Оливковое дерево

– Вот и хорошо. – Хелена вздохнула с облегчением, видя, что вчерашнее мрачное настроение Алекса исчезло и яркое солнце растопило и сына.

– Я собираюсь плавать каждое утро до завтрака и набрать форму, – добавил он. – Пока.

– Да, дорогуша.

– Чашечку чая, мадам? – Ангелина несла тяжелый поднос через гостиную на террасу, а Имми следовала за ней, как служанка.

– О да, пожалуйста! И, Ангелина, зови меня Хеленой.

– Ок-кей, Хелена, я стараться, – ответила та на ломаном английском.

– Мамочка, мы испекли бисквиты в новой духовке, чтобы ее опробовать, – Имми осторожно обхватила тарелку маленькими ручками. – Все должны попробовать, потому что они вку-усные.

– Не сомневаюсь. – Хелена была рада, что Имми поладила с Ангелиной. С ордами, нашествие которых ожидалось в следующие несколько дней, ей понадобится любая помощь. Она вышла следом за ними на террасу и плюхнулась на стул под навесом. – Спасибо, Имми. – Она взяла бисквит и откусила кусочек. – М-м-м, очень вкусно.

– Ну, Ангелина мне помогала, но на самом деле их делала я, правда же?

– Правда, Имми, – согласилась Ангелина, ласково потрепав девочку по щеке.

Час спустя все собрались у бассейна на первое купание. Хелена, Имми и Алекс взялись за руки и прыгнули с бортика, дружно взвизгнув.

Через десять минут, оставив детей плескаться, Хелена выбралась из воды и легла возле бассейна, отогревая мурашки на вечернем солнце.

– Привет, Хелена.

На нее упала тень, и она подняла голову.

– Привет, Алексис.

– Вижу, вам здесь весело? – Он присел рядом на корточки, и Хелена внезапно почувствовала себя обнаженной в своем скудном бикини. Она села и, словно защищаясь, прижала колени к груди.

– Все благодаря тебе и твоим детям. Я так признательна, Алексис, серьезно.

– Это всего лишь мой долг. Ведь Пандора принадлежала моей семье больше двухсот лет, пока твой крестный не уговорил отца с ней расстаться.

– Тем более очень мило с твоей стороны, что ты нам помогаешь.

– Пф-ф! Не надо этих церемоний, не будь такой… англичанкой! Ты говоришь так, будто мы едва знакомы.

– Так и есть. – Хелена помедлила и добавила: – Мы больше не знакомы.

– Так давай познакомимся снова. Приходи сегодня ко мне на ужин.

– Я… Алексис, я не могу оставить Имми и Алекса.

– Я спросил Ангелину. Она с удовольствием с ними посидит.

– Ах вот как? – Хелена внезапно рассердилась. – Не лучше ли было сначала спросить меня?

Алексис немедленно начал извиняться:

– Мне следовало бы спросить тебя. Прошу прощения, Хелена.

– Ну, я все равно не могу пойти. Слишком много дел здесь. Завтра приезжают Уильям с Фредом.

– Мамочка! Я замерзла. Хочу вылезать, и мне нужно полотенце!

– Иду, дорогуша, – Хелена встала, собираясь уходить. Алексис успел поймать ее за руку.

– По крайней мере, давай как-нибудь поговорим, наверстаем упущенные годы.

Она посмотрела на него в упор, открыла было рот, потом молча покачала головой и отстранилась.

ДНЕВНИК АЛЕКСА

13 июля 2006 года

Я лежу на спине посреди холодного бассейна и не слышу никаких земных звуков, потому что уши под водой. Отсюда, с моей водяной кровати, если смотреть вверх, виден темный изогнутый купол, являющий округлость земли и неба. Он не плоский, а как в пещере, свод которой сверкает нетронутыми бриллиантами. Я слушаю вязкие шумы в ушах, закрываю глаза и воображаю, что это почти как вернуться в материнскую утробу. За исключением того, что нет готовых к употреблению чипсов, шоколада и углерода… или что там матери передают детям поесть по пуповине.

Это удивительный процесс – творение, правда-правда.

Сегодня мне спокойнее, потому что у меня есть новая утроба… в смысле комната – собственная. Да, в ней мне придется сворачиваться калачиком: если раскинуть руки, то можно коснуться полок из красного дерева по обеим сторонам, уставленных сотнями книг в кожаных переплетах, но мне все равно. Комната моя, и только моя, и, самое главное, это безрупсовая зона.

К тому же в ней достаточно печатной продукции, чтобы продержаться все каникулы, ибо мое новое жилище – то, что, учитывая обстоятельства, мать довольно торжественно именует «библиотекой». Это, по сути, всего лишь кладовка для метел (и, готов спорить, возможно, когда-то ею и была), расположенная рядом с гостиной. Я не смогу – из соображений здравоохранения и безопасности – никого сюда пригласить, поскольку здесь может не хватить кислорода для двух пар легких. Кроме того, гостю придется лечь на меня, поскольку стоять здесь негде.

Мама сказала, что она не возражает, если я свалю часть книг на верхние полки, чтобы было где разложить вещи.

А еще там есть такая роскошь, как дверь, которая запирается, и окошко под потолком. Противный мистер Я-все-устрою ухитрился запихнуть сюда раскладушку, чтобы мне было где спать.

Переворачиваюсь и плыву к краю бассейна, потом выбираюсь и стряхиваю избыточную воду. Беру полотенце, которое мокрее меня после предыдущего использования, и набрасываю эту сырость на плечи. Плюхаюсь на лежак и вытираюсь на все еще смехотворно горячем ночном воздухе, надеясь, что не из-за меня мать сегодня выглядит такой удрученной.

За пару часов после ухода мистера Я-все-устрою она практически не сказала мне ни слова. Впрочем, с Имми она тоже была немногословной, так что, возможно, мы оба оказались в немилости по неизвестным нам причинам.

Надеюсь… ну, надеюсь, это не из-за того, что завтра приезжает папа. И потревожит их любовное гнездышко с мистером Я-все-устрою. Не думаю, что дело в этом, потому что я уверен, что она любит папу, но знаю, как трудно понять женщин. Где они учатся быть такими противоречивыми?

Имми уже осваивает всю эту женскую хрень. Она шантажом заставляет меня играть с ней в какую-нибудь скучную игру, где она всегда принцесса или фея, и носит кусок розового тюля поверх джинсов, а я – все остальное: от злого дяди до озорного эльфа. Потом внезапно, без предупреждения топает ножкой, говорит, что больше не играет, и убегает.

Как будто… она думает, меня это колышет?!

Встаю на колени на лежаке и заглядываю за линию олив, окружающих бассейн. Если вытянуть шею, мне видно сидящую на террасе маму. На ней длинный белый халат; лунный свет выбеливает белокурые волосы и смывает слабый загар.

Она похожа на алебастровую статую.

Или призрак.

И глядя на нее, я понимаю, что она сейчас в прошлом, вновь проживает другую жизнь.

ϵ

Пять

Фред наконец не выдержал и уснул: маленькая головка покоилась на коленях Уильяма, липкие ручки все еще крепко сжимали новый самолетик. Уильям облизнул палец и неуклюже попытался стереть шоколад с перемазанной мордашки сына. После приземления надо будет отвести Фреда в туалет и как следует отмыть, прежде чем показывать Хелене. Кожа их сына, казалось, притягивала грязь.

Уильям закрыл глаза, радуясь передышке. Полет с Фредом оказался поучительным опытом. Обычно это он был человеком в костюме, пытающимся сдержать раздражение, когда какой-нибудь мелкий монстрик долбил ногами по спинке сиденья, вопил, кривлялся и совал голову между сиденьями, пока издерганный родитель изо всех сил старался унять ребенка. Уильям попытался дремать, но фредо-прилив адреналина еще кипел в крови, так что он сдался и вместо сна сосредоточился на прибытии в мир Хелены. Он был так занят подчисткой хвостов на работе, что ему было особо некогда об этом подумать.

Пандора… он понимал по отсутствующему выражению на лице жены каждый раз, когда она говорила об этом доме, как много он для нее значит. И Уильям знал, что не должен обижать ее какими-либо негативными замечаниями по приезде. Даже если дом и место окажутся довольно заурядными, а Кипр – именно таким засушливым скоплением крутых склонов, как он себе представлял, он поклялся, что не покажет виду.

Последние дни Хелена казалась особенно отчужденной и странной. Не иначе как возвращение в мысленно отполированную версию идеала принесло разочарование. Хотя он не знал наверняка. Во всем, что касалось жены, он ничего не знал наверняка.

Хелена… приближалась десятая годовщина их свадьбы, а жена в чем-то так и осталась для Уильяма загадкой. Ее вечно окружала аура отчужденности, и даже в постели, в моменты самой интимной близости, она будто находилась где-то далеко.

При этом Хелену нельзя было назвать холодной. Она источала такие любовь и тепло, на которые только способна женщина. Дети боготворили ее. Он боготворил ее. Уильям не знал, что вызывает отстраненность и благоговение. Красота? Многие годы он наблюдал, как реагируют на нее другие: и мужчины, и женщины. Люди не привыкли сталкиваться с физическим совершенством: они мирились со своими недостатками, видя их отражение в окружающих. Хелена, с ее золотистыми волосами, бледной безупречной кожей и восхитительно пропорциональным телом, была воплощением его идеала женщины. А материнство только прибавляло ей очарования, делая ее настоящей, а не недоступной ледяной девой. Из-за этого он часто чувствовал – хотя и не по ее вине, – что он простой смертный, а она богиня. Из этого рождалось чувство неуверенности, потому что иногда он не мог поверить, что эта изумительная женщина выбрала его.

Он всегда успокаивал себя тем, что обеспечивал ее всем, что ей нужно, что вместе они составляли инь и ян: она – артистичная, утонченная, мечтательная, а он приземленный, надежный и логичный. Они происходили из совершенно разных миров – и, однако, последние десять лет были счастливейшими в его жизни. Уильям надеялся, что она тоже была счастлива.

Однако с тех пор, как прибыло письмо с известием, что жена унаследовала старый дом в каком-то богом забытом захолустье на Кипре, она стала более отстраненной. И за последние недели он действительно ощущал, что Хелена отдаляется. Прямых доказательств не было, ничего убедительного, что подтверждало бы это ощущение. В целом Хелена была такой же, как всегда: занималась домом, заботилась о детях, поддерживала его и еще великое множество людей, тянувшихся к теплу и человечности его жены.

Когда самолет коснулся взлетной полосы в аэропорту Пафоса, обычно не склонному к самокопанию Уильяму трудно было подавить тревогу.

* * *

– Ох, Имми, это та-акая безвкусица. Я не встану рядом с тобой, если ты собираешься держать этот плакат.

– Алекс, не вредничай, – вмешалась Хелена. – Имми работала все утро. Очень славно, дорогуша. И папочке тоже очень понравится.

У Имми, тащившей плакатик с надписью «С ПРЕЕСДОМ НА КЫПР ПАПОЧКА И ФРЕД» в зону прилета, дрожала нижняя губа.

– Ненавижу тебя, Алекс. Ты самый вонючий брат на свете.

– Самый вонючий у нас Фред, не забывай, – заметил Алекс, когда они нырнули за Хеленой в толпу, окружающую выход из зоны прилета, откуда с минуты на минуту должны были появиться еще двое членов их семьи.

– Так, пока мы ждем, я пойду разберусь в прокате, как поменять мою машину на минивэн, – Хелена уже чувствовала себя издерганной. – Вы двое стойте здесь и высматривайте папу и Фреда. Их самолет приземлился двадцать минут назад, так что они должны скоро выйти. И Алекс, глаз не своди с Имми, – предупредила она и исчезла в толпе.

– Ох, я так волнуюсь, – пискнула Имми, размахивая плакатом над головой, как фанатка на поп-концерте. – О, смотри! Вон они… ПАПОЧКА-А-А!

Из-за дверей появился Уильям, толкающий тележку с чемоданами, на которых сверху сидел Фред. Имми подбежала к нему и бросилась в объятия отца.

– Привет, Имми, дорогуша, – пропыхтел Уильям, осыпаемый поцелуями дочери. Он выглянул из-за ее длинных белокурых волос и улыбнулся Алексу. – Привет, как ты?

– Отлично, пап. – Алекс взялся за ручку тележки и опустился на колени, чтобы взглянуть на Фреда. – Приветик, братишка. Дай пять.

– Ривет, Алекс. – Фред шлепнул ладошкой по руке брата, потом поднял игрушечный самолетик. – А у меня вот это от папы.

– Да ну? Ого, ты, наверное, хорошо себя вел. – Алекс подхватил Фреда на руки.

– Не-а. Плохо.

– В самолете? Тебе понравился самолет?

– Угу, – кивнул Фред и потер наморщенный веснушчатый нос. – Где мамочка?

– Да, где мамочка? – Уильям тоже высматривал в зале жену.

– Вон там, возле проката машин. – Алекс помахал Хелене, заметив, что та идет в их сторону.

Фред вывернулся из рук и побежал к матери.

Уильям смотрел на жену как всегда, когда не видел ее какое-то время, пораженный ее красотой. В синей футболке и джинсовых шортах, с длинными белокурыми волосами, небрежно завязанными в хвост, она выглядела не старше подростка.

Хелена подошла к ним, держа Фреда за руку.

– Привет, дорогуша. – Он обнял ее одной рукой за плечи и поцеловал.

– Привет. – Она улыбнулась ему снизу вверх. – Хорошо долетели?

– Не без приключений, – вздохнул он, – но мы добрались сюда целыми и невредимыми, да, Фред?

– Угу. Можем мы теперь пойти в Кыфр, мамочка? – спросил Фред.

– Дорогуша, это и есть Кипр, и мы можем ехать домой.

– Но я только приехал! – растерялся Фред.

– Я имела в виду наш дом здесь, на Кипре. Машина вон там, – Хелена указала на выход.

– Тогда давайте двигаться, – сказал Уильям.

* * *

– Хелена, как здесь прекрасно, действительно прекрасно, – восхищался Уильям, стоя на балконе второго этажа Пандоры.

– Правда?

– Правда. И дом… ну, ты совершила чудо, учитывая, что провела здесь всего несколько дней. Все выглядит таким свежим и ярким. – Он шагнул обратно в спальню, потом остановился и принюхался. – Это запах краски?

– Да.

– Когда ж ты все успела?

– Я бы не справилась. Мне помогли.

– Я впечатлен, – сказал Уильям. – В Англии я неделями ищу мастера, чтобы починить трубу, а уж покрасить дом за пару дней… Тем не менее мило, очень мило. И дом совсем не такой, как я себе воображал.

– А что ты воображал?

– Не знаю. Он очень… средиземноморский, что ли. Простой, чуточку спартанский… и, однако, этот дом можно поместить в глухую английскую деревушку, и он не будет казаться неуместным. Это скорее дом приходского священника, чем кипрская вилла. И с характером.

– Это очень старый дом.

– И с чудным старым карнизом. – Уильям окинул взглядом архитектора пропорции комнаты. – И высокими потолками. – Он провел руками по полированной крышке большого комода из красного дерева. – Я бы сказал, мебель здесь тоже довольно ценная.

– Ангус хотел создать здесь кусочек Англии, – объяснила Хелена. – Оттуда привезли все, вплоть до напольных часов в коридоре.

– И теперь это все твое.

– Наше, – с улыбкой поправила его Хелена.

– И, наверное, стоит немало.

– Я бы никогда не продала этот дом. – Ответ прозвучал резковато.

– Нет, но не мешало бы знать, чтобы прикинуть, сколько он стоит. Хорошо бы его оценить.

– Там видно будет. – Хелена заставила себя не сердиться, что муж мог даже думать о Пандоре в контексте фунтов, шиллингов и пенсов. – Идем, дорогуша, я покажу тебе сады.

* * *

На закате они все вместе искупались в бассейне, а на ужин Хелена предложила отправиться в таверну «У Персефоны».

– Я покажу тебе деревню, – сказала она, пока Уильям преодолевал ухабистую дорогу. – И дети могут для разнообразия взять жареную картошку и куриные наггетсы.

Пройдя по улице (Уильям заявил, что обязательно должен как-нибудь зайти в симпатичную православную церковь), они зашли в «Персефону».

– Очень уютное местечко, – заметил Уильям, когда они сели за стол. Он усадил Фреда себе на колени, пытаясь усмирить ребенка, у которого усталость перешла в гиперактивность.

– Папа, можно мне подуть на свечку? – спросил Фред.

– Нет, нельзя. Вот, держи свою машинку. – Хелена достала из сумки игрушку и, зарычав, запустила ее по столу к Фреду. – Таверна практически не изменилась с тех пор, как я здесь была, и еда – пальчики оближешь.

– Мы же больше не будем есть бараньи какахи, да, мамочка? – вставила Имми.

– Нет, но папочка и я возьмем мезе. Тебе надо попробовать, – сказала Хелена, когда им принесли вино. Она сделала заказ для всех. – О, Уильям, еще я нашла уборщицу, которая также может сидеть с детьми. Да, Фред, твою еду сейчас принесут. Вот, Имми, возьми немножко хлеба, пока ждешь. – Хелена умело вела три разговора одновременно.

– Так или иначе, думаю, она нам понадобится, – устало ответил Уильям и повернулся к Алексу: – Ну, а что ты думаешь о Пандоре? Тебе нравится?

– Бассейн сказочный, – кивнул Алекс.

– А дом?

– Тоже ничего.

– Англия выиграла в крикет у Вест-Индии, ты знал?

– Нет. На здешнем телевизоре только кипрские каналы.

Уильям сдался. Когда Алекс отключал режим общения, проще было уступить.

К счастью, заказанное принесли быстро, и дети жадно накинулись на еду.

– Великолепное мезе, – сказал Уильям. – Фред, хочешь попробовать?

– Фу, бя-я-яка!! – Фред закрыл рот руками и яростно замотал головой.

– Надеюсь, он не собирается жить на куриных наггетсах с картошкой весь отпуск, дорогуша, – заметил Уильям, обращаясь к жене.

– Ну, если и собирается, это его не убьет, не так ли? – возразила Хелена, запихивая еще немного еды сыну в рот.

– Ирландцы годами жили на одной картошке, – вставил Алекс.

– И умирали тысячами, – ответил Уильям.

– Это было во время голода, когда картошка была заражена и им нечего было есть. И, между прочим, полмира живет в основном на рисе, – педантично продолжал Алекс. – А это, по сути, сплошной углевод с небольшим количеством клетчатки.

– Мамочка, мне надо в туалет, пусть меня отведет Алекс, – вмешалась в разговор Имми.

– Везет же мне, – пробормотал Алекс. – Ну пошли.

– Я тоже! – Фред слез с высокого стула и потрусил за сестрой и братом.

За столом наступило затишье, и Уильям налил обоим еще вина.

– Значит, с Алексом все в порядке? – спросил он.

– Да, нормально. Или, по крайней мере, нормально для него. – Хелена чуть улыбнулась Уильяму. – Ты же знаешь, какой он.

– Знаю. А тебе каково – вернуться после стольких лет?

– Чудесно, да, по-настоящему чудесно. Я…

– Мамочка! Смотри, твой друг! – За спиной Хелены появилась Имми. – Я сказала, что ему надо подойти и познакомиться с папочкой.

Хелена обернулась и встретила взгляд синих глаз Алексиса.

– Привет, Хелена, – ему было явно неловко. – Прости, что мешаю вашей семье, но твоя дочь настаивала.

– Разумеется, ты нам не мешаешь, Алексис. Это Уильям, мой муж.

Алексис ухитрился высвободить руку из железной хватки Имми и протянул ее над столом.

– Рад познакомиться, Уильям.

– Я тоже. Алексис, не так ли?

– Да.

Возникла долгая пауза, во время которой Хелена отчаянно перебирала сотню разных способов нарушить молчание, ни один из которых не казался уместным.

– Папочка, Алексис отвез нас в Пафос на большом фургоне, – запищала Имми. – Он ходил с нами за покупками и помог мамочке украсить дом для тебя и Фреда.

– Правда? Тогда, вероятно, мне следовало бы поблагодарить тебя за помощь, Алексис, – спокойно ответил Уильям.

– Мне не трудно. Как тебе Пандора? – спросил он.

– Замечательный дом и прекрасно расположен.

– Семья Алексиса владела домом до того, как его купил Ангус, и Алексису принадлежат все виноградники вокруг. – К Хелене наконец вернулся дар речи.

– Ты делаешь вино? – спросил Уильям.

– Да, – Алексис указал на кувшин на столе. – Вы его пьете.

– Хорошее, очень хорошее. Могу я предложить тебе бокал?

– Нет, спасибо, Уильям. Я должен вернуться к своему гостю. Это виноторговец из Чили, и я хочу, чтобы он покупал у меня.

– Тогда заходи в Пандору и выпей с нами там, – предложил Уильям.

– Спасибо. Буду рад. Приятно познакомиться, Уильям. Adio, Хелена, Имми. – Он кивнул и удалился.

Алекс заметил Алексиса, когда вышел из туалета с Фредом, и задержался, пока тот не ушел.

– Что ему было надо? – спросил Алекс, когда они с Фредом снова сели за стол.

Неприязнь в его голосе сообщила Уильяму все, что нужно было знать.

Когда они вернулись в Пандору, Хелена уложила младших спать, потом набрала ванну. Она чувствовала себя разбитой: прошлой ночью уснуть не удалось. Вероятно, причиной послужило напряжение из-за приезда Уильяма и Фреда.

– DVD-плеер установлен в гостиной. – Алекс зашел в спальню, не постучавшись. Хелена знала, насколько эта привычка раздражает Уильяма.

– Хорошо, – ответила Хелена. – Я как раз собираюсь принять ванну. Ты идешь спать?

– Да. По крайней мере, у меня есть несколько книг на выбор в моей новой библиотеке. Спокойной ночи, мам.

– Сладких снов, дорогуша.

– Спокойной ночи, Алекс. – Уильям появился в спальне, когда Алекс уходил.

– Спокойной ночи, пап.

Уильям крепко закрыл за ним дверь и прошел за Хеленой в ванную. Когда она залезла в ванну, он присел на край.

– Наконец-то покой, – сказал он с улыбкой, зевая и проводя рукой по темным волосам. – Думаю, я буду хорошо спать сегодня.

– Пять часов на самолете с Фредом кого угодно выведут из строя, – согласилась Хелена. – Он уснул на середине сказки. Я только надеюсь, что он проспит до утра, иначе мы не доживем до конца дня.

– Будем надеяться, – вздохнул Уильям. – Так откуда ты знаешь Алексиса?

– Мы познакомились, когда я была здесь в прошлый раз.

– Красивый мужчина.

– Пожалуй.

– Он наверняка был неотразим, когда вы познакомились, – намекнул Уильям.

Хелена сосредоточенно намыливалась.

– Признайся, – Уильям перестал прикидываться, – между вами что-то было?

– Дай, пожалуйста, полотенце.

– Вот, – Уильям подал ей полотенце, восхищаясь тем, как ни возраст, ни роды, кажется, не оставили красноречивых отметок на теле жены. Со стекающей по коже водой она напоминала Уильяму нимфу, маленькие груди все еще высокие и полные, а живот плоский. Уильям ощутил шевеление в чреслах, когда наблюдал, как она вылезает из ванны и заворачивается в полотенце. – Ну? Ты не ответила на вопрос.

– У нас был курортный роман, когда я здесь жила, вот и все.

– И с тех пор ты его не видела?

– Нет.

– Так это было… невинно?

– Уильям, – вздохнула Хелена, – это было двадцать четыре года назад. Какое это имеет значение?

– Алексис женат?

– Был, но его жена умерла.

– Так значит, он вдовец.

– Да. – Хелена небрежно вытерла волосы, потом потянулась за халатом.

– Ты знала, что он будет здесь?

– Понятия не имела. Мы не разговаривали двадцать четыре года.

– Ты права. Это очень долгий срок.

– Да. Не хочешь макнуться, пока вода не остыла? А я пойду закрою нижний этаж. И, кстати, о нижнем этаже: завтра с утра я хотела бы поехать в Пафос и выбрать растения для чу́дных старых урн на террасе и маленькой клумбы возле бассейна. Ангелина здесь, так что она может пару часов посидеть с младшими. Ты поедешь со мной?

– Конечно.

– Прекрасно. До скорого.

Уильям разделся и погрузился в ванну, коря себя за допрос. Он поддался паранойе и обидел Хелену. Как она справедливо сказала, что бы ни произошло почти четверть века назад, это не имеет никакого отношения к настоящему. Но то, как Алексис смотрел на его жену в таверне… Уильям инстинктивно знал, что это взгляд человека, который все еще влюблен.

ДНЕВНИК АЛЕКСА

14 июля 2006 года

Папе: «Привет, дорогу-уша».

Имми и Фреду: «Нет! Дор-рогуши!»

Мне: «Ох, дорогуша!»

Итак, мы все здесь и снова в Стране Питера Пэна. Мы – семейство Дарлинг, и моя мать – миссис Дарлинг. Удивительно, что она еще не взяла нам в няньки собаку, но дайте ей время. Зачем было утруждаться, давая каждому из нас отдельное имя, когда она использует одно слово для всех?

Особенно трудно, когда она кричит собирательное «дорогуша» с кухни и мы сбегаемся со всего дома, а она решает, кто из «дорогуш» ей нужен. В общем и целом, полагаю, она хорошая мать, но эти ее «дорогуши» меня просто бесят. Это, наверное, пережиток тех времен, когда она выступала в балете. Своего рода «театральная» привычка.

У нас семья из пяти человек (скоро будет шесть, когда приедет эта самая Хлоя) – довольно большая по нынешним стандартам. И внутри такой семейной группы каждому из нас, конечно же, приходится защищать свою индивидуальность. А что у нас более личное, чем имя?

Последнее время Фред начал ей подражать. Меня беспокоит, что ему придется весьма туго в школе, если он решит, что можно называть неизбежного хулигана в классе «дорогушей».

Во всяком случае, пока она не включила мистера Я-все-устрою в состав «дорогуш», я как-нибудь справлюсь.

Разумеется, когда-то я был «дорогушей» номер один. Я появился первым, раньше их всех.

И, если честно, иногда мне бывает трудно делить ее с другими. Она как круг мягкого сыра, и, когда я родился, весь круг был только мой. Потом она встретила папу, и большой кусок был отрезан, хотя, полагаю, у меня еще оставалась половина. Потом появилась Имми, которая получила свой ломоть, потом Фред, который получил еще один. И я уверен, ей придется отрезать еще кусочек для Хлои, так что мой кусок все время становится все меньше и меньше.