Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба

– Тебе следует радоваться, а не задавать вопросы.

Карл услышал в ее голосе нотку горечи и мысленно кивнул, запоминая и эту интонацию тоже.

– Я радуюсь, – сказал он и увидел, что Виктория с неожиданным любопытством смотрит на брошенные на стол кости.

– Бросаешь кости, Карл? – спросила она, подходя к столу и рассматривая находившиеся на нем предметы.

– Да вот, – усмехнулся он, – метнул пару раз…

– Что выпало, не расскажешь? – Виктория обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Нет, – покачал он головой. – А что, многие пробуют?

– Не знаю, многие ли, но некоторые пробуют. – Она отвернулась и, обойдя стол, начала рассматривать лежащие там рисунки.

– А ты? – спросил Карл вдогонку.

– Мне нельзя, – ответила она равнодушно. – Я Видящая. Кто она?

– Кто? – Карл подошел ближе и увидел, что Виктория смотрит на рисунок, который оказался последним среди набросков, сделанных в доме Анны. Галина.

– Очень красивая женщина… – Виктория подняла на него испытующий взгляд. – И я ее уже видела.

Вот это было неожиданно. Где могла видеть дама Виктория Садовница Галину Нерис?

– Да что ты говоришь? – усмехнулся Карл. – И где же?

– У себя дома, – улыбнулась Виктория. – А где ты, Карл, видел ее портрет? И когда?

«У нее дома висит портрет Галины?» – Карл мысленно покачал головой, в очередной раз поражаясь превратностям судьбы. Впрочем, это мог быть и другой портрет. Совсем другой.

– Вероятно, во сне, – пожал он плечами. – Я, знаешь ли, люблю красивых женщин. И ты одна из них.

Виктория продолжала смотреть ему в глаза. По всей видимости, завязав разговор, она успокоилась, хотя тревога ее не покинула полностью.

– Не утруждай себя понапрасну, Карл, – сказала она. – Я тебе не нужна, и я об этом знаю. А ты знаешь, что знаю я.

Она улыбнулась, но улыбка вышла холодная. Никакая. Даже портрет Галины ее не заинтересовал по-настоящему, хотя, казалось бы, должен был. Существовало что-то другое, что всецело занимало мысли Виктории, но об этом пока не было сказано ни слова.

– А что ты знаешь про Кости Судьбы? – спросил Карл.

Вот теперь она удивилась.

– Я знаю, – сказала она после небольшой запинки. – Но даже я, Карл, знаю не все. А ты? Откуда ты знаешь про Кости Судьбы и что ты знаешь?

– А я ничего и не знаю, – снова улыбнулся Карл. – Расскажи мне, какие они?

– Что ты имеешь в виду? – Было очевидно, что Виктория не поняла его вопроса. Или они говорили о разных вещах?

– Ну, – объяснил Карл, – как они выглядят? Что в них особенного? Вырезаны они из кости дракона или, скажем, из изумрудов?

Что-то ворохнулось в памяти, когда он упомянул про изумруды, какое-то давнее воспоминание, вернее – его след. Что-то невнятное, так и не воплотившееся в слова или образы. Тем не менее что-то, что могло, по его внутреннему ощущению, оказаться чрезвычайно важным. Но Карл так и не смог сейчас вспомнить что-нибудь более конкретное, однако запомнил след и решил вернуться к этому позже.

– Ах, это! – Садовница понимающе улыбнулась. – Нет, Карл, это не так. Это все сказки. Кости Судьбы могут быть любыми. Такими, как эти, например, а могут быть и другими. – Она посмотрела в окно, как будто ожидала найти там подходящие примеры. – Говорят, в коллекции Игнатия Кузнеца восемь сотен наборов костей… Я видела только самые дорогие и ценные из них. И все они могли бы стать Костями Судьбы, Карл. Любые из них. Кстати, у Игнатия есть и кости, выточенные из драконьего рога, и шесть костей из шести первых камней. Но это неважно. Важно не то, какие метаются кости, а то, чья рука, как и для чего их бросает. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Карл. – А ты, Виктория, смогла бы?

– Нет, – печально улыбнулась волшебница. – Если бы я бросила Кости Судьбы, последствия были бы ужасны, и прежде всего для меня самой.

– Но ты знаешь, как? – Карл не собирался отпускать мелькнувшую нить.

– Теоретически да, – кивнула Виктория. – Но я не думаю, что это подходящая тема для разговора.

Было очевидно, что Карл вплотную приблизился к границам дозволенного.

– Это описано в какой-то книге? – спросил он. – В ваших книгах?

– Карл, – мягко улыбнулась Виктория, – ты вторгаешься на чужую территорию.

– Я знаю, – так же мягко ответил Карл.

– Значит, ты должен знать и то, что я не отвечу.

Виктория отвернулась и продолжила нарочито внимательно изучать его рисунки.

– А если я предложу тебе сделку? – спросил Карл ее спину.

– Не уверена, что у тебя есть что-нибудь, что компенсировало бы мое предательство. – Ее голос был сейчас холоден, но чувствовалось, что пока она себя сдерживает. Вероятно, она все еще не хотела прерывать разговор.

– Да, – тихо сказал Карл. – Это серьезный вызов моему воображению. Но, может быть, это?

Он подошел к мольберту и сдернул тряпку, закрывавшую картон. Виктория медленно обернулась, посмотрела на рисунок и начала стремительно бледнеть.

– Откуда ты… – Она не могла говорить. – Ты не мог… Никто…

– Не знаю, что ты имеешь в виду, – ровным голосом сказал Карл. – Но я думаю, что мог бы тебе помочь.

– Я могу его взять? – В голосе Виктории все еще жило испытанное ею потрясение.

– Бери, – согласился Карл. – Ведь твоего портрета я так пока и не написал.

– А напишешь? – Она все-таки оторвала взгляд от рисунка и снова посмотрела ему в глаза.

– Кто знает, – пожал он плечами. – Если сама Видящая не может сказать, то кто я, чтобы предсказывать будущее?

– Напишешь, – сказала она через минуту. В ее голосе звучало удивление. – Что ты хочешь знать?

– Все, – твердо сказал Карл. – Все, что знаешь ты.

– Не много, – нехотя призналась Виктория. – У нас есть… книга… – Она вдруг замолчала, явно о чем-то задумавшись. – Ты думаешь… – голос Виктории, когда она заговорила, был тих, но, казалось, он вибрирует от внутреннего напряжения, – ты думаешь, кто-то бросает Кости?

– Слишком много случайностей, – пожал плечами Карл.

– Да, пожалуй, – подумав, согласилась Виктория. – И время подходящее…

– Ты начала что-то говорить о книге, – напомнил Карл.

– Да, – кивнула Виктория, но было видно, что мысли ее сейчас заняты чем-то другим. – Была, и там…

– Так есть или была? – прервал ее Карл.

– Что? – встрепенулась Виктория.

– Книга. – Карл был терпелив. – Сначала ты сказала «есть», а потом – «была». Так она есть или была?

– Ах да, – поняла наконец Виктория. – Есть, конечно. Но было две копии, и одна из них хранилась… Неважно, где она хранилась, но там мне было легче ее читать. А потом ее украли вместе с еще несколькими книгами. Скорее всего, кто-то из своих или кто-то из других Семей, но, сам понимаешь, в этом никто никогда не сознается.

– Понимаю, – усмехнулся Карл. – Вор берет не для того, чтобы его повесили. А что за книга?

– Ну, – сказала Виктория, возвращаясь к разговору, – это рассказ о разных редких и чудесных вещах. Не сказки, Карл, но иногда очень похоже на сказку, потому что тот, кто записал эти рассказы, тоже знал большинство историй с чужих слов. Книга очень старая, написана она тогда, когда еще не было Шести Семей, и я думаю, что копии книги есть и у Кузнецов, и у Геометров, и у других, возможно, тоже. Но это неважно. Важно, что именно в этой книге и записан рассказ про Кости Судьбы. Я тебе уже говорила, что для этого подходят любые кости, главное не в них, а в том, что надо знать формулу, уметь эту формулу соблюсти и твердо знать, чего именно ты хочешь.

– И быть волшебником, – задумчиво добавил Карл.

– Необязательно, – покачала головой Виктория. – Необязательно. Достаточно, если у тебя есть какая-нибудь магическая вещь. Что-нибудь вроде рога единорога или камня мечты, или, скажем, тебе довелось заполучить зачарованное оружие иных…

– Ты имеешь в виду нелюдей? – Карл был искренне удивлен. – А разве от них что-нибудь осталось? – поднял он в удивлении бровь.

– Не знаю, Карл. – Виктория пожала плечами. – Говорят, да, но я никогда не слышала ни об одной их вещи.

– Продолжай, – попросил Карл.

– Да, собственно, я тебе уже все рассказала, – холодно улыбнулась Виктория. – Ну еще надо выбрать правильный момент.

– Например, полнолуние? – спросил Карл.

– Да, – подтвердила Виктория. – Или затмение, или солнцеворот.

– Или Новое Серебро, – кивнул Карл.

– Возможно, – кивнула Виктория. – И еще: бросают только с левой руки, и бросать надо двенадцать раз, но не чаше одного раза от луны и до луны.

– Значит, ночью? – уточнил Карл.

– Возможно, – согласилась Виктория. – Но я точно не знаю. Там было написано: «от луны до луны».

– А формула там была? – спросил он.

– Была. – Она говорила сейчас очень тихо. – Но я тебе, Карл, ее не скажу. Тебе нельзя бросать Кости Судьбы.

Она смотрела на Карла так, как если бы ожидала, что он начнет ее расспрашивать, или просто прервет, или сделает еще что-нибудь в этом же роде, но Карл молчал. Он не отвел взгляд, а продолжал смотреть ей в глаза, но ничего не делал и ничего не говорил. Он ждал. И говорить пришлось ей.

– Я не знаю, кто ты, Карл, – сказала Виктория. – Но я знаю, что ты совсем не тот, кем хочешь казаться. Ты очень странный человек, Карл, и очень опасный. Я не удивилась бы, узнав, что ты маг, но в тебе нет Силы и Дара у тебя нет. Я бы почувствовала… И это странно, потому что ты… Не знаю.

Она покачала головой, как бы примиряясь с тем, что не может высказать словами то, что чувствует, знает, видит. А может быть, только делала вид, что не знает, не желая сказать всего.

– Да, – сказала Виктория, помолчав. – Ты другой. Я не знаю, что это, но знаю, что именно тебе, как и мне, нельзя бросать Кости Судьбы.

– Почему? – Карл счел, что имеет право и на этот вопрос.

– Потому что броски Костей Судьбы разрушают порядок. Ты же знаешь, когда Кости брошены, может случиться что угодно. Даже то, чего случиться не может. Это желание бросающего расчищает себе дорогу к воплощению. И это опасно, Карл. Я не знаю, кто и зачем бросает сейчас Кости, но он сумасшедший! Он может погубить и себя, и всех нас!

Садовница запнулась и вновь, как уже происходило раньше, замолчала, думая о чем-то настолько важном для нее, что она готова была даже прервать разговор.

– Да, – согласилась Виктория с какой-то невысказанной вслух мыслью. – Возможно.

Она снова посмотрела на терпеливо ожидающего продолжения Карла.

– Ты обещал, – сказала она. – Может быть, ты и сможешь… Я не желаю тебе зла, Карл. И готова даже помочь, хотя еще не знаю в чем. Но если начнешь бросать ты, равновесие может быть разрушено так, что погибнешь не только ты сам, но и многие близкие и далекие, но связанные с тобою люди.

– Спасибо, – сказал он серьезно и поклонился.

– Прощай. – Она повернулась, чтобы уйти, но Карл ее остановил.

– Постой, – сказал он, снимая картон с мольберта. – Ты забыла рисунок.

Он завернул рисунок в кусок полотна и протянул ей.

3

«Зачем же ты приходила на самом деле? – подумал Карл, провожая взглядом уходящую вниз по улице Викторию. – Что ты хотела мне сказать, женщина? И о чем промолчала?»

Он перевел взгляд на мужчину, рассматривавшего товар в мастерской столяра, расположенной всего в трех домах от дома Карла, и, поймав быстро брошенный взгляд в свою сторону, кивнул, приглашая незнакомца подойти. Тот сказал что-то столяру, вежливо поклонился и медленно пошел вдоль улицы. Карл стоял на пороге, дожидаясь, когда мужчина достигнет его дверей.

– Доброго дня, мастер Карл, – сказал мужчина подходя. – Меня зовут Марк. Август не мог прийти сразу, он освободится только к вечеру. Но вы можете говорить со мной, как с ним.

– Как с ним, не могу, – улыбнулся Карл. – Я думаю, вы понимаете, Марк.

– Понимаю, – кивнул тот. – Просто Август подумал, что дело спешное…

– Спешное, – согласился Карл. – Но не настолько. Вы служите в княжеской дружине?

– Да, – кивнул Марк. – Я, как и Август, лейтенант.

– Спасибо, Марк, – поблагодарил Карл. – Может, стаканчик бренди?

– Не откажусь, – усмехнулся Марк. Он был невысок, но кряжист, широкоплеч. В его поведении чувствовалась уверенность бывалого и знающего себе цену человека. Да и, судя по возрасту – Марку было явно за тридцать, – лейтенант успел немало увидеть и пережить, прежде чем дорога жизни привела его в Сдом.

Войдя вслед за Карлом в дом, Марк остановился, принюхался и зло усмехнулся:

– Кровищи небось было – хоть купайся!

– Да, хватало, – равнодушно откликнулся Карл, отправившийся за купленным соседской девушкой бренди. – А что, Марк, не часто забредают в Сдом оборотни?

– Не знаю, – ответил лейтенант. – За три года, что я здесь, этот первый. Но в Рудных горах они не редкость.

– Рудные горы? – с интересом спросил Карл, возвращаясь к столу с кувшином и стаканами. – Далеко же вы забрались, лейтенант.

Карл не уточнил, что он имеет в виду, но Марк, видимо, понял его правильно.

– Судьба, – пожал он плечами. – Само как-то вышло.

То, что лейтенант Марк не из Приморья, было видно и так, но то, что он родом с Высокой Земли, догадаться было трудно – лейтенант говорил на низинном диалекте без акцента. Однако Марк был вежлив и сам подсказал Карлу, откуда он родом. Карл кивнул и разлил бренди.

– Приходилось с ними встречаться? – спросил он, когда они оба сделали по первому глотку и почти одновременно достали из карманов трубки.

– Да, – кивнул Марк, неторопливо и обстоятельно снаряжая свою трубку с коротким чубуком. – Один раз в детстве, я еще пацаненком был, девка-лиса забралась в наш курятник. А я не знал, кто там, в курятнике, думал куница или лиса, ну и полез с вилами. Хорошо, что дом у нас небедный был, и вилы – не деревянные, а железные, а то бы уже не было ни меня, ни этого разговора.

Марк усмехнулся в густые усы, закрывавшие его верхнюю губу, и, взяв со стола горящую, несмотря на дневное время, свечу, закурил.

– Да, – продолжил он, выпустив первый дым. – Сунулся, увидел и сначала даже не понял, что происходит. Она красивая была, эта девка, молодая… Ну ты понимаешь, капитан! Она же голая была, лиса эта, а я голых баб до того времени всего-то и видел, что собственную мать, когда та на речке мылась. Ну да не на что там было особенно-то смотреть, я мать имею в виду, если ты не понял. Я у нее седьмой ребенок был, и после меня еще трое народились. Сам понимаешь. А тут молодая, красивая, груди торчат, между ног волос рыжий вьется, а сама вся белая…

Марк покачал головой, словно удивляясь своим воспоминаниям.

– А потом я лисью морду ее увидел и пасть окровавленную и, поверишь, обосрался. Как есть обосрался. А она, видно, дурочка еще была, молодая… Бросилась на меня, не подумав, а я со страху вилы-то и поднял. Вот она и напоролась. Прямо сиськами… Закричала…

Лейтенант снова на секунду замолчал, глотнул бренди и закончил рассказ неожиданно просто и коротко:

– Убежала она, и хорошо, что убежала. И для меня, и для нее хорошо.

– А второй раз? – спросил Карл, решивший больше не расспрашивать Марка о девушке-лисе. То, что Марк рассказал ему не всю историю и, скорее всего, не так, как было на самом деле, он понял и без дополнительных вопросов, а что тогда произошло с Марком на самом деле, было, очевидно, личным делом лейтенанта и Карла не касалось.

– Второй? – переспросил Марк. – Был и второй, но эта история много хуже закончилась. Это когда я уже у графа нашего, Давида, в дружине служил, да и оборотень матерый попался… Волк он был. Здоровущий! Настоящих-то волков таких и не бывает, капитан. Он, понимаешь, из этих был, которые полностью обращаются. Злой, жестокий… Пока справились с ним, – а нас пятеро, между прочим, было, – он трех наших уложил, честное слово… До сих пор, как вспомню, жуть берет. Монстр! Монстр и есть.

Марк оказался приятным собеседником и великолепным рассказчиком, а историй он знал столько, сколько может знать много попутешествовавший по миру бывалый солдат, к тому же человек от природы любознательный и неглупый. И бренди в компании Марка тоже пился легко и уходил незаметно. Они проговорили с ним почти два часа, беседуя ни о чем и обо всем, но все хорошее когда-нибудь да заканчивается, и в конце концов Марк ушел – ему надо было вскоре заступать в караул, – и Карл вернулся к своим делам и заботам. Спешить ему сейчас вроде бы было некуда, но и солнце никогда никого не ждет. Оно явно уже перевалило через вторую послеполуденную отметку.

Карл налил себе еще бренди и поднялся на второй этаж. Прежде всего, он подошел к Деборе, но она все еще спала, и Карл, постояв пару минут над ней, пошел в свою мастерскую.

Войдя в комнату, он сначала остановился на пороге, посмотрел на пустой мольберт и вспомнил рисунок, унесенный Садовницей. Секунду ему казалось, что картон остался на месте, так ярко и с такими деталями воспроизводила память рисунок. Потом он медленно подошел к столу. Кости по-прежнему лежали там, где он их оставил. Четыре шестерки.

«Так зачем же ты спрашивала о результате?» – спросил он мысленно Викторию, но ответа, как и следовало ожидать, не получил.

Тогда Карл решил узнать ответы на другие вопросы. С краю стола лежали княжеский свиток и две записки. Он начал с записок.

Первая была от Михайлы Дова. Аптекарь сокрушался по поводу случившегося и сообщал Карлу, что у него есть корень негоды и что он может приготовить эссенцию. Это были хорошие новости. Плохие содержались во второй записке. Секретарь Филолога сообщал, что Великий Мастер занят и встретиться с мастером Карлом Ругером из Линда не может. Впрочем, расстраиваться по этому поводу Карл не стал. Нет так нет. И он взялся за пергаментный свиток.

В княжеском послании содержалось пожелание скорейшего выздоровления рабыни мастера Карла (даже так?! – усмехнулся Карл), сожаления по поводу случившегося и сетования на наступившие неспокойные времена. Далее следовало предложение начать работу над портретом княгини Клавдии в начале следующей недели, а завершалось письмо формальным приглашением на бал по случаю Серебряного Полнолуния, который имеет состояться завтра после заката.

О том, что горожане устраивают завтра маскарад, Карл уже сегодня слышал от Марка, о бале – тоже.

Ну что ж, решил он, почему бы и нет? Вот только что мне надеть?

Об этом следовало подумать, но решать и эти вопросы все равно придется завтра.

Карл отложил письма, обошел стол и, как это сделала утром Виктория, посмотрел на свои рисунки. Наброски, сделанные в доме Виктории, и наброски, сделанные в доме Анны… Он остановил взгляд на портрете Галины. Смотрел некоторое время, потом взял его в руки и, вернувшись к стулу, сел.

Галина. Карл несколько минут рассматривал рисунок, как бы ощупывая взглядом каждую линию, которую провела его собственная рука, каждый штрих. Потом он встал и стал искать на столе другие рисунки. Их было четыре, а могло быть… Сколько их могло бы быть, дай Судьба ему время и отпусти он свою душу в свободный полет? Но это был праздный вопрос, случайный и неважный.

Карл выложил перед собой все четыре рисунка. Карла, София, Меч…

Нет, решил он, изучив получившийся ряд, не так.

Карла, София, Галина, Меч. Именно так.

Но почему?

Ответа не было. Пока.

Ветер воспоминаний всколыхнул туманные толщи в долинах его памяти, высвобождая из-под пелены забвения, открывая взору сознания прошлое, каким оно было тогда, когда Карл шел по нему во плоти.

Карла

Как-то, много лет назад, дорога привела его в Женеву. Поселившийся в окрестностях города, старый приятель пригласил Карла пожить в недавно купленном доме, из которого открывался чарующий вид на горы и огромное, подобное божественному оку озеро. Женева оказалась тихим и опрятным городом. В нем жили спокойные трудолюбивые люди. Дом Льва Скомороха был просторен и богат, как и подобает дому вышедшего на покой полководца. В нем было много замечательного оружия и книг, многие из которых Карл никогда не читал, а о существовании некоторых даже не слышал. Он великолепно проводил время, деля его между неторопливыми и обстоятельными беседами со Львом, пешими и конными прогулками по живописным окрестностям города и чтением книг. На восьмой день его пребывания в городе Карл получил приглашение в замок маркграфа. Однако принял его не старик Ромуальд, а его жена. Карла постарела за эти годы. Погасла зелень ее некогда прекрасных глаз. Атласная кожа одрябла и побурела, лицо испещрили морщины. Она была уже совсем седая и выглядела настоящей старухой, какой и была на самом деле. Но что-то от прежней Карлы все еще оставалось в маркграфине, и Карл это не столько видел, сколько чувствовал.

Они проговорили почти весь вечер, и это была хорошая беседа. Это был разговор двух умных людей, за плечами которых была любовь, не оставившая горечи, и длинная дорога жизни. Когда они прощались, Карла предложила ему остаться в Женеве. Она предлагала ему жениться на любой из своих семи внучек, даже на самой любимой – Вере, которой едва исполнилось три года. Карла просила, практически умоляла его остаться, поселиться в Женеве, пустить корни, чтобы стать сенешалем и маршалом при дворе маркграфа, но Карл только улыбнулся ей и, опустившись на колени, поцеловал ее темную морщинистую руку. На следующее утро он покинул город, чтобы более в него не возвращаться.

4

«Так почему же ты пришла ко мне теперь? – спросил он Карлу. – О чем решила напомнить? Что спросить?»

Но ответа не было, рисунок молчал.

– А ты? Что скажешь ты? – спросил он Софию.

Несомненно, София пришла не просто так. Она никогда ничего не делала без умысла, так о чем же хотели сказать ему эти страстные губы? О многом, надо полагать, но прежде всего, видимо, о мече.

Меч.

Меч человека или человек меча?

Карл взял в руки свой ночной рисунок, посмотрел и перевел взгляд на Галину.

«О да, – решил он наконец. – Меч. Гавриель Меч и Галина Нерис».

Галина

Если у Галины Нерис и был изъян, то это был недостаток такого рода, который большинство кавалеров считали достоинством. Совсем иначе отнесся бы к этому ее супруг, но, к своему счастью, он все еще пребывал в счастливом неведении. Гектор Нерис был ослеплен красотой своей жены, он упивался счастьем обладания самой красивой женщиной Зеленого Дола, он гордился Галиной как самым ценным трофеем, полученным им в жизни. Увы, все обстояло совсем не так, как он себе вообразил. Многие при дворе знали это и посмеивались над Гектором, делая это, впрочем, тайком, потому что железная длань Нериса была беспощадна и впечатляюще смертоносна. Задевать Гектора опасались все без исключения и уже давно. Карл был, пожалуй, единственным, кроме, может быть, императора Яра, кто не боялся сурового кондотьера, но именно он, Карл Ругер, и был, по-видимому, тем единственным человеком в окружении Нериса, кто не мог без печали смотреть на то, что делает с этим славным человеком красавица Галина. К несчастью, именно ему кондотьер и заказал портрет жены.

И теперь, стоя перед почти завершенным полотном, вглядываясь в уже ожившее и зажившее своей собственной жизнью лицо Галины, Карл испытывал смешанные чувства удовлетворения и сожаления. О да! Он был удовлетворен тем, как справился со своей задачей. Как художник он просто не мог не гордиться полным и неоспоримым успехом, достигнутым там, где мало было одного мастерства, где требовалось запечатлеть нечто, что формальному воплощению обычно не поддается – божественную красоту. Однако с другой стороны… Карл взглянул в наглые голубые глаза Галины, и сердце сжалось от тоски и жалости к человеку, которого он искренно уважал.

«И ведь Гектор все это увидит! – сказал он себе честно, отступая на шаг назад. – Не может не увидеть!»

– Человек! – сказал он вслух, не оборачиваясь. – Уйди! Я не люблю, когда мне дышат в затылок.

Этот любопытный кавалер торчал у него за спиной уже несколько минут и раздражал Карла неимоверно.

– Как скажете, мастер, – ответил спокойный баритон. – Скажете уйти – уйду. Предложите выпить вина – выпью.

Карл посмотрел через плечо. В нескольких шагах позади него стоял высокий стройный мужчина, одетый как простой солдат, но опоясанный мечом, на рукояти которого сверкали крупные, чуть тронутые огранкой алмазы. Лицо у мужчины было смуглое, красивое и умное, миндалевидные карие глаза смотрели на Карла иронично, но не обидно. Поза, расположение тела в пространстве, посадка головы – все выдавало в нем умелого и опытного бойца.

«Ну, – усмехнулся про себя Карл, спокойно рассматривая незнакомца, – и кто же ты такой, добрый человек?»

Он быстро перебирал в уме варианты, но, если честно, делал это только ради проформы. Или по привычке. Любое дело надо делать хорошо или не стоит его делать вовсе. А ответ он уже знал, как знал и то, что предложит своему нежданному гостю вина и будет рад, если тот, как и обещал, примет его предложение.

– Что скажете, маршал? – спросил Карл, продолжая без стеснения рассматривать одного из лучших, а пожалуй, что и лучшего полководца эпохи. К тому же Гавриель Меч был еще и художником, настоящим художником.