Финал

Нет, не распростертую на каменном полу пещеры Мойру. Гавриил стоял и смотрел на Палому так, словно она действительно удивила его. Затем молниеносным движением, слишком быстрым, чтобы Телла успела заметить, его массивная рука вытащила кинжал из собственной груди, вонзила его в грудь Паломы и провернула.

Мать издала звук, который Телла будет вечно слышать в своих кошмарах. Он сотряс стены пещеры. Телла тоже старалась закричать, но не могла даже шептать. Ее губы все еще оставались онемевшими, руки и ноги покалывало, однако пошевелить ими она была не в состоянии.

Она попыталась на животе проползти под колесом, чтобы каким-то образом спасти свою мать, но все, что получалось делать, это смотреть.

Цирковое колесо замедлилось и теперь еле вращалось.

Клик.

Клик.

Клак.

Если сначала события развивались слишком стремительно, сейчас наоборот – чересчур медленно.

Когда колесо завершило очередной оборот, Палома все еще неподвижно лежала на полу пещеры, а истекающая кровью Мойра смотрела на нее сверху вниз.

«Поднимайся! Поднимайся! Поднимайся!» — мысленно заклинала Телла. К ней, наконец, стала возвращаться чувствительность, и она сумела пошевелить сначала руками, а затем и ногами.

Ее мать вообще не двигалась.

Телла вонзила пальцы в землю, сбивая их в кровь, но ползти все равно не получалось.

Цирковое колесо перестало вращаться, а Мойра упал на колени. Палома по-прежнему не подавала признаков жизни.

Телле удалось проползти вперед на несколько сантиметров. Сдаваться она не хотела. Не может ее мать умереть, ведь она такая сильная. Да и Телла слишком упорно боролась, чтобы теперь потерять ее. Их история не должна закончиться таким образом.

«Я тебе руки оторву!» — мысленно проклинала она обидчика, но вслух удалось пробормотать лишь невнятное:

– Сукин ты сы…

Кто-то зажал ей рот рукой, холодной и пахнущей яблоками и магией.

– Тише, любовь моя, – прошептал Джекс. – Ты больше ничего не можешь для нее сделать, кроме как сохранить собственную жизнь.

Он не отнимал свою ледяную ладонь от губ Теллы до тех пор, пока Гавриил, наконец, не умер от нанесенной Паломой раны. Его массивное тело упало на пол. В воцарившейся в пещере тишине Телла отчетливо услышала, как раскололось на куски ее собственное сердце.

12

Донателла

Телла испытывала горячее желание остановить время. В течение многих лет она делила свою жизнь на два периода: Когда Мама Была Дома и После Того, Как Мама Пропала. Теперь Палома мертва. Но Телла не собиралась превращать это событие в очередную веху. Она вообще не хотела, чтобы время двигалось вперед. Пусть бы оно замерло, подобно ее неподвижным конечностям, к которым постепенно возвращалась чувствительность.

Идти она все еще не могла, зато удалось подползти по гранитному полу пещеры к телу своей матери. Теперь от нее осталась одна пустая оболочка. Когда Палома еще спала зачарованным сном, ее кожа сохраняла нормальный цвет, а грудь вздымалась и опускалась. Однажды Телла подумала, что мать неподвижна, как труп, но лишь теперь поняла, как она тогда заблуждалась.

– По крайней мере, он ударил ее ножом вместо того, чтобы испепелить – а ведь ему это вполне по силам, – заметил Джекс. – Умереть в огне было бы куда болезненнее.

– Мне от этого не легче, – пробормотала Телла.

– Ну, на роль утешителя я никогда не годился. – Джекс поднял Теллу с земли, подхватив своими холодными руками.

– Отпусти меня, – запротестовала Телла. Меньше всего на свете ей сейчас требовалась помощь Мойры.

Джекс тяжело вздохнул.

– Если я оставлю тебя здесь, ты умрешь, подобно своей матери, когда Гавриил вернется к жизни. Или на тебя случайно наткнется другая Мойра.

– Тебе-то какое дело?

– Никакого. – На щеках Джекса появились ямочки, а узкие губы раздвинулись в резкой улыбке, превратившей его в прекрасного хитрого Принца Сердец, которым Телла была очарована в детстве. – Просто мне самому нравится тебя мучить.

– Слишком поздно, – пробормотала Телла, думая о том, что ей, вероятно, следовало оказать ему большее сопротивление.

Джекс не беспокоил ее последние шестьдесят с лишним дней, и предположительно она была его настоящей любовью – единственным человеком, невосприимчивым к его роковому поцелую, но при этом он по-прежнему оставался Мойрой. Смертоносной, к тому же. До появления Легендо именно он был наследником Элантины и, если верить слухам, лишил жизни целых семнадцать человек, чтобы вплотную приблизиться к трону. Он даже угрожал убить Теллу, но, невзирая на его злобный нрав и коварство, она его никогда не боялась. А теперь и вовсе не чувствовала ничего, кроме оцепенения.

Смерть матери казалась бессмысленной. Гавриил не причинял ей вреда до тех пор, пока она сама не ранила его. Возможно, он не убил бы ее, если бы она первой не ударила его ножом. Зачем ей было так рисковать, зная, что он все равно воскреснет?

– Кто такой Гавриил? – Телле с трудом удалось заставить себя произнести это имя. – Что за Мойра?

Холодные пальцы Джекса напряглись на ее спине.

– Я говорю тебе это только потому, что он нравится мне еще меньше, чем ты. Гавриил – это Упавшая Звезда.

Та самая Мойра, которая, если верить колдунье, создала всех остальных богов и богинь Судьбы. Ядовитая волна ярости на мгновение прорвалась сквозь владеющее Теллой оцепенение. Если Легендо действительно хотел убить Упавшую Звезду, чтобы уничтожить других Мойр, придется ему встать в очередь.

– Я найду способ уничтожить его, – поклялась Телла.

– Только не в таком состоянии, – пробормотал Джекс, неся ее вверх по ступенькам.

Когда они с Джексом, наконец, выбрались из пещеры, Телле не хотелось видеть небо. По ее мнению, оно должно было стать черным, но продолжало оставаться ослепляюще синим с переливчатыми нитями индиго. Обычно Телле нравилось, когда солнце допоздна задерживалось на небосводе, продолжая своими лучами разгонять подкрадывающийся мрак ночи, но сейчас это казалось неправильным. День должен был завершиться, а солнце – скрыться и погрузить мир во тьму в тот момент, когда умерла ее мать.

У Теллы перехватило дыхание. Она закрыла глаза, пытаясь отгородиться от света, но стало только хуже. Стоило ей смежить веки, как перед мысленным взором снова и снова возникал Упавшая Звезда, вонзающий нож в сердце ее матери.

В груди клокотало глухое рыдание. Телла весьма смутно понимала, где находится, когда Джекс нес ее по кирпичной улице. Она не знала, где он живет теперь, перестав быть наследником Меридианной империи и, как следствие, лишившись и своего замка Идиллуайлд. Она предполагала, что он обосновался в квартале Пряностей, а именно, в какой-нибудь кривобокой постройке, облюбованной также шайкой воров, или и вовсе в подземной гробнице, служащей тайным логовом бандитам.

Судя по запахам, путь они держали вовсе не в квартал Пряностей. Ни намека на едкий запах сигар. Ни струйки пролитого спиртного, ни капли мочи на мостовой. Джекс пронес ее по чистеньким дорожкам Университетского городка, окунув в мир книг в кожаных переплетах, отглаженных мантий и аккуратно подстриженных живых изгородей. Здесь в изобилии произрастали честолюбивые целеустремленные ученые – совсем как сорняки.

Приближаясь к четырехэтажному дому из глиняно-красного кирпича с колоннами из оникса, Джекс замедлил шаг. Телле хотелось спросить, что они здесь делают, не здесь ли он живет, но сумела лишь разрыдаться.

То, что с ней происходило, даже нельзя было назвать плачем. Плач подразумевал некую сопричастность, действие. Но для Теллы игры закончились. На самом деле у нее едва получалось дышать.

– Я бы мог сказать что-нибудь утешительное, но в прошлый раз ты этого не оценила, – пробормотал Джекс, однако, вопреки словам, крепче прижал ее к своей холодной груди, подойдя к двустворчатым полированным дверям.

Возможно, он действительно намеревался пытать ее. Или знал, что, хотя онемение ее почти прошло, поставь он ее на ноги, она все равно не сумела бы сделать и пары шагов самостоятельно, а просто осталась бы лежать на ведущих к его дому ступеньках даже после захода солнца и наступления ночной прохлады, пока снова не оцепенела бы. Потому что разом нахлынувшие чувства причиняли неимоверную боль, повсеместную и всеобъемлющую. Ее душа была изранена и кровоточила, так что Телла понадеялась даже, что эмоции выплеснутся наружу. Тогда, возможно, ей не будет так невыносимо больно и трудно дышать, думать и чувствовать что-либо, кроме агонии.

Дверь распахнулась перед ними, и они вошли внутрь. Невыносимое голубое небо сменилось потолком с золотыми люстрами, рассыпающими снопы искр по стенам, оклеенным обоями с черными и красными символами игральных карт. Итак, Джекс принес ее в игорный дом, полный торговцев дурманящими препаратами, которые улыбались, как тигры, и игроков, нетерпеливых, как жаждущие материнского молока детеныши.

Люди смеялись, хлопали в ладоши и с криками и воплями бросали кости на столы. Все происходящее представлялось Телле чертовски неправильным. Окружающая обстановка виделась ей размытым пятном игровых фишек и шипучих напитков, развязанных шейных платков и пощелкивания рулеток. Когда кто-то выигрывал, с потолка прямо на головы сыпалось конфетти из червей, треф, бубен и пик. В некотором роде эту комнату можно было назвать живой – в отличие от Паломы.

Если кому-то и показалось странным, что Джекс нес на руках истерично всхлипывающую девушку, то виду не подал. Или, может, Телла просто не заметила. Хоть задернутые на окнах шторы и не пропускали света, царящие в игровом зале Джекса шум и хаос многократно усиливали пронзительную пустоту внутри ее.

Пробираясь сквозь толпу, Джекс крепче прижимал Теллу к себе, а подходящим к нему людям лишь нараспев отвечал: «Разве не видите, что у меня руки заняты?» или и вовсе не обращал внимания.

Еще несколько шагов, и они оказались на лестнице. Чем выше они поднимались, тем более потертым становился плюшевый ковер. Джекс привел в порядок первый этаж для своих гостей, а остальные оставил без изменений. Хотя Телла почти ничего не увидела, поскольку взгляд ее был в основном прикован к полу и поношенным сапогам Джекса. А он между тем пронес ее еще через одну дверь.

Комната, в которую они попали на этот раз, походила на кабинет. Перед неразожженным камином лежал изящный коврик цвета янтаря с подпалинами в нескольких местах. Также здесь стоял поцарапанный письменный стол с одиноким растением под стеклянным колпаком и потертый коричневатый кожаный диван, на который Джекс и опустился, продолжая баюкать Теллу в объятиях.

Она хотела было отстраниться, считая неправильным позволять ему прикасаться к ней, ведь он принадлежал к той же породе существ, что и тот, кто у нее на глазах убил ее мать. С другой стороны, каким бы странным это ни казалось, но, если бы не смертоносные руки Джекса, она бы уже давно рассыпалась на части. Телла отчаянно нуждалась в утешении, правда, не в его лице.

Вскоре она промочила его рубашку слезами, но Джекс не отталкивал ее, наоборот, крепче прижимал к себе и круговыми движениями гладил по спине одной рукой, а второй нежно водил по ее локонам, осторожно распутывая их.

– Зачем ты мне помогаешь? – кое-как вымолвила она.

В отличие от Легендо, который либо скрывал свои чувства, либо изображал, что что-то испытывает, хотя на самом деле ему было плевать, Джекс никогда не притворялся заботливым и любящим. Если ему что-то требовалось, он просто добивался желаемого с помощью угроз.

– Когда ты в таком жалком состоянии, с тобой совсем не весело. Я не могу мучить тебя, если ты и без того несчастна. – Его ладонь переместилась с волос на щеку, чтобы смахнуть несколько слезинок. Прикосновение было таким же мягким, как последний поцелуй, который мать запечатлела на этой самой щеке, и Телла совсем расклеилась.

Теперь слезы не просто капали из ее глаз, но лились мощным потоком. Она рыдала так горько, что казалось, вот-вот сломается. Владеющие ею эмоции были столь всеобъемлющи, что не удержать, и требовали освобождения.

– Все оказалось напрасным, – стенала Телла. – Я пыталась спасти ее, но мои действия привели ее к гибели. Не следовало мне стараться изменить предсказанное Араклом будущее. Когда я в первый раз увидела маму на игральной карте, она была в заточении. Если бы я не вмешалась, она бы до сих пор была жива.

– Или утянула бы тебя за собой в могилу, – возразил Джекс. – Откуда тебе знать, какие еще вам были уготованы варианты судьбы?

– Тем не менее все могло обернуться по-другому. – Телла представила себе другие окончания истории Паломы. Если бы Телла в детстве была послушной девочкой и никогда не играла с проклятой Колодой Судьбы, возможно, мать не оставила бы своих дочерей на Трисде, а взяла бы их с собой. Или если бы Легендо просто забрал колоду, как Телла и просила, а затем уничтожил ее, прежде чем еще кому-нибудь из Мойр удалось сбежать, ее мать была бы сейчас жива.

Телла совершила множество ошибок. Вот бы можно было повернуть время вспять и все исправить! Развернуть жизненный путь в другую сторону и прийти к иной концовке.

Так вот же оно, решение!

В ее душе вспыхнула искра надежды.

Телла могла бы вернуться в прошлое и переиграть нынешний день. Теперь, когда все Мойры проснулись, это вполне можно устроить. Хоть какая-то будет польза от их возвращения!

Телла подняла глаза на Джекса и с тех пор, как он унес ее, впервые увидела его по-настоящему. Благодаря непокорным прядям золотистых волос он был больше похож на потерянного мальчишку, чем на смертоносную Мойру; его неземные глаза были серебристо-голубыми, как мечты юных девушек; а губы такими острыми, что, казалось, способны порезать поцелуем. Доверять ему нельзя, но, если хочет осуществить свой план, следует заручиться его помощью.

– В Колоде Судьбы была Мойра, способная перемещаться в пространстве и времени, – Наемный Убийца. Что, если бы он мог помочь мне исправить то, что случилось?

– Я понимаю, что ты скорбишь, – отозвался Джекс, – и все же это худшая идея из всех, что я когда-либо слышал. Путешествия во времени никогда ни к чему хорошему не приводят.

– Так же как и доверие к тебе. Однако я здесь, а ты до сих пор не причинил мне вреда.

– И ключевые слова этой фразы – до сих пор. – Он провел холодным пальцем по ее подбородку. – Дай срок, и, помяни мое слово, все переменится.

Телла выпрямилась.

– Скажи, где искать Наемного Убийцу, и я немедленно уйду.

– Даже если бы и знал, где он, все равно не сказал бы тебе, Донателла. Связываться с Наемным Убийцей – плохая идея, и не только из-за его имени. До того, как Мойры оказались запертыми в ловушке карт, Упавшая Звезда, Неупокоенная Королева и Убиенный Король использовали Наемного Убийцу для перемещений в пространстве и времени, и частая смена временных рамок свела его с ума. Поэтому теперь он частенько не осознает, где находится, и иногда исчезает на длительное время. Люди, которым удалось убедить его вернуть их в прошлое, не всегда возвращаются назад. Как я уже сказал, идеи хуже нельзя и придумать.

– Хуже того, что есть сейчас, быть уже не может. Пожалуйста, Джекс. – Телла вцепилась в его влажную рубашку и притянула его жестокое лицо ближе. – Помоги мне найти его, умоляю. Мне так больно. Слишком больно. Все причиняет боль. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу, как Упавшая Звезда убивает мою маму. А когда становится тихо, слышу ужасное щелканье того циркового колеса и ничего не могу поделать!

Рука Джекса замерла у нее на спине.

– Что, если я сам избавлю тебя от боли и печали?

– Но как? – не поняла она.

– Это одна из моих способностей. – Он стер с ее щек очередную дорожку слез.

Сквозь пелену горя Теллы прорезалась предупреждающая вспышка. Если верить сказаниям, Принц Сердец обладает умением управлять эмоциями. Но, поскольку Джекса не было в Колоде Судьбы, когда Легендо освободил других Мойр, то при нем по-прежнему лишь половина его сил.

– Я думала, что к тебе вернулись не все твои силы.

– Они и не вернулись, – тут же подтвердил он. – Я до сих пор не в состоянии контролировать эмоции так, как раньше, или внушать кому-то нужные чувства. Однако у меня получится временно избавить от нежеланных ощущений. Я смогу забрать твою боль на сегодня. – Его ледяные пальцы задержались на ее щеке, как ошеломляющее обещание и предупреждение одновременно. – Я не стану стирать ее навсегда, любовь моя, и завтра она опять тебя накроет, но будет уже не такой сильной, как сейчас.

Второй рукой он принялся снова поглаживать Теллу по спине, и она почувствовала, что стало легче дышать. Слишком легко. Она задавалась вопросом, использовал ли он свои силы, чтобы успокоить ее, однако уже была не в состоянии беспокоиться так рьяно, как следовало бы. Боль в сердце была слишком ошеломляющей. Она знала, что в тот момент, когда Джекс отстранится, ее легкие вновь скует горе, слезы польются ручьем, и, даже не закрывая глаз, все равно будет видеть в бесконечном повторе смерть матери. Сотня смертей за один удар сердца. Слишком много ударов – и сама Телла тоже может умереть.

– Действуй же, – наконец, решилась она, хоть умом и понимала, как неправильно искать утешения у Мойры. Но даже если она и совершает ошибку, хуже, чем теперь, быть уже не может. – Забери печаль и боль – все, что причиняет страдания.

13

Донателла

Холодная рука Джекса легла на щеку Теллы.

– Хорошо, любовь моя. – Он наклонил ее лицо к своему и прижался губами к ее губам.

Упершись ладонями ему в грудь, Телла оттолкнулась и спрыгнула с его колен.

– Что ты делаешь? – возмутилась она.

– То, что ты и просила: забираю боль.

– Ты не предупреждал, что для этого нам придется целоваться.

– Это наиболее подходящий способ. Больно все равно будет, но…

Когда они целовались в последний раз, сердце Теллы перестало биться должным образом.

– Нет, – запротестовала она. – Я не позволю тебе снова целовать себя.

Джекс провел языком по зубам и на долгую минуту погрузился в размышления.

– Есть и другой способ, но… – секундное колебание, – он требует обмена кровью.

Понимание пронзило Теллу с головы до ног, мощной волной пробежало по позвоночнику. Обмен кровью – действо невероятной силы; еще во время своего первого Караваля она узнала, что магия подпитывается кровью, временем и сильными эмоциями. Телле и раньше доводилось вкушать кровь. Она не помнила этого отчетливо, поскольку балансировала на грани смерти после столкновения с Неупокоенной Королевой и Ее Прислужницами и вполне могла перейти в мир иной, если бы ее не напоили кровью, – именно это ее и спасло. Но кровь также обладала способностью отнимать жизнь. Одна отданная капля крови однажды стоила Скарлетт целого дня жизни.

– Сколько крови тебе нужно выпить? – уточнила она.

– Вообще нисколько – если, конечно, ты сама не предпочтешь именно этот способ. – Джекс одарил ее хищной улыбкой, вытаскивая из-за голенища сапога кинжал с инкрустированной драгоценными камнями рукояткой. Половины камней не хватало, а те, что остались, подмигивали горько-синим и губительно-фиолетовым цветом.

Джекс провел кинжалом по центру своей ладони, отчего выступила кровь, сверкающая золотыми искорками.

– Тебе нужно сделать то же самое. – Он протянул кинжал Телле.

– Что произойдет после того, как я порежусь?

– Мы пожмем друг другу руки и произнесем волшебные слова, – дразнящим голосом пояснил он, хотя его неземные глаза оставались предельно серьезными, когда он протянул ей свою кровоточащую ладонь.

Кровь с золотыми крапинками продолжала сочиться из пореза, скапливаясь в сложенной чашечкой ладони. Теперь Джекс и вовсе утратил человеческий облик, что должно было напугать Теллу, но поскольку ею всецело владели горе и боль, для страха места уже не осталось.

Она ничего не почувствовала, проведя кончиком кинжала по своей ладони. Хлынула кровь, которая была куда темнее сверкающего ручейка, стекающего по запястью Джекса. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы остановить этот поток. Его глаза были прикованы к ее руке, наблюдали за тем, как красные капли пятнают ее и без того запачканный желтый пояс и голубовато-фиолетовый подол. Надевая это платье утром, она рассчитывала на хороший день, но со временем оно пришло в негодность, как и многое другое.

Телла вернула Джексу кинжал, но он уронил его на землю и взял ее окровавленную руку в свою. Его пульс участился, а ладонь стала горячей, как никогда. Сочащаяся из его раны кровь жаждала смешаться с ее кровью.

– Теперь повторяй за мной.

Джекс вдруг заговорил на языке, которого Телла не знала. Каждое слово оживало у нее на губах; оно имело металлический волшебно-сладкий привкус крови, текущей по их рукам. Которая становилась все жарче и струилась все быстрее с каждым последующим звуком. Джекс обещал забрать ее горе и боль, но что-то в их обмене заставило ее заподозрить, что она отдает куда больше, чем намеревалась.

«Остановись, пока не стало слишком поздно».

Однако остановиться Телла не могла. Она позволит ему забрать все, что хочет, если взамен он унесет ее скорбь.

Три последних слова слились в некую фразу и были произнесены особенно звучным голосом:

– Персис атай лирниаллис.

Они совсем не казались сладкими на вкус, наоборот, впились в язык, точно колючки, острые, цепкие и совершенно нечестивые. Внезапно окружающая обстановка – кожаный диван, пустой камин, заваленный бумагами стол – исчезла.

Телла старалась не кричать и не навалиться на Джекса, когда невидимые нити магии, похожие на очаги пламени и горящие мечты, обвились вокруг их сцепленных рук, необузданным потоком хлынули ей в вены и стали растекаться по телу, обжигая руки и грудь, клеймя плоть.

– Не отпускай, – велел Джекс.

Второй рукой он теперь сжимал ее здоровую ладонь, но Телла почти ничего не ощущала. Она снова оказалась лежащей на каменном полу пещеры и беспомощно наблюдала за уходящей от нее матерью. Затем появился Гавриил, но на этот раз между ними не было вращающегося циркового колеса. Расширенными от ужаса глазами Телла глядела, как он вытащил кинжал из своей груди, вонзил его в сердце ее матери и прокрутил…

– Посмотри на меня, – прошипел Джекс сквозь зубы.

Телла разлепила веки и увидела, что лоб Джекса стал влажным от пота, а его грудь порывисто вздымается и опадает – как и у нее самой. Он не просто избавляет ее от боли, но забирает боль себе. По его щекам струились кровавые слезы, а глаза из-за испытываемых страданий сделались почти совсем прозрачными.

Телла крепче стиснула его руки и прижалась лбом к его лбу.

– Это наш обмен так непросто тебе дается или ты переживаешь за меня? – тяжело дыша, спросил Джекс.

– Не льсти себе.

– А ты не лги мне, ведь я чувствую все то же, что и ты сейчас. – Он приблизил губы почти вплотную к ее рту, так что она ощутила вкус его кровавых слез, струящихся по щекам. Они были горькими, исполненными потерь и скорби, но также холодными и чистыми, как лед. Решив, что это ненастоящий поцелуй, она прильнула к его губам и почувствовала, что душевные терзания несколько притупились.

Похоже, следовало позволить ему поцеловать себя… Может быть, на сей раз последствия оказались бы не такими катастрофичными.

– Обещаю, теперь вреда не будет, – прохрипел Джекс.

Телла снова легонько коснулась губами его губ. Он был лжецом и Мойрой к тому же, но от этого мимолетного контакта она в самом деле почувствовала себя лучше.

Когда Джекс поцеловал ее в ответ, ее боль пошла на убыль. Он забирал себе ее горе в сплетении языков, слиянии слез, крови и разбитых сердец, впитывал его с каждым жадным движением своих холодных губ, прижатых к ее. Продолжая стискивать руки Теллы, он завел их ей за спину, словно заключая в клетку собственного тела, и они оба упали на пол.

То, что происходило между ними сейчас, ничем не напоминало безупречный первый поцелуй во время Судьбоносного Бала. Нынешнее слияние их губ было отчаянным, диким, грубым и порочным. Исполненным владеющих ими ужасных эмоций. Нескончаемый поток скорби и боли. Они лежали на грубом ковре, вцепившись друг в друга. Телла впилась зубами в нижнюю губу Джекса так сильно, что выступила кровь.

Он в ответ накинулся на нее с еще большим жаром, собственнически покусывая ее подбородок и шею, постепенно спускаясь к ключице.

Если раньше он мог чувствовать ее эмоции, то теперь и она обрела способность чувствовать его. Даже забрав ее печаль и сердечные терзания, ощущал он сейчас совсем другое: желание, отчаяние, вожделение, одержимость. Он хотел ее, ее одну. Настолько сильно, что ни о чем больше и помыслить не мог. Телла поняла это по тому, как изменился их поцелуй, из безрассудного и голодного сделавшись томным, смакующим, как будто Джекс долгое время воображал его себе, а теперь взялся претворять фантазии в жизнь.