямо перед лицом испытателя находился объектив телекамеры. Это – визуальный контроль состояния человека. Рядом – табло. Во время вращения центрифуги на нем будут загораться различные цифры и символы, а Юрий должен был по радио или с помощью ответных световых вспышек отвечать руководителям эксперимента.

Над ним склонился Йонас Станкявичус, проверил, хорошо ли пригнаны привязные ремни.

– Кнопки не перепутаете, когда будете тушить контрольные лампочки и отвечать на мои задания?

– Попытаюсь.

Прозрачная плексигласовая крышка, напоминающая фонарь кабины истребителя, захлопнулась с мягким стуком. Юрий подвигал плечами под туго затянутыми лямками – привязан удобно. Савин глянул на длинный ряд лампочек над головой. Они будут загораться, а космонавт должен их последовательно выключать.

Кроме голосовой радиосвязи предусмотрена еще и световая сигнализация. В правой руке у него был электрический шнур с кнопкой. Три нажатия означали «отлично», два раза – «хорошо», один раз – «удовлетворительно». В это время на пульте в операторской загорались зеленые лампочки. Если же космонавт-исследователь терял сознание, то рука разжималась, и на пульте руководителя эксперимента загорался красный аварийный сигнал. Звучала пронзительная сирена – требование немедленно остановить бешеное вращение центрифуги.

Космонавты говорили, что самое трудное при испытании на центрифуге – это владеть своим голосом, когда на тело обрушиваются огромные перегрузки.

– Космонавт Гагарин к испытанию на центрифуге готов.

– Начина-а-эм, – немного нараспев ответил Станкявичус и повернул реостат управления.

Юрий поудобнее откинулся в кресле. Тренированное тело уже автоматически приняло необходимое положение: чуть-чуть собрано, сгруппировано, но без лишнего напряжения.

Космонавт почувствовал небольшой толчок, это начала раскручиваться центрифуга. Грудь сдавило, на плечи навалилась тяжесть. Савин увлекался спортивным пилотажем. Так что ощущения перегрузок были ему знакомы. Немножко сдавило дыхание, но хочется петь от радости в предвкушении полета. Но в обычном самолете перегрузки уходят сразу после взлета и набора высоты, чтобы вернуться уже при исполнении фигур высшего пилотажа. Но и там они не длятся больше нескольких десятков секунд.