Чужак: Боец демона-императора. Тропа смерти. Сквозь бездну (сборник)

– Парень, делай, что тебе говорят, – устало бросил маг, видимо, на всякий случай подворачивая манжету и открывая простенький ободок браслета. Я готов был побиться об заклад, что это магическая штуковина, при помощи которой он справится со мной в два счета. Поэтому опустил руку и, поколебавшись, все-таки разделся по пояс. С раздражением заново затянул ремешки на запястьях. Побуждение сказать что-нибудь в адрес императора, любящего пялиться на обнаженные мужские торсы, все же предпочел проглотить – мало ли, какую это вызовет реакцию.

Меня попытались подтолкнуть в спину, но я уклонился, пропустив чужую руку мимо плеча, и сделал поспешный шаг вперед, в залу, роскошнее которой мне видеть не доводилось. Вместо одной из стен – череда арок, закрытых резными экранами, выполненными то ли из стекла, то ли из какого-то прозрачного камня вроде хрусталя. В гранях экрана свет переливался мягко и так завлекательно, что от этой игры почти невозможно было отвести глаз.

Противоположная стена была отделана колоннами с серебряными капителями в виде волн, и продолжающие их «пенные барашки», украшенные искристыми вставками, закрывали собой потолок. В складках отделки теснились облачка магического света, создавая эффект настоящего бурного моря над головой – такого нечего было и думать добиться известными мне техническими методами.

В зале стояло три стола, один повыше, два пониже, и за ними пировали мужчины и женщины, разодетые по местной моде. Женщины были слишком прилизанные, слишком красивые и изысканные, мужчины с давней привычкой смотрели не на меня, а сквозь меня, точно так же, как они взглядывали сквозь прислугу, беззвучно снующую туда-сюда с подносами и кувшинами. Императора среди них я с ходу не успел разглядеть, приглядываться же не решился.

Я и так с трудом заставил себя отвлечься от красоты и великолепия интерьеров, и теперь поспешил взглядом оценить доступное мне пустое пространство. Что ж, если быть осторожным, то места должно хватить. Главное не влететь в хрустальный экран, не запнуться ногой о возвышение, откуда уже начинается «гостевое» пространство, не подцепить спиной вон ту жаровню, на которой, похоже, разогревают некоторые блюда.

Осмотрелся я вовремя – из противоположного входа выступил парень, тоже раздетый по пояс, как и я, сжимающий в руках короткие клинки. Лицо его мне не понравилось, может, потому, что он смотрел на меня, словно на кусок балыка, который надо срочно напластовать.

На залу опустилась относительная тишина, краем глаза я уловил, что большинство гостей смотрят на нас. Мой противник слегка пригнулся, а потом вдруг ринулся на меня, словно пловец в слишком холодную воду. Двигался он очень быстро, я едва успел отскочить с его дороги, уходя заодно и от сметающего взмаха клинками. Развернулся, но слишком медленно, и пришлось падать назад и вбок, уходить в перекат.

Противник мой явно обрадовался этому факту и прыгнул следом, похоже, надеясь просто затоптать меня и добить вдогонку. Извернувшись, я толкнул его плечом в ногу. Не так удачно, как хотелось бы, парень рухнул, но тут же вскочил на ноги. Правда, это промедление дало и мне возможность подняться на ноги, и не просто подняться – приготовиться. Даже нож на поясе успел поправить, чтоб при случае было удобнее его выдергивать.

Мы сцепились в опасной близости от хрустального экрана, но сделать с этим я в первые моменты боя не мог ничего. Противник рвался к моему горлу с такой яростью, словно я был причиной всех его бед в этой жизни, и это вызывало недоумение: он реально не в курсе, что мы все здесь – невольники императорского каприза?

Пришлось перехватывать его за локоть и уводить в сторону от себя, чтоб дальше хлопнуть по загривку, сдобрить это пинком в пятку и опрокинуть мужика на пол. Ножей его я не боялся. Я давно уже отвык бояться оружия в руке своего противника – при должном навыке обращения с собственным телом человек вполне способен противопоставить голые руки ножу. Огнестрельному оружию – уже вряд ли, но здесь и не было огнестрельного.

Парень, даже имени которого я не знал, с ненавистью смотрел на меня. Его правую руку с ножом я отвел в сторону четко, как на тренировке, а вот левую уже не успевал. Поэтому обошелся левым «когтем», в большей степени защищающим тыльную сторону ладони, нежели действующим как оружие. То есть оружие из него тоже получилось бы. Вроде хорошего кастета.

Оно и получилось. Несколько секунд мой противник пытался зацепить меня одним из своих клинков, приободренный, похоже, моей пассивной тактикой. Да, ножами он владел неплохо. Но не было в его движениях чего-то более важного… Определенно, собственным телом он владел чуть хуже, чем оружием. Я попытался подхватить его ритм, едва не заполучил порцию металла в бок, ушел в перекат, проехался по полу и чуть не врезался головой в ножку одного из нижних столов. Что-то весело прогрохотало мимо меня – кто-то выронил из рук поднос с посудой.

Боец с восторгом рванул следом за мной – у него на лице была написана уверенность, что вот теперь-то до моей крови он доберется в считаные мгновения. Я бы почувствовал к нему презрение, если бы у меня было на это время – не надо быть профессионалом, чтоб выиграть бой против более опытного, но отвлекшегося противника. Для этого нужна только удача.

Один из ножей мелькнул перед глазами – неплохой выпад. Я развернулся и пнул парня пятками в бедро. Пнул на выдохе и правильно, поэтому его отнесло от меня. Боец споткнулся на слуге, который кинулся убрать с дороги упавший поднос, но, к сожалению, не навернулся, сумел сохранить равновесие.

Я нагнал противника в два прыжка и поставил ему, развернувшемуся в панике, скользящий блок, на который он попался, как начинающий. Дальше привычно развернул его вместе с собой, поймал вторую руку с ножом… Неудачно. Парень не промах, присел, нырнул, освобождаясь от моего захвата, и пришлось отшатываться, теряя преимущество, чтоб в обратном взмахе он не смог зацепить меня ножом.

Мы схватились в очередной раз – руки и ноги мелькали, уследить за действиями противоположной стороны было немыслимо, даже если привык читать ритм чужих движений по плечам. Поэтому в этой схватке в большей степени приходилось полагаться на опыт тела, вдолбленный в мускулы годами обучения. Уже отшвырнув противника от себя, я осознал, что по ходу дела сумел найти способы противодействовать каждому из его приемов, причем все это прошло мимо сознания. И получилось как-то само собой.

Очередной рывок в мою сторону – я на рефлексе отшагнул и подставил ногу. Запнувшись, он все-таки попытался пырнуть меня клинком, пришлось перехватывать его руку, и не правой, а левой, блокируя на таком расстоянии от себя, чтоб не рисковать. Парня повело за собственной рукой. Буквально на мгновение перед глазами у меня появилась его шея, и движение правой рукой, рубанувшее «когтем» по незащищенной плоти, получилось неосознанно. Так же машинально я отскочил в сторону и пропустил мимо себя упавшего, зажимающего глубокую рану в шее человека.

– Добивай его, – приказал мне один из офицеров, на которого я до того не обращал внимания и потому, считай, не видел.

Смерил его взглядом, в который, кажется, вложил многое из того, что уже успел передумать и перечувствовать за последние четыре недели. Ноль реакции. На языке вертелись сразу два возможных ответа: «Добивай сам, козел» и «Пошел на хрен», поэтому я не успел сказать ничего. Один из мужчин за «верхним» столом поднял голову и сделал какой-то жест – тот самый офицер поспешно поклонился и, подхватив недобитого под локоть, сам выволок его из залы.

Этот мужчина на первый взгляд мало отличался от других мужиков, сидевших за одним столом с ним. Ни рогов, ни чешуи, ни хвоста… Впрочем, если он хвостат, я этого видеть не мог, разве что под стол заглядывать, под уложенные пышными складками белоснежные скатерти. Да, чуть более смугл, чем другие, с жесткими чертами лица, с очень бедной мимикой… Вернее, она у него практически отсутствовала. В тот момент, когда он перевел на меня взгляд, я, вздрогнув, понял, что мимика ему без надобности – все то, что выражают мускулы человеческого лица, вполне могли выразить эти глаза.

Одного его взгляда вполне хватило для того, чтоб поверить, что в жилах этого человека течет изрядное количество нечеловеческой крови.

– Иди, – миролюбиво окликнул меня другой офицер, и я пошел, машинально проверив, не потерялся ли где-нибудь мой нож.

В комнате, куда меня отвели (здесь отыскалось все, что только может понадобиться сразу после боя – новая одежда, лохань и два кувшина с теплой водой, накрытый стол, напитки, удобная кушетка и глубокое кресло возле окна), я первым делом насухо вытер правый «коготь», прощупал все ремешки, которыми он крепился к руке. Удобная штука, оказывается. Правда, не слишком-то гуманная. Похоже, в этом мире вообще мало гуманности. Не доросли пока.

Отложив оружие, я наклонился над блюдом с закусками. Все очень красиво разложено, хотя и видно, что для гладиатора собрали на одной огромной тарелке все то, что для больших господ распределяют по разным, – тут тебе и рыба, и мясо, и особым образом приготовленные овощи, и икра, и сыры, и перченый соус в вырезанных чашечками ломтиках фруктов. С местной изысканной кухней я еще не сталкивался (повседневная была настолько проста, что к ней легко было привыкнуть), поэтому первый ломтик отправлял в рот с огромной опаской. Оказалось необычно, но довольно вкусно. Уже через минуту я усердно наворачивал рулетики из пластинок печеной репы и ветчины, макая их в соус.

Очень нескоро отворилась дверь, и сопровождавший нас маг ввел в комнату еще одного бойца, который шагал неуверенно, пошатываясь, усадил его в кресло. Осторожно ощупал забинтованное плечо.

– Все нормально?

– Да, порядок, – слабо ответил гладиатор. Он был бледен почти до синевы. – Уже не болит.

– Добро. Будет болеть или кровить, скажешь парню за дверью. Он позовет меня. – И, отстраненно взглянув в мою сторону, чародей вышел.

– Эй, брат, не плеснешь мне вина? – спросил раненый, неловко двигая рукой. – Вот из той бадьи.

– Думаешь, стоит тебе глушить? – Я наклонил тяжелый серебряный кувшин над кубком. Аромат напитка скоро добрался и до меня. Похоже, напиток был стоящий, надо попробовать.

– Самое верное дело, чтоб кровь возродилась в жилах. Благодарствую. Заверни мне кусок мяса в лепешку, не сочти за труд. Вот того… Благодарю.

– Трудный был бой?

– Не слишком-то. Но, видишь, слегка неудачный. Впрочем, мне повезло больше, чем моему противнику. – Парень радужно усмехнулся, продемонстрировав великолепные зубы. – Царапина-то заживет. А твоему другу вообще не подфартило.

– Что? – Я не сразу сообразил, о ком вообще можно было так сказать.

– Руйшу. Руйшу не выгорело.

– В каком смысле?

– Да ни в каком. Убили его. Я видел, как выносили тело.

До меня эта информация дошла лишь с большим запозданием. Я успел что-то промычать в ответ, кивнуть головой, сделать лицо, которого, как мне казалось, собеседник ждал от меня… Потом он стал рассказывать что-то о своем бое, а я вдруг осознал, что же такое услышал…

И из головы разом вылетели и впечатления от собственного боя, и интерес к чужому. Руйш, парень, так настойчиво пытавшийся сделать отсюда ноги, не сумел выжить. Наверное, он чувствовал, что для него все это веселье хорошим не закончится, поэтому так упорно пробовал каждую возможность убежать, которая только ему представлялась.

Стало холодно и неприятно, еда потеряла вкус. Я попробовал вина и даже оценил тонкий его букет, но никакого удовольствия не получил. Отдых и расслабленность упорно перешибало одно веское соображение: почему я сегодня остался в живых? Потому, что повезло. Ну да, Руйшу тоже два раза везло. Или три, не помню. Я ведь дерусь не так, чтоб хорошо. Хреновенько дерусь, особенно если сравнивать меня с мастерами. Как мне должно везти, чтоб выживать и в будущем?

Вот только что тут можно сделать? Сбежать Руйшу не дали, не позволят и мне. Остается только тренироваться и научиться драться так, чтобы мои шансы стали хоть чуть больше. Даже если этого будет недостаточно, лучше умереть сражаясь. Просто ложиться и давать себя добивать слишком страшно.

Жалко Руйша. Не выразить, до чего жалко.

– А что, здесь всегда кого-то из пары убивают? – спросил я, прервав рассказ раненого о каком-то бое год назад, в ходе которого умерли все, и довольно быстро. Глаза жгло, и казалось, что если перевести ощущения в разговор, с собой проще будет справиться.

– Почти всегда. Иногда император приказывает биться не до смерти, но это бывает очень редко. Или какую-нибудь из своих наложниц спрашивает, хочет ли та, чтоб проигравшего добили. Некоторые из них иной раз просят пощадить.

– И щадят?

– Ну, в таких случаях да. Но это очень редко происходит. Не стоит на это рассчитывать.

– Я и не рассчитываю, – буркнул раздраженно.

В открытую дверь завели сразу двух парней из тех, что прибыли сюда с нами. У одного была перебинтована голова, но смотрел он весело и сразу же первым делом кинулся к лохани с водой. Потом – к кувшину с вином.

– Уже три трупа, между прочим! – радостно сообщил он, оторвавшись от горлышка. – И не знаю, вытянет ли последний. Может, станет четвертым.

– Ты оптимист, – протянул раненый, вяло поднимая глаза.

– Ну так что ж… Лучше они, чем мы.

– «Мы» – это кто?

– Ну кто-кто… Я, например. Блин, каждый раз прямо чувствуешь, как это классно – жить! – воскликнул «весельчак», запуская руку в блюдо с остатками еды и копаясь там, словно в каких-нибудь огрызках или отбросах. Я порадовался, что уже наелся. – Вот почему я люблю эту работу! Вот почему!

– Мы прониклись уже, – огрызнулся третий, не раненый, судя по всему, мало расположенный болтать или чему-либо радоваться. – Заткнись, наконец.

– А ты чего с похоронной рожей, будто мать родную закопал? Мы ведь живы, что это для тебя – горе, что ли?

– Я не собираюсь ничего тут с тобой обсуждать. Понял? Отвяжись.

Мне оставалось лишь отвернуться и всем дать понять, что этот разговор не только меня не касается, а я его не слышу. Пожалуй, я понимал обоих – и развеселившегося, и обозленного. У всех своя реакция на крайнее напряжение и встречу со смертью лицом к лицу.

Я сам себе удивлялся и в тот день, и в последующие. Мое спокойствие казалось мне странным, даже в чем-то ненормальным, но с другой стороны, я был рад, что способен оценивать происходящее с холодной беспристрастностью. Трезвая оценка всегда намного полезнее эмоциональной.

Видимо, это просто шок. Я впервые вот так, просто, безыскусно и стремительно, терял знакомца, почти успевшего стать другом.

Слегка удивило, что по возвращении в замок (на спине все того же чешуйчатого существа с крыльями) меня отвели не в прежнюю скудную каморку, а в другую комнату, побольше, неплохо обставленную, с дверью без запоров снаружи, зато с небольшой задвижкой изнутри. Здесь обнаружились даже портьеры на окне, расположенном иначе, чем в прежнем закутке тюремного вида – в него хотя бы можно было выглянуть. Теперь я мог спать на настоящей кровати с мягким матрасом, сидеть в мягком кресле, присесть на удобный стул за настоящий стол.

Видимо, чужак, способный сдохнуть в первом же бою, не стоил подобной заботы. Приличные условия жизни заслуживал лишь тот, кто хоть на что-то оказался способен.

Мастер, пришедший в «мой» тренировочный зал на следующее утро, терпеливо дождался, пока я закончу комплекс упражнений, и осведомился:

– Я так понимаю, условия боя показались тебе подходящими?

– Разве что показались, – проворчал я. – Тот парень-то выжил?

– Выжил. Ты очень аккуратно его ударил, за дверью его легко залатали. Его величество не стал интересоваться судьбой проигравшего. Но в следующем бою ты вряд ли с ним встретишься.

– И не рвусь. Получается, чистая случайность, что в этой ситуации он выжил?

– Именно так. Ему повезло, как и тебе, ведь ты победил в первом своем бою. Очень хорошо.

– Кхм… А когда следующий бой с моим участием?

– Не раньше чем через две недели, остальное же зависит от желаний его величества.

– Я понял, понял… Что-то еще от меня требуется?

– Только одно – тренировки. Качественные ежедневные тренировки.

«Я что, враг самому себе?» – захотелось мне ответить, но показалось бестолковым. Я ж не школьник, чтоб перед учителем оправдываться.

Немногое мне, в самом деле, оставалось. По утрам я вскакивал без побудки, не на заре, конечно, но лишь чуть позже, когда ближайший лес еще стоял в туманной вате по верхушки, а в прибрежном поселке не начинал звучать молот кузнеца. Разминался под мычание выгоняемых на пастбище коров (в замке их оказалось немного, но они были) и запахи растапливаемых печей. Когда к аромату дымка примешивалась явно посторонняя, но очень аппетитная нотка, тренировка временно прекращалась, я спускался умыться перед завтраком.

В такой жизни была своя прелесть, я заметил, что впервые за полгода сплю с особым вкусом и ем с удовольствием. Мир окончательно обрел формы и закономерности, и здесь мое мнение мало что значило… А если точнее, не значило ничего. И можно было расслабиться. Необходимость принимать решения вместе с обязанностью делать выбор осталась в прошлом.

Теперь, после первого боя, пришлось намного серьезнее посмотреть на все произошедшее со мной. Самому себе я с трудом признавался в том, что раньше до упора верил, будто это не всерьез. А теперь немного жалел, что на вилле императора практически не смотрел по сторонам. Не увидел я в том числе и реакцию публики на бой. Кстати, была ли таковая вообще? Если верить местным, для них гладиаторские бои – нечто самое что ни на есть обычное. В том числе и весьма жестокие.

Раз я завяз в этом мире, надо как-то научиться в нем ориентироваться.

Каждое утро я гнал от себя мысли о том, что завтра может быть следующий бой, который с некоторой долей вероятности окажется для меня последним. Напрягало еще и то, что местный тренер уходил от ответов на вопрос, по какому принципу подбираются пары. Собрат-боец из числа местных, которого я решил расспросить о том же в обеденном зале, развел руками.

– Обычно в клубах и на аренах стараются поставить в пару равных по уровню бойцов. Понятно, почему – и схватка интереснее, и результат менее очевиден. Но это обычно…

– А необычно? В смысле здесь?

– Не представляю. О правителе говорят, что он любит сложные бои, и по логике получается, что все должно быть так же… Но на деле… И еще некоторые знатные любят полюбоваться, как опытный боец расправляется с неумехой, а иногда и с двумя сразу. Любят и просто кровавое месиво посмотреть… Кто чужаков будет беречь? Берегут только известных, опытных. Таких, кого ценят уже только за технику, чем… Сам факт…

– Понял. – Чувствовалось, что парень с трудом подбирает слова, не стоило его мучить. – Так думаешь, мы здесь просто «мясо»?

– Не знаю. Слушай, у тебя ведь больше шансов. Ты пришел из мира, где не в ходу мечи, я это слышал. Владеешь какой-то особой техникой… Тебе и карты в руки на пути к успеху.

– Я не стал бы так на это рассчитывать, на твоем-то месте, – брезгливо бросил еще один боец, оценив меня взглядом, в котором было мало симпатии. – Если человек ничего толком не умеет, разве что ножичком крутить и сало резать, долго он на чужих штучках выезжать не сможет.

Я подумал о том, что мне здорово не хватает Руйша.

К исходу недели мастер сообщил мне, что, коль скоро слуги готовят какое-то празднество, то ему предстоит подбирать для него «развлечение». Правда, наслаждаться зрелищем будет не сам правитель, а его наложница с подругами. «Вот суки», – подумал я, не решившись поинтересоваться, нормальное ли это по местным меркам явление – знатные дамочки, любующиеся, как мужики в кровь метелят друг друга. Можно предположить, что да.

На этот раз я был спокоен и накануне, и в день Икс, когда в числе других «избранных» спустился во внутренний замковый дворик ждать, пока погонщик подготовит свою тварь к полету.

– Перед императором заставили биться полуголым. Интересно, что придет в голову местным знатным бабам, – пробормотал я как бы в сторону.

– Рассчитываешь, что велят раздеться? – весело полюбопытствовал один из моих товарищей по несчастью, не выглядевший, впрочем, несчастным. Сразу ясно, что либо местный, либо родом из мира, где примерно такие же порядки. Плевать хотел на свою жизнь (либо просто чересчур оптимистичный), не станет беречь и чужую.

– Надеешься, что какая-нибудь благородная дамочка тобой заинтересуется? – спросил другой. – Ой, вряд ли… Что ты там сможешь ей предложить?

– Да пошли они! В гробу видал всех этих холеных баб!

– Ну и дурак. С них не только удовольствие, но иной раз и выгода. А будешь кобениться – нажалуется, останешься без головы. Или еще чего…

Погонщик появился, кутая голову в длинную полосу ткани. Его можно понять и даже от души посочувствовать – что еще может защитить его от ветра, бьющего в лицо на такой скорости? Животное не оборудовано лобовым стеклом, и можно лишь гадать, как мужику вообще удается смотреть вперед, да еще без очков.

Празднество оказалось чем-то вроде пикника на природе. Конечно, знатным дамам никто не предлагал сидеть на траве, время от времени стряхивая с себя комаров и муравьев, самим жарить над углями мясо и вытирать пальцы об землю. В живописном закутке леса на берегу реки слуги растянули огромные шелковые походные шатры, подвезли кресла, столы, даже ложа, а также безумное количество ковров, подушек и прозрачных покрывал. Этими покрывалами они завесили изрядное пространство вокруг – и от шатров до деревьев, и между деревьями, и у реки.

Служанки с опахалами и веерами гоняли по шелковым лабиринтам мух и комаров, не оставляя ни одному из докучливых насекомых ни единого шанса вцепиться в нежную дамскую кожу. Где-то в стороне, чтоб не тревожить изысканные носики запахами стряпни, готовилось мясное и овощное изобилие, в пиршественный же шатер подавалось на тарелках и блюдах почти в том же совершенном виде, что и с дворцовой кухни.

Магические светильники способны были разогнать тьму хоть во всем этом лесу, но, поскольку выезжали сюда явно не только за шатровым уютом, но и за «лесной романтикой», для антуража рядом были разложены костры. Красивым полукругом.

В этот полукруг первую пару бойцов потребовали сразу же, не дав нам даже отдышаться после полета. Руки у меня еще слегка тряслись – вцепляться в луку приходилось сильно, потому что крылатую тварь почему-то болтало намного сильнее, чем в прошлый раз. Опять меня выбрали начинать серию поединков, и я догадывался, почему – не слишком умелый, чужой, сгодится для затравки. Кому придет в голову меня беречь?

Разве только во взгляде мастера-тренера я видел озабоченность тем, чтоб тренировки мои были максимально эффективными, и я не расслаблялся, накапливая опыт и умение. Но в этом скорее чувствовался его профессионализм, а отнюдь не личная заинтересованность в моей персоне. Плох тот тренер, который не уделяет внимание всем своим подопечным и не прилагает все усилия, чтоб каждый из них стремился к своему «потолку» в мастерстве рукопашного боя. Его внимание к ученикам положительно говорит не об учениках, а о нем самом.

Сопровождавший нас маг первым делом ткнул пальцем в меня, разминающего затекшие пальцы, а потом, помедлив, еще в одного бойца, тоже не из лучших. Парой фраз он перекинулся с офицером, присматривающим за гладиаторами с ленцой, и из этого разговора я понял, что ждут еще одну группу бойцов, которая то ли опаздывает, то ли просто должна прибыть позже. И, за неимением вариантов, выбирать магу приходилось из своих «подопечных».

Я оглянулся на своего будущего противника – тот выглядел даже не бледным, а зеленоватым, кажется, его здорово укачало. Друг на друга мы посмотрели обреченно – ни тени желания выяснять отношения с помощью оружия или без оного. Мне безумно захотелось показать цветнику дамочек, спрятавшемуся за тончайшим шелковым экраном, красноречивый неприличный жест. Мол, хотите боя, козы, так выясняйте отношения между собой. Из-за мужика, к примеру.

Наверное, что-то такое появилось у меня во взгляде, потому что офицер, бдительно приглядывающий за гладиаторами, сдвинул брови и сделал шаг в мою сторону. И я вспомнил, что по своему положению не волен посылать кого хочется куда хочется. И никогда не буду волен. Если императорская подстилка оскорбится, она наверняка не будет даже время тратить на жалобы высокопоставленному любовнику. Просто прикажет меня утопить. И утопят – в этом я не сомневался. Тут и речка рядом.

Я вновь перевел взгляд на своего будущего противника и пожал плечами. Тот вытащил меч, со вздохом потащился в полукольцо огней. Ну что тут можно сделать…

Подумалось, что если будет такая возможность, постараюсь дать товарищу по несчастью шанс. Главное, чтоб у него возникло такое же желание. Так что я замедлил шаг и стал стягивать с правого запястья «коготь». Маг и офицер посмотрели на меня недоуменно, но не вмешались, из чего можно было, наверное, сделать вывод, что в их глазах боец волен по крайней мере красиво покончить с собой любым угодным ему способом.